Часть третья.
Америка.

Казалось, мир отошел на второй план, вещи перестали существовать, когда он утратил к ним интерес, и именно это служило доказательством того, что он спал, а не хаотичность происходящего. Маршалл понимал, что случилось, осознавал себя, но управлять сном не мог. Первым делом он попытался вспомнить, где уснул, но в голове не осталось воспоминания о том, как он ложился на свою кровать.

Маршалл оказался в библиотеке.

Высокие своды, вентиляторы, гоняющие воздух, как в «Апокалипсисе сегодня». Он не чувствовал влажности, но понимал, что она невероятно высока. На окнах блестели капли. Люди вокруг истекали потом. Растения в горшках разрослись — лианы душили друг друга в борьбе за свет. Звенели комары. Он прихлопнул одного у себя на щеке, посмотрел на ладонь и увидел кровь. Жара тайских джунглей.

Вытерев руки о джинсы, он зашагал по залу.

Двое библиотекарей, мужчина и женщина, подняли головы, когда он прошел мимо. Маршалл посмотрел на них, и дыхание застыло у него в горле. У библиотекарей не было лиц — только пустые овалы. Они поднесли указательные пальцы к месту, где должны находиться рты, и, хотя ни один не издал ни звука, он все равно услышал шипение.

Безликие посетители сгорбились над столами, заваленными книгами. Один из них вдруг захлопнул фолиант, вскочил и понесся прочь, словно ящерица. Тишину нарушал только шелест страниц и гул вентиляторов.

Маршалл направлялся в заднюю часть библиотеки и лишь теперь заметил, что на нем нет обуви. Справа к потолку поднимались длинные стеллажи с книгами. Каждый ряд терялся во тьме, по полкам скакали вороны. Одни каркали, другие вонзали клювы в потрепанные корешки классики.

Он завернул за угол и увидел компьютеры. Сердце Маршалла подпрыгнуло, когда он оглядел маленькие столики и узнал некоторых людей. Вот красивая девушка-священник, что поженила их так давно в Хантер-Вэлли. Ее волосы собраны в неряшливый пучок. Она словно молилась пустому экрану: Маршалл не мог сказать наверняка, ведь у нее не было лица. Она раскачивалась взад и вперед, ей вторил скрип деревянного стула.

«Продолжай, и он разлетится, а ты сядешь на задницу», — подумал он, но промолчал. Боялся говорить. Возможно, его пугали библиотекари. У них не было глаз, но он чувствовал на себе их взгляды. Маршалл решил, что лучше не думать о логике сна, и зашагал дальше.

Его отец сидел за следующим столиком — огромный живот на клавише пробела. Курсор без остановки метался по экрану. У его ног лежала кожаная сумка почтальона, в которой он разносил почту по Джеймсбриджу. Из нее торчали бандероли без адресов. Маршалл хотел подойти к отцу, обнять его и сказать, как сильно он скучает. Хотел шепотом попросить о помощи — так, чтобы никто не услышал. Но вновь не произнес ни слова.

Библиотекари вышли из-за стола и встали у книжных полок. Вороны возникли у них на плечах и стали следить за Маршаллом.

Клэр сидела за следующим компьютером, но в образе девушки, которую он встретил в Таиланде, а не той женщины, которая бросила его в Ванкувере. Перед ней стояла миска безглютенового массаман-карри, большая дорожная сумка примостилась рядом со стулом. Ее волосы были ярче, чем когда бы то ни было в реальности. Она сжимала ложку, полную карри. Мясо сгнило и кишело извивающимися опарышами.

Не ешь.

Если проглотишь хоть кусочек, получишь расстройство желудка, заболеешь и нам придется раньше вернуться домой. Бог знает, увижу ли я тебя снова.

Слишком поздно. Она сунула ложку в рот, черви скрылись между зубами.

Он двинулся дальше, держась за живот.

Рядом с Клэр сидела Лиз Фрост. Маршалл никогда не встречал ее, пока жил в Джеймсбридже, но знал о ней, как и все горожане. Печально известный водитель автобуса, она сошла с ума и похитила собственных пассажиров в середине девяностых. Никто толком не знал, что именно случилось, но погибли люди, и на репутации города появилось пятно. Каждый житель Джеймсбриджа был знаком с кем-то, кто знал жертв, хотя люди никогда не видели их своими глазами. Лиз превратилась в местную городскую легенду. Ее именем пользовались отчаявшиеся родители, чтобы усмирить капризных детей.

Боже, что за наследие.

— Наведи в комнате порядок, или я отдам тебя Лиз Фрост.

— Ты пойдешь в школу и сделаешь домашнее задание, иначе за тобой приедет Лиз и увезет к себе. Как тебе это?

Маршалл не раз видел ее фотографии, но узнал по водительской форме, заляпанной кровью.

За следующим компьютером сидели двое: его бывшая подчиненная Симона и Бенни, бывший коллега Клэр. Маршалл встречал его только раз, на похоронах сына, но часто слышал его голос, разговаривая по телефону с женой. Симону Маршалл не видел с тех пор, как они ужинали вместе: вскоре после этого он переехал в Канаду. Когда они обнялись в последний раз, девушка едва не разревелась. Ее глаза наполнились слезами, голос надломился, но она сдержалась — ради него. Стало ясно, что Симона будет скучать не только по хорошей работе.

За последним столом сидел Ной.

Из компьютера торчала мигающая флешка. В отличие от других посетителей, сын не заметил присутствия Маршалла и остался собой. Лоб прорезали глубокие морщины, щеки ввалились, как у мертвеца. Его рука судорожно кликала мышкой: он вырезал и вставлял фрагменты разговора из мессенджера в вордовский документ. На экране было открыто несколько окон, но Маршалл не мог разобрать, что там. Ной огляделся по сторонам, и его всепоглощающая тревога стала очевидной.

Он выглядел виноватым.

Маршалл застыл на месте. Он впервые увидел сына во сне живым, не искалеченным. Казалось, он забыл, как Ной выглядел до того, как его голова, ударившись о пол морга, треснула и кровь вперемешку с мозгами разлетелась во все стороны. Маршаллу стало легче, когда он увидел Ноя в духоте библиотеки и осознал, что его мальчик не умер. Нет. Он еще жил. Но осталось ему недолго. Кровь потекла по экрану компьютера, залила клавиатуру. Ной отвечал HelveticaBoy со скоростью, о которой Маршалл не мог и мечтать.

— Прекрати, Ной! — закричал Маршалл. Его голос разнесся по залу.

Несколько ворон взмыли в воздух и ударились о стекла. Он развернулся и увидел библиотекарей. Они шли к нему.

Нет.

Не шли.

Скользили.

Обратно к сыну. Маршалл потянулся к нему. Движение вышло вялым, руки налились свинцом.

— Боже, Ной, хватит!

Ной не замечал отца. Он продолжил печатать, на его лице проявилась смесь боли и утраты. Кровь брызгала с каждым ударом по клавишам.

Библиотекари подошли ближе, кожи Маршалла коснулись липкие пальцы. Он слышал шелест их одежд. Они потянулись к нему, и он увидел, как сквозь ткань проступают кости.

В библиотеке пошел дождь. Сперва вниз полетели капли — посетители, все как один, подняли головы. Затем разразился ливень. Свет замигал, вороны гадили, кружа под потолком, пачкая пустые столы белым дерьмом.

Из последних сил Маршалл поднял голову, достаточно высоко, чтобы увидеть, что его сын исчез и за компьютером сидел детектив Старк, расследовавший смерть Ноя четыре года назад. Его лицо тоже осталось прежним. Губы растянулись в кошмарной улыбке, обнажив гнилые зубы. Она исчезла, и на глазах Маршалла челюсть старика отвисла, как у змеи, готовой заглотить нечто в четыре раза больше собственного тела. По щекам Старка текли слезы. Рот был набит мятными леденцами.

Маршалл очнулся в смятении. В ужасе.

Все чувства вернулись, он снова ощутил силу тяжести — от этого стало еще страшнее. Теплая вода струилась по лицу и телу. Стряхнув остатки сна, он попытался открыть глаза. Свет в комнате был слишком ярким, а воздух – спертым.

«Дым», — подумал он.

Маршалл завалился вперед, поскользнулся на плитках. Упал лицом вниз и ударился углом рта о слив. Боль и жара. Сон почти стерся.

Я заснул в душе.

Тело ломило, пока он пытался встать. Маршалл распрямился, закрыл краны — горячий ручеек тут же обжег кожу, — вскочил на ноги и вздохнул.

Дверь в душевую запотела, стекло усеивали брызги. Он сконцентрировался на хрупких, сверкающих каплях: это успокаивало. Когда Маршалл не мог облегчиться, он считал плитки на стене у писсуара. В очереди к банковскому окошку считал туфли. Теперь, в душевой, чтобы паника отступила, стал считать капли. Вскоре ему полегчало.

Он различил за стеклом смутные очертания сына: тот наблюдал за ним. Маршалл видел только темные пятна на его лице и груди. Кровь. Мозги.

Боль в желудке вернулась вместе с видением. Колени задрожали. Маршалл стиснул зубы и прижал ладони к стеклу. Озноб, который он чувствовал в ванкуверском автобусе, вернулся.

Внутри бурлила тревога.

— Уходи, Ной, — сказал он спокойно и тихо. Маршалл не понимал, что зажмурился, пока не открыл глаза. Сын исчез, и он был ему благодарен.

Бритва скользила по коже, срезая щетину в волне белой пены.

В раковине стояла вода. Маршалл остановился, изучая свое отражение. Он выглядел старым. Опустил бритву. Почувствовал запах крови. Маршалл редко брился так, чтобы не порезаться: неудивительно, что по воде расплывались алые капли. Темные волоски цеплялись друг за друга, как обломки кораблекрушения, и по спирали уходили вниз.

Вниз.

Вниз.

Давным-давно он купал Ноя в такой же раковине. Кожа сына розовела от теплой воды. Маршалл не держал в руках ничего более хрупкого. Не только потому, что ребенок был маленьким и падение убило бы его: ставки были невероятно высоки, ведь на кону стояла жизнь мужчины — проверялась отцовством. Маршалл понимал это и знал, что он проиграл, потерял все.

В ванной звучит смех Клэр. Ее рука лежит у него на плече, а он прижимает Ноя к груди. Клэр обнимает его сзади. Мать, отец и голенький ребенок в завитках пара.

К горлу подступила тошнота, Маршалла вырвало в унитаз. Он вышел из душевой.

Комната в мотеле была маленькой, с голубыми стенами. Подняв покрывало, Маршалл стряхнул с накрахмаленных простыней брошюры, посвященные Норт-Бенду и Снокуолми Фоллс, и залез под одеяло. Согрелся. По телевизору шла серия «Идеальных незнакомцев», снаружи ветер качал деревья. Ноутбук стоял на полу, слайд-шоу с фотографиями Ноя и Клэр сменилось снимком уходящих вдаль полей.