Субботним вечером в квартире Эллиса зазвонил телефон.

Он в это время наспех готовил себе бутерброд – на Ар-Си-Эй транслировался бейсбольный матч. В отличие от своих приятелей дома Эллис никогда не был фанатом этой игры, но он всегда оставался пенсильванцем. И когда играл «Филлис», Эллис всегда слушал. Особенно в такие дни, как этот, когда он громил окаянных «Янкис». Четыре-два, конец шестого иннинга.

Еще один звонок.

Слизывая горчицу с большого пальца, Эллис вышел из кухни и сообразил: должно быть, звонила его мать. Ему потребовалась пара секунд, чтобы дотянуться до телефонной трубки.

Когда Эллис провожал мать на вокзале, он пообещал приехать в скором времени на ужин. Но «в скором времени» – понятие удобно расплывчатое. Но сейчас, когда его отец наверняка слушал трансляцию матча (хоть что-то они с Эллисом делали вместе), у матери появилось часа два, чтобы поразмыслить. И позвонить.

Пришло время Эллису сделать то, что полагалось. Сгладить острые углы, зацементировать трещины в их семейном фундаменте, чтобы продолжить общаться, как они общались на протяжении многих лет.

Он снял трубку.

Только это оказалась не мать.

– Эллис, – выдохнула Лили, – мне нужно с вами поговорить.

На долю секунды он почувствовал себя счастливым. До чего же было приятно услышать ее голос! Но затем он оценил его тон. И понял: ничего хорошего он не услышит.

Остаток выходных Эллис копался в своей памяти. Анализировал и переосмысливал все детали, которые он принял за факты. Хотя на самом деле он не видел Келвина в окно, он слышал мальчишеский смех…

Если только… если это не был фрагмент радиопередачи…

Но во время интервью в банке Альфред говорил о детях во множественном числе.

Или он рассуждал о детях вообще? Эллису пришлось признать: этот человек ни разу не упомянул имени Келвина.

И все же Эллис отказывался поверить в худшее. Когда Лили позвонила ему из дома своих родителей, сразу же по возвращении от Миллстоунов, он тщательно разобрал ее рассказ в поисках разумного объяснения.

Может, бледность Сильвии спровоцировала болезнь? А сбивчивую речь – лихорадка? Может быть, она просто имела в виду, что Келвин не жил в их доме, а учился, например, в какой-нибудь престижной закрытой школе за рубежом? Откуда им знать, как там принято, у этих богачей? В каком возрасте они помещают своих чад в дорогущие пансионы?

Как бы там ни было, Эллис убедил Лили не говорить пока ничего Джеральдине. Зачем поднимать тревогу прежде времени. Им надо сначала все выяснить. Несмотря на свою волевую натуру, Лили согласилась. С одним условием – он будет действовать быстро.

Эллис и не думал тянуть резину. Его дурные предчувствия только усиливались – медленно, но неумолимо.

И лучшим вариантом было встретиться с одним человеком, не считая самого Альфреда. Человеком, который должен был знать правду.

В утренней суматохе понедельника проследить за человеком незамеченным было не сложно. Даже в Хобокене.

Именно на это рассчитывал сейчас Эллис, следуя за Сильвией и Руби от их дома до школы. Они шли, держась за руки. И выглядели так, как и подобало в такой день. Сильвия – в повседневном, но модном узком платье и шляпке с кокетливо отогнутым ассиметричным полем. Руби – в школьной форме и с желтым бантом в волосах.

И никаких признаков Келвина.

Их путь занял десять минут и завершился перед впечатляющей кирпичной школой. Сильвия наклонилась, чтобы поправить Руби воротничок, а потом отпустила девочку, и та влилась в поток остальных ребятишек, двигавшийся ко входу в здание под пристальными взглядами матерей и нянек.

Только после того, как Руби переступила порог школы, Сильвия повернулась, чтобы пойти обратно. Эллис сохранил дистанцию, следуя по другой стороне улицы и гадая: придет ли она за девочкой после занятий?

Конечно же, придет! Значит, ему надо было как-то улучить момент, чтобы поговорить с Руби с глазу на глаз.

Игровая площадка примыкала к западному фасаду школы. Если погода не испортится – облачка не в счет – на переменки дети будут выходить на улицу.

Что ж, он подождет.

В цокольных этажах жилых домов, рассеянных вдоль улицы, располагались по обыкновению магазинчики и мастерские. Купив в парикмахерской очередной номер «Трибьюн» (других газет, по иронии, там не продавалось), Эллис пристроился на скамейке. Из мастерской по ремонту обуви, за его спиной, с каждым хлопком двери вылетали запахи кожи и гуталина.

Чтобы скоротать время, Эллис начал листать газету. Жирные заголовки и вожделенные авторские подписи под статьями напомнили ему о предстоящем собрании отдела.

Наконец его внимание привлек гомон высоких голосов.

Ученики высыпали из школы и рассеялись по игровой площадке.

Эллис бросил газету на скамейку, пересек улицу и начал вглядываться в лица ребятишек так, словно выискивал золотой самородок. Девочки качались на качелях, съезжали с горок, играли в классики. Но Руби среди них было не видать.

А потом он заметил его – желтый бант в волосах!

Одна, на самом краю площадки, Руби бесцельно кружила под старой яблоней. Это дерево не было таким большим, раскидистым и прочным, как яблоня у ее дома в деревне, ветви которой легко удерживали ее брата. Но, возможно, девочка до сих пор чувствовала себя комфортнее в привычной среде.

Эллис вышел из-за дерева, стараясь держаться непринужденно, держа руки в карманах. Слишком много времени прошло, чтобы Руби его узнала. Но и спугнуть ее он не хотел.

– Наслаждаешься здесь тишиной?

Она оторвала глаза от листика в своей руке. И пожала плечами.

– Не хочешь играть с другими детьми, да?

Руби покосилась на своих дурачившихся и вопивших одноклассников.

Эллис ожидал, что она снова пожмет плечами. Но девочка сказала:

– Мне не разрешают.

Так вот в чем было дело! Этакий своеобразный карантин! Замена комбинезона на школьную форму, похоже, не укротила ту девочку-вулкан, какой Руби запомнилась ему на старой сельской дороге. И, честно говоря, Эллису было приятно это услышать.

– Значит, от тебя одни проблемы? – спросил он ласково.

– Проблемы! – фыркнула девчушка. – Всего-навсего испачкала свитер, когда качалась, – она мотнула головой на качели, облепленные ребятами. – И случилось это уже несколько недель назад. А мне до сих пор запрещают к ним подходить. – Снова сосредоточившись на листике, Руби начала отрывать от него кусочки и разбрасывать их по сторонам. Совершенно бездумно. Скорее, из раздражения.

Эллис заметил учительницу почтенного возраста, присматривавшую за детьми на переменке. Она обозревала игровую площадку, как надзирательница тюремный двор. Такая особа запросто могла назначить девочке такое нелепое наказание. Эллис постарался не попадать в поле ее зрения.

– А вы что тут делаете? – спросила Руби. – Пришли сфоткать школу?

Эллису потребовалась пара секунд, чтобы связать концы с концами. Впечатленный, он улыбнулся девочке:

– Не думал, что ты меня вспомнишь.

– Это почему?

– Да просто уже много времени прошло. – Месяцев восемь уж точно. – Да и виделись мы с тобой всего раз… или два, как мне кажется.

– Я вас видела много раз из своего окошка. Вы оставляли коробки на нашем крыльце. Еду и все остальное.

Еще один повод удивиться. Каждый раз, когда Эллис парковался в самом конце подъездной дороги, он ставил машину так, чтобы свет фар не попадал в окна. И был уверен, что в ночной темноте его никто не видел.

– И ты знала, что это я?

Руби сорвала с яблони новый листочек и стала тоже разрывать его на кусочки. Но уже спокойнее.

– Я слышала мотор вашей машины. Он ревел, как раненый зверь.

– Ну да, – улыбнулся про себя Эллис. – Он и сейчас так ревет.

Щечки Руби порозовели, и губки растянулись в знакомой улыбке.

– Мне очень нравилась маринованная свекла, которую вы привозили. И груши тоже. Хотя без чипсов мы бы прекрасно обошлись, уж поверьте.

– Не важно, с каким вкусом?

– Ха! Мне-то нравилось отправлять в рот любые. Но вот то, что было с животом после… Не со моим, если вы так подумали. – Руби взмахнула пальчиком для пущей выразительности. – Делить постель с Келом, когда у него в кишках все бурлило… И, Бог свидетель, от той жуткой вони и медведь бы свалился замертво.

Эллис снова не сумел сдержать улыбку:

– Настолько жуткий?

– Никогда бы не подумала, что из такого маленького человечка может выходить так много гадости, и не только от чипсов. В другой раз братец рискнул… – Тут Руби замолчала и потупила глаза вниз, вместе со словами исчезла и вся ее радость.

– Что? – ласково переспросил Эллис. – Что сделал твой брат?

Девочка решительно покачала головкой:

– У меня… у меня нету брата.

Ошарашенный ее ложью, Эллис уставился на Руби. К желанию выпытать правду внезапно примешался страх. Но раз уж он с ней встретился, идти нужно было до конца.

Присев на корточки и уперев локти в колени, Эллис заглянул ей в глаза.

– Ты спрашивала, зачем я пришел? Так вот, на самом деле я пришел к тебе из-за Келвина, – признался парень. – Если тебе известно, где он, скажи мне это, пожалуйста.

Руби выгнула нижнюю губу. Она явно колебалась, но Эллис должен был услышать ответ.

– Дело в том, что я дал себе слово удостовериться, что с ним все в порядке. И я пытаюсь сдержать обещание. Но, похоже, я не смогу это сделать без твоей помощи.

Изучая лицо Эллиса, Руби обдумывала его просьбу. Через несколько секунд она тихо молвила:

– Он с мамой.

Склонив голову набок, Эллис решился уточнить:

– Ты имеешь в виду миссис Миллстоун?

– Нет, – ответила Руюи. – Мою прежнюю маму.

Теперь Эллис по-настоящему растерялся.

– Ты утверждаешь, что Келвин у Джеральдины?

Спустя мгновение Руби кивнула.

Но в ее словах не было никакого смысла. Они не вязались ни с тем, что говорил таксист, ни со словами кассирши из депо, ни с рассказом самой Джеральдины.

– Это очень интересно. Но мне сказали, что и тебя, и Келвина увез на поезде мистер Миллстоун. В Калифорнию. А потом вы переехали сюда, в Джерси, уже вместе с миссис Миллстоун.

Руби снова кивнула.

Возможно, в пансионе Лили Эллис сообщил Джеральдине достаточно подробностей, чтобы она самостоятельно разыскала детей? Может, за прошедшую неделю она переосмыслила свое решение? Неужели ей удалось выпросить у Миллстоунов сына? Или… она его выкрала?

В этот момент Эллис поверх плеча девочки заметил, что на него пристально смотрит учительница. И он поспешил с расспросами:

– А что случилось потом?

– Однажды после уроков я получила от мамы письмо. Я очень обрадовалась, что она пошла на поправку и мы сможем вернуться домой. В нашу деревню.

Выходит, в тот день, когда Миллстоун забрал детей, Руби знала о болезни матери. Вот почему она грустила в такси, но не противилась!

– А о чем написала тебе мама в том письме?

– Она написала, что очень любит меня, но… у нее хватит денег только на одного из нас. – Голос Руби стал напряженным, на глаза навернулись слезы. – А раз я старше, значит, Келвин нуждается в ней больше.

Прозвенел звонок.

Их время истекло.

Почти отчаявшись, Эллис заговорил как можно нежнее:

– Солнышко, мне важно знать. Ты виделась со своей мамой, когда она приезжала за Келвином?

Руби помотала головой:

– Это было бы слишком тяжело для нее. Еще раз прощаться со мной навсегда.

Простое, но возможное объяснение.

– А в том письме, она не сообщила тебе, где…

– Сэр, я могу вам чем-нибудь помочь?

Эллис встретил мрачный взгляд учительницы мгновенной улыбкой.

– Добрый день, мэм, – неохотно поднялся он на ноги. – Я тут случайно оказался. И как друг семьи решил поболтать с девочкой.

– Хорошо, но отвлекать детей во время уроков не нужно. Общаться с ними лучше вне школы.

– Да, мэм. Впредь я так и буду делать.

Учительница резко развернулась на своих каблуках. Взмахом руки она велела девочке следовать за ней в школу. Руби стрельнула на Эллиса глазами и пошла за ней.

И только тогда, когда учительница скрылась из виду, Эллис осознал, что называла она девочку не Руби. А совсем другим именем.

Она звала ее Викторией.

Едва Эллис вернулся в редакцию, он тотчас же позвонил в санаторий. Директор, теперь уже знающая его имя, позвала к трубке Джеральдину. В разговоре Эллис поинтересовался у нее о письме Руби. Правда, вдаваться в подробности его содержания он не стал и умолчал о беседе с девочкой и ее новом имени.

Как он и опасался, Джеральдина пришла в замешательство. Эллис поспешил замять тему о письме, сославшись на недоразумение. А последовавшая за тем просьба Джеральдины время от времени приглядывать за детьми только подкрепила его подозрение.

Джеральдина никогда не приезжала за сыном.

Лили не зря беспокоилась. Либо Миллстоуны отдали Келвина кому-то еще, либо случилось что-то серьезное, пока Руби была в школе. Последнее могло бы объяснить реакцию Сильвии.

Нет! Эллис не отказывался принять такой сценарий. Как репортер он гордился тем, что чутье его не подвело. Что-то в поведении Альфреда, когда они болтали о детях, насторожило Эллиса, вызвало у него безотчетную тревогу.

Ему оставалось только надеяться, что его видение ситуации не было искажено его же собственным желанием увидеть то, что он хотел. Так или иначе, он выяснит правду.

– Голландец! – позвал Эллис. Парень как раз проходил мимо с блокнотом в руках. Услышав оклик Эллиса, он направился прямиком к нему.

– Привет, ты сегодня не был на собрании. Я подумал, что ты заболел.

Эллис чувствовал себя не лучшим образом, но не из-за простуды.

И пропустил это замечание ради более важного вопроса:

– Твой приятель в Лос-Анджелесе… ты вроде бы говорил, что он собирался прислать газетные вырезки, которые накопал для меня. Ты не проверишь в свободную минутку?

Голландец хмыкнул.

– Видишь ту кучу там? – он показал на груду корреспонденции, хаотично громоздившейся на столе Эллиса. – Ты мог хоть изредка просматривать ее, дружище! – Быстро покопавшись в одной из стопок, он извлек из нее маленький конверт из оберточной бумаги и подал Эллису: – Я положил его тебе на стол еще на прошлой неделе.

– Вот что значит дать своей секретарше выходной, – отшутился Эллис. Правда не для того, чтобы поддержать разговор с Голландцем, а чтобы приглушить свой страх. Тихо тлевший, он внезапно полыхнул пламенем, разъедающим все его внутренности. Эллис почувствовал это даже еще до того, как отошел Голландец, до того, как вытащил из конверта вырезки и прочитал некролог на смерть дочери Миллстоунов и уставился на ее портрет – портрет девочки в уже знакомом ему матросском платьице, с ленточкой в волосах.

«Виктория Луиза Миллстоун», – гласила подпись.

Эллис верно предположил, что Миллстоуны решили восполнить пустоту в их доме после смерти родной дочери. Он только не предугадал, что ее роль будет в буквальном смысле играть Руби.

Или все-таки он допускал такую вероятность? Он ведь не испытал сейчас полный шок? Нет, не испытал. Значит, где-то в глубине души у него таилось предчувствие чего-то подобного. Только оно было настолько пугающим, настолько неприятным, что он подсознательно отказывался ему верить. Одного Эллис не мог предвидеть наверняка – поразительного сходства этих двух девочек. Даже в разной одежде и с разными прическами, они могли запросто сойти за близняшек.

Страшась поделиться новостями, он все же снял трубку со стоявшего перед ним телефона и набрал оператора, а тот подключил его к номеру Лили в «Экземайнере». Но на звонок ответил ее шеф. И, похоже, он был встревожен еще сильнее, чем Эллис.

– Она взяла отгул, – буркнул он, объясняя отсутствие Лили на рабочем месте, и повесил трубку прежде, чем Эллис успел ему задать новые вопросы.

Наверное, после своей поездки в Джерси Лили решила продлить себе выходные, чтобы наверстать упущенное время с сыном. Эллис заколебался – подождать? Уж больно ему не хотелось им мешать. Но ради Келвина (и Руби тоже!) он должен был сделать этот звонок.

Телефонистка соединила его с Палмерами, и с каждым гудком в трубке его рука, сжимавшая трубку, вцеплялась в нее все крепче.

Ответ прозвучал без приветствия:

– Доктор Мэннис?

– Лили… это я.

– Эллис? – Похоже, Лили готова была разрыдаться в трубку.

– Что такое? Что случилось?

Ее голос задрожал:

– С Сэмюэлом плохо…