На обратном пути домой Эллису надо было следить за дорогой, но все его мысли занимала Лили Палмер. Их поцелуй снова и снова всплывал перед его глазами, как повторяющийся кадр заевшей в кинопроекторе пленки. Вопреки ее более холодному прощанию. Если Джеральдина удостоилась искреннего и теплого объятия, то ему досталось благодарное рукопожатие. Подтверждение того, какие между ними были фактически отношения. Горькая пилюля – а ведь он еще ощущал нежность ее кожи и волос, сладость ее губ. Но это было ничто в сравнении с той силой духа и красотой, какие она наблюдал в Лили, пока она ухаживала за сыном.

Не удивительно, что Эллис проехал довольно приличный отрезок дороги, прежде чем заметил сдержанность Джеральдины. Она не отрывала взгляда от вечернего неба в лобовом стекле. А ее руки тихо лежали на коленях.

– Вы показали себя поистине доброй волшебницей, – прервал их молчание Эллис.

– Да, в общем-то… я не сделала ничего особенного.

– Думаю, Палмеры с этим бы не согласились. И доктор Саммерс, наверное, тоже.

– Я просто сделала все так, как она мне показывала. Она – хороший учитель.

– Не сомневаюсь. Хотя очевидно, что и вы родились для этой работы.

И дело было не только в ванне и кусочках льда. А в том сочетании уверенности и страсти, которые продемонстрировала Джеральдина. В ее способности вызвать доверие у людей, охваченных самыми жуткими страхами.

– Возможно, – допустила Джеральдина. – Выбор всегда легче делать, когда речь идет не о твоих собственных детях.

Ее слова повисли в воздухе. Двусмысленное послание, явно ненамеренное, заставило Джеральдину снова отвернуться.

Эллис подбирал ответ, когда его уши уловили ее бормотание:

– Иногда я думаю: забудут ли они, кто я такая…

Кто «они», объяснять было не нужно.

– Господи, да, конечно же, не забудут! Они не смогут вас забыть, Джеральдина!

Она не ответила. И Эллис понял: что бы он сейчас ни сказал, это ничего не изменит. И остаток пути они провели в полной тишине. Эллис – вцепившись в руль, Джеральдина – глядя в свое окошко. И если бы не ее подрагивавшие веки, никто бы не догадался, что она плакала.

К тому времени, как они прибыли в Дерборн, Эллис окончательно осознал: Джеральдина Диллард хотела вернуть детей. И вовсе не практические соображения удерживали ее от этой попытки. А стыд. Эллис понял это только теперь – после того, как выслушал рассказ Лили на кухне. По разным причинам, но обе матери верили, что потеря детей являлась расплатой за то, что они сделали.

И обе были не правы.

Именно по дороге домой Эллис решил еще раз встретиться с Альфредом Миллстоуном. Рискованный ход. Этот человек мог выслушать Эллиса до конца, выведать всю информацию, которой он располагал, и просчитать все варианты. Если Альфред не захочет, чтобы дело дошло газет и суда, он будет скрывать настоящее местонахождение Келвина и все факты, связанные с письмом Руби.

Эллис вспомнил его комментарий:

«Иногда нам приходиться идти на жертвы ради тех, кого мы любим».

И эти слова, как и раздумья о том, на какие жертвы мог пойти Альфред Миллстоун, не давали Эллису заснуть всю ночь.

Утром, в редакции, он отмахнулся от этих мыслей. Ему пришлось. Он приехал на работу рано. Чтобы наверстать упущенное за время своего отсутствия. Эллис решил: после собрания он нанесет банкиру неожиданный визит. А пока он сел за свою пишущую машинку и начал приправлять банальными подробностями свою статейку о переименовании местной библиотеки, предложенном мэрией.

На Пулитцеровскую премию она явно не потянула бы. Но накропать хоть что-то было лучше, чем не ничего.

– Мистер Рид, на одно слово, – прорезал утреннюю тишину голос мистер Уолкера.

Эллис приготовился к очередным попрекам. На пути к кабинету шефа он едва увернулся от курьера, пронесшегося мимо, и поплелся к начальственному столу.

– У меня сегодня утром состоялся интересный разговор. – Мистер Уолкер сделал на пару секунд паузу, словно позволяя читателю перевернуть страницу. И добавил: – Звонок был от президента «Сенчури Эллайэнс Бэнк», от джентльмена по имени Альфред Миллстоун.

Эллис стоически выдержал его взгляд:

– И?

– Этот джентльмен сказал, что вы готовите о нем биографический очерк. Якобы с целью обелить банкиров и всякое такое. – Мистер Уолкер откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на животе. – Так вот он хочет, чтобы я не печатал вашу статью. И попросил меня вам передать, чтобы вы больше не докучали его семейству своими визитами.

«Семейству. Не только ему. Значит, супруги поделились своими впечатлениями. Интересно, с Руби они тоже поговорили?»

– И что вы ему сказали?

– Что это будет не трудно, поскольку меня даже не поставили в известность о каком-то биографическом очерке.

Прекрасно! – фыркнул про себя Эллис. Шансы на то, что секретарша Альфреда (не говоря уже об охраннике) допустит его до кабинета, сравнялись с нулем.

Но работу нужно сохранить.

– Мистер Уолкер, если вы меня выслушаете…

– Дело в том, что вы в последнее время были настолько трудноуловимы, что я, только повесив трубку, сообразил, что вы на самом деле задумали.

Объяснение застряло у Эллиса в горле. И он поспешно сглотнул его:

– Сэр?

– Полагаю, вы добывали информацию о Миллстоунах, следили за ними, одним словом, нарывались на пулю. Я понимаю, почему вы молчали об этом, учитывая их связи с Джованни Тревино. Но исходя из всего, что я слышал… Будьте осторожны, мистер Рид…

В этот момент внимание мистера Уолкера отвлек известный агент по печати и рекламе, и тот пригласил его в кабинет для нового диалога.

Эллис вышел за порог, пытаясь расшифровать предупреждение шефа. Имя Тревино маячило неясной тенью где-то на самых задворках его сознания. Мрачное, но знакомое, без всяких подробностей.

Развернувшись, Эллис заметил подоспевшего на работу Голландца. Парень уже наливал себе кофе, даже не дойдя до своего рабочего стола. Похоже, из-за одного или обоих детей ночь он провел плохо. Эллис подошел ближе:

– Голландец, у меня к тебе вопрос.

– Да-да. – Голландец обнюхал кружку, определяя свежесть напитка.

– Джованни Тревино. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?

– Конечно… правильно… – Голландец все еще находился в плену рассеянности. Но уже начал хлебать кофе, и Эллис решил ему не мешать: пусть включит мозги.

– Что ты о нем слышал?

– Бутлегер. Владелец нескольких фешенебельных ночных клубов и игорных залов. Поговаривают, он связан с «Черной рукой».

Неясная тень вдруг приняла очертания.

– Мы говорим о Максе Тревино?

– Максе? Ну да. Это один и тот же человек.

Эллис мало что о нем знал, но о связях Макса Тревино с мафией он бы в курсе. А вот о группировке «Черная рука», выдавливавшей малый бизнес по всему Нью-Йорку, Эллис был наслышан. В нее входили итальянцы. Жестокие, беспощадные. Ничего не прощавшие.

– А почему ты спрашиваешь?

Эллис с трудом пожал плечами:

– Так, из любопытства.

Водители вели себя вежливо. Первое доброе предзнаменование Эллису за день.

Конечно, будь он мудрее, он бы развернул свою машину и оставил бы этих Миллстоунов в покое. Но Эллис поступить так уже не мог. Стоило ему узнать про ниточки, ведущие к мафии, и его беспокойство за детей Джеральдины удвоилось.

Пора вернуться к источнику. Не к Альфреду. К Руби. Если бы Эллис поспешил, он бы еще успел застать ее на утренней переменке.

Он уже выруливал в Джерси, когда заметил автомобиль, ехавший за ним. Черный «Паккард». Он висел у него на хвосте, как консервная банка, подвешенная к бамперу – всю дорогу до Хобокена. Напротив школы Эллис остановился, и «Паккард» проехал мимо.

Облегчение, если бы не водитель. Эти рябые щеки, эти типичные шрамы от оспы Эллис уже где-то видел. Только вот где?

Впрочем, может, после предостережения мистера Уолкера у него разыгралась паранойя?

Размышлять об этом было некогда. Ребята уже высыпали на игровую площадку, визжали и носились под лучами весеннего солнца.

Эллис вылез из машины. Как он и надеялся, Руби бродила в одиночестве около яблони. Внимание пожилой учительницы было приковано к более активным детям. Все еще осторожничая, Эллис направился к девочке.

Не дойдя несколько шагов, он перехватил взгляд Руби. По ее лицу проскользнул страх, но она быстро приложила к губам палец. И махнула Эллису другой рукой, чтобы он зашел за дерево. А там он присел на корточки, чтобы его не увидела учительница.

– Мне запретили разговаривать с вами, – выпалила Руби. – Но я надеялась, что вы снова придете. Я должна вам кое-что сказать.

– О Келвине? – Это мысль первой пришла Эллису в голову.

Девочка насупилась, смешалась и помотала головой. Но напряжение, снова отразившееся в ее взгляде, встревожило Эллиса еще больше.

– С тобой все в порядке? – спросил он Руби.

Ее молчание растянулось надолго. И Эллис пожалел, что не задал ей этот вопрос в прошлый раз, в самом начале разговора.

– Если это в моих силах, Руби, я помогу и тебе.

Уголки ее губ слегка приподнялись, и Эллис понял: это произошло не из-за того, что он предложил девочке помощь, а оттого, что он назвал ее настоящим именем. Руби, а не Викторией.

– Тогда я попрошу вас об одолжении, – прошептала она. – Передать маме мое послание.

Так вот что она хотела ему сказать!

– Я много об этом думала, – затараторила Руби. – Знаете, Клэр… это наша домработница… она учит меня шить. А когда я ее попросила, она показала мне еще, как вязать крючком и на спицах. И я уже умею стирать и жарить пищу. Так что передайте маме, что я готова все это делать, чтобы отрабатывать свое содержание. Маме не придется тратить на меня много денег, и мы сможем снова быть вместе.

Сердце Эллиса защемило; грудь когтями стиснула боль.

Он пришел, чтобы выспросить у Руби про письмо, узнать, когда оно пришло и не было ли там еще какой-нибудь полезной для него информации. Была ли на конверте марка? Смогла бы Руби принести его ему? И, может, она что-то слышала в доме…

А теперь, стоя лицом к лицу с девочкой, Эллис почувствовал себя на перепутье. Болезнь Сэмюэла продемонстрировала ему жизнеспособность детей. И вместе с тем – их уязвимость, их зависимость от тех, кто заботится об их выживании.

Руби ждала его ответ.

Эллис прикоснулся к рукаву ее платья, размышляя, что именно сказать. И как далеко он сам готов зайти.

В их молчание вторгся пронзительный свист. Его испустил полицейский с лицом, как плоское зубило, стоявший рядом с учительницей:

– Эй, ты! Стой на месте! – крикнул коп Эллису.

Либо это был его участок, либо его прислал водитель черного «Паккарда». В любом случае агрессия, которая сквозила во всем его облике – от яростной, чеканной поступи до резиновой дубинке в лапах, подсказала Эллису: на дипломатические переговоры лучше не рассчитывать.

– Я вернусь, как только смогу, – бросил он Руби. На ее лице отразилась его тревога, но объяснять что-либо уже было некогда.

Эллис сорвался с места.

– А, ну, стоять!

Эллис помчался к машине. На полпути он сообразил: старый движок может оказать ему медвежью услугу. Лучше оторваться от копа, петляя по кварталам.

– Я сказал – стоять!

Взгляд назад подтвердил опасение Эллиса: полицейский бежал за ним по пятам. А затем взревел гудок, и автомобиль резко отвернул в сторону. Эллис споткнулся и упал, чудом избежав столкновения. А когда он поднимался на ноги, кто-то цепко схватил его за воротник и развернул. Локоть Эллиса задел что-то твердое.

Лицо копа.

«Господи!»

В мгновение ока Эллис оказался на земле. Руки заломаны за спину. Щека расцарапана об асфальт.

– Лежи смирно! – скомандовал коп, вонзив свою костлявую коленку ему в спину. – Ты арестован, тупой ублюдок!