Эпилог

В бухгалтерии бывшей картонажной фабрики ничего не изменилось: такие же обшарпанные столы, раздолбанные стулья, древние компьютеры и отклеивающиеся обои на стенах. Даже лай дворняжки Турбо во дворе такой же – беспричинный и бестолковый. И дела остались прежнего уровня.

– Принято решение возродить народные дружины, так что записывайтесь! – профорг Нинванна помахала над головой общей тетрадью. – С казаками патрулировать будете, может, познакомитесь, шуры-муры закрутите, а там, может, и замуж… Вот ты, Алена, замуж хочешь?

– Я хочу, чтоб от меня все отстали, вот чего я хочу, – буркнула Алена, которая заметно похорошела, но характер, судя по всему, не улучшила.

– А кто к тебе пристает? – с готовностью вмешалась главбух Татьяна Витальевна. – Кто прохода не дает? Может, женихи осаждают?

– А я не хочу замуж за казака! – сообщила новенькая – Лизавета, хотя у нее ничего и не спрашивали. Она сидела на месте Киры, а той пришлось приткнуться с торца за столом Наташки, которая, как всегда, опаздывает. Над своим новым местом Кира пришпилила к стене грамоту: «За успешное выполнение важного правительственного задания», на которую никто не обращал такого внимания, как когда-то на журналы с ее фотками на Бале Цветов. Точнее, вообще не обращали никакого внимания!

«У меня таких грамот штук сорок!» – сказала в первый день Нинванна, и больше коллеги к этому вопросу не возвращались.

– Тебя, Лизка, еще никто замуж не зовет! – в кабинет зашла запыхавшаяся Наташка. – Ни казак, ни маляр, ни немец – никто! Вон, Кирку позвал француз, она уши и развесила, а он ее поматросил и бросил! Так, подруга?

Она подошла к своему столу, наклонилась к Кире, чмокнула воздух возле щеки, села рядом.

– Ты не обижайся, подруга, всяко в жизни бывает! Если бы я обижалась, когда меня бросают, так уже давно бы сидела в дурдоме!

– Попрошу записываться! – трясла тетрадью Нинванна.

– А почему меня увольнять должны? – вдруг возмутилась Лизавета. – Меня на постоянную работу брали, не на декретное место! А тут заявилась эта цаца, и я сразу две недели отрабатываю! Ну и что, что у нее грамота? У меня тоже есть! Я в школе первое место по бегу выиграла!

– Так что, подруга, у тебя ничего интересного на этот раз не было? – спросила Наташка. – Ни балов, ни шмаров? Небось, ругались, да имущество делили?

Ее перебил вызов допотопного телефонного аппарата – черного, с круглым диском номеронабирателя, и отбитым уголком корпуса. Почему-то на него не обращали внимания. Звонок был долгим и пронзительным, но никто не брал тяжелую эбонитовую трубку. Лизавета продолжала возмущаться, но ее слышно не было: только открывался и закрывался рот, кривились губы, морщился лоб. Так же беззвучно говорила что-то Наташка. Как будто в телевизоре выключили динамик. Может, этот противный звон проникал в сознание и перекрывал все другие звуки?

Сверлящий мозг звонок вырвал Киру из липкого противного сна, причем с такой силой, что она села в кровати, а потом и вовсе вскочила, чтобы сон не затянул ее обратно. Это был не телефон, а будильник, совсем в другом месте, в другой стране, и даже в другой жизни.

Она походила по комнате, постепенно приходя в себя. Подошла к окну, раздернула занавески, выглянула на улицу. В Женеве светило солнце, начинался рабочий день, клерки в костюмах и с портфелями спешили в свои офисы. Кафе «У Фабиана» уже открылось, хозяин с дочерью выставляли на мостовую столы и стулья. Сегодня с утра ей не нужно заходить на службу, значит, можно спокойно позавтракать на свежем воздухе, рассматривая древнюю булыжную мостовую, шелестящие листвой каштаны, аккуратных и сосредоточенных прохожих…

Выкупавшись, она высушила и расчесала волосы, нанесла легкий макияж, надела джинсы, белую блузку, легкие кроссовки, накинула двустороннюю куртку: черную, а если вывернуть наизнанку, то красную, и вышла на лестничную площадку. Заперев на оба замка полированную дверь с металлической цифрой «7», она, как всегда, установила незаметную «контрольку» – волосок, который упадет, если дверь откроют. И площадка, и стены, и ведущая вниз лестница были безупречно чистыми: дом сотрудников Всемирной торговой организации содержался в идеальном состоянии. Впрочем, как и большинство домов здесь.

Вприпрыжку она спустилась на нулевой этаж, молодая женщина-консьержка приветливо улыбнулась.

– Доброе утро, мадам Горкина! У вас сегодня выходной?

Кира улыбнулась в ответ.

– Отгул, Эмма! Думаю съездить за город.

– Отличная мысль, Светлана Петровна, – кивнула Эмма.

«Наверняка отметит этот факт в отчете для местной контрразведки», – подумала Кира.

– А сейчас позавтракаю у Фабиана, – с прямодушной откровенностью девушки, которой нечего скрывать, тем более что кафе видно из рецепции в окно, сообщила Кира. – У него всегда свежие продукты!

– Это точно! – кивнула Эмма. – Родители привозят их со своей фермы…

Она прошла сквозь стеклянный предбанник с указателем на стене, где проживающей в квартире № 7 действительно значилась Горкина С. В. – сотрудник русского сектора ВТО, и вышла на улицу.

Через минуту она уже сидела за столиком и диктовала: глазунья из трех яиц с ветчиной, американо и круасан… Заказ у симпатичной русской принял лично хозяин, быстро приготовил и подал. Еда действительно была свежей и вкусной. Кира уже пила кофе с круасаном, когда к ее подъезду подъехал на велосипеде курьер почтовой службы – белобрысый парнишка в синей униформе. Звали его Давид, и он частенко доставлял ей корреспонденцию. Увидев Киру, парень заулыбался и подошел.

– Бандероль для вас, мадам Горкина! – он протянул плоскую коробочку, размером с почтовый конверт.

Странно – Кира не ждала ни писем, ни тем более бандеролей. Она осмотрела коробочку – все правильно, адресовано действительно ей. Взглянула на обратный адрес: испанский филиал ВТО, в Барселоне готовится европейский саммит, она действительно писала туда свои предложения, но уже получила исчерпывающий ответ.

Давид уехал на своем велосипеде, она небрежно положила бандероль в сумочку. И как ни в чем не бывало, продолжила кофепитие. Но ничего не изменилось только внешне, при взгляде со стороны. В голове роились тревожные мысли. От кого эта бандероль? Что там внутри? Может, кто-то хочет помешать ее сегодняшней встрече с агентом? Или хотят ее ликвидировать? Но повода к этому вроде бы нет…

Она допила безвкусный кофе, а круасан и вовсе не доела. Расплатилась, прошла до конца улицы, зашла в небольшой безлюдный сквер, села на скамейку, спиной к аллее, лицом к Роне. Еще раз произвела внешний осмотр полученного послания. Судя по легкости и отсутствию утолщения по периметру, бомбы в нем не было. Яд? Она надела тонкие перчатки, которые всегда носила с собой, достала маникюрный набор, вскрыла на вытянутой руке бандероль, осторожно вытряхнула на скамейку содержимое: свернутое письмо и маленький замшевый мешочек с перевязанной горловиной. Пинцетом для выщипывания бровей развернула бумагу, задержав дыхание, наклонилась и прочла строчку, отпечатанную на принтере:

«Это твоя доля. Будь счастлива!»

А ниже дописка от руки:

«А ведь я до сих пор помню нашу совместную жизнь…»

Подписи не было, но она уже поняла от кого письмо. И что в замшевом мешочке, поняла тоже.

Развязала горловину и высыпала на ладонь три бриллианта. Крупные, размером с фасолину, мастерски ограненные и тщательно отшлифованные, они переливались всеми цветами радуги и испускали острые разноцветные лучики…

«Как же он меня нашел?» – подумала она. Но тут же поняла, что никогда этого не узнает. Ей почему-то стало грустно. Шумела река, в голову лезли ненужные воспоминания, но рассиживаться было нельзя: впереди оперативный контакт, а до этого надо несколько часов покрутиться по городу, чтобы обнаружить и сбросить «хвост»… Вздохнув, она спрятала бриллианты в карман и пошла работать.