Глава 27

Время, казалось, застыло. Скорее инстинктивно, чем по-настоящему осознавая, что произошло, я подлетела к перилам и посмотрела вниз. Тело девушки лежало внизу изломанной куклой, с неестественно вывернутыми руками и ногами. И я с какой-то отчаянной безнадёжностью и кристальной чёткостью поняла – Эмили мертва. Мертва окончательно, и никакой магией её уже на спасти.

Раздался горестный не то крик, не то вой. Из-за оцепенения я даже толком не поняла, что это был за звук, и только потом увидела – его издал Алан, когда увидел, что осталось от его дочери. Я ожидала, что сейчас он сделает попытку напасть, закричит, начнёт обвинять Путешественников – но ничего не было. Алан сейчас был похож на просто сломленного горем человека, и эта картина пугала меня больше, чем любое другое проявление чувств по отношению к этой чудовищной беде. Маршалл всегда представлялся мне оплотом спокойствия и силы, и видеть, как за несколько секунд от этого оплота ничего не осталось, было страшно. Остальные маги застыли в нескольких шагах от него, не решаясь подойти и явно не зная, как помочь, что сказать.

Анабелл сделала знак своим людям, и вся группа удалилась. Я бы сказала, что они уходили победителями, если бы не излишняя торопливость – кажется, до Путешественницы всё же дошло, что она перегнула палку.

Закери бросил неуверенный взгляд на них, потом – на Алана, словно не знал толком, стоит ли пытаться их задержать, но в итоге ничего не предпринял и остался на месте.

Розмари медленно поднялась на ноги, заметно покачиваясь. Майкл ее поддерживал.

Несмотря на весь ужас и неправдоподобие ситуации, во мне ещё осталась какая-то часть, не отключившаяся целиком от внешнего мира. Окончательно перестав играть в прятки, я обернулась и, наконец, встретила взгляд Джеймса. Он молча смотрел на меня, и в этот момент я поняла, что та близость, которая уже успела установиться между нами, разрушена навсегда. В его глазах больше не было того тепла и нежности, которые я привыкла там видеть. Я уже хотела что-то сказать, но посмотрела на помертвевшего Алана, в котором не осталось вообще ничего человеческого, на растерянных Розмари и Майкла. Роуз то испуганно косилась в сторону, где осталось тело Эмили, то делала некие движения, словно хотела броситься к Алану, то растерянно таращилась на меня – и я поняла, что не хочу никому ничего не объяснять. Опустошённость накатила стремительно, накрыв меня целиком. Поэтому я молча стянула с пальца фамильный перстень Блэквудов, подошла к Джеймсу, вложила ему в руку кольцо вместе со «Знаком равных» – в конце концов, изначально ему нужен был именно артефакт, а на защиту в виде родового перстня я больше не имела права. Затем подобрала с пола шляпу и парик и, не оглядываясь, пошла к лестнице. Задержать меня никто не пытался, так что я беспрепятственно вышла на улицу. Самым ужасным для меня оказался момент, когда надо было пройти мимо трупа девушки. Крови не было, но Эмили упала на спину и теперь смотрела в сводчатый потолок застывшим, стеклянным взглядом. Не в силах смотреть на это, я отвернулась и поспешила прочь.

На улице была уже глубокая ночь, и после недолгого блуждания я смогла поймать кэб. Я помнила достаточно историй о том, каким опасным местом были ночные лондонские улицы для одиноких прохожих, и уж тем более женщин, но сегодня мне, видимо, везло, и до гостиницы я добралась без приключений. В конце концов, район Уайтчепел остался далеко в стороне… да и до появления Джека Потрошителя оставалось ещё целых три года.

До утра я бездумно сидела на стуле у окна и смотрела на покачивающуюся под лёгким ветерком занавеску. Парик и шляпа валялись на кровати – в них больше не было никакого толка. Окно было приоткрыто, и ночное безмолвие, изредка нарушаемое поздними прохожими, шумом проезжавших экипажей и цокотом копыт по мостовой, постепенно сменилось утренним шумом и суетой. Дел у меня никаких не было – после смерти Маргарет все спектакли отменили, поскольку дублёрши у неё не было, и в театре мне теперь заняться было нечем. Да и сил у меня больше ни на что не осталось. Смерть ни в чём не повинной семнадцатилетней девушки внезапно оказалась для меня очень сильным ударом. Дело было не в том, что мы с Эмили стали как-то особенно близки – вовсе нет, я ведь её толком и не знала, – но сам факт того, как легко Путешественники пошли на столь радикальные шаги, не щадя чужих жизней, выбил меня из равновесия. Анабелл ведь всегда казалась такой рассудительной, тщательно взвешивающей каждый свой шаг… Откуда вдруг такая жестокость? Да, она действовала так, потому что несёт ответственность за своих людей, которые погибли в жертвоприношении, но нельзя же убийство одного оправдывать смертями других людей!

В двадцать первом веке мы пришли к выводу, что таинственный колдун испытывает особую нелюбовь именно к Путешественникам: не зря же в обоих жертвоприношениях погибали именно они. Но после случившегося невольно задаёшься вопросом – а может, этот колдун был не так уж неправ? Стоит ли вообще тратить силы, разыскивать чёрного мага, рискуя свой жизнью? Да, он тёмный, но раз его удары пока были направлены преимущественно на Путешественников, может, другим людям не стоит в это вмешиваться? Ведь после вчерашнего мне теперь было отчётливо видно, что Путешественники – такое же зло. Возможно, не все – всё же нельзя абсолютно всю группу равнять под одну гребёнку – но большинство…

О раскрытии собственной легенды я уже не переживала. Мне просто было всё равно. Рано или поздно это и так бы вышло наружу. Сейчас или неделей позже – какая разница? Джеймс, конечно, едва ли простит меня в ближайшее время. Но, если честно, при одном только воспоминании, как вчера выглядел Алан Маршалл, переживания из-за разрушенных отношений с Джеймсом теряли свою остроту. По крайней мере, я себя в этом старательно убеждала.

Алана было жаль. Как подумаю, что он сейчас должен испытывать… Сперва его жена, потом дочь, погибшая точно такой же смертью… Нет, даже представлять это не хочу. Слишком невыносимо…

Стук в дверь вынудил меня оторваться от этих тяжёлых раздумий. На негнущихся ногах, словно я была марионеткой, которую кто-то невидимый дёргал за ниточки, я подошла к двери. Присутствия тёмной магии по-прежнему не ощущалось, и я повернула ключ.

На пороге стояла Розмари. В любой другой день её приход удивил бы меня, но сейчас я встретила её появление совершенно равнодушно. Начни она сейчас упрекать меня в чём-то, обвинять во лжи и прочих смертных грехах – я бы и глазом не моргнула.

Но ничего такого не происходило. Наоборот, сестра Джеймса выглядела вполне миролюбиво и смотрела скорее устало. Глаза у неё были красные от недосыпа и слёз, но в остальном она выглядела так же, как обычно.

– Я могу войти? – вежливо спросила она.

Я отлепилась от дверного косяка и посторонилась.

– Пожалуйста.

Она вошла и с оттенком любопытства осмотрелась по сторонам. Её взгляд задержался на парике и вуали на кровати, и Розмари выдавила какое-то подобие улыбки.

– Чем могу помочь? – осведомилась я, не пытаясь казаться любезной.

– Я пришла сказать спасибо, – чуть неуверенным тоном ответила она, а потом её лицо болезненно скривилось. – Я понимаю, как это звучит после того, что произошло с Эмили, но тем не менее. Вы вмешались и спасли меня. За это я вам очень благодарна.

– На здоровье.

По моему тону было понятно, что к дальнейшей беседе я не расположена. Уверена, что Розмари прекрасно это расслышала, но всё равно не спешила уходить. Помявшись какое-то время, она, наконец, выдавила:

– И ещё я хотела извиниться. Я несправедливо оскорбляла вас и относилась к вам свысока, хотя вы не заслуживали подобного. Приношу свои извинения.

– Вы относились так к простой актрисе, которой случайно увлёкся ваш брат и которой стал слишком сильно доверять, – пожала плечами я. – Это ваше право. Вам нет нужды извиняться перед аристократкой.

Розмари смотрела на меня недоверчиво, словно до сих пор не могла поверить, что тихоня мисс Барнс, которая в присутствии их с магами двух слов связать не могла, теперь выглядела хладнокровной и равнодушной.

Я уже хотела подойти к двери и распахнуть её, недвусмысленно намекнув Розмари, что он может выметаться, но меня остановило решительное:

– Нет!

Я удивлённо обернулась, и она поспешила объяснить своё восклицание, уже тише добавив:

– Вы не правы. То есть отчасти правы, но… Я бы в любом случае сегодня пришла. Даже если бы под личиной актрисы Элизы скрывался любой другой человек. Я прошу прощения именно у вас, хоть и не знаю вашего настоящего имени. Ведь вы всё же не настоящая Элизабет Барнс?

– Не настоящая, – подтвердила я уже более миролюбивым тоном. Подумала и отошла от двери, так и не открыв её. Следующие слова я произнесла, внимательно наблюдая за лицом Розмари:

– Настоящая мисс Барнс погибла в начале мая. На всякий случай скажу, что я не выбирала, в какое тело мне вселиться.

– Но выбрали эту судьбу сознательно? – заметила она, и у меня удивлённо вытянулось лицо. Не ожидала от Розмари такой проницательности.

– Верно, – подтвердила я. Врать смысла не было. – У меня была возможность последовать за мисс Барнс и умереть окончательно. Я не захотела.

Она кивнула, задумчиво рассматривая меня. Я же, выждав небольшую паузу, спросила:

– Что с остальными? Как Алан?

С языка едва не сорвался вопрос о Джеймсе, и мне вновь стало стыдно за свой эгоизм. В следующий миг на красивом лице Розмари появилась болезненная гримаса, и вид у женщины сделался настолько замученный, что я похвалила себя, что сдержалась и промолчала. Каким-то образом мне сразу стало понятно, что этой ночью она, как и я, не сомкнула глаз. Это было красноречивее любых слов, но она, тем не менее, ответила:

– Плохо. Сегодня с утра Совет во главе с Уильямом потребовал результатов встречи. Все переговоры с ними Майкл и Джеймс взяли на себя. Алан сейчас у нас дома. Он мне ни слова не сказал, ни в чём не обвинил, но мне кажется, что в смерти Эмили есть отчасти и моя вина. Алан же всю ночь просидел неподвижно, так что я велела добавить ему в чай опиум. Он наконец-то заснул, и только после этого я ушла.

– Вы не виноваты в смерти Эмили, – со стороны мне было заметно, как Розмари терзалась этими мыслями. – Она осталась бы жива, только если бы Путешественники убили вас. Эмили знала, что сильно рискует, когда собиралась сюда. Я пыталась её отговорить, но моего дара убеждения оказалось недостаточно. И в случившемся есть и моя вина – кажется, теперь я понимаю, в какой момент в девушку вселился Путешественник. Мы вышли на улицу, и в неё вцепилась какая-то попрошайка, которую потом от Эмили оторвали двое прохожих. Похоже, они все трое были Путешественниками… Но тогда мне это в голову не пришло.

– Я вчера ненадолго осталась дома одна. Именно в это время они и пришли ко мне. Когда всё случилось… Когда моё тело отказалось мне подчиняться… Раньше я думала, что, будучи одержим Путешественником, ты просто наблюдаешь за происходящим как бы со стороны. Но нет. Ты словно засыпаешь, не имея ни малейшего понятия, что происходит с твоим телом, и только время от времени просыпаешься. Я пыталась бороться… Пыталась вытолкнуть ту Путешественницу, вернуть себе контроль… Но тщетно. Возможно, для этого нужно обладать более сильной волей…

Мы немного помолчали. Лицо Розмари стало пепельным, пока она заново переживала вчерашние ощущения. Я против воли испытывала к ней сочувствие. Помнится, Мартин тоже ничего не помнил о тех днях, пока в его теле обитал Винсент.

Наконец, не в силах больше сдерживаться, я выпалила:

– Джеймс что-нибудь говорил обо мне? После вчерашнего?

Розмари быстро взглянула на меня.

– Мой брат… не всегда делится со мной своими мыслями, – дипломатично начала она. Но, должно быть, было в моём лице что-то, так что она сразу поняла, какое значение для меня имел её ответ, и ответила честно: – Нет. На обратном пути Майкл пытался расспросить его, но он в довольно резкой форме отказался что-либо обсуждать. Ваше вчерашнее… преображение застало его врасплох. Думаю, ему просто нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что певица Элиза и бывшая мисс Барнс – это одно лицо.

– Да, – отстранённо, упавшим тоном согласилась я. То есть, конечно, с самого начала было понятно, что раскрытие тайны дорого мне обойдётся, но в душе всё равно теплилась надежда на чудо. Но нет… У нас реальный мир, и реальность такова, что обман Джеймс мне сразу не простил. И простит ли вообще?..

После этого мы с Розмари распрощались на вполне тёплой ноте. Вот только после её ухода мне стало ещё невыносимее, чем было. Не было никакой возможности усидеть на месте, я не знала, чем себя занять. Ноги сами рвались отправиться к Блэквудам, чтобы попробовать объясниться с Джеймсом. Но стоит ли делать это прямо сейчас, сразу после смерти Эмили? Да и Розмари сказала, что её брату нужно время… Как поступить? Поехать завтра и заставить его всё-таки меня выслушать?

Но чем тогда заняться сейчас? Измерив всю комнату нервными шагами вдоль и поперёк, я поняла, что не смогу больше усидеть на месте. Переполнявшая меня болезненная энергия требовала какого-то выхода. Ближе к вечеру, будучи более не в силах сидеть в четырёх стенах, я отправилась в театр. Я сильно сомневалась, что смогу и там найти себе дело, но это было лучше, чем дальше оставаться в своей комнате.

В театре и впрямь было затишье. Я приехала в обычном облике, без маскировки, и сразу отправилась к директору Хогарту. Тот обнаружился в своём кабинете, где сидел за письменным столом в компании основательно початой бутылки бренди. Вид у Хогарта был печальный и нахохлившийся, и директор вдруг напомнил мне воробья.

– Мы несём колоссальные убытки, – трагически провозгласил он, едва завидев меня на пороге. – Вам ведь уже известно, что произошло с бедняжкой Маргарет, мисс Бетси?

– И что же? – спросила я, без приглашения присаживаясь на стул перед его столом.

– Как? – поразился директор. – Вы ещё не знаете? Она стала жертвой вооружённого грабителя, который нанёс ей несколько ударов ножом и забрал её драгоценности. Бедная Маргарет! И, что самое печальное, у неё даже не было дублёрши! Заменить её некем! Так что, мисс Бетси, боюсь, в ближайшее время вы остаётесь без работы…

– Не беда, – я криво усмехнулась. – Моему мужу стало известно, чем я занимаюсь в свободное время. Пока не знаю, какие шаги он предпримет, но к сцене он, боюсь, меня больше не подпустит.

На несколько секунд Хогарт завис, пытаясь вспомнить, кем был мой муж, потом сообразил и разразился новым потоком причитаний. Примерно на середине я поднялась, извинилась и вышла, поскольку вряд ли директор смог бы сейчас сказать что-то, чего я ещё не слышала.

По непривычно пустынным коридорам и лестницам я добралась до своей гримёрной. По пути мне встретилась только миссис Браун, которая сочувственно мне улыбнулась и поспешила по своим делам. Соседняя дверь, которая вела в гримёрную Маргарет, была заперта. Я прикрыла за собой дверь и осмотрелась. Цветы в вазах подвяли, и гримёрная производила совершенно нежилое впечатление. В отдалении опять копошились крысы, но сейчас я даже не замечала их. Пол перед туалетным столиком, где я нашла труп Маргарет, был чистым, без малейшего пятнышка крови.

Зря я сюда пришла. Заняться здесь точно так же было нечем. Что дальше? Обратно в гостиницу?

Дверь с тихим скрипом приоткрылась, и у меня от страха чуть не остановилось сердце. Я была готова увидеть на пороге кого угодно, от причитающего директора Хогарта до колдуна, который пришёл, чтобы наконец-то добить меня, но вместо их всех, вместе взятых, в гримёрную шагнул человек, которого я после вчерашнего ожидала увидеть ещё меньше, чем Джеймса.

Передо мной стояла Анабелл.

– Так и думала, что ты здесь, – сообщила она, закрывая за собой дверь. – В гостинице тебя не было, и я приехала сюда.

– Зачем ты пришла?

Сегодня она была больше похожа на ту Анабелл, к которой я привыкла. Чёрные волосы заколоты на затылке, платье с корсетом, в котором её талия казалась фантастически тонкой, чопорное выражение лица… Я ожидала, что сейчас посыплются обвинения в том, что я прикарманила «Знак равных» и никому ничего не сказала, но мысли Путешественницы, казалось, были заняты совсем другим.

– Я сожалею, что вчера так произошло с той девушкой, – сообщила она, и я скривила губы в саркастической усмешке. – Я перегнула палку. Хотела только продемонстрировать, насколько серьёзно мы настроены, но перестаралась. Мы не должны были её убивать. Я поняла это на пути домой.

– Скажите об этом её отцу, – угрюмо сказала я.

Анабелл помолчала. По жёсткому лицу, непривычному к проявлению эмоций, мне, тем не менее, было понятно, что в какой-то мере она действительно сожалеет – но не столько из-за самой смерти Эмили, сколько из-за того, что она совершила тактическую ошибку: неправильно провела переговоры с ковеном, и теперь мирные отношения с магами вновь оказались под угрозой.

– Мы всё равно должны были это сделать, – вдруг угрюмо сказала она. – Ковен каким-то образом причастен к этим жертвоприношениям.

– Естественно, причастен. Там убили их магов.

– Да не магов, – с досадой возразила Анабелл. – На тот момент, когда их убили, в телах магов обитали мои собратья. Знаю, знаю, – нетерпеливо добавила она, поймав мой ошалевший взгляд. – Обычно мы не вселяемся в магов. Но там ситуация была серьёзная… И вообще это тебя не касается. Но открою тебе тайну – все, кого убили в том ритуале, были Путешественниками.

У меня отвисла челюсть.

– Это невозможно, – категорично возразила я, когда ко мне вернулся дар речи. – Совет и Рыцари знали бы…

– Да неужели? – с издёвкой поинтересовалась Анабелл. – Каким же образом?

Я молчала. Моя бывшая компаньонка была права. Путешественники и впрямь не отчитывались перед ковеном в своих действиях, и маги вполне могли не знать, кем на самом деле были погибшие.

– Вот именно, – подтвердила Путешественница, наблюдая за сменой выражений на моём лице. – И возвращаемся к делу – я более чем уверена, что кто-то из магов ковена к этому причастен.

Это было не менее неожиданно, так что я даже позабыла о новоприобретённой неприязни к Путешественникам.

– Ты о чём?

– О том, что ковен проявил слишком мало интереса к происходящему. Сразу после смерти Рассела и появления рун ты рассказала Блэквуду, чем это чревато. Ковен почти никак не отреагировал на случившееся. Потом принесли в жертву десять человек – и опять реакция подозрительно спокойная. Я не говорю, что весь ковен ведёт какую-то свою игру, но его пассивность кажется нам слишком подозрительной. Словно есть кто-то, кто сдерживает прочих магов, не даёт им отреагировать на чёрного мага так, как должно. Тебе это не кажется подозрительным?

Я хотела было с досадой отмести её доводы, которые в первый миг посчитала совершенно надуманными и шитыми белыми нитками, но в последнюю секунду осеклась. Сразу вспомнилась наша неудачная засада в Эйлсфорде, о которой каким-то образом стало известно колдуну. Тогда Алисия пришла к выводу, что среди магов был осведомитель, и главным подозреваемым стал Джеймс. Так что же? В этом времени то же самое? Есть какой-то закулисный игрок, помогающий тёмному магу и мешающий выйти на его след?

– Кажется, – пробормотала я. – В моём времени, когда ритуалы повторялись, была подобная ситуация…

Осведомитель, предатель – называть можно как угодно – был и в моём времени. Если Анабелл права, он есть и в этом. Можно, конечно, сослаться на удачное стечение обстоятельств, повторение истории, но я, как и Джеймс, не верю в совпадения. Есть кто-то, кто помогает колдуну. Помогает сейчас и будет помогать в две тысячи пятнадцатом. Это не Джеймс, которого мы подозревали в моём времени, потому что я готова поспорить на свой голос, что в этом веке он не причастен к происходящему. Тогда кто?..

В дверь снова постучали. Мы с Анабелл удивлённо переглянулись, и я крикнула:

– Войдите!

К моему удивлению и раздражению, перед нами появился Гровер, хотя я была уверена, что из актёров в театре сейчас никого не было. Этому-то что понадобилось? Снова поскандалить? Обвинить меня на этот раз в убийстве Маргарет?

– Что вам угодно? – прохладно поинтересовалась я.

На привлекательном лице ведущего актёра блуждала отстранённая улыбка. Он шагнул внутрь, и в ту же секунду произошло несколько вещей – на пол упали и разбились несколько ваз с цветами, по полу потекли ручейки воды, меня окатило волной холода, Анабелл резко вскинула руки, собираясь колдовать. В следующий миг она вскрикнула и, держась за лицо, отшатнулась назад.

Гровер продолжал улыбаться.

А потом стало темно.