Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Смоленск всегда для врагов был комом в горле…
Анна Лихачева
Пока комбат А. И. Козлов дрался с врагом в составе 7-й мотострелковой дивизии народного ополчения, на Смоленщине происходили такие события.
16 июля 1941 года немцы заняли Смоленск. По данным командующего 3-й танковой армии вермахта генерал-полковника Германа Гота, город был захвачен лишь силами 29-й моторизованной дивизии. Легкое и стремительное взятие важного стратегического пункта, открывающего путь на Москву, вероятно, еще больше убедило Гитлера в скором окончании войны. По Крылову у него «от радости в зобу дыханье сперло…»
Группа войск под командованием генерала Михаила Федоровича Лукина еще оказывала сопротивление, ведя уличные бои на окраинах в северной части города, а в это время крестьяне на подводах уже въезжали в областной центр и принимались мародерничать – грабить оставленные горожанами квартиры и советские учреждения. Немцы с любопытством взирали на происходящее, не пытаясь остановить преступления, заснимая на фото и киноаппараты проявления низменных инстинктов части населения. У советских военных разведчиков были данные, что «грабителей» готовили немцы, но не всех.
Тоже было и в Москве в середине октября 1941-го. Но там власти в течение нескольких дней пресекли расползание этого дикой аморальности души, карая виновных вплоть до расстрела.
20 июля немецкая администрация на собрании в комендатуре избрала бургомистром города Смоленска бывшего юриста В. Г. Меньшагина и его прихвостней-заместителей. После войны он был арестован, судим, приговорен к 25 годам тюрьмы и отбыл полный срок заключения в городе Владимире. Наиболее активные помощники бургомистра были пойманы правоохранителями и расстреляны.
Подпольщики не дремали – появились листовки, бичующие предателей – бургомистра и полицаев:
У бургомистра – холуя
Туша вроде бугая,
Морда очень важная,
Да душа продажная.
Век не видел подлеца я
Хуже гада – полицая,
Эта пакостная рожа
На чертей на всех похожа.
Сразу же началась охота на евреев и коммунистов. Их отлавливали и группами отвозили на окраинные выгоны к отрытым ямам и расстреливали, часто вместе с детьми. Среди коллаборационистов широко распространялось движение о введение в действие российских законов, принятых до 1917 года.
Со стороны немецкой администрации велась обработка общественного мнения с целью дискредитации советских законов как реакционных и антинародных.
Население сначала призывали, а потом приказывали сдать на объединенные скотные дворы крупный рогатый скот, лошадей, свиней, даже кур, мотивируя это необходимостью сохранения поголовья. Антисоветская агитация и пропаганда расцвела ярким цветом в СМИ и в литературе. Критиковалось и высмеивалось все советское, которое потом фантазией доморощенных либералов 1990-х годов называлось «совковым».
Так, пьеса «Волк», написанная смоленским журналистом С. Широковым, имела направленность на дискредитацию советского движения сопротивления. Здесь показывалась бессмысленность и преступность партизанской войны. Но ряды народных мстителей росли не по дням, а по часам, видя, как дико ведут себя оккупанты, считавшие себя ариями, а россиян недочеловеками, не умеющими наладить «правильный образ жизни».
Жизнь в оккупированной Смоленской области, как и в соседней Белоруссии, изобиловала жестокостью гитлеровцев, для которых наши граждане воспринимались как животные. Конец немецкой оккупации пришел в результате Смоленской стратегической наступательной операции под кодовым названием «Суворов» силами Западного и левого крыла Калининского фронтов с 7 августа по 2 октября 1943 года. Описание сражения вне рамок этой книги, а вот некоторыми воспоминаниями местных жителей автор решил поделиться.
Для того, чтобы показать в каких условиях сражался комбат, партизан и разведчик Смерша Александр Иванович Козлов, нелишне напомнить обстановку тех лет на Смоленщине и в соседней Гомельской области в Белоруссии.
Воспоминания жительницы Смоленска Лихачевой Анны Сергеевны.
После окончания в 1941 году медицинского училища в Москве я вернулась в родной город Смоленск за 3 недели до начала войны. Собиралась стать потом врачом и принести пользу людям родного города. Но в июле немец начал бомбить город, а 26 июля он занял его. По улицам Смоленска катилась броня – танки и бронемашины – в сторону Москвы. Как хотелось, чтобы все они не вернулись…
«Культурный» немец пришел в Россию, чтобы освободить нас от евреев и коммунистов и в то же время он мог, не стесняясь, прилюдно помочиться. Считал бош нас всех животными. Через месяц в городе массово стали открывать в лучших зданиях госпиталя для битых гитлеровцев. Туда с больниц забрали все койки. Для больных и раненных советских военнопленных отвели старое здание. Койки там отсутствовали. Я решила помогать нашим воинам. Они лежали на полу. Стоял в помещении не стон, а сплошной вой, перемежающий с острыми криками.
Смрад от незаживающих ран, испражнений завершал картину «госпитального» ада. Отсутствовали перевязочные средства. Приходилось вместо бинтов рвать простыни и наволочки, и таким образом бинтовать раненных. Однажды привезли девушку, в которую стрелял полицейский из-за нарушения комендантского часа. Пуля застряла в мягких тканях. Я извлекла ее и перебинтовала. После этого меня вызвал офицер и объявил мне, что я помогаю партизанам. В ответ на мои отрицательные ответы стал меня избивать. Я потеряла сознание и, чуть придя в себя, окровавленная была вышвырнута предателем-полицейским на улицу.
Прежде чем толкнуть на землю, он несколько раз пырнул меня, то ли шилом, то ли какой-то заточкой в бок. Что-то теплое и липкое потекло под кофтой. Он держал меня и тряс за волосы.
– Дайте, я снегом умоюсь, – попросила его.
– Кровью умоешься, – последовал ответ…
Могилы немцев с березовыми крестами заполонили все пустыри и площади города. А скоро боевой оркестр нацистов сыграл последнюю экспозицию. 25 сентября 1943 года в город вошли войска Красной армии…
Воспоминания жительницы с. Спас-Демянска Токаревой Нины Борисовной.
«Я жила с мамой в селе недалеко от Вязьмы. Старший брат погиб на фронте, отец пропал без вести. Когда я слышу иногда по радио и телевизору, что большинство гитлеровских солдат были порядочными людьми – цепенею. Не знаю, кто в них разглядел это качество – я не разглядела. Туча войны приближалась. Воздух был такой густой, хоть ложкой его мешай. Мне было 16 лет. Мы ходили с ребятами копать противотанковые рвы, лишь бы сдержать зверя, рвавшегося на нашу землю. Мимо нас шли на запад в колоннах тысячи молодых в новых шинелях, а обратно никто не вернулся. Наших солдат, бегающих по полям, отстреливали. Я видела, как за ними гонялись на танках. Основная масса серо-зеленых вояк ушла на восток. А те, кто остался в городе – шакалили, пили и ходили по домам. Они забирали все, что их интересовало и что им нравилось. Как-то утром зашли к нам двое фашистов и принесли грязное обмундирование и бельё. Приказали постирать, высушить и вечером принести к зданию Дома культуры.
– В городе водопровод разрушен, а речка далече. Проблема с водой, – пожаловалась мама.
– Не сделашь… Пух-пух будеть, – пояснил фриц.
Вечером мы с мамой отправились вернуть немцам постиранные вещи. В Доме культуры шла пьяная оргия. Немцы перепились. Внутри кричали девушки. Двое фашистов ухватили меня и потащили в дом. Я от страха обмочилась. Один немец зло закричал, глядя на мои мозоли на руках: «Швайн, швайн…»
Я их заработала черенком лопаты. Мать стала защищать меня и предлагать себя. Второй солдат ударил мать по голове, проломив ей височную кость. А меня повалили и стали бить ногами по коленям. Раздробили суставы коваными сапожищами. После этого мы с трудом добрались до избушки. Утром мать скончалась. Меня выходили родственники. Кости срослись неправильно. Ходить я стала самостоятельно только после 18. Сейчас инвалид от тех побоев…»
Воспоминания Виктора Кулакова:
«У немцев были все сведения о расположении наших частей у Вязьмы».
11 октября 1941 года на Богородицком поле советские войска предприняли попытку массового прорыва знаменитого Вяземского окружения. Из-за того, что приказ был отдан слишком поздно, в плен попали 688 тысяч солдат и командиров. Генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин, получив приказ Ставки о выходе из окружения, объявил, что войска двинутся треугольником 11 октября. При выходе из окружения 14 октября 1941 года командарм М. Ф. Лукин был тяжело ранен и без сознания попал в плен. В плену ему ампутировали ногу. В концлагере вел себя достойно, хотя и подвергался постоянной обработке с предложением перейти на сторону немцев. Для воздействия на Лукина фашистами направлялся даже А. Власов, но все его усилия оказались тщетными.
Это была одна из самых страшных трагедий в мировой истории войн. Виктор Кулаков создал военный мемориал памяти воинов Западного и Резервного фронтов. Главным экспонатом музея стала старая немецкая карта. Он писал:
«Когда я ее разглядел, то подумал: если бы наши знали, насколько они были «просвечены»! И насколько умело действовала немецкая разведка, которой были известны все без исключения аэродромы в районе Вязьмы, танковые части, оборонительные укрепления… Я уверен, что без предательства ее сделать было нельзя».
Эту карту-пятиверстку подарил Кулакову житель Вязьмы Владимир Колесников. На карте отмечено, что она 1935 года.
Дорогобужский партизанский край Смоленщины возник в самом начале войны. Вообще, Смоленск – это город, который издревле вставал костью поперек глотки врагам России – от Сигизмунда III до Наполеона, а потом очередь подошла и до Гитлера. На борьбу с захватчиками поднялось народное ополчение – партизанские отряды: «Ураган», «Дедушка», «Тринадцать», «Северный медведь», «Лазо», «24-ой годовщины РККА», партизанский полк Жабо. К партизанам присоединились части 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала П. А. Белова и десантники 4-го воздушно-десантного корпуса генерала А. Ф. Казанкина. В отряде «Дедушка» воевал и наш герой А. И. Козлов.
Силу ударов народных мстителей враг ощущал ежедневно. Однако со временем в организации партизанского движения выявились и недостатки, серьезно влияющие на качество этой борьбы. Оказалось нецелесообразным создавать крупные партизанские соединения – они не имели нужных средств связи для их управления, а также достаточно подготовленных командных кадров. Они теряли мобильность, подвижность и маневренность и действовали, как правило, в одном каком-нибудь районе.
Это избавляло противника вести борьбу с многочисленными и неуловимыми партизанскими отрядами. К району действия большого партизанского отряда гитлеровцы подтягивали крупные силы и развертывали операцию. Поэтому партизанам приходилось переходить к оборонной тактике. А такие действия противоречило природе партизанской борьбы с противником – нападению, уничтожению и отходу. По указанию сверху отряд «Дедушка» был разделен на части. Вот почему Александр Иванович Козлов, покинув расформированное соединение «Дедушка», возглавил группу из 12 человек для организации своего небольшого отряда.
Воспоминания свидетеля трагедии под Вязьмой Алексея Владимировича Грибкова.
«8 октября 1941 года в Дорогобуж вступили фашисты. Отступление наших частей велось от Дорогобужа по старой Смоленской дороге, по которой когда-то отступала Великая армия Наполеона. По ней двигались сотни машин, роты и полки, толпы беженцев, а над всем этим людским морем безраздельно господствовали фашистские самолеты. Тысячи людей шли к Вязьме с надеждой на спасение, не зная, что город уже захватили немцы, а впереди только окружение, плен, гибель. Все обочины были забиты разбитой военной техникой, брошенным оружием, трупами погибших людей.
В Вяземском котле оказалось более 600 тысяч солдат и командиров Красной армии. Большая часть бойцов оказалась в плену, другие, рассеявшись по лесам, пытались пробраться через линию фронта или спрятаться в окрестных деревнях. Были и такие, кто хотел попасть в партизаны и продолжить сражаться с ненавистным врагом (среди них был и герой настоящей книги старший лейтенант Александр Иванович Козлов. – Прим. авт.).
Через сутки от Вязьмы к Дорогобужу потянулись бесконечные колонны конвоируемых пленных. Раненых, больных и ослабленных, отстающих от колонны, немцы расстреливали прямо на обочинах дороги.
Город Вязьма был наводнен немецкими диверсантами, которые пускали ракеты для обозначения целей бомбардировщикам. Помню, в деревню Клестово пришли два мордатых мужика в советской форме и стали агитировать с призывами сдаваться немцам – комсостав, мол, разбежался. Красная армия практически разбита. После их ухода через несколько часов приехали на велосипедах 7 немецких автоматчиков и взяли в плен около 200 жителей. С ними они направились в сторону Вязьмы.
Что касается трагедии РККА – в большинстве случаев командного состава при красноармейцах не было. Я видел своими глазами невиданное явление – самоубийство командиров. Мы их опознавали по синим брюкам, а потом хоронили десятками. Некоторые солдаты говорили, что командиры их бросили на произвол судьбы…»
Тяжелые кровопролитные оборонительные бои и сражения частей РККА на Вяземско-Ржевском направлениях задержали наступление противника по охвату, а затем и захвату Москвы. Эти события тяжело пережил в действующей армии и в борьбе с немцами в партизанских отрядах, а после внедренный в разведшколу АК-103 «Сатурн» разведчик ГУКР Смерш НКО СССР старший лейтенант А. И. Козлов под псевдонимом «Следопыт», с паролем для связи «Байкал-60». У немцев ему дали кличку «Меньшиков».
Уникальная операция советской контрразведки по стратегической дезинформации противника началась в январе 1942 года. Ее провели контрразведчики 4-го Управления НКВД СССР под руководством генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова. Эта оперативная игра чем-то напоминала операции «Трест» и «Синдикат-2», проведенные сотрудниками ГПУ в период с 1921-го по 1927 год с активным участием А. Х. Артузова и других чекистов-контрразведчиков того времени.
Новая оперативная игра с немцами возникла в январе 1942 года. Она получила название «Монастырь». В ней участвовал наш агент «Гейне» – Александр Демьянов. Он действовал от имени легендированной монархической организации «Престол», возглавляемой известным антисоветчиком и монархистом поэтом Садовским. Подробно эту операцию автор описал в книге «Гений оперативных игр».
Первая встреча Демьянова с Садовским произошла в конце 1941 года. Садовский поверил взглядам Александра, отлично сыгравшего роль адепта монархизма, согласно предписанной контрразведчиками линии поведения. Амбициозный поэт благословил его на установление контакта с немцами. Вскоре «Гейне» перешел линию фронта и оказался в подразделении одной из абверкоманд. Выдержав многочасовые допросы и имитацию расстрела, Александр Демьянов убедил сотрудников Абвера в том, что он участник большой антисоветской организации «Престол» с разветвленной сетью ее дочерних точек на местах. Абвер сидел на голодном информационном пайке.
Битый фельдмаршал Кейтель на Нюрнбергском процессе с горечью признал:
«До войны мы имели очень скудные сведения о Советском Союзе и Красной армии, получаемые от нашего военного атташе. В ходе войны данные от нашей агентуры касались только тактической зоны. Мы ни разу не получали данных, которые оказали бы серьезное воздействие на развитие военных действий».
Вот почему перебежчику поверили, направили в разведшколу набираться шпионскому «уму разуму», чтобы затем перебросить его через линию фронта в Москву. Не удивительно, что ходил он в отличниках. Наставником его на Лубянке был легендарный разведчик Вильям Фишер, в будущем ставший известным читателям как Рудольф Абель. После завершения разведшколы в феврале 1942 года способного слушателя, завербовав под кличкой «Макс», перебросили через линию фронта с заданием сбора данных о советских войсках и организации тыла РККА.
На этой основе стремительно стала разворачиваться крупная радиоигра с Абвером. Стержнем ее стала прицельная дезинформация. Как говорится, лучшая дезинформация – абсолютная правда с элементами лжи, которые невозможно проверить. «Макс» начал вести сеансы радиосвязи с немцами, передавая им «разведывательные» сведения. Их готовили советские контрразведчики совместно с руководством Оперативного управления Генштаба РККА. Грань допускаемых к разглашению военных тайн была настолько зыбка, что порой сообщения «Макса» согласовывались с Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным.
Немцы были довольны работоспособностью своего агента. А когда «Макс» сообщил, что он «устроился» офицером связи к начальнику Генштаба маршалу Б. М. Шапошникову – они были на «седьмом небе».
В ноябре 1942 года Демьянов передал – русские готовят крупное наступление под Ржевом и на Кавказе. На самом деле в это время в обстановке строжайшей секретности готовилась операция под Сталинградом. Задача стояла так – сковать части и соединения группы армий «Центр» под командованием фельдмаршала Гюнтера фон Клюге на Московском направлении и не допустить их переброски в сторону Сталинграда.
«Макс» с ускоренной периодичностью передавал в абверовский Центр информацию об увеличении грузопотоков по железной дороге в направлении Ржева.
Он обращал внимание, что эшелоны в основном идут с личным составом и военной техникой – танками и «Катюшами». Контрразведчики понимали, что данные «Макса» могут перепроверяться другими источниками. Для этой цели по указанию Генштаба вместе с военными составами на запад под брезентом перевозились деревянные макеты танков, «Катюш», орудий и тягачей.
Для проведения крупнейшей в военной истории дезинформационной кампании по приказу Сталина «втемную» был использован даже Георгий Жуков. Его отозвали из-под Сталинграда и отправили в район Ржева. Именно там он в привычной своей манере высокой требовательности в затяжных боях гнал и гнал стрелковые дивизии в атаки на хорошо подготовленные оборонительные позиции 9-й армии генерал-полковника Вальтера Моделя и другие немецкие войска.
Военное командование вермахта так уверовало в истинность попыток РККА по ликвидации Ржевско-Вяземский выступа, что оголило Сталинградское направление. Советское наступление под Сталинградом стало для них полной неожиданностью – холодным душем.
На переброску туда дополнительных резервов у немцев уже не было ни сил, ни времени.
Десятки тысяч потерянных под Ржевом солдатских душ, как писал Александр Хохлов, надо тоже считать положенными на алтарь победы в Сталинградской битве. Их жертвенный подвиг привел к тому, что великое сражение на Волге немцы проиграли вчистую… не нашлось для спасения 6-й армии у вермахта резервов – их перемолотили и перемололи советские войска в «ржевской мясорубке»…
Публицист и военный корреспондент Илья Эренбург вспоминал:
«Мне не удалось побывать у Сталинграда… Но Ржева я не забуду. Может быть, были наступления, стоившие больше человеческих жизней, но не было, кажется, другого столь печального – неделями шли бои за 5–6 обломанных деревьев, за стенку разбитого дома да крохотный бугорок. Наши заняли аэродром, а военный городок был в руках у немцев… В штабах лежали карты с квадратами города, но порой от улиц не было и следа… Несколько раз я слышал немецкие песни, отдельные слова – враги копошились в таких же окопах…»
За последние годы усилиям ряда историков и журналистов Ржевская битва превратилась в одно из главных сражений Великой Отечественной войны. При этом затяжные, кровопролитные бои за Ржев чаще всего рассматриваются как пример огромных бессмысленных потерь Красной армии, вызванных низким профессиональным уровнем ее военачальников, а также их неумением и нежеланием беречь людей. По сути, Ржев вышел на передний план после успеха советского контрнаступления под Москвой в декабре 1941 года.
Поэтому представлять сражение за Ржев как тупое направление людей на убой, объясняемое скудоумием советских полководцев, подло по отношению к тем, кто жертвовал собой в боях с нацистским зверьем.
О степени секретности операции, подготовленной на основе дезинформации Абвера агентом советской контрразведки «Гейне», говорит тот факт, что о ней знали только четыре человека – Сталин, Берия, Шапошников и Судоплатов.
Жуков о ней не знал…
Итак, весомый вклад и помощь Красной армии в разгроме немцев под Сталинградом через Ржевскую дезинформацию Абвщера оказал советский разведчик Александр Петрович Демьянов.
С 1943 года в такой же разведшколе Абвера окажется свидетель Вяземских и Ржевских событий Александр Иванович Козлов, о чем будет рассказано ниже.
Войти с помощью соц. сетей: