На экране телевизора куда-то бежали Малдер и Скалли. Маршалл вспомнил, как впервые взял сына на руки. Ной был таким маленьким. Крохотная кукла в пеленках, он смотрел на мир, широко раскрыв глаза, впитывая цвета и звуки. Глаза Маршалла затуманили слезы, когда в тот момент в больнице он впервые понял, что такое безусловная любовь.

Сначала он боялся взять сына на руки.

Что, если я его уроню?

Бабочкам в его животе потребовалось время — месяцы, — чтобы успокоиться. Но он научился доверять собственным мускулам и понял, что достаточно силен, чтобы уверенно держать сына.

Маршал не знал, почему вспомнил об этом, но воспоминание было приятным. Реальным. «Секретные материалы» продолжались.

Он выдохнул, поднеся бутылку к губам, — раздался свист. Маршалл закрыл глаза, но все еще видел на изнанке век круги света от ламп — все было красным. Он гадал, усталость ли вызвала прилив ностальгии.

Клэр.

Они познакомились за миской массаман-карри в городке Чианг Май в Таиланде. Она села к нему за столик, буквально появилась из ниоткуда. Его внимание привлекли ее рыжеватые волосы.

— Боже мой, я должна это попробовать! — сказала она, указывая на его порцию.

Первые слова, которые он от нее услышал. Маршаллу понравился ее голос с сильным, выразительным акцентом. Особенный. Восхитительный. Уверенность Клэр привлекала его не меньше ее внешности. Он спросил, не американка ли она, и почувствовал себя дураком, когда Клэр ответила, что канадка. Она не обиделась, не лишила его своего общества — разве что ложки.

— Можно?

Таким был их первый ужин. После того вечера, пахнувшего пряностями и жареными бананами, Клэр (тогда) Редман и Маршалл Дикинс стали неразлучны.

Оба путешествовали по Юго-Восточной Азии в одиночестве и мечтали о компании, их плечи болели от тяжести рюкзаков. Каждый нашел в другом родственную душу, они были разные, но в то же время так похожи. Клэр любила его спокойствие. Маршалл восхищался ее энергией. Они танцевали в Бангкоке, истекая по́том, исследовали провинции, ездили на слонах, пробовали разные, порой сомнительные, блюда. Вскоре страсть оплела их, словно лиана, одновременно поддерживая и удушая. Они занимались любовью снова и снова. Их кровать билась о тонкие стены хижины, в открытые окна залетали комары. Клэр не походила ни на одну из его бывших. Она даже говорила иначе, и дело было не в акценте, а в жизненной философии, в устремлениях.

— Когда-нибудь я буду писать, — говорила она. — Увижу мир.

Просто нельзя останавливаться.

Она была загадочной незнакомкой на фоне еще более странного, экзотического пейзажа. Стояла с коктейлем в руке и пурпурной банданой на предплечье среди банановых пальм и ледибоев. Он влюбился в нее без памяти. Быстро.

Они возвратились в Бангкок и расстались. Обменялись номерами и обещаниями. Клэр уехала в Штаты — краткая остановка на пути домой. Маршалл сказал, что встретится с ней в Ванкувере, где они решат, что делать дальше. Он знал, чего хотел, и надеялся, что это взаимно.

Воссоединение было жарким. Ванкувер пылал для них, как сверхновая.

Он хотел ее всю. Любил изгиб ее верхней губы, ее локти, крохотное пространство между третьим и четвертым пальцами ноги. Их жизни сплелись, как цепкие, хваткие кисти. Ему это нравилось.

Тогда он впервые заметил, как блуждает ее взгляд, пугающий и далекий, когда становится тихо. Она казалась немного грустной, потерянной и еще более желанной. В этом заключалась загадка Клэр Редман.

На углу Джорджии и Хоув в центре Ванкувера, у залитой огнями художественной галереи, Маршалл, поддавшись моменту, сделал ей предложение.

— Я беременна, — сказала она.

Бетонные львы на ступенях здания оберегали их. Небеса разверзлись. Он открыл красный зонт, чтобы бросить вызов ливню, и она прижалась к его груди — вместо ответа.

Прохожие приняли бы их за детей, прячущихся от дождя.

«Какое мне дело до чужих взглядов, — подумал он. — То, что один человек посчитает грязью, игрой на публику, для другого станет ответом на предложение руки и сердца».

Клэр и Маршалл поцеловались, подол ее платья промок, облепив дрожащие колени. Отстранившись, он увидел, что она плачет.

Они вернулись в Австралию и обвенчались в маленькой внеконфессиональной церкви в Хантер-Вэлли, местечке в Новом Южном Уэльсе, в пятнадцати минутах езды от Джеймсбриджа, где прошло детство Маршалла. Его родители присутствовали на свадьбе, улыбались перед фотоаппаратами, но были обижены тем, что столь важное дело решилось без них.

Как бы то ни было, Бобби и Мэвис Дикинс со временем полюбили рыжеволосую незнакомку с акцентом. Они простились с ожиданиями и просто доверились сыну, как Маршалл доверился своим рукам, баюкая в ладонях крохотное дитя, похожее на сорванную в саду молочно-белую розу, заботиться о которой он не был готов.

Все могло быть куда хуже.

Родители Клэр смирились не так легко. Они не обрели сына, а теряли дочь. Она уезжала на край света. Объявив о грядущей свадьбе Редманам в Северном Ванкувере, влюбленные словно оказались в кошмаре. Отец Клэр пожал Маршаллу руку — вцепился так, что стало больно. Ее мать ушла на кухню и сидела там, приложив ладонь к виску.

О беременности они сказали месяц спустя, уже по телефону. К тому времени молодожены жили в Джеймсбридже, листая газеты в поисках квартиры в Сиднее — месте, где будет цвести их роза. Назло сорнякам, пока таившимся под землей.

Домашний телефон зазвонил. Маршалл вздохнул и скатился с дивана, выключив телевизор щелчком пульта. Доски пола заскрипели, словно жалуясь на его тяжесть.