Глава 35
Бум-бум. Бум-бум.
Утробные, пульсирующие звуки. Вспышка света. Стук сердца отдавался в каждой клеточке тела.
Тьма у него перед глазами шла пятнами, исходила фонтанами цвета. Маршалл попытался сглотнуть, но в горле пересохло. Другая вспышка, на этот раз желтая. Кусочек неба за окном, звезды робко бороздят ночь. Неподалеку кто-то закашлялся — совсем рядом. Запах машинного масла и потного тела, одеколон.
Маршалл не мог пошевелиться и снова потерял сознание.
Ной вернулся домой из школы, сбросил рюкзак на пол и поднял глаза на отца — голубые с темно-синими прожилками. Маршалл заключил лицо сына в ладони, словно держал улыбку Ноя. Она растянулась между большими пальцами.
— Завтра в школе мы будем рисовать, — сказал Ной. В его волосах застряли листья.
— Что, правда?
— Ага. И еще…
— Что?
— Мне нужна рубашка!
— Тебе нужна рубашка? У тебя их куча, глупыш.
— Нет, па-а-ап. Мне нужна твоя. Чтобы не испачкаться.
— Ну, ты вел себя хорошо, так что мы найдем тебе что-нибудь.
— Правда?
— Конечно.
Они вместе прошли в комнату Маршалла и стали рыться в шкафу. Рубашки взлетали в воздух. Окно было открыто, шторы развевались. Насекомые бились о сетку, отчаянно пытаясь попасть внутрь. Они нашли старую джинсовую рубашку, всю в пыли.
Ной сунул руки в рукава, надел ее задом наперед. Она болталась на его худеньком теле. Маршалл смеялся, завязывая «хвосты» у Ноя за спиной, подворачивая длинные рукава.
— Готово, Пикассо.
***
Огромные руки нырнули ему под мышки и подняли Маршалла в ночной воздух. Запах мужского пота усилился — едкий, почти химический. В голове у Маршалла все еще мутилось, вокруг стояла темнота. Он различал шелест деревьев на ветру. Голова стала тяжелой от крови, словно была готова вот-вот взорваться. Сон снова подступал к нему, и, если честно, Маршалл не сопротивлялся.
Ботинки загрохотали по деревянным ступенькам.
С усилием Маршалл разлепил веки и увидел ряд садовых гномов. Они смотрели на него — на шапочках цвела плесень. Гномы стояли на крыльце под окном, а рядом выстроились ботинки, все как один в грязи. Два свернутых в трубочку журнала лежали на коврике у двери, в щетинках которого было выжжено: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ».
Скрипнула противомоскитная дверь.
Маршалл услышал еще шаги: кто-то поднимался по ступенькам у него за спиной. Легкие, тихие. Мелодия вновь поплыла по воздуху. На этот раз песня была другая, более ритмичная.
Маршалл попытался застонать, но не смог. Только выдохнул весь оставшийся в легких воздух.
Мир снова ускользал. Вскоре Маршалл вернется в пугающее безвременье и у него не останется выбора, кроме как стоять на пороге тьмы, где единственная реальность — мрачное ожидание будущего кошмара.
Маршалл, Клэр и Ной шли под дождем. Небо было серым, как асфальт, воздух — влажным. Капли усеивали их дождевики, как конфетти. Мимо промчалась машина, замочив края джинсов Маршалла. Клэр засмеялась, ударив себя ладонью по бедру. Он увидел, как несколько прядок выбились у нее из-под капюшона и стали медленно развеваться на ветру. Маршалл почувствовал себя живым, внезапно ему захотелось высушить ей волосы и, массируя полотенцем кожу головы, коснуться ее груди.
Ной надел новые желтые резиновые сапоги, свои любимые. Он прыгал из лужи в лужу, разбрызгивая воду.
— Сегодня — самый лучший день, — сказал он. Сверкнула молния. Они застыли, подняв глаза к небу, и хором начали считать: «Раз, Миссисипи…»
Прилив энергии поднялся из глубин его тела, раскрывшись, как ядерный гриб.
Глаза Маршалла распахнулись. Впереди виднелся дверной проем, за ним — гостиная. Мир казался кривым и размытым. Его била дрожь, мышцы сокращались, ноги пинали пол. Кроссовки оставляли на досках царапины в форме полумесяцев.
Маршалл не знал, кто он и где находится, им правило лишь неосознанное желание прекратить этот ужас. Сквозь тяжелые, темные тучи, которые заволокли разум, он взывал к смерти, жаждал ее. Воспоминания накатывали и отступали, как чудовищные, хищные волны. Все рухнуло. В голове не осталось ни одной связной мысли. С губ слетел протяжный стон: концентрироваться было трудно.
Комната с высоким потолком ломилась от мебели. Тяжелые красные шторы висели у окна на задней стене. За стеклами было темно. Включенная лампа стояла на столике, придавив стопку газет. На полу гостиной лежал ковер.
Я в коридоре.
В коридоре незнакомого дома.
На полу — грязь. Я чувствую ее привкус во рту.
Каждая мысль встряхивала его.
Дальше — кухня, а перед ней открытая дверь. Похоже, это спуск в подвал. Свет внизу включен. Он желтый.
Маршалл попытался встать и удивился, когда у него получилось. Тяжело, да. Он чувствовал, что истекает потом, но справился. Щелкнули кости, Маршалл ощутил металлический привкус во рту, металлический запах.
«Раз, Миссисипи», — подумал он.
Комната закружилась, как кружился парк, где ему вкололи отраву. Из водоворота поднялся голос и сказал, что его похитили наркоманы. Впрочем, он уже в этом сомневался.
Нет, тебя накачали наркотой и притащили сюда люди достаточно умные, чтобы не травиться «льдом», или героином, или что там в тренде у наркоманов.
Ты в дерьме, приятель.
Два, Миссисипи.
Устоять было труднее. Он сдался после двух попыток, опасаясь, что шум привлечет внимание, и пополз к входной двери. С каждым рывком энергия покидала его. Головная боль отдавалась в висках, его снова замутило.
Маршалл потянулся к двери, задрал голову. Дверная ручка отражала свет из гостиной
Три, Миссисипи.
Он вытянул руку, и мышцы спины взмолились о пощаде. Маршалл сжал челюсти так сильно, что из глаз покатились слезы. Пальцы схватили ручку, но она не повернулась. На двери поблескивали четыре бронзовых засова.
Заперто изнутри.
Внизу кто-то передвигал мебель. Дверь подвала была открыта, в коридор струился желтый свет. Маршаллу не хотелось касаться этого отравленного желтого пятна. Он распластался на полу и пополз в устланную ковром гостиную. Теперь он мог не бояться скрипучих полов.
Знакомый низкий голос отдавал приказания, хотя Маршалл не различал слов. Внизу лязгал металл — с каждым ударом головная боль все глубже запускала когти в его голову. Маршалл остановился, чтобы перевести дыхание. Каждый участок тела ныл, не считая онемевших ног.
Стену напротив усеивали фотографии. Маршалл попытался рассмотреть лица в рамках — глаза еще застилало марево — и понял, что это были семейные снимки мужа и жены. Иногда к ним присоединялся мальчик. На некоторых были только отец и сын.
Иди на кухню. К задней двери. Проверь, закрыта ли она.
Она будет закрыта. Если входная заперта, значит, и задняя!
Маршалл не хотел двигаться. Все, чего он желал, — лечь на ближайший диван, черт, хоть на пол, и снова уснуть. Все было даже проще: сон вел его в пустоту — царство желанное, как никогда прежде.
Нет! Не сдавайся. Шевелись. НЕМЕДЛЕННО!
Четыре, Миссисипи.
Он скользил по полу, упираясь руками в ковер. Ворсинки оплели пальцы, как сорняки. Пот капал с кончика носа на тыльную сторону ладоней. Маршалл подтянул к себе онемевшие ноги, содрогнулся всем телом, заваливаясь вперед, и его рука направилась к подголовнику стула.
Комната мерцала, расплывалась и вновь обретала четкость.
Не торопись.
Он схватился за стул, подтянулся к дверному проему, наклонился вправо, посмотрел на дверь в подвал и — сквозь жуткий желтый свет — на кухню. В это время передние ножки стула оторвались от ковра. Несмотря на это, он не разжал пальцы. Не смог. Не сейчас.
Если на задней двери есть засовы, как на входной, они закрыты. Если это так, найди нож в одном из кухонных шкафов…
Нет.
Мысль была такой четкой, что он удивился, почему не додумался до этого раньше.
Иди к двери в подвал и закрой ее. Запри ублюдков внутри. Найди телефон и вызови полицию. А потом беги. Как будто на кону твоя жизнь, и, кажется, так оно и есть.
А если там нет засова?
«Будет», — сказал себе Маршалл, обретя уверенность. Самообман ему не поможет.
Когда полицейские найдут тебя, что ты им скажешь? Они спросят, как ты оказался в парке…
Я скажу им правду. Я никому не причинил вреда. Скажу, что сожалею.
«Просто беги, — сказал голос. — Беги и не оглядывайся».
Маршалл попытался собраться с силами. От мысли о том, что придется пересечь комнату и подобраться к входу в подвал, живот невыносимо сводило. Он не знал, как долго сможет оставаться в сознании.
Пять, Миссисипи.
Он выдвинул одну ногу и отпустил стул. Нога опустилась на деревянный пол.
Скри-и-и-и-ип.
Комната больше не кружилась.
Маршалл выглянул в коридор — сквозь свет — на кухню. Увидел заднюю дверь и шесть серебристых засовов.
Стул, за который он еще недавно цеплялся, завалился вперед, ударился о его левое колено и сбил его с ног. Маршалл растянулся на полу. В воздух взвилась пыль. Звук падения оказался достаточно громким, чтобы отразиться от стен, но он ни в какое сравнение не шел с последовавшим грохотом. Стул затрещал, рухнув на деревянный пол.
Раздались встревоженные голоса. Люди заторопились вверх по ступеням.
Маршалл вскочил на ноги, быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Паника придала ему сил. Бум-бум-бум. Он метнулся к входной двери. Инстинктивно. Глупо. Вспомнил о замках.
Гребаный идиот. Шевелись.
Шевелись!
Нужно было идти наверх. Глупо, но других вариантов не осталось, разве что ждать, когда незнакомцы ворвутся в комнату с иглами или чем похуже. Он не сомневался, что у них есть и более неприятное оружие: тяжелое или болезненно-острое. У таких людей оно всегда под рукой.
Так что Маршалл бросился по лестнице на второй этаж. Шаг за шагом, вздох за вздохом, словно утопая в зыбучем песке. Ладонь скользила по перилам, собирая пыль. На втором этаже горел свет, и Маршалл устремился к нему. Почувствовать его тепло у себя на щеке стало его новой целью. Потом он найдет другую. Возможно, эти крутые ступени приведут его в безопасное место.
Снова надежда вгрызлась в него, словно рак. Маршаллу оставалось только смириться.
Из коридора первого этажа донеслись крики. Грохот ботинок.
Маршалл ощущал преследователя у себя за спиной, чувствовал его жар и ярость, словно позади открылась раскаленная печь. В голосе мужчины слышалось волчье рычание. Звери раздирали горящие трупы, рвали на куски, их глаза светились алым.
— Стой!
Головная боль вспыхнула с новой силой. Желудок Маршалла сжался, к горлу подкатила рвота и выплеснулась — на ступеньки, на грудь. Беги.
Он близко. Рычит.
Маршалл миновал последнюю ступеньку и повернул налево, добравшись до желанного света. Он метнулся к другой освещенной комнате в конце коридора, побежал, скользя по ковровой дорожке, схватился за дверной косяк, чтобы не упасть, ввалился внутрь. Маршалл повернулся, чтобы закрыть дверь, и увидел перед собой лицо мужчины.
Короткие волосы иглами торчали в разные стороны, как после восьмичасового крепкого сна. Глаза злобно пылали. Лицо прорезали колеи морщин, выдавая возраст, хотя из-за силы и быстроты мужчины можно было подумать, что он намного моложе. И злее. Губы растянулись, обнажив ровные белые зубы. Язык сновал между ними — туда-сюда — в жутковатой, почти непристойной манере.
Маршалл захлопнул дверь, лицо незнакомца отпечаталось в мозгу. Он увидел еще один бронзовый замок и рывком закрыл его. Незнакомец дергал за ручку, колотил в дверь плечом, пытаясь сорвать ее с петель. Маршалл попятился. Вскоре на пол полетят щепки, а потом это животное ворвется в комнату.
Я умру.
Мысль слишком абстрактная для понимания. Констатация факта, холодная, как лезвие ножа.
БАХ.
БАХ.
БАХ.
Кусочки штукатурки полетели с рамы на лоб Маршалла. Он вытер лицо. Рука стала влажной. Пот заливал покрасневшие глаза, обжигал.
Всякий раз, как плечо мужчины врезалось в дверь, сердце Маршалла сжималось. Сила ударов поражала. Они отдавались в голове, громче и громче, пока он не захотел, чтобы дверь, наконец, слетела с петель и это безумие прекратилось.
Комната, в которую попал Маршалл, была маленькой. Ближе всего к нему стоял книжный шкаф, полки занимали любовные романы в мягких обложках и безделушки: фарфоровые свинки, снежные шары. Рядом находился гардероб. Старое кресло-качалка покоилось у закрытого окна. Маршалл подумал, далеко ли до земли. Выживет ли он, если спрыгнет?
Он налетел на что-то коленом.
Воображение тотчас подсунуло картинку: бесформенная тварь, скорчившаяся на полу, касается его ноги. Из открытой пасти струится черная кровь.
Маршалл посмотрел вниз и увидел аккуратно заправленную кровать под пыльным покрывалом. Маленький письменный столик в углу, на нем — незаконченное письмо, стопка конвертов. Библия.
Эта комната принадлежала женщине, он был уверен.
Мысль о том, что у незнакомца за дверью могла быть жена, ужаснула Маршалла. Что за женщина станет жить с таким типом?
Целовать его?
Обнимать?
Времени на размышления не осталось. Маршалл должен был действовать. Борясь с наплывающей слабостью, он проглотил рвоту. Остатки последней трапезы забили нос. Маршалл толкал книжный шкаф, не зная, тяжесть или же собственная слабость мешала сдвинуть его с места.
БАХ.
Штукатурка посыпалась снова. Книжный шкаф сдвинулся с места, снежные шары и фарфоровые фигурки полетели на пол, брызнув осколками.
БАХ.
Маршалл отпрыгнул в сторону: шкаф рухнул на ковер, весь дом содрогнулся, в воздух взвилось новое облачко пыли. Книги в мягких обложках ударились о стену.
Шесть, Миссисипи.
БАХ.
Ему удалось заблокировать дверь. По ту сторону воцарилось потрясенное молчание.
Маршаллу захотелось кричать от радости, но эйфория была недолгой: удары возобновились. В центре двери появилась длинная трещина. Дерево стонало, щепки терлись друг о друга, скрежетали, как обломки зубов.
От падения шкафа дверь гардероба распахнулась, скрипя петлями, но его внимание привлекла донесшаяся изнутри музыка. Словно с открытки на день рождения, только батарейки почти сели и мелодия тянулась затухающим плачем призрака.
Маршалл сразу узнал песню. «Лунная река». Как ни странно, кто-то специально подстроил так, чтобы мелодия начинала играть, когда открывали дверь гардероба. Маршалл не смог удержаться и посмотрел внутрь, надеясь найти что-нибудь для самозащиты. Увидев содержимое гардероба, он рухнул на колени.
— О боже.
Святилище, скиния в шкафу. Разноцветные рождественские гирлянды — одни лампочки перегорели, другие мерцали — болтались на вешалках, как ослепительные улыбки. Внизу лежали религиозные открытки, распятия и несколько украшенных узорами расчесок. Рядом с изображением юного голубоглазого Христа стояла статуэтка с отколотыми краями — дева Мария.
Но не из-за них Маршалла сковало льдом.
Эта честь принадлежала огромной стеклянной банке — такой большой, что она едва помещалась в гардероб. Рождественские гирлянды окрашивали ее содержимое в неестественные цвета. «Лунная река» играла, снова и снова.
БАХ.
Маршалла вырвало. Он отшатнулся. Щель в двери росла, щепка вонзилась в ковер, как дротик.
— Не трогай! — закричал мужчина. — Убирайся оттуда!
Маршалл попятился к изножью кровати, зажав рот рукой.
В банке плавало скрюченное женское тело, обнаженное и распухшее. Лицо было прижато к стеклу, черные губы — раскрыты в пародии на поцелуй. Зеленые зубы. Маринованные глаза уставились на него — зрачки затемнили радужку. Волосы колебались, как водоросли в речном потоке. У нее была только одна грудь: место второй занимал кошмарный шрам. Снаружи по стеклу пробежал паук, оставив следы в пыли, и исчез во мраке.
Маршалл начал кричать.
БАХ.
Дверь разлетелась, осыпав комнату щепками. Мускулистая рука показалась в пробоине и стала шарить в поисках засова.
Маршалл метнулся к окну, крича, ничего не видя перед собой.
Толстые пальцы нашли засов и развернули язычок вверх. Дверь приоткрылась на полфута и гулко ударилась о книжный шкаф.
Маршалл не мог распахнуть окно, как ни старался.
Господь, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Я не хочу умирать. Этот человек убьет меня. Помогите, пожалуйста, помогите…
Маршалл схватил кресло-качалку за ручки и поднял над головой. Слезы брызнули из глаз, их соленый вкус удивил его. Он покачнулся от тяжести. На то, чтобы поднять кресло, ушли все силы.
Мужчина толкнул дверь последний раз и ворвался внутрь, рухнув на книжный шкаф с дождем щепок. Маршалл увидел отражение нападавшего в окне, прежде чем швырнуть туда кресло-качалку. Стекло разбилось, холодный ветер ворвался в комнату.
«Лунная река» все играла.
Кресло-качалка соскользнуло с покатой крыши и исчезло из виду. Маршалл пытался выбраться из окна, обдирая ладони об осколки стекла, но не чувствуя ничего, кроме дыхания свежего ветра у себя на лице. Он не смотрел вниз. Ему было плевать, далеко ли до земли. Только побег имел значение — не мысли, не мольбы. Он перебросил ногу через раму и вывалился на крышу.
Огромные руки сомкнулись на поясе его джинсов и втащили его обратно в комнату. Сад внизу, деревья и горы — все исчезло. Он рухнул на ковер, ударившись головой о пол. Маршаллу показалось, что люстра стала мигать, но он не был уверен. Возможно, то был взмах огромных крыльев Боли, что заслоняли свет, пока она пикировала, чтобы вцепиться в него.
Мужчина был настоящим великаном, сотканным из мускулов и вони. От него несло гнилью и ржавчиной. Маршалл не чувствовал обрушившихся на него ударов, только слышал болезненный хруст. Снова и снова. Ветер завывал в комнате, листая Библию на столике у кровати.
