Глава 12

– Куда мы едем?

– Прямо.

– А сколько мы будем ехать прямо?

– Пока не надоест.

– А когда надоест?

– Привал сделаем.

– А когда привал?

– В полдень.

– А до полудня долго?

Брент разворачивается, окидывает Ринку бесстрастным взглядом и все тем же убийственно ровным тоном бросает:

– Долго.

Так же спокойно возвращается в прежнюю позу.

Ринка тихонько шипит ему вслед. Надеясь, что он не слышит.

Они уже несколько часов тащились по песчаной, размытой дождями дороге, что пролегла в стороне от торговых путей. Здесь почти не встречались путники, а по обочинам росли тонкие сосенки – единственные деревья, что сумели укорениться в песке. На несколько лиг вокруг не было ни единого города, не считая нескольких захудалых деревенек.

Но и разбойничьи банды промышляли здесь не так активно, как на подступах к большим городам. В этих местах им нечем было поживиться. Разве что у бедняги-крестьянина стащить тощую курицу, которую он припрятал за печкой.

Брент рассчитывал, что к ночи им удастся покрыть как можно большее расстояние. Но теперь уже не был уверен, что его планы сбудутся.

Ринка не приукрашивала, когда объявила, что не умеет держаться в седле. Скакать галопом для нее оказалось неподъемной задачей.

Пока они выбирались из города, Брент вынужден был идти рядом и вести Ромашку на поводу. Энхалль в такой опеке не нуждался, эльфийский конь был достаточно умен, чтобы без слов понимать желания хозяина.

Но стоило отойти от городских стен подальше, как передышка для Ринки закончилась.

– Сядь прямо, – приказал Брент. – Держи спину ровно, чуть отклонись назад и двигайся вместе с лошадью.

Девушка вынужденно подчинилась. Но стоило Ромашке только ускорить бег, как всадница, позабыв о поводьях, упала ей на шею, вжалась всем телом в тело лошади и зажмурилась.

Сама же лошадь, почувствовав свободу, понеслась вскачь с довольным ржанием.

– Стой! – Брент на Энхалле их нагнал, ухватил за узду. – Поднимайся!

– Не могу! – Ринка отчаянно замотала головой. – Меня сейчас тошнит!

Ей и в самом деле казалось, что еще пара таких кульбитов – и завтрак вырвется на волю вместе с вчерашним ужином.

В монастыре уроки верховой езды давались намного проще. И лошадки там были намного смирнее.

Но легче растопить вечные снега Северных гор, чем разжалобить воина из славного рода Арнбранд.

– Всю не вытошнит, – Брент оставался непоколебим, как скала. – Поднимайся.

Подкрепляя свои слова делом, он собственноручно заставил Ринку принять нужную позу, ухватив ее поперек талии.

– Я не могу! Она же меня не слушает!

Ромашка задорно заржала. Казалось, ей нравится происходящее.

– Конечно, не слушает, – хмыкнул Брент. – Ты что, пытаешься ее задушить? Не нужно хватать так лошадь за шею.

Раз за разом, не повышая голоса, не показывая ни раздражения, ни досады, ни вообще каких бы то ни было эмоций, он учил ее держаться в седле. Ринка сжимала зубы, но не смела перечить. Хотя были моменты, когда ей хотелось плюнуть на все и просто свалиться на землю.

Только через два часа этой пытки она более-менее приноровилась к бегу Ромашки. Но этих усилий все равно не хватало, чтобы развить и выдержать нужную скорость.

Поэтому Брент решил добираться до Статтердама не по главному тракту, а напрямую, через сосновый лес, изрезанный вдоль и поперек крестьянскими телегами. Местные частенько заглядывали сюда: то сушняк под шумок срубить себе на дрова, то оленя подстрелить, то иголок в мешки набрать. Сухие иголки ценились особенно. Ими посыпали земляной пол в домах, пытаясь таким образом компенсировать потерю тепла.

Но во всем этом был один недостаток. И его Брент пока не озвучил. Он вообще не любил озвучивать что-то заранее.

Спустя еще час езды по однообразной местности, Ринка начала маяться от скуки. Невзгоды, вроде бы, остались позади. Будущее скрывалось в сплошном тумане. А в настоящем была только эта дорога, грязный песок да ряды сосен, которым не видно конца.

Но больше всего давило молчание.

Брент игнорировал все попытки завести разговор. Такое откровенное безразличие уже не пугало, а злило. Особенно, после ночного всплеска эмоций.

Ринка кусала губы, мысленно перебирая способы привлечь к себе внимание.

Брент ехал на пять шагов впереди, держа руку на рукояти меча и пристально глядя по сторонам. Казалось, ему нет дела до Ринки. Но это было обманчивое впечатление. Стоило девушке только шевельнуться или вздохнуть, или ее лошади сбиться с шага, как он тут же бросал в ее сторону внимательный взгляд. Но, убедившись что с ней все в порядке, возвращался обратно.

Вскоре солнце поднялось так высоко, что начало припекать.

Ринка уже задыхалась в теплой одежде.

– Сколько еще? – простонала она, расстегивая верхние пуговицы кожушка.

Брент глянул на солнце.

– Часа три. Потом будет привал.

– Я устала и хочу пить.

– У тебя сбоку фляга с водой.

– Уже нет. Я все выпила.

Брент медленно оглянулся.

Снова этот невозмутимый изучающий взгляд.

– Держи.

Подъехав, протянул ей свою флягу.

Ринка уже протянула руку, когда укол совести заставил спросить:

– А ты?

– Обойдусь.

– Но еще три часа…

– Вот и растяни эту воду на три часа.

Оставив флягу растерянной девушке, Брент поехал вперед.

Она изменилась. Он чувствовал это. Что-то произошло прошлой ночью. Еще вчера перед ним был запуганный несчастный ребенок, сегодня же Ринка вела себя совершенно иначе.

Если бы он не знал ее прошлого, то решил бы, что перед ним капризная избалованная девица.

Но это был не каприз. Она испытывала его. Проверяла. Хотела выяснить, насколько у него хватит терпения.

Только зачем это ей?

Что девчонка надумала?

Дорога вильнула, расходясь на два рукава. Лес между ними шел клином, но рядом с обочиной появились лужайки, покрытые мягкой травой.

– Углубимся немного в лес, – Брент направил Энхелля к одной из лужаек, – чтобы нас не было видно с дороги.

– Зачем?

– Не люблю чужаков.

Не слишком-то он разговорчивый…

Тихонько вздохнув, Ринка последовала за ним.

Лес пах сосновой хвоей и живицей, согретой на солнце. Лошадь мягко ступала по дерну, постепенно пробираясь все дальше. Пока, наконец, следовавший впереди мужчина не поднял руку.

– Остановимся здесь.

Спешившись и расседлав лошадей, Брент привязал Ромашку к ближайшей сосне.

Ринка сидела, привалившись спиной к соседней сосенке, и наблюдала за ним. Странно, но ей нравилось смотреть, как он действует. Его короткие, отточенные движения. Ничего лишнего.

– А Энхелль? – поинтересовалась, желая нарушить молчание. – Почему ты не привязываешь его?

– Ему это не нужно.

– Он какой-то особенный конь?

Будто понимая, что речь идет именно о нем, Энхелль посмотрел на девушку и тихо всхрапнул.

Брент похлопал его по загривку.

– Да, особенный.

Это было сказано с неприкрытым теплом. И Ринка почувствовала, как внутри защемило. Незаметно сглотнув, она отвела глаза в сторону.

Ей казалось, что она заглянула в замочную скважину и увидела, пусть не нарочно, чужую жизнь. Что-то такое, что хранится у Брента в душе и чем он не собирается делиться или выставлять напоказ.

Как же мало она знает о нем – своем нежданном супруге. Даже его полное имя ей неизвестно.

– Я наберу хворост, а ты сходи за водой, – он сунул ей в руки пустые фляги.

Она подняла на него изумленный взгляд.

– Но я не знаю куда идти!

– Налево.

– А почему не направо?

– Потому что слева доносится шум ручья.

Ринка напрягла слух. Но вокруг только ветер шумел да где-то в ветвях перекликались болтливые сойки.

– Я не слышу никакого ручья, – она пожала плечами.

– Услышишь. Иди, если хочешь поесть до того, как мы тронемся в путь.

Легко ему говорить – услышишь.

Как же она может что-то услышать, когда птицы такой гомон подняли, а под ногами хрустят сухие ветки?

Чуть приподняв подол, а второй рукой прижимая к боку обе фляги, Ринка побрела в указанном направлении.

Брент несколько минут смотрел ей вслед, пока светлая коса девушки не исчезла между деревьев. Потом, покачав головой, вернулся к обустройству костра.

Лес был светлым, солнечным, почти без подлеска. Шаг за шагом Ринка углублялась в него все дальше и дальше. Стройные сосенки уносились высоко вверх, а между ними зеленела редкая трава и темнел серый песок. А воздух здесь был такой, что девушка дышала и не могла надышаться.

Она вдруг поймала себя на том, что с любопытством осматривается по сторонам. Ее глаза начали замечать вещи, на которые раньше она бы не обратила внимания. Вон в ветвях темнеет гнездо, из которого доносится приятная трель овсянки. А чуть ниже по стволу сползают капли смолы, переливаются, золотятся на солнце прозрачным янтарем.

Вон поскакала белка, мелькая рыжим хвостом.

Вон между корней чернеет лисья нора.

А вон бабочка-семицветка распахнула крылышки над цветком медуницы…

Засмотревшись, девушка споткнулась и едва не полетела носом в муравейник. Ойкнула недоуменно, даже обиженно. Схватилась за ветку, пытаясь удержать равновесие.

Фляги выпали, одна ударила по ноге. Не больно, но довольно чувствительно.

Ринка зашипела, потирая пострадавшую конечность. И ее взгляд упал на виновника этих бед.

Муравейник представлял собой песчаную кочку, покрытую сухими иголками. На ее склоне копошились черные муравьи, деловито разделывая гусеницу.

Гусеница была толстой, мохнатой, с ярко-оранжевыми полосками и красными точками между ними. На кончиках ее ворсинок блестели прозрачные капельки. Она извивалась, пытаясь сбросить с себя захватчиков, но их было слишком много. Исход этой борьбы был понятен без слов.

Гусеница не вызывала у девушки отвращения, наоборот, захотелось спасти беднягу. Она такая симпатичная, с полосочками. А в будущем превратится в прекрасную бабочку. По крайней мере, должна…

Присев, девушка протянула к ней руку, почти дотронулась, когда кто-то схватил ее за плечо.

От неожиданности Ринка подпрыгнула, точно отпущенная пружина. Развернулась, инстинктивно скрещивая запястья перед собой. И невероятно мощный, невидимый глазу поток выплеснулся из центра ее ладоней.

Беззвучные колебания пронзили пространство. Воздух пошел рябью перед глазами.

Но за спиной было пусто. Если здесь кто-то и был – он успел исчезнуть с траектории удара.

Оглушенная, потрясенная произошедшим, Ринка шагнула назад. И поняла, что ноги не держат. Ее охватила внезапная слабость, колени подогнулись, и она бы свалилась на землю, если бы чьи-то руки не подхватили ее.

Знакомые руки.

– Брент?.. – слабо выдохнула, чувствуя, как мужчина прижимает ее к груди. – Что это было?

– Моя глупость, – раздалось ворчание. – Грешу иногда.

– Я… – с трудом сглотнула комок. – Со мной что-то не так…

– Все так, маленькая эндиль, это мне не надо было подкрадываться сзади.

– Как ты меня… назвал?

Промолчав, Брент подхватил девушку и направился прочь.

Не нужно было отпускать ее одну. Чувствовал же, что за ней нужен глаз да глаз! Потому и пошел следом. И как раз вовремя!

Глупышка собиралась взять в руки ядовиту гарру! Всего одно прикосновение – и сильнейший яд гусеницы вызвал бы сначала онемение тела, а затем крепкий сон, который мог бы стать вечным!

Но дальнейшее поразило даже его.

У малышки сработал защитный инстинкт. Точнее, это была атакующая магия, сырая, не облагороженная присутствием мысли. Она просто выплеснулась рефлекторно. Брент успел среагировать на долю мгновения раньше и выскользнуть из-под удара. Буквально в последний момент.

Но такой резкий выброс не мог не оставить последствий. Он почти до дна осушил девушку. Ослабевшая, ничего не понимающая, она даже на ногах стоять не могла. И упала бы, не приди Брент на помощь.

– Я воды не набрала, – тихий вздох отвлек его от раздумий.

– Я наберу. Сиди здесь, ничего не трогай, никуда не лезь.

Он усадил ее перед костром на расстеленную попону. Потом разогнулся, возвышаясь над девушкой. Глянул хмуро.

– Все поняла?

Ринка слабо кивнула.

Ей почему-то хотелось спать. Она чувствовала себя какой-то… опустошенной, выжатой. Словно целый день начищала золой и песком котлы на монастырской кухне. Матушка Ильза не раз так наказывала послушниц за мелкие шалости.

Брент постоял еще с минуту, глядя, как она зевает, прикрывая ладошкой рот.

Оставлять девчонку одну не хотелось. Только богам известно, что еще она учудит. Но фляги надо было вернуть и воды тоже набрать, ведь у них не осталось ни капли. А еще нужно накормить эту несчастную. Вон, тощая какая. Только кожа да кости.

Вид тонких ключиц, видневшихся в вырезе платья, вызвал у Брента странное чувство. Несвойственное ему и от того непонятное.

Досадливо отмахнувшись, он направился в лес.

Ринка же недолго сидела. Тепло костра разморило ее, пробралось под расстегнутый кожушок, и девушка сбросила верхнюю одежду. Подумав, аккуратно свернула, положила под голову вместо подушки и сама скрутилась на попоне, подтянув колени к груди.

Произошедшее до сих пор отзывалось внутри непривычным холодком. Словно еще недавно в груди тлел уголек, а теперь кто-то вместо него всунул ледышку. А еще эта внезапно накатившая слабость и сосущая пустота…

С ней что-то происходит. Что-то, чего она сама не может понять.

Ринка вздохнула.

Все было бы проще, если бы Брент не отказывался отвечать на вопросы. Как она может ему доверять, если он ее игнорирует? Почему он ничего не хочет ей объяснить?

Стоило сомкнуть глаза, и тысячи вопросов обрушились на девушку. Как? Куда? Зачем? Почему? И что ждет ее там, впереди?

Она стала женой незнакомца, который не ищет сближения. Женой мужчины, который не претендует на ее тело. Он заботится о ней, но не говорит, куда они едут. Оберегает, но не хочет ничего объяснить.

Он считает ее несмышленым ребенком?

Последняя мысль вызвала вялое раздражение.

Но она не ребенок! Она сможет ему доказать…

Спустя десять минут Брент вернулся с полными флягами. Его подопечная сладко спала, положив ладошки под щеку.

Мужчина глянул на солнце. Час дня.

Потом на девчонку.

Будить ее просто бессмысленно, по крайней мере, ближайшие полчаса. Она просто не сможет держаться в седле.

Поставив на треногу походный котелок, Брент уселся рядом с костром. Сорвав травинку, задумчиво пожевал. Рядом тихо заржал Энхелль, разделяя невеселые думы хозяина. Нагнув голову, толкнул в плечо.

– Ну что, брат, – Брент потрепал его между ушей, – досталось нам несчастье эльфийское. Что делать-то будем?