Глава 8. Поединок в джунглях

– Так нельзя! Вы должны заботиться о живой природе и беречь ее! – Клемент Петерс кричал на Бонгани так, что обрывки разорванных гулом мотора фраз доносились до Киры. Контрольный комиссар обнаружил двух убитых обезьян, которых никто не потрудился замаскировать, и не только утратил обычную невозмутимость, но пришел в ярость, угрожая написать докладную в ООН. Хорошо, что он не увидел десяток трупов юка-юка – тогда его реакцию было бы вообще невозможно представить. Бонгани покаянно кивал головой, а Кира злорадно подумала: «Надо было тебе ночевать в лагере, тогда бы по-другому оценил здешнюю «живую природу». Склонившись к иллюминатору, Кира рассматривала торчащую вдалеке чёрную скалу, очертаниями напоминавшую заводскую трубу. Она слабо разбиралась в картах – и уж тем более в геологических. Но запомнила, как отец несколько раз рассказывал ей о естественной «трубе». С ней связано что-то важное. И чёрная скала – единственное место на карте отца, координаты которого не подверглись смещению и соответствуют реальным. Но что важное с ней связано?! Увы, в голову ничего не приходило.

Скала постепенно пропала из поля зрения. Вертолёт заложил вираж, и Кира увидела внизу вытянутые вдоль реки луга, по которым рассыпались стада игрушечных коров. Возле коров виднелись крошечные человеческие фигурки, помахивающие копьями, размером со спичку.

За поляной показались круглые остроконечные крыши, крытые высохшими пальмовыми ветвями. От кромки леса до селения простиралась извилистая песчаная балка с пологими берегами – пересохший на время летней засухи рукав Кванзы. Ступенчатый ландшафт в сочетании с зыбким солнечным маревом создавали любопытный оптический эффект: изумрудный травянистый склон с постройками и людьми будто парил над желтоватыми уступами сухого русла. Казалось, в случае опасности деревня буру может стронуться с места и уплыть в сторону горизонта, оставив после себя лишь плотные клубы пыли.

Вертолет несколько раз облетел деревню, которая оказалась необычной. Хижины располагались не хаотично, как всегда в лесных поселениях, а концентрическими кругами вокруг просторной круглой площади с чем-то, напоминающим памятник, посередине. По окраинам, почти вплотную друг к другу, симметрично располагались загоны для скота, которые окружали деревню как крепостная стена. В промежутках между загонами были возведены заостренные частоколы, в одном месте имелись ворота. Казалось, это не поселение лесных людей, а средневековая крепость!

– Это я! – крикнул Рафаил, перекрикивая шум двигателя. – Я все так построил! На нас было трудно напасть! И никто не нападал, даже юка-юка!

Бывший легионер и бывший предводитель племени буру преобразился: в глазах появился властный огонь, спина выпрямилась, плечи расправились.

Бонгани отдал команду и вертолёт, клюнув носом, начал снижаться. Внизу было много народа. Все, кто рассыпался по утоптанному выжженному солнцем пятачку земли, смотрели, задрав головы, как стальная машина приближается, обдавая их нарастающим грохотом и воздушными струями. Развернувшись на месте, вертолёт завис над площадкой перед «памятником» и начал опускаться, взметая под собой клубы белёсой пыли. Буру отступили к хижинам, уступая место бесцеремонной железной птице. Шасси вертолета мягко коснулись земли, шум двигателей затих, винты по инерции вращались, но люк уже распахнулся, и наружу выглянули стволы автоматов.

Впрочем, местные жители, хотя и были вооружены копьями, спокойно рассматривали винтокрылую машину, не производя никаких протестующих действий. Однако и радостного гостеприимства не демонстрировали.

– Нам говорили, что они мирные, – обратился Жак к Бонгани.

– Чаще всего да, – с некоторой ленцой ответил тот. – Но возможно, они обижены после нашего прошлого визита…

– Я научил их цивилизованности! – ударил себя в грудь Рафаил. – Можете смело выходить, тут вам ничего не угрожает!

– И обижены потому, что я увез тебя, – усмехнулся Бонгани. – А теперь – привез. Ладно, посмотрим, что больше их обидело!

Туземцы окружили вертолет широким кольцом, копья смотрели в небо, показывая отсутствие агрессивных намерений. Киру смутило, что вокруг были только сурового вида, голые по пояс мужчины. У многих на лбах или торсе вытатуированы рога. Женщин и детей в толпе почему-то не было. Может быть поэтому «леопарды» приготовили оружие, Кира слышала вокруг резкое пощёлкивание выключаемых предохранителей, из чего сделала вывод, что внешнее миролюбие может быть обманчивым.

Лопасти перестали вращаться, в разогретый фюзеляж повеяло влажным воздухом джунглей. Вначале наружу выпрыгнули «леопарды», потом по небольшой трубчатой лесенке спустились гражданские участники экспедиции. Было тихо. Стоящие вокруг туземцы расступились и знаками предложили идти к центру площади, где на высоком постаменте стояла искусно вырезанная из дерева фигура: мускулистый человеческий торс, ноги с копытами и бычья голова с рогами…

– Великий Буру! – пояснил Рафаил и поклонился идолу. Туземцы встретили этот жест одобрительным гудением. И бывший жрец первым двинулся вперед. За ним пошли остальные.

По живому коридору экспедиция прошла к подножию статуи, где их, в торжественных и величавых позах, ждали двое туземцев в одеяниях из бычьих шкур и с прикрепленными к головам рогами. Это явно были руководители племени, и они символизировали дух Великого Буру. Тот, кто постарше, одет в черную шкуру, рога тоже черные, на шее – ожерелье из зубов. Кира вначале понадеялась, – что коровьих, но по размеру они больше походили на человеческие. Испещренное глубокими морщинами лицо раскрашено линиями и точками черной краски, но стоял он на расстеленной белой шкуре, опирался на копье, а на поясе висел остроносый, грубо выкованный кинжал длиной в две человеческие ладони. Седые волосы на ногах выдавали преклонный возраст.

Рядом стоял туземец, закутанный в белую шкуру, лицо закрывала разукрашенная маска быка. Он был обвешан амулетами, держал в руке посох с изогнутым затейливой спиралью навершием и острием, упирающимся в землю. С пояса, наподобие юбки, свисали ниже колен разноцветные бычьи хвосты. Ноги его стояли на черной шкуре.

– Слева вождь, справа жрец, – объявил опытный Рафаил, сразу определив – кто есть кто.

За спиной у руководителей выстроилась шеренга до зубов вооруженных воинов – с копьями, луками, стрелами, дубинами, щитами и грубо выкованными длинными кинжалами. Если проводить сравнения, то они напоминали «черных леопардов» в тяжелом снаряжении. Конечно, на несравнимо низком уровне.

Бонгани, отстранив Рафаила, остановился метрах в десяти от олицетворений Великого Буру. По его знаку двое «леопардов» вышли вперёд, опустили на землю армейские брезентовые мешки, расстегнули, и оттуда показались мотки толстой верёвки, горлышки бутылок, обёрнутых тканью и туго связанных между собой, зубья нескольких пил, упаковка зажигалок.

Ннамди произнёс витиеватую фразу на местном наречии – очевидно, приглашая вождя племени принять подарки. Вождь не двинулся с места и никак не отреагировал – ни словом, ни жестом.

– Насколько могу судить, это нехороший знак, – тихо сказал Жак, обращаясь к Кире. – Если закрутится карусель – беги в вертолет и не стесняйся стрелять во всех, кто станет на дороге!

– Скажи им, что мы пришли с миром, – обратился Бонгани к Ннамди.

– Моя сказать.

– Тогда добавь, что нас послал Большой Правитель Борсханы, он предлагает племени буру вечный мир и обещает много даров.

Ннамди перевёл.

Вождь выслушал бесстрастно и произнёс в ответ короткую фразу, судя по тону, не содержавшую какого-либо энтузиазма.

– Чего вы хотеть? – перевёл Ннамди.

– Проверить воду в реке и землю вокруг. Нет ли болезней.

Ннамди принялся объяснять цель экспедиции руководителям племени. Рафаил внимательно слушал. Он хорошо знал язык буру, но Бонгани не доверил ему вести переговоры. Дело это важное и ответственное, мало ли, как он напереводит…

Кира уже знала от Жака историю Рафаила: что он много лет прожил в этом самом племени, даже умудрился стать жрецом и вернулся на родину только после того, как его нашёл и забрал отсюда Бонгани. Сложно было сказать, сколько лет хозяевам – возраст туземцев поддавался лишь самому приблизительному вычислению. Но вождь выглядел довольно старым. Как бы то ни было, оба они – и вождь, и жрец – скорей всего жили в племени бок о бок с Рафаилом. Неужели морщины, добавившиеся на его лице за семь минувших лет, и поредевшая шевелюра сделали его настолько неузнаваемым для них? Или дело всё-таки в другом? И прав был Бонгани, когда говорил, что у дикарей очень короткая память?

Выслушав переводчика, вождь вдруг разразился длинной тирадой и даже принялся оживлённо жестикулировать. Дождавшись, когда вождь договорит, Ннамди начал переводить.

– Много лун тому назад на такой железной птице прилетать плохие люди. Они дарить огненная вода. Огненная вода приносить дурман. Плохие люди забирать жрец. Жрец быть великий, приносить буру удачу.

Как только Ннамди замолчал, заговорил жрец в маске быка. Голос его звучал гулко и невнятно.

– Джунгли не любить, когда у них что-то отбирать чужие, – перевёл Ннамди. – Джунгли карать.

Жрец притопнул ногой и вдруг плюнул в сторону разложенных перед ним армейских мешков. Вождь поднял копье. В тот же момент воины загудели, не размыкая губ и постукивая древками копий в землю, принялись окружать пришельцев.

– Дерьмо! – вскрикнул Траоле. – Гранаты к бою!

Стволы автоматов в упор глянули на воинственных туземцев, в руках «леопардов» появились гранаты. Вот-вот начнется кровавая бойня.

– Огонь? – вопросительно глянул лейтенант Бараса, но Бонгани покачал головой.

– Нет. Попробуем договориться миром.

Кира оглянулась. Бежать к вертолету было сложно – кольцо туземцев сомкнулось метрах в пяти за их спинами. И вряд ли сквозь него она бы смогла прорваться… Кира все же вынула пистолет. Сердце бешено колотилось. «Леопарды» были готовы к бою и целились в головы приближающихся воинов. Но те, судя по поведению, были готовы умереть. Дело шло к трагической и кровавой развязке.

Никто не заметил, как Рафаил успел скинуть с себя одежду. Теперь он стоял в одних обтягивающих трусах, – мрачный и спокойный. Но на него, до поры до времени, не обращали внимания.

Но он выкрикнул что-то на языке буру – и в тот же миг воины застыли в удивлении. Рафаил начал говорить, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. На его ключицах темнела татуировка – рога, такие же, как на груди или лбу у местных жителей. Один, потом другой воин попятился назад, и вот уже все они отступают, опуская копья остриями вниз.

– Переводи, – приказал Бонгани толмачу Ннамди.

– Он говорить, что он есть жрец, который жить с ними давно. Он говорить, что его не украли. Он уходить к духу Великого Буру. Теперь он вернуться… А сейчас он назвал вождя по имени – Бабатанд и напомнил, что когда-то вылечил ему рану от отравленной стрелы!

– Вот это номер, – нервно покачал головой Траоле.

Бабатанд заметно растерялся и снова поставил копье рядом со своей ногой, острием вверх.

Рафаил указал пальцем на жреца и что-то сказал. Ннамди перевел:

– Если тот, кто выдает себя за жреца, снимет маску, я и его назову по имени! А пока я научу его и всех вас настоящему обряду восславления Великого Буру!

Кира, онемев от удивления, смотрела, как ритмично притопывая, Рафаил низким хрипловатым голосом затянул рваный, полный повторов, речитатив. Потом вдруг перегнулся пополам, присел на корточки, ударил ладонями в землю, поднялся и, пританцовывая в такт своему ритуальному пению, принялся медленно кружиться.

Туземцы побросали копья и опустились на колени.

Рафаил входил в раж. Его бросало из стороны в сторону, сгибало поперёк пояса и подбрасывало вверх. Вырывавшиеся из его горла звуки напоминали одновременно мычание буйвола и шум шквалистого ветра.

Обстановка менялась на глазах, «леопарды» опустили автоматы, и Кира, по их примеру, убрала оружие в кобуру. Когда минут через десять Рафаил закончил ритуальную пляску, буру взорвались радостными криками. Они признавали и приветствовали своего жреца, вернувшегося из чертогов верховного племенного духа.

Шквал ликования был прерван окриком жреца. Туземцы притихли. Вождь Бабатанд растерянно молчал, с опаской поглядывая на Рафаила. Зато жрец выступил вперед и обратился к подданным с гневной взволнованной речью.

Ннамди переводил с не меньшей эмоциональностью.

– Это всё придумать белые. Белые привозить с собой ненастоящего жреца. Белые хотеть погубить буру и забрать их землю и весь скот.

Стоявшие на коленях воины один за другим вставали на ноги.

В кульминационный момент вождь неожиданно выхватил длинный остроносый кинжал и быстрым выверенным движением чиркнул себя чуть выше запястья. По ладони потекла кровь. Что бы ни означал этот жест, он оказался для буру решающим аргументом. Пока вождь зажимал порез припасённым древесным листом, они медленно поднимали с земли копья. Настроение туземцев стремительно менялось. В глазах, только что полных покорности и восторга, разгоралась злоба. По их рядам пробежала волна приглушённого недовольства.

Сутулый седой буру с обвислой кожей вышел вперёд, растолкав воинов тонким посохом, и поднял руку, требуя тишины. Как только шум голосов утих, старик кивнул на Рафаила и что-то сказал.

– Переводи. Что умолк? – полушёпотом прикрикнул Бонгани на Ннамди.

– Он сам делать ему знаки буру, когда быть воин и пасти скот. Он говорить, этот белый человек есть великий жрец, который жить с буру и приносить большую удачу.

Сказав это, старик посмотрел на нынешнего жреца, который потерял самообладание и, срываясь на крик, принялся сыпать возмущёнными фразами, колотя посохом в землю, тыча острым концом то в старика, то в Рафаила. Смысл произносимого был понятен без перевода: жрец, чья сакральная власть очевидным образом зашаталась, поносил самозванца и потакающего ему соплеменника.

Рафаил, на глазах у всех перевоплотившийся в великого жреца буру, ответил своему хулителю на его родном языке – страстно и, судя по ответной реакции, хлёстко.

– Открой свое лицо, – перевел Ннамди. – И тогда посмотрим, кто ты есть на самом деле!

Жрец снял маску. Рафаил долго всматривался в него, наконец, потряс поднятым к небу пальцем.

– Джикони! – презрительно воскликнул Рафаил. – Помню, у тебя разбежались овцы, испугавшись леопарда… А ты не сумел их защитить и удержать… Потом пришлось искать и собирать стадо всем племенем… И ритуалы ты выучил плохо! Проси меня научить тебя настоящему колдовству…

Бывший и настоящий жрецы двинулись друг к другу, угрожающе пригнувшись. Джикони выставил острый конец посоха, но не устрашил Рафаила. Запах власти творит чудеса. Он был собран и готов биться за свое законное, хотя и временно оставленное место.

Вождь встал между ними, резко вскинув окровавленную руку. На лице его, однако, читались сомнения. Он явно не знал, что делать. Возможно, это и привело в действие механизм стихийной демократии.

– Коронудзу! Коронудзу!

Кто-то из воинов выкрикнул несколько отрывистых слов, и тут же десятки глоток подхватили их, сливаясь в единый рёв.

– Коронудзу! Коронудзу! Коронудзу!

– Это значит, – Ннамди сморщил лоб, подбирая слова. – Поединок справедливости. Да. Кто победить, тот жрец буру.

Под шквалом требовательных голосов вождь сделал то, что сделал бы любой вождь, – он напустил на себя отстранённую важность и взмахнул рукой в недвусмысленном жесте: пусть будет по-вашему. Племя одобрительно загудело.

Буру выстроились в круг. Участники алмазной экспедиции встали с ними плечом к плечу. «Леопарды» держали висящие на плечах автоматы стволами вниз, опустив ладони на рукояти. Из такого положения можно за секунду вскинуть оружие и открыть огонь.

Шкуры, на которых стояли вождь и жрец, встречая пришельцев, были убраны. В центр импровизированной арены упали два копья и два обтянутых буйволиной кожей щита размером с большую тарелку для фруктов.

Рафаил первым вышел в круг, подхватил с земли копьё, ловко приладил щит на левую руку. Следом, всем своим видом выказывая пренебрежение к врагу, вышел Джикони. Действующий жрец, зло оскалившись, с не меньшей ловкостью повторил действия соперника. Они стали друг напротив друга, выставив копья и закрываясь щитами.

Вождь выкрикнул роковые слова, – за которыми уже не может быть примирения. Поединок справедливости начался. Рафаил первым сделал два выпада, но противник легко уклонился и нанес ответный удар, который угодил в подставленный щит. Как ни сложно угадывать возраст туземцев, по тому, как противники двигались, по первым же выпадам стало ясно: Рафаил значительно старше того, на чью власть столь неожиданно покусился. Ноги Джикони пружинили, он двигался гораздо быстрее. Рафаил выглядел более грузным и медлительным. Но на стороне француза был опыт хмельных поножовщин и навыки штыкового боя, полученные в Иностранном Легионе. Пользуясь ими, он несколько раз едва не заколол действующего жреца. И заставил того держаться на расстоянии.

Кира прижалась к Жаку.

– Дурацкая ситуация, – шепнул он. – Сейчас наши жизни зависят от этого проходимца! А он лет на десять старше противника… Если не на пятнадцать…

Джикони сделал решительный выпад – и у Киры закралось подозрение, что Рафаил намеренно изображает немолодого увальня: молниеносным движением щита он отбил нападение и перешёл в контратаку, направив копьё снизу в грудь врага. Тот успел отклониться и, не удержавшись, опрокинулся на спину. Рафаил попытался пригвоздить его мощным ударом сверху, но опоздал – тот откатился в сторону, вскочил и снова встал в оборонительную стойку. Переместившись вправо, жрец резко сменил направление, одновременно ускорившись, и кольнул в открытый бок Рафаила. Тот отбил удар обеими руками, скрестив копье со щитом. Это отбросило оружие нападавшего в сторону, открывая корпус. Рафаил сделал глубокий выпад, но жрец отпрыгнул назад, а Рафаил провалился и с трудом удержался на ногах. Джикони оставался подвижным и дышал размеренно, чего нельзя было сказать о Рафаиле.

Кира напряженно следила за боем. Сейчас она, пожалуй, впервые отчетливо поняла, что значит «смешанные чувства». Это когда болеешь за убийцу своего отца! Она то замирала в страхе за Рафаила, то вскрикивала от восторга, когда казалось, что сейчас его удар неминуемо принесёт победу.

Бой на копьях однообразен: удар – уход, контрудар – защита… Шкуры на щитах скоро превратились в лохмотья, да и деревянная основа начинала растрескиваться. Рафаил сориентировался первым и отбросил щит, который мог принести больше вреда, чем пользы. Затем схватил копье двумя руками, как винтовку с примкнутым штыком, и выполнил хорошо отработанный двойной удар: штык – приклад! Выпад наконечником Джикони отбил щитом вверх, но он не ожидал продолжения: не останавливаясь, Рафаил ударил тупым концом в лицо. Противник отлетел в сторону, на левой скуле вспух красный рубец.

Рафаил снова ударил, Джикони подставил древко – раздался треск… Оба копья были сломаны! Они попытались продолжить поединок обломками копий, используя их как шпаги. Пришлось вдвое сократить дистанцию. Укол одного сменялся уколом другого, но Рафаил наступал: преимущество в технике штыкового боя приносило свои плоды. Вот он сделал очередной выпад, но Джикони бросил щит ему в лицо и, воспользовавшись замешательством соперника, вцепился в его копье сначала левой рукой, а потом, бросив свой обломок копья, – и правой. Круговое движение всем телом, рывок – и обломок копья Рафаила улетел в сторону, едва не угодив в кого-то из зрителей.

В молниеносном прыжке Джикони набросился на Рафаила и, вцепившись в горло, повалил на спину. Крепкие руки сжимали горло с поистине бычьей силой. Рафаил, извиваясь всем телом и дергая ногами, пытался вырваться, но это ему не удавалось.

Толпа возбуждённо завыла. Побеждающий жрец издал ликующий клич. Он не придал значения судорожным движениям руки противника, приняв их за предсмертные конвульсии. Это и стало его фатальной ошибкой. Верный выкидной нож «корсиканец» вынырнул из-под широкой резинки трусов, Рафаил придавил кнопку, освободившийся стилетный клинок с хищным щелчком выскочил наружу и вошел аккурат между краем грудины и левым соском противника. Джикони удивлённо вскрикнул и, захлебнувшись, рухнул на Рафаила. Тот спихнул с себя кровоточащее тело, привычно нанес еще несколько ударов, подышал низом живота, дожидаясь, когда в глазах перестанет рябить, и поднялся на ноги.

Туземцы разразились криками, потрясая вскинутыми над головами копьями.

Ннамди облегчённо вздохнул.

– Новый жрец. Великий жрец вернулся, – перевёл он.

Всё вдруг пришло в движение. Из домов высыпали женщины, дети и подростки. На утрамбованную площадку посреди селения стаскивались дрова. Туда же вывели бычка, небольшого и тощего по европейским меркам. Молодой туземец – судя по всему, чрезвычайно гордый оказанным ему доверием – преклонив колено у подножия статуи Великого Буру, принял из рук вождя нож с широким слегка изогнутым лезвием. Двое его соплеменников ухватили бычка за рога и пригнули ему голову почти до самых копыт. Животное принялось нервно переступать задними ногами, догадавшись, что его ждёт что-то нехорошее. Воин, выбранный племенем для совершения обряда заклания, произнёс несколько фраз, обращаясь то к жертве, то к вождю. Затем наклонился, протянул руку с ножом к вывернутой бычьей шее, одно быстрое движение – и густая алая струя ударила в пыльную землю.

Женщины запели, аккомпанируя себе хлопками, ритмично переступая с ноги на ногу. Заколотого бычка перевернули на спину и принялись свежевать.

В селении буру начался праздник в честь нового жреца.

– Предлагаю уйти, пока не поздно, – сказал Траоле, обращаясь сразу ко всем. – Неизвестно, чем это всё закончится…

Участники экспедиции, как завороженные, наблюдали за процедурой свежевания. В племени буру смерть людей и животных совершалась так просто, что воспринималась как шоу – с виду реалистичное, но обладающее гипнотическим воздействием, снимающим подлинное восприятие смерти. Словно сцена в театре.

– Если туземцы замышляют недоброе, то легко настигнут нас, – без малейших эмоций произнёс Бонгани. – В этом лесу они как дома, и днем и ночью. Мы останемся. Обычай гостеприимства действует даже в самых диких племенах.

Пока мужчины жарили мясо под ритуальное пение и пляски женщин, «чёрные леопарды» принялись ставить палатки на краю селения. Судя по обилию коровьих лепёшек, здесь располагалось поле для выпаса скота. Запах был соответствующий. Зато дислокация – лучшая из возможных: в сторону селения открывался хороший обзор, за палатками тянулся пологий склон сухого русла, к противоположному берегу которого вплотную подступали джунгли.

По округе разливался аромат жареного мяса. В углях второго костра запекалась обмазанная глиной требуха.

На какое-то время все, кто не участвовал в установке палаток, рассыпались по территории селения. Траоле и Бонгани переговаривались о чём-то в сторонке, Кира и Жак молча прогуливались за крайней линией хижин, Луи слонялся среди туземцев. «Леопарды» контролировали ситуацию.

От поваров, занятых приготовлением мяса, отделилась странная фигура: двуногий бык, шкура которого густо расшита цветными узорами, а вместо зажатой под мышкой рогатой бычьей головы, на положенном месте торчала из шкуры вполне человеческая голова, притом хорошо знакомая. Это был Рафаил. Он привычно вошел в свою старую роль, как рука входит в разношенную перчатку.

– Господа, прошу вас! – раздалось приглашение по-французски.

Все, кроме «леопардов», оставшихся охранять разбитый лагерь, двинулись к центру селения, где разворачивалось праздничное действо.

Чужаки перешли в статус гостей, им выделили почётные места напротив вождя и его приближённых. Справа от вождя восседал Рафаил, уже в полном образе быка, с надетой бычьей головой, слева – крупный мужчина с бычьими рогами на голове и испещренным татуировками телом – то ли телохранитель, то ли военачальник.

Началось пиршество: по кругу передавали куски мяса, выложенные на широкие пальмовые листья, чашу из тыквы с хмельным напитком, жевательные листья с «весёлого дерева»… Кира и Жак не стали пить из чаши и жевать весёлые листья. Все остальные были возбуждены и истерично веселы: Рафаил в облачении быка исполнял обряд обращения к Великому Буру, затем по его знаку туземцы начали ритмичные пляски вокруг костров под нервно бьющие там-тамы… Выпитое зелье и гипнотизирующая дробь там-тамов вводят племя в состояние транса.

В это время вождь Бабатанд начинает говорить с Великим Буру, но тот ему не отвечает. Спрятавшийся за статуей Рафаил дует в трубку, конец которой раструбом выходит в открытый рот идола, но тщетно: очевидно, за прошедшие годы трубка забилась или порвалась. Как бы то ни было, но новый жрец уже не может говорить от имени божества, как он в свое время делал много лет подряд, добиваясь этим беспрекословного повиновения племени…

Разочарованный Рафаил незаметно возвращается к вождю.

– Великий Буру рассержен, он не хочет говорить со своим народом, – сообщает он с таким видом, будто сам Великий Буру ему об этом и сказал.

Вождь понимающе наклоняет голову – он уверен, что именно так все и было. У него плохое настроение: легенды про достоинства жреца Рафаила живут в племени до сих пор, но то, что он убрал вождя и совмещал оба поста, не может радовать Бабатанда.

– В других деревнях Духи никогда не говорили напрямую с жителями, – говорит он. – Они выражают свою волю через горунью…

Ннамди переводит: разговор идёт о том, чтобы выбрать прекрасную женщину, которой Великий Буру выскажет свою волю, а она доведёт ее до всех остальных.

Разговор закончен, и племя взрывается радостными криками, все оборачиваются и смотрят на гостей. Точнее на Киру.

– Великий Буру выбрал белую гостью для этой важной миссии, – поясняет переводчик и добавляет от себя: белые женщины редкость в лесных племенах, их считают приближенными к Духам…

Рафаил в костюме быка подходит к Кире и берет за руку, она упирается, но из-под бычьей маски глухо звучит голос, похожий на бычий:

– Отказываться нельзя, нарушение воли Великого Буру карается смертью! И это очень серьёзно! Вы все умрете!

Она оглядывается на спутников. Бонгани и Траоле подтверждают эти слова кивками, Луи напуган и молчит, Жак угрожающе кричит жрецу:

– Имей в виду, ты умрешь первым!

И достаёт пистолет, прикрывая его утратившим свежесть платком. Кира уступает напору и идёт за Рафаилом. Заметив возникшее напряжение, «леопарды» подходят поближе и становятся полукругом за спинами членов экспедиции.

– Если что, стреляй не раздумывая! – напутствует ее разъяренный Жак. – Мы все племя принесем в жертву! И я лично взорву их идола!

Это странное зрелище: двуногий бык ведёт за руку белую девушку в полувоенной форме, с небрежно прикрытой рубахой кобурой на поясе. У статуи избранной дают выпить что-то из скорлупы кокосового ореха, потом несколько женщин заводят ее в хижину, стоящую рядом. Через некоторое время она выходит: голая, расписанная разноцветными красками: груди обведены синими кругами, соски накрашены желтым, волнистые линии покрывают руки и ноги, на животе рогатая морда быка… Бой там-тамов ускоряется, и она танцует под него странный рваный дикарский танец.

«Опоили!» – понимает Жак, но не знает, что делать. Либо начинать кровавую бойню, либо ждать, что будет дальше. Бонгани кладет ему на плечо тяжелую руку.

– Спокойно, ей ничего плохого не сделают, – гудит он.

Киру ведут к статуе, там уже стоит некое подобие лестницы, она поднимается на постамент, прислоняется к Великому Буру, закрывает глаза. А через несколько минут начинает размеренно и монотонно, будто под диктовку, говорить:

– Ваш жрец был у меня, и я сказал ему, что делать. Вождь Бабатанд слаб, он не должен быть вождем. Его надо убить или изгнать. Пусть жрец Рафаил будет и вождём, как в былые годы…

Кира ещё долго возносила хвалу Рафаилу, Жак поискал глазами, но нового жреца нигде не было видно. Скорей всего, он спрятался за фигурой Великого Буру и подсказывает слова одурманенной Кире. Наконец, тематика ее речи сменилась:

– Я пошлю вам солнце, дожди, много корма для скота и тучных коров. У вас будет сытая и спокойная жизнь. Но вы должны выполнять мою волю…

Она замолчала.

Жак увидел, что двуногий бык выступил из темноты и подошёл к своей свите, которая держала за руки разоруженного и изрядно напуганного вождя. Он думал, что речь Великого Буру закончена, но Кира заговорила вновь, причем стала говорить более осмысленно, как бы освобождаясь от дурмана.

– Ваши гости посланы мной, и вы должны оказывать им почести, выполнять их пожелания и оберегать от врагов. И вы должны не спускать глаз с нового жреца! Враги могут похитить Рафаила, и тогда на племя обрушатся неисчислимые беды! Он не должен никогда покинуть племя буру! Он должен жить среди вас и найти упокоение среди вас! И не надо убивать или изгонять вождя Бабатанда! Пусть по-прежнему будет вождем и следит за тем, чтобы жреца не похитили! Бабатанд будет командовать воинами и управлять племенем, а Рафаил должен ему помогать!

Туземцы отпустили вождя, вернули ему кинжал и копье. Бабатанд, ощутив прежний статус, вновь принял величавую осанку. Но теперь во взглядах, которые он бросал на новоиспеченного жреца, проглядывала откровенная ненависть.

Кира замолчала. Видно окончательно пришла в себя. Быстро спустилась вниз, прикрываясь руками, забежала в хижину. Женщины принесли туда несколько ведёр воды, и через некоторое время Кира, вымывшись, вышла в своём обычном виде: в одежде и с оружием. Через минуту она присоединилась к своим спутникам. Праздник закончился, туземцы стали расходиться. Бонгани встал, следом поднялись его спутники. Все молча направились к лагерю.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Жак, когда они с Кирой забрались в свою палатку.

– Голова немного кружится. Хорошо, что я выпила не все зелье: оно подавляет волю и сделало меня просто куклой. Повторяла то, что мне кто-то диктовал.

– Да этот проходимец Рафаил и диктовал!

– Но когда я пришла в себя, то постаралась смешать ему все карты…

– Похоже, тебе это удалось, – сказал Жак. А сам подумал: «Интересно, этот тип позовет меня выкапывать алмазы? Ведь сейчас он хозяин положения, и я ему не нужен… Хотя я не позволю так легко от меня отделаться»…

– Увидим, – сказала Кира и зевнула. – Но думаю, тебе надо держаться подальше от него. Мне и так непонятно, почему ты слушал его заведомое вранье? Зачем мы подвергались опасности у капища юка-юка? Зачем прилетели к буру? Месторождение в другой стороне, что мы ищем здесь? Почему ты с ним заодно?!

– Так надо, – коротко ответил Жак. – Ты многого не знаешь.

И это была правда.

Кира уже начала погружаться в сон, как вдруг её вернула к реальности вспыхнувшая неподалёку перебранка. Она прислушалась. Двое мужчин говорили на французском, приглушёнными голосами, в которых отчётливо слышалась взаимная угроза. Кира узнала голос Рафаила и по обрывкам фраз уловила содержание спора. Рафаил направлялся в палаточный лагерь, караульный не хотел его пускать, но тот настаивал. Жак тоже не спал и, вникнув в суть спора, выглянул из палатки:

– Пропусти его! – крикнул он несговорчивому «леопарду». Потом сел поудобней, скрестив ноги, и сунул пистолет под правое колено, что бы было легко достать.

– Как знать, что замыслил мсье жрец, – пояснил он на вопросительный взгляд Киры. – Жаль, я не догадался прихватить глушитель.

– Не думаю, что его сейчас можно испугать оружием, – та пожала плечами. – Все козыри у него на руках!

– Какие у него козыри? – презрительно скривился Жак. – Полторы сотни воинов с копьями и ножами? Это пять автоматных магазинов – боезапас одного «леопарда»! Так что все козыри у него битые!

Послышались приближающиеся шаркающие шаги. Усталой походкой новый жрец подошел к палатке.

– Тук-тук, – произнёс Рафаил, пытаясь выдержать шутливый тон, принятый между друзьями. Но это у него плохо получалось. Может, потому, что друзьями они не были.

– Открыто! – Жак откинул полог палатки и посветил фонарем. Перед ним стоял дезертир Легиона в облике жреца буру: лицо изукрашено черной краской, одет в бычью шкуру и подобие юбки из бычьих хвостов.

– Ничего себе! – воскликнул Жак. – Понятно, что в таком виде тебя не хотели пускать в лагерь!

Но поздний гость даже не смотрел на него, он пришел к Кире.

– Зачем ты это сделала? – зло спросил Рафаил, уставясь на нее пронизывающим взглядом. – Почему говорила от себя, прикрываясь именем духа? Зачем тебе это?

Но Кира выдержала его взгляд и ответила спокойно, ровно, отчётливо выговаривая слова:

– Я говорила то, что мне говорил Великий Буру. В точности повторяла за ним. Ты что, мне не веришь?

– Ну да, конечно, верю! А я семь лет харчевался в его чертогах, веришь? Ну да ладно, – махнул он рукой. – Главное, что завтра мы отсюда уберемся.

Кира и Жак промолчали. Рафаил обвёл их внимательным взглядом. Было похоже, что он ждал иных проявлений – то ли заискивания, то ли дружелюбия. Но не дождался ни того, ни другого.

– Ладно, я пойду…

– Я тебя провожу, – Жак пристегнул фонарь к пистолету. Сделал он это для удобства, но жест получился демонстративно-угрожающим.

– Ну, пошли, – нехотя согласился Рафаил.

И они вышли в чёрную африканскую ночь. Ярко светили крупные звезды, рогатая луна, как один из руководителей племени буру, смотрела на них с высоты. Лагерь засыпал. В соседних палатках перебрасывались короткими репликами на французском и фулари – возможно, делились пережитыми за день эмоциями или вспоминали о делах, которые придётся доделывать завтра.

– А куда мы идем? – вдруг спросил Рафаил.

– Как это, куда? – удивился Жак. – Туда, где хранятся наши обещанные миллионы!

– Да ночью как-то неудобно… И найти трудно…

– А днем, на глазах всего племени и наших сотоварищей – легче будет? Или удобней?

– Тоже правильно, – вздохнул Рафаил. И с явной неохотой добавил:

– Ну, пойдем.

Окраина села, по которой они пробирались, была пустынна. На фоне примитивных домишек, освещенный лунным светом, вертолет казался космическим кораблем пришельцев из звездных миров. Возле вертолета виднелся красный огонек сигареты.

– Сколько их там? – спросил Рафаил, кивнув на огонек.

– Не знаю. Двое, наверное. А что?

– Просто спросил.

– Ты простой парень, – согласился Жак. – И просто хотел меня кинуть. Думаешь, что я тебе уже не нужен?

– Ерунда какая! – возмутился Рафаил. – Добраться до алмазов теперь не проблема. Но без тебя я не смогу вытащить их из этой борсханской задницы…

– Такой простой парень всегда придумает какой-нибудь простой способ! Например, убить всех чужаков…

Рафаил засопел. Чувствовалось, что мысль ему понравилась, но реализовать ее было сложно. Особенно после требования Великого Буру охранять и оберегать гостей.

Углубившись в лес – двигаться приходилось медленно, наощупь, опасаясь наступить на змею, – они включили фонари и прибавили шаг.

– Держи свет пониже, – посоветовал Жак. – Чтобы не было видно из лагеря. Могут заметить буру или «леопарды». Нам же не нужны лишние компаньоны? Они будут претендовать на свою долю!

– Никто не увидит, – ответил Рафаил, но послушался, прижав фонарь к бедру. – А ты аккуратней с пистолетом. И не рассчитывай пристрелить меня, когда достанем алмазы. Пропажа жреца не сойдет вам с рук.

Жак сплюнул.

– Не суди по себе! Куда ты меня ведешь?

– На кладбище.

– Прекрасно, – хмыкнул Жак. – Надеюсь, там обойдется без вызова зомби, воскрешения мертвых и прочих штучек кантерии?

– Гарантирую. Тамошние обитатели молчаливы и нелюдимы.

Фонари осветили край оврага.

– Чёрт! Этого здесь не было, – удивился Рафаил и махнул влево, в сторону от селения. – Давай обойдем. В низинах много змей.

Они свернули в сторону. Под ногами, в лучах фонарей, время от времени мелькала какая-то мелкая живность, хвостатая и бесхвостая. Попадались и змеи, определить вид, а следовательно, ядовитость которых в темноте было затруднительно.

– Ты что, алмазы в могилу спрятал? – спросил Жак. – Как же ты сейчас их найдешь среди сотен захоронений?

– Найду, – успокоил Рафаил. – Туземцы живут кланами. В пределах клана всё общее. Ну, не считая жён. Впрочем, и жены общие в день рождения Великого Буру.

– Это радует. И что?

– А то, что в загробном мире принцип коллективизма тоже соблюдается. В племени восемь кланов, у каждого своя могила. Всех членов клана хоронят в общей могиле.

– Стало быть, на здешнем кладбище всего восемь могил? И в каждой сотни сгнивших трупов? И в них придется копаться? Бр-р-р-р!

– Ловкий Антуан из второго взвода парень предусмотрительный, – с торжеством сказал дезертир легиона. – Могил девять. В девятой похоронен всего один человек – белый миссионер. Когда я здесь жил, мне говорили, что этот тип чем-то заболел и умер. В племенах это, в общем-то, стандартный сюжет: заболел, умер. Но я подозреваю, что миссионера съели. За неуважительное отношение к Великому Буру. Или за что-то еще. Это здесь запросто. А кости, для порядка, закопали. Или убили и, скорбя, похоронили в этой могиле…

Овраг сошёл на нет, превратившись в пологую канаву. Рафаил качнул лучом фонарика, показывая, что можно вернуться на прежний курс. Жак подождал, пока Рафаил свернёт направо и, отпустив немного вперёд, последовал за ним, пристально глядя под ноги.

– Этому миссионеру я и оставил на сохранение свои камешки, – голос Рафаила заметно повеселел, усталость улетучилась. – Кстати, ты упомянул про зомби. А знаешь, какое поверье ходит в племенах?

– Не знаю.

– Они верят, что каждую могилу охраняет зомби. И если кто-то нарушит покой усопших, ну, например, сунется откапывать могилу, зомби вырвется наружу и сожрёт наглеца, предварительно разорвав его на сотни мелких кусочков! – Рафаил приостановился, в лунном свете было видно, что он с улыбкой подмигнул Жаку. – Вот почему я уверен, что в мой тайник никто не лазил. Кому-кому, а зомби, мой друг, здесь можно доверить алмазы…

– А кстати, откуда у тебя, вообще, эти алмазы? – повинуясь внезапно пришедшей мысли, спросил Жак.

Его спутник хмыкнул.

– Иногда туземцы находили их в реке, иногда отнимали у охотников за «глазами Юки»… За много лет накопилось вполне прилично, они хранились в хижине бывшего жреца. Ну, а я отправил их прямо к Великому Буру.

– Каким же образом?

Рафаил хмыкнул еще раз.

– Такого вопроса никто не задавал. Здесь часто верят на слово, особенно жрецу.

Пройдя ещё около сотни метров, они наткнулись на невысокую плетёную изгородь, тянувшуюся от дерева к дереву.

– Пришли, – провозгласил Рафаил.

Они перешагнули через изгородь, фонари осветили вытянувшуюся посреди леса небольшую рукотворную поляну. Выстроившиеся в ряд могилы представляли из себя продолговатые холмики с плоскими вершинами, в изголовьях которых торчали испещрённые резьбой, пёстро раскрашенные столбы. Быстро сориентировавшись, Рафаил прошёл вдоль столбов и остановился перед едва различимым кособоким прямоугольником, который сложно было назвать холмом, – он почти сравнялся с окружающим ландшафтом. Резного столба над могилой белого чужака не было.

– Здесь, в ногах, – Рафаил посмотрел на кособокий выступ, слегка возвышающийся над землей, взглядом, исполненным глубоких чувств.

– Наконец-то я до них добрался!

– Как будем копать? – поинтересовался Жак.

– Спокойствие, мой друг. У Антуана из второго взвода всегда всё продумано!

Он вынул из-под бычьей шкуры нож, выкинул лезвие, присел на корточки. Ловко вырезал кусок дерна, потыкал клинком в землю, потом вырезал кусок дерна рядом и вновь повторил процедуру. Но быстро выдохся, повалился на бок и протянул нож Жаку.

– Устал я после всего… Там лопата, достань…

Скоро лезвие с гулким звуком во что-то вонзилось, луч фонаря осветил черенок лопаты. Дальше дело пошло быстрее. Сменяя друг друга, Жак и Рафаил минут через пятнадцать выкопали кожаный мешочек, размером с ананас. Стряхнув комья земли, Рафаил потряс мешком перед собой, и тот издал характерный глухой звук – внутри перекатывались камешки.

– Слышишь? Все на месте!

Даже в темноте Рафаил выглядел чрезвычайно довольным: глаза сверкали, рот расплылся в широкой улыбке. Жак ни разу не видел его таким. Ему даже показалось, что спутник – бывший легионер, парижский проходимец и жрец племени буру, внезапно помолодел лет на двадцать. Алмазы явно произвели на него чудодейственное воздействие.

– Я верил, я всегда верил, что всё закончится хорошо, – произнёс он с поистине юношеским воодушевлением, которого Жак никак от него не ожидал. – Никакой больше нищеты! Куплю себе домик в пригороде Парижа. Заведу кошку. Или жену. Можно сразу и то, и другое. Никаких тёмных делишек, никаких азартных игр, никаких драк! Антуан Вильре станет зажиточным и законопослушным гражданином. Буду делать пожертвования. Небольшие. Скажем, на спасение голубых китов. Я, кстати, никогда не видел голубых китов. Нужно будет съездить на океан, посмотреть…

– Хватит болтать! – прервал его Жак. – Надо все привести в порядок!

Когда могила была закопана и приняла первоначальный вид, Рафаил размахнулся и зашвырнул лопату в кусты, сплошной стеной подступавшие к плетёной изгороди. Он подхватил с земли мешок и прикрепил к поясу.

– А пилоты в вертолете ночуют? – спросил Рафаил.

– Тебе-то что? – не понял вначале Жак.

– Сейчас захватим птичку и улетим. Это лучший вариант!

Жак замер. Причем, не оторопел от столь наглого предложения, а задумался над ним. Антуан Вильре удивился: похоже, семя упало на благодатную почву, чего он никак не ожидал! Брякнул наобум и, кажется, попал в точку. Может, согласится? Тогда уже к утру он с алмазами окажется в безопасном месте… Пауза затягивалась.

– Даже убивать никого не придется… «Леопардов» можно оглушить или припугнуть оружием, а пилоты упираться не станут – жизнь дороже!

Жак вскинул руку. Луч фонаря слепил глаза, и компаньон закрылся рукой.

– Ты что?! Из-за алмазов? Прилетим куда нам надо и рассчитаемся. Зачем сразу хвататься за пушку?

– Пушка тут не причем. Просто на ней фонарь, а я хотел рассмотреть твою рожу.

– И что?

– Тебе лучше не смывать краску.

– Почему?

– Она скрывает физиономию мошенника. Ты предлагаешь мне бросить здесь жену?

– Да с таким богатством ты найдешь ей сотни замен! Самых наикрасивейших красавиц!

– С каким богатством? Для начала давай поделим его честно.

– Честно?!

– Да, именно. Тебя это удивляет?

Рафаил был чем-то озадачен. Некоторое время он молчал, словно обдумывая какой-то непростой вопрос. Отвязал кожаный мешочек, осмотрел внимательно, словно искал у него подсказки.

– Ладно, – сказал он, наконец, и, развязав узел на горловине, протянул мешок Жаку. – Старый легионерский способ. Сунь руку и вытащи, сколько ухватишь.

Капитан DRM посмотрел с сомнением.

– Лучше ты. Сунь и вытащи, сколько ухватишь. Только не вздумай жульничать!

– Не думаешь ли ты, что восемь лет назад я посадил туда змею? – Рафаил сплюнул. – Или скорпиона? Они бы подохли за это время!

– Тем лучше. Тогда бояться нечего – смело суй туда руку!

– Хорошо, мой недоверчивый друг…

Рафаил пошарил в мешке и вытащил пригоршню камней. Жак осветил их. Серые, прозрачные, желтоватые и зеленоватые остроугольные камни матово поблескивали в ярком снопе света. После обработки они будут сверкать, переливаться и испускать разноцветные лучи всех цветов светового спектра.

– Красота, – завороженно вздохнул Рафаил. – У меня в руках сейчас прекрасная трёхпалубная яхта, не меньше.

– Сыпь сюда, – Жак оттопырил накладной карман на бедре. – И держи руки на виду!

Подствольный фонарь светил Рафаилу в живот.

– Страхуешься! Ты что, боишься меня?

– Нет. Но учитываю, что ты ловко обращаешься с ножом и умеешь убивать людей.

Рафаил молча ссыпал алмазы ему в карман.

– Так что насчет вертолета? – поинтересовался он.

– Неплохая машина. Хотя, на мой взгляд, слишком шумная. И трясет на виражах.

– Это все, что ты мне скажешь?

– Нет. Скажу еще, что ты не бросишь тёмные делишки, азартные игры и пьяные драки! И никогда не станешь законопослушным гражданином!

Рафаил хмыкнул.

– Почему?

– Потому, что жадность размягчает тебе мозги. Кстати, ты же служил в Легионе… Тебе много раз приходилось оглушать «черных леопардов» или припугивать их оружием? Или ты хоть раз слышал об этом?

Возвращались молча. Рафаил сделался задумчивым и мрачным. Видно переживал расставание с частью своего богатства. А может, обиделся на «размягчение мозгов».

Добравшись до окраины селения, они так же молча, не прощаясь и не пожимая рук, разошлись. Рафаил отправился в дом жреца, Жак в свою палатку. Кира мирно спала. Жак осторожно поправил ей походную подушку, спрятал алмазы в рюкзак, достал со дна спутниковый телефон и снова вышел под ночное небо. Отойдя подальше, он сделал один короткий звонок. Потом засунул телефон обратно и лег спать.