Так, например, объяснению плохо поддаются продолжительность сроков тюремного заключения за то или иное преступление, а также точки их отсчета, описанные в руководстве по выбору мер наказания, публикуемые Советом Англии и Уэльса по определению меры наказания (независимый вневедомственный орган министерства юстиции), придерживаться которых судьи обязаны по закону (21).
Это руководство существует для широкого спектра наказаний и представлено в виде витиеватых блок-схем и таблиц, призванных помочь оценить степень тяжести преступления, ссылаясь на такие понятия, как «причиненный вред» и «степень вины». Предполагается, что, используя установленные по делу факты, судья с помощью этих руководств должен прийти к некой «категории», дающей «точку отсчета» для приговора и его возможный диапазон. После этого судья, приняв во внимание имеющиеся отягчающие или смягчающие обстоятельства, может увеличить или уменьшить срок наказания в пределах установленного в категории, получив в результате приговор (который потом может быть уменьшен за счет признания подсудимым вины).
Сами руководства составляются Советом Англии и Уэльса по определению меры наказания по результатам открытых обсуждений, однако в каком-то плане они противоречат общественной интуиции. Начнем с того, что ни один из диапазонов наказаний недотягивает до установленного законом максимального срока наказания. Причем в некоторых случаях очень сильно. Так, например, в руководстве для причиненных умышленно тяжких телесных повреждений, – самого серьезного связанного с насилием преступления, по тяжести уступающего лишь убийству, максимальным наказанием за которое является пожизненное лишение свободы, – указано возможное наказание от трех до шестнадцати лет лишения свободы. Хотя суд и может вынести приговор, превышающий максимальное наказание, по руководству подобное считается «противоречащим интересам правосудия», и на практике максимальные наказания для большинства преступлений искусственно занижены, значительно недотягивая до установленного Парламентом максимального срока приговора.
Как-то раз я защищал мужчину по имени Майкл, который, изрядно надравшись в клубе, повздорил с одной девушкой и в ходе словесной перепалки вцепился зубами ей в щеку и вырвал из нее кусок мяса, оставив навсегда изменивший ее жизнь шрам. Хотя на бумаге ему и было предъявлено обвинение в преступлении, максимальным наказанием за которое является пожизненное заключение, он, я и суд прекрасно понимали, что ему вряд ли светит больше шестнадцати лет за решеткой.
Жертвам зачастую непросто это понять. Полиция может сказать потерпевшей, что ее жестокому бывшему было предъявлено обвинение в нападении с причинением телесных повреждений, – преступлении с максимальным наказанием в пять лет лишения свободы, только вот мне, если я буду назначен на это дело, придется ей сообщить, что, в соответствии с руководствами, наказание за такое преступление составляет всего лишь от полутора до трех лет. Когда она начинает от отчаяния кричать и плакать, я никак не могу помочь. Я не могу объяснить, почему так происходит. Я просто сижу и молча киваю, – еще один гонец с плохими, иррациональными вестями.
На практике максимальные наказания для большинства преступлений искусственно занижены.
Отсутствие сколько-нибудь единого или последовательного подхода к применению мер наказания становится очевидным, если сравнить между собой следующие нормативы для различных правонарушений:
– Дебби, тридцативосьмилетняя проститутка, продала пакет кокаина, чтобы раздобыть денег на свою зависимость. Минимальный приговор для нее составляет четыре с половиной года.
– Чарли изнасиловал девятнадцатилетнюю девушку в ее квартире, когда та пригласила его домой. Минимальный приговор по нормативам для него равняется пяти годам тюремного заключения.
– Харрис проворачивает крупную аферу со своим бизнесом по продаже подержанных автомобилей и обманывает государство на два миллиона фунтов стерлингов, не выплаченных им в виде НДС. Ему грозит минимум восемь лет лишения свободы (22).
Учитывая разрушительное влияние от продажи наркотиков класса «А» как на общество в целом, так и на жизни отдельных людей, – и даже если закрыть глаза на то, что главная проблема заключается в невозможности их запрета, – крайне бесцеремонный и наглый активист станет утверждать, что продажа пакетика кокаина по причиненному вреду или степени вины равноценна изнасилованию. И я сомневаюсь, что хоть кто-то согласится, что лишение казны 0,0006 % ее дохода можно назвать более тяжким преступлением.
Проблема причем не только в руководствах, – приведенные в них точки отсчета и диапазоны привязаны к решениям Апелляционного суда (порой вековой давности), а также ограничены максимальным сроком наказания, утверждаемым Парламентом. И некоторые из этих максимальных сроков совершенно бессмысленны. Классическим примером является нападение. Если я ударю вас по лицу и выбью вам зуб – а это нападение с причинением телесных повреждений, – то за это мне грозит максимум пять лет за решеткой. Если я вас ударю и вы упадете, стукнетесь головой о бордюр и вас навечно парализует – неумышленное причинение тяжелых телесных повреждений, – то максимальный срок наказания остается тем же.
Если я ударю вас по лицу и выбью зуб – а это нападение с причинением телесных повреждений, – то мне грозит максимум пять лет за решеткой.
Это лишь несколько примеров применения на практике зачастую весьма своенравных законов и руководств, многие из которых связывают судье руки оковами иррациональности и ни один из которых нельзя простыми словами объяснить наблюдающей за всем этим действием публике. Вместе с тем все они наряду с неоправданной запутанностью законодательства и процессуальных норм являются лишь симптомами куда глубже укоренившейся проблемы. А проблема эта в том, что наши законодатели в Парламенте и правительстве отказываются быть честными как перед общественностью, так и перед самими собой, относительно того, чего именно мы пытаемся добиться политикой выбора меры наказания.