Маршалл совсем забыл о диске Симоны — вспомнил о нем лишь за день до отъезда в Ванкувер. Они отправлялись навестить родителей Клэр — первый визит после смерти сына. Он боялся этой встречи, боялся, что ему придется говорить, хотя никакими словами горю не поможешь. Отношения с ее родителями у него были натянутыми и в лучшие времена.

Он пытался выкинуть Редманов из головы, когда шел в кабинет, чтобы достать диск из сумки. Миновал комнату Ноя. Дверь была приоткрыта. Его снова бросило в холодный пот. Секунду назад во рту оставалась слюна — теперь там воцарилась пустыня. Он пересек коридор и коснулся двери. Болтающееся на пальце обручальное кольцо звякнуло о дерево. Он вздрогнул.

Мягкий свет проник в комнату. На кровати, прижав к себе одежду Ноя, сидела Клэр, спиной к нему.

—Ты в порядке, детка?

Он услышал ее всхлип, тихий и сдавленный.

— Нет, не в порядке.

— Что ты делаешь?

Она не ответила. Над ней возвышалось окно. За ним ярился холодный ветер, тонкие ветви царапали стекло, словно хотели проникнуть внутрь.

— Ответь мне, Клэр. Пожалуйста.

Она обернулась к нему — теперь он видел очертания ее носа. Остальное лицо скрывалось в тени.

— Я вдыхаю его запах.

Маршалл вставил диск в видеоплеер и включил телевизор.

В одной руке он держал пульт, в другой — бокал «Гевюрцтраминера». Он поболтал вино, насладился его ароматом и залпом выпил. Вкус волновал Маршалла меньше всего. Струйка побежала по подбородку — он смахнул ее, уколов ладонь о четырехдневную щетину. Алкоголь обжег желудок.

Появился логотип фирмы, сопровождаемый музыкой, за которую он заплатил нереальную сумму. Экран потемнел. Маршалл видел отражение своего лица на экране в свете неумело собранной лампы из «ИКЕА», установленной в углу комнаты. Оно напоминало обтянутый кожей череп, в челке появилась новая седая прядь. Он обнаружил ее вчера утром.

Проступило название. Начались знакомые фоновые эффекты: звук падения капель и жутковатая органная музыка. Симона была прекрасным монтажером, потому у видео был стиль, которого само шоу не заслуживало. Хотя в этом и заключалась изюминка: оно казалось смешным в своей правдоподобности. Маршалл все это уже видел. Они давно работали по шаблону. Менялись только клиенты.

В работе Симоны он не сомневался, просто ему нравилось смотреть записи, прежде чем отсылать их заказчику. Дети строили рожицы по сигналу, бу-эффекты звучали в нужных местах.

Вампиры. Маленькие и бледные. Окровавленные рты. Симона заменила их смех на рычание пумы. Мерцает свет, дети кружатся в ярких вспышках. Он смотрел, как их тела искривляются и руки взмывают в воздух.

Маршалл услышал смех, выбивающийся из общей атмосферы.

Смеялся один из мальчиков. Маршалл подскочил — так резко, что в спине щелкнуло, — глубоко вздохнул и почувствовал во рту мускусный привкус вина. Он потянулся к пульту, но тот исчез — провалился между подушками.

Взгляд снова метнулся к телевизору.

Между вспышками Маршалл увидел мертвого мальчика, стоящего у гроба. Он не двигался, хотя остальные извивались. Музыка оборвалась.

Пальцы Маршалла замерли, так и не добравшись до пульта. Мертвая тишина объяла его, и ему стало страшно. Он пытался отвести взгляд от экрана, но шея словно превратилась в камень. Маршалл оказался в ловушке собственной плоти.

Ребенок был одет в белую школьную рубашку в пятнах крови. Голова склонилась к правому плечу под немыслимым углом. Рот открылся — вместе со вздохом на губах выступили алые пузырьки. С лица смотрели истекающие тьмой дыры. На черепе, с одной стороны, влажно блестела вмятина.

Маршалл нащупал пульт и нажал на паузу. Вампиры остановились, лица расплылись пятнами. Все замерло, кроме мальчика рядом с гробом, мальчика со сломанной шеей, чернильными глазами и кровавой пеной на губах.

Искривленные губы разомкнулись и выдавили одно слово.

Папа.