Глава 16

– Что вы такое говорите? – испуганно и возмущенно возразила Инга, переводя взгляд с Нева на Егора и обратно. – Я не мертва! Как я могу быть мертва, если я здесь?! Если я дышу, говорю… Мыслю, в конце концов!

– Если ты жива, то где живешь? – невозмутимо поинтересовался Егор. – Где твой дом? Чем ты занята каждый день? Что ты ела на ужин?

Инга открыла рот, но так ничего и не ответила, глубоко задумавшись. Нев видел, как ссутулились ее плечи и потух взгляд. Она тяжело вздохнула и обхватила себя руками, хмурясь.

– Я… не знаю… – честно ответила она и покачала головой. – Мысли путаются, ничего не помню. Все как в тумане. Я так устала… Так хочу спать. Мне кажется, я не спала уже целую вечность.

– Отпусти ее, – тихо велел Нев Егору, но тот только пожал плечами.

– Я ее и не держу.

Как будто в подтверждение его слов Инга вышла из круга, сделала несколько тяжелых шагов к дивану и села, сцепив руки в замок на коленях и с тоской уставившись на них.

Нев осторожно, чтобы не спугнуть, приблизился к ней и присел рядом на корточки, пытаясь заглянуть в глаза.

– Инга, – мягко позвал он, – вспомните, пожалуйста, что и как здесь произошло? Что вы делали? Что последнее вы помните?

– Мы шли к совершенству, – улыбнулась она. В голосе послышались нотки гордости. – Пять ступеней, шаг за шагом. И на каждом шаге нужно было зафиксировать изменение. Заглянуть себе в глаза и увидеть, как раздвинулись твои границы, какие скрытые резервы проснулись.

– Что вы делали для этого? – повторил Нев с нажимом.

– Фотографировали, – все тем же тоном объяснила Инга, как отличница на уроке учителю. – Мы фотографировали друг друга раз в сутки. Можно было и чаще, но один раз – обязательно. На каждой ступени перед переходом на следующую. Мы шли к совершенству. Мы должны были стать лучше, но…

Между бровей у нее вдруг появилась скорбная складка, уголки губ опустились, а в глазах появилась усталость, которая словно пеплом припорошила только что искрившееся сияние.

– Нас лишь охватывало раздражение. И безумие. С каждым часом все больше и больше. Я начала видеть… всякое. И сломалась. Сломалась первой. Я всегда была слабой. Мне все так и говорили: ты слишком слабая, ты не сможешь… И я хотела доказать им, что я все могу, могу лучше, чем они, но… Но они оказались правы: я была слабой и сломалась первой. Я захотела уйти. Но он не дал…

– Кто он? – тут же зацепился за ее слова Егор.

– Он, – просто повторила Инга. – Он был большим и сильным, служил в армии. В каких-то точках… Был контужен и вынужден работать в охране. А хотел большего. Как и я. Мы все хотели большего, понимаете? Мы хотели стать совершенными…

– Она говорит об одном из гостей, – понял Нев. – Среди них был охранник. Инга, что он сделал?

– Я сама виновата, – вздохнула она. – Я хотела уйти, а он хотел достичь совершенства. Никто не должен уходить, так нам сказали. Мы должны были пройти этот путь вместе. А я хотела уйти, и это все испортило бы. Он хотел меня остановить… Но он был слишком зол и безумен. Он швырнул меня в стену. Было очень больно, а больше я ничего не помню…

– Инга, пожалуйста, сосредоточьтесь и ответьте мне, – попросил Нев, все так же глядя ей в глаза. – Этот путь к совершенству – пять ступеней – что вы должны были делать на каждой из них?

Она посмотрела на него и хлопнула пустыми глазами, словно его вопросы звучали для нее на каком-то другом языке.

– Она дезориентирована, – подал голос Егор. – Поэтому и не уходит. Раз числится пропавшей без вести, значит, тело не было найдено и предано земле, как подобает. Она так и не осознала, что умерла. Это ее тормозит. Ей нужны подсказки.

Нев кивнул, соглашаясь. Подумал немного и попытался задать наводящий вопрос:

– Как вы собирались прийти к совершенству? Вы торговались с кем-то за него? С кем-то или чем-то? Проводили какие-то ритуалы? Медитации?

Инга склонила голову набок, на ее губах снова заиграла улыбка. Она вдруг потянулась и коснулась лица Нева, погладила его по щеке, чем окончательно сбила с толку.

– Давай поговорим обо всем завтра? Я так устала и хочу спать. Никак не могу выспаться. А там мы не спали. День за днем… Это так утомительно…

– Почему? – с нетерпением спросил Нев. – Почему вы не спали? Что вам мешало? Кто вам мешал?

Папки были отложены в сторону, а брошюры извлечены из ниши. Они оказались одинаковыми, поэтому Долгов взял одну для изучения, а Лиля только светила фонариком и заглядывала через плечо.

– Это методичка… типа того, – резюмировал Долгов, перевернув несколько страниц. – Суть программы «Путь к себе» и рекомендации по достижению совершенства, все пять шагов.

– И что там? – нетерпеливо спросила Лиля, которой было плохо видно в полутьме с большого расстояния. К тому же Долгов переворачивал страницы, не ориентируясь на то, успела она изучить их содержимое или нет. – Что они делали?

– Пока все, что я вижу, довольно безобидно. Прогулки, созерцание, позитивное мышление, визуализации… Полный набор, в общем. Тут даже на каждый этап подобраны книги разных авторов, которые предлагается изучить в электронном или аудиоформате.

– Должно быть что-то еще, – не поверила Лиля. – Посмотри внимательнее.

Долгов вернулся к первым страницам и вступлению, пробежал его глазами и выдохнул:

– Черт побери…

– Что там?

– В основе этой программы не ритуалы, не призывы, не астральные путешествия и даже не медитации… В основе – депривация сна.

– В смысле? – не поняла Лиля и вопросительно посмотрела на Долгова, поскольку методичку он захлопнул и повернулся к ней.

– В прямом, – пояснил тот, растерянно улыбаясь. – В это сложно поверить, но похоже, что они не спали не потому, что во сне их преследовало нечто. И не потому, что боялись возникновения такого преследования. Они не спали, потому что тот, кто все это затеял, пообещал им полную перезагрузку мозга через пять суток постоянного бодрствования. Расширение границ сознания, активацию скрытых резервов. Грубо говоря, мозг начнет работать не на десять процентов, а на сто десять, потому что запустятся особые процессы, которые в обычной жизни тормозятся сном. Но засыпать нельзя совсем. Даже на четверть часа нельзя прикорнуть. Постоянное бдение. Ровно сто двадцать часов…

Он осекся, о чем-то задумавшись, и через пару мгновений его лицо просветлело:

– Вот чего они все ждали! Эти трое, которые погибли сейчас. Время, отмеченное в их календарях и на стикерах – это время последнего пробуждения перед началом… марафона бессонницы. И, соответственно, время, в которое он должен был закончиться. Да, в принципе, это все объясняет.

Лиля нахмурилась, осмысливая сказанное им, и наконец покачала головой.

– Мне это пока ничего не объяснило. Если их никто не преследовал, что же тогда их убило? Предположим, та, которую ударило током, просто потеряла концентрацию из-за недосыпа, вот с ней и случилась беда…

– Да, это не редкость, – кивнул Долгов. – Несчастные случаи по неосторожности происходят и с теми, кто просто хронически не высыпается: заторможенность реакций, рассеянность – и в результате ты берешься мокрой рукой за искрящий провод. А мужчина, который погиб от сердечного приступа, просто взял на себя больше, чем мог вытянуть. Депривация приводит к скачкам давления, аритмиям… Это очень сильная нагрузка на организм. Для того, у кого проблемы с сердцем, подобная практика так же опасна, как чрезмерное курение или употребление алкоголя.

– Но как же женщина, которая выбросилась из окна? – напомнила Лиля. – И гости отеля год назад, принявшиеся убивать друг друга? Что их заставило так себя вести?

Долгов скрестил руки на груди, чувствуя, что в пальто становится слишком жарко, но снять его здесь не решился: вдруг придется внезапно убегать? Присев на краешек стола, он принялся перебирать в голове все известные ему симптомы депривации сна.

– Знаешь, сознательную депривацию сна порой называют легальным наркотиком, – в конце концов объяснил он. – Говорят, в некоторых племенах шаманы использовали ее для своих ритуалов. Дело в том, что при длительном отказе от сна действительно происходит то, что некоторые называют «расширением границ сознания». Ты якобы начинаешь воспринимать тонкий мир…

– Видеть призраков? – уточнила Лиля настороженно, имея в виду его недавний опыт.

Долгов кивнул.

– В том числе. По сути это галлюцинации – зрительные и слуховые. Тебе как бы снится сон, а ты не спишь, поэтому он смешивается с реальностью и получается такая вот… окрошка. Все может выглядеть более чем реально. Кто знает, что видела та женщина, прежде чем выйти из окна? Или гости в коттедже? Сон ведь может быть и кошмарным. При длительной депривации так же возможны обострения депрессивных состояний и развитие симптомов, схожих с психозом. По сути все это действительно мало чем отличается от наркотического опьянения, но, естественно, в крови не остается следов никаких посторонних веществ. Поэтому токсикология во всех случаях была отрицательная.

– Но что заставляло людей так над собой издеваться даже тогда, когда под угрозой оказались их жизни? Почему они просто не бросили?

Долгов пожал плечами.

– А что всех нас заставляет делать то, что разрушает и грозит уничтожить? И я сейчас не только про зависимости говорю. Возьмем хотя бы голодание с целью похудеть, когда, даже умирая от истощения, человек не может заставить себя есть, потому что в голове у него засела мысль, что ему нужно стать лучше – более худым. Все это вопрос устойчивости психики и убедительности того, кто пропагандирует тебе то или иное поведение.

– Ладно, предположим, – согласилась Лиля. – А как во все это вписываешься ты? Ты ведь не практиковал пятисуточный отказ от сна… Господи, такое вообще возможно?

– Еще как, – кивнул Долгов, – зафиксированный рекорд, кажется, больше раза в два. Но, конечно, как и любую другую нагрузку, разные организмы переносят это по-разному, и предел прочности у каждого свой. А я прекрасно вписываюсь в эту схему, потому что уже несколько дней страдаю от бессонницы. Я сплю, но слишком мало и слишком поверхностно. Тревожно. У меня вполне могли тоже начаться галлюцинации, учитывая… – он смутился и вздохнул. – Учитывая все мои личные обстоятельства.

Лиля замолчала, не зная, что на это сказать. Да, она видела, что с Долговым начало что-то твориться еще до приезда в Москву. Он вел себя необычно и даже отказался вести машину, когда они отправились сюда. Потому что не выспался и опасался, что это скажется на его вождении.

– Но как же нападение на тебя? – вспомнила она, цепляясь взглядом за прикрытое тканью свитера горло. – Я видела синяки – это точно не было галлюцинацией! Или ты хочешь сказать, что у тебя тоже начался психоз и ты сам себя душил?

– Нет, это едва ли, – хмыкнул Долгов и слегка поморщился. – Но эти синяки, скорее всего, оставил мне твой дружок.

– Что? Нев? Когда?

– В день приезда. Он видел, как я с тобой заигрываю… Мы немного повздорили, и он… чуть не задушил меня своей магией. Возможно, этот стресс сыграл не последнюю роль в галлюцинации, которая обрушилась на меня в коттедже. Отчасти это было воспоминанием о том вечере, когда погибла Вера. На него наложился пережитый испуг, когда мне казалось, что сейчас я задохнусь.

– Нев душил тебя магией? – растерянно повторила Лиля, как будто услышала из всей тирады только это.

– Немного, – Долгов криво усмехнулся. – Иногда словами через рот у него не очень получается общаться.

Лиля отвернулась, неуверенная в том, что получится контролировать выражение лица, пока она пыталась представить себе Нева в такой ситуации. Пыталась и не могла, а потому через какое-то время отбросила эти попытки и снова повернулась к Долгову.

– Надо обо всем рассказать Дементьеву, – отстраненно заявила она, снова потянувшись к наушнику.

Дементьев почти поверил, что Михаил не имеет отношения ни к «Пути к себе», ни к перекрытому дымоходу в их коттедже, когда в наушнике прозвучал голос Лили, сообщивший, что они с Долговым нашли листовки.

Его настроение и взгляд, должно быть, сразу изменились, потому что почти успокоившийся Михаил опять напрягся и выразительно покачал головой, хотя еще не знал, что случилось.

– Мои люди нашли в вашем кабинете листовки, – строго сообщил Дементьев, снова добавляя в тон льда, но все же стараясь говорить тихо, чтобы не пугать детей.

– Какие листовки?

– Рекламные листовки программы «Путь к себе: пять ступеней совершенства». Как вы это объясните?

Михаил удивился. Даже без опыта следовательской работы можно было понять: удивление его вполне искреннее. Он снова замотал головой.

– Это не мое! Я не имею к этому отношения.

– Тогда как они могли там оказаться?

– Я не знаю! Кто угодно мог их туда положить, хоть вы сами! Мы почти не запираем тут двери, особенно в административном здании, потому что там всегда кто-то есть.

Это определенно было правдой, иначе ребята не попали бы в кабинет так быстро. Конечно, Михаила могли и подставить. Наверняка новости об их расследовании распространились между сотрудниками со скоростью лесного пожара. Кто-то мог побояться обыска и просто сбросить листовки, а мог и попытаться подсунуть им альтернативного подозреваемого. Вот только как теперь понять, кто это был?

– И камер у вас в кабинете или коридоре нет, как я понимаю? – уже более спокойным тоном уточнил он.

Михаил в очередной раз мотнул головой.

– Значит, придется опрашивать всех сотрудников, чтобы они по минутам отчитались, кто где был этим вечером. Если листовки вам подбросили, то будем надеяться, что сделали это сегодня вечером. Вы сможете организовать для нас этот опрос?

– Прямо сейчас? – удивился Михаил.

– Ну, чем раньше начнем, тем быстрее закончим, – хмыкнул Дементьев. – Но я понимаю, что сейчас мы едва ли сможем поговорить со всеми.

– Только с дежурными сотрудниками и теми, кто тут живет.

– Есть и такие?

– Да, я сейчас сдаю в одном из коттеджей комнаты для своих, у кого нет собственного жилья. Им так выгодней. И на дорогу тратиться не надо.

– Мне нужен список. И они все. Как можно скорее.

– Я могу хотя бы одеться?

Получив в ответ великодушный кивок, Михаил побрел наверх, в свою спальню.

Пока Дементьев ждал его возвращения, на связь снова вышла Лиля и принялась рассказывать то, что они с Долговым почерпнули из методички «Пути к себе».

– То есть у нас тут нет ситуации с демоном? – с осторожной радостью уточнил Дементьев, внимательно выслушав ее доклад. – Просто массовый психоз? И достаточно вычислить того, кто практикует это сомнительное учение?

– Не все так просто, – отозвалась Лиля. – Остается вопрос с этой женщиной, Ингой. Если тогда у людей на фоне депривации сна поехала крыша, она все еще может быть убийцей. И у нее все еще может быть нездоровая психика…

– Нет, не может, – вклинился в эфир Нев. – Инга не убийца, она жертва. Она мертва уже год. Мы как раз сейчас с ней разговариваем о том, что тогда произошло.

Дементьев прикрыл глаза, услышав это заявление. Как все-таки изменилась его жизнь по сравнению с работой в Следственном Комитете: теперь его коллеги допрашивают мертвых свидетелей. Точнее, одну из жертв. Насколько проще было бы работать следственным органам, если бы всегда так можно было.

– И что там произошло? – поинтересовался он вслух, оставив эти мысли при себе.

– Пока в процессе выяснения, – признался Нев. – Она все это время не понимала, что мертва и является призраком, поэтому теперь совершенно дезориентирована. И очень расстроена. Нужно время. Но пока получается, что она была первой жертвой. Она действительно хотела уехать, даже собрала вещи, но так и не покинула коттедж, стала жертвой вспышки гнева другого участника программы.

Дементьев нахмурился.

– Тогда откуда отметка о выписке и свидетельство администратора о том, что она уехала?

Стоило произнести вопрос вслух, как ответ сразу стал очевиден.

– Это один из администраторов… Конечно, им проще всего проворачивать такие штуки с бронированием и прочим…

За его спиной раздался звук шагов спускающегося Михаила, и Дементьев торопливо обернулся к нему:

– Кто работал в тот день, когда Инга Колоскова выписалась из вашего отеля?

Ольга осталась в коттедже не столько потому, что действительно боялась идти на место трагедии ночью в компании что-то задумавшего Егора, сколько хотела остаться одна. Ночной стресс с задымлением на фоне всех остальных событий что-то переключил в ее голове: впервые с июльских событий ее захлестнуло вдохновением. Сюжет проявлялся в голове со скоростью зарождающегося торнадо и грозил закрутить не хуже. Поэтому ей требовалось срочно «скинуть» часть мыслей в файл, структурировать то, что сейчас мелькало обрывочными эпизодами, описать внезапно пришедших героев. Половина из этого никогда не станет частью книги, что-то будет изменено до неузнаваемости, но сейчас главным было то, что процесс пошел.

Сонливость куда-то делась, только медленно соображающие мозги и промахивающиеся мимо нужных клавиш пальцы напоминали о том, что сейчас вообще-то глубокая ночь и поспать ей почти не удалось. Но это ничего. Она верила в то, что Дементьев со всем разберется в ближайшее время, и вскоре они все смогут нормально отдохнуть. Поэтому сейчас не переживала о вынужденном бодрствовании.

Как это часто происходило в такие моменты, она потеряла счет времени. Когда в наушнике стало слишком шумно из-за переговоров Лилии и Дементьева, Ольга сняла гарнитуру и положила рядом на стол. До чего они договорились, так и не узнала.

Устав печатать, она откинулась на спинку стула, прикрывая глаза и погружаясь в визуализацию одной из пришедших в голову сцен. Пока Ольга не знала, куда она пойдет, ляжет ли вообще в сюжет и нужна ли она там, но сцена была интересной, и хотелось докрутить ее до конца, но не удалось.

Что-то отвлекло ее, какой-то звук, Ольга не сразу поняла какой. Последовательный стук, но это точно не был стук в дверь, хоть источник явно находился на улице. Она открыла глаза, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Наконец сообразила, что это могло быть: топот шагов поднимающегося по деревянной лестнице на террасу человека.

Но почему-то за этим ничего не последовало, как будто человек пришел, а войти не спешил. Ольга помнила, что должна сама открыть дверь и пригласить пришедшего внутрь, но почему никто не стучит в дверь и не просит пустить?

Ей отчего-то вмиг стало не по себе, и коттедж вдруг показался не таким уж защищенным. Зачем она осталась в нем совсем одна? Нет, конечно, Ольга знала ответ на этот вопрос: она привыкла быть одна и никогда этого не боялась, даже если до поздней ночи писала самые жуткие сцены своих книг. Но то дома, в привычной обстановке, где нет ничего необычного. А здесь она была на чужой территории, потому стоило подумать дважды, прежде чем совершать такой опрометчивый поступок.

Доски террасы заскрипели под чьим-то весом, снова послышались шаги, как будто кто-то ходил под дверью.

Глазка здесь не было, поэтому посмотреть, кто же там, Ольга не могла. Осторожно встав из-за стола и стараясь не шуметь, она шагнула к окну. Передатчик тут же потащил за собой наушник, но Ольга успела в последний момент остановиться и отцепить его от пояса, положить на стол. Потом она на цыпочках подошла к окну и попыталась разглядеть, кто же топчется на пороге. Однако угол обзора не позволил: она видела лишь рукав чьего-то серого пальто.

В дверь наконец постучали. Торопливо и настойчиво, немного нервно.

Ольга не шелохнулась, только обернулась к столу, на котором остался передатчик. Можно просто задать вопрос в эфире, стоит ли кто-нибудь сейчас за ее дверью. И если никого из своих там нет, то не открывать.

Стук раздался снова, а следом высокий женский голос позвал:

– Откройте, пожалуйста, я же вижу, что вы там! Это Алиса, администратор. Мне нужно сказать вам кое-что важное!

Ольга улыбнулась и облегченно выдохнула. Сама себя накрутила! Алиса в ее понимании не могла нести никакой угрозы, поэтому Ольга спокойно направилась к двери.

И только распахнув ее, вдруг вспомнила собственные слова: «Самое страшное зло порой выглядит как самая чистая невинность».