– Если хотите, я вас провожу, мистер Рид. – Платиновая блондинка была явно из Бронкса, но выглядела как чистый Голливуд. Кокетливо улыбнувшись, она эффектно развернулась в своем красном платье, искусно подчеркивавшем все лакомые изгибы. Но не таком откровенном, как бесстыдная униформа продавщиц сигарет, круживших по залу с подносами табачных изделий.

Пока хостесс вела его по выложенной в шахматном порядке плитке, Эллис держал свой взгляд на должном уровне. Он четко осознавал, что за пара движется следом за ними. К счастью, покосившись через плечо, он увидел, что его мать, вцепившись в мужнин локоть, таращилась в восторге наверх. На огромную хрустальную люстру, которая расцвечивала яркими, похожими на самоцветы искрами фешенебельный ночной клуб, утопавший в свечах.

«Ройял» выглядел настоящим волшебным оазисом, если не считать того, что вход в него был со стороны переулка. По слухам, пик своей популярности он пережил в начале двадцатых. Но все равно привлекал публику из высшего света. И Эллису было понятно – почему. В этом заведении действительно было классно – серебряные крышки-купола над тарелками, официанты в черных фраках. На сцене колоритный оркестр в белых смокингах наигрывал модные мелодии на пианино, контрабасе и дюжине полированных духовых. Как и пристало в субботний вечер, зал кишел блестящими платьями и костюмами от «Брукс Бразерс». Которые, впрочем, мало чем отличались от того, что был надет на Эллисе – синей габардиновой тройке с шелковым галстуком и носовым платком. Эллис купил ее специально к этому вечеру, желая произвести наилучшее впечатление.

– Полагаю, вам здесь понравится, сэр, – блондинка жестом показала на одну из кабинок в форме полумесяца, протянувшихся вдоль стены. Именно такую и просил Эллис. Большинство обычных столов со стульями стояло буквой «П», оцепив площадку для пар, теперь танцевавших линди хоп.

Кабинка благодаря неполным перегородкам из длинных белых портьер должна была обеспечить большее уединение и, как надеялся Эллис, особое настроение на вечер.

– Отлично, – улыбнулся он и, сунув девушке пятерку, пригласил родителей сесть первыми.

– Приятного вам вечера! – пожелала хостесс и неторопливо удалилась.

Сев за стол, Эллис снял свою кремовую фетровую шляпу с шелковой лентой и положил ее сбоку от себя. Его отец сделал то же самое со своей старой шляпой с полями.

– Как я и говорил, – сказал Эллис родителям, – я слышал об этом заведении одни восторженные отзывы. Ребята в газете утверждают, что здесь подают лучший ростбиф во всем городе. – Именно это блюдо, любимое его отцом, сыграло решающую роль при выборе Эллисом ресторана. – А тебе как тут, папа?

Музыка заглушила невнятное бормотание отца.

– Здесь просто великолепно, сынок, – с яркой улыбкой на губах встряла мать.

Через несколько недель ее уговоров супруги наконец приехали в Нью-Йорк – город, который Эллис стал уже считать своим домом.

И подумать только – всего четыре месяца назад, захандрив в баре «Холс Хайдэуэй» из-за последнего предупреждения своего редактора, Эллис почти что решил уволиться из газеты. Но с помощью изрядной порции виски ему удалось заключить сделку с ребятами из ирландской мафиозной банды. Их босс владел – вполне легально – меховым магазином в центре города. Эллис предложил парню провести благотворительную акцию: пожертвовать свою выручку от недельной продажи Обществу помощи детям. А сам пообещал написать об этом в газете.

А потом вдруг партия мехов вывалилась из грузовика и уплыла вниз по реке – так, во всяком случае, записали в страховых документах. И бум! Деньги для детишек были собраны. Взамен Эллис получил надежную наводку об одном конгрессмене, который набрался наглости и удумал лишить ветеранов всех привилегий. Осмотрительно представленные с разницей в неделю, обе истории нашли себе место на страницах «Трибьюн».

А затем поступил бонус.

В подарок от своих новых ирландских знакомых Эллис получил список с именами еще нескольких бесчестных политиков и намеками на их темные делишки. Невероятно, но этот подарок не потребовал ответной услуги. Поскольку упомянутые чиновники были в доле с русскими, еврейскими и итальянскими гангстерами, но не с ирландскими. И изобличение их грязных махинаций было достаточной «благодарностью» для последних. Эллис напрямую не связывал парламентариев с подпольным миром (у него не было ни малейшего желания оказаться на дне Гудзона), но он и так оказался в выигрыше.

Короче, набив множество синяков и шишек, Эллис вернулся на ринг, размахивая кулаками. Джек Демпси бы им гордился!

И все же, решив не испытывать судьбу, парень расширил свою «оповестительную» сеть за счет менее пугающего контингента.

За лишний бакс телефонисты и гостиничные коридорные готовы были поделиться с ним информацией о едва ли не каждом своем абоненте или постояльце. Что уж говорить о местных пожарных. Зоркие наблюдатели за своей территорией, с уймой свободного времени в пожарной части, они охотно (и за бесплатно!) выбалтывали ему кучу прелюбопытных фактов и интересных новостей.

В скором времени самой большой проблемой для Эллиса стало быстрое написание статей. Он рассказывал в них обо всем – от взяточничества в городской системе лицензирования и вымогательствах в индустрии жилищного строительства до содержания сенатором одновременно трех любовниц. Впечатляющий подвиг однако!

По правде говоря, со временем в статьях Эллиса фотографии стали превалировать над текстом. Увы, иногда приходится заполнять пробелы до очередного большого успеха. На прошлой неделе, к примеру, одна вдовушка воспылала надеждой установить убийцу своего мужа, известного перевозчика запрещенных спиртных напитков из Квинса, за которым давно тянулась шлейфом дурная слава. И Эллис описывал ее спиритический сеанс. Конечно, все эти заметки не заслуживали авторской подписи (хотя две статьи уже вышли под его именем). И ни одна из них не украсила первую страницу «Трибьюн», на которой прежде появлялись его статьи без подписи. Но зато у него теперь завелись деньги в банке – и все благодаря хорошо выдержанному виски! В буквальном смысле.

Рискуя пробить брешь в своих сбережениях, Эллис преподнес бутылочку в качестве рождественского подарка владельцу «Трибьюн» и отважился попросить его о прибавке к зарплате. Он озвучил сумму в девяносто баксов в неделю, надеясь на семьдесят пять. Но после нескольких хайболов, пропущенных вместе с боссом, они сошлись на сотне.

А самое главное? А самое главное заключалось в том, что Эллис наконец-то почувствовал себя полноценным представителем «Газетного ряда», как метко окрестили ньюйоркцы Парк-роу. И нынешним вечером его родители должны были в том убедиться. По крайней мере, таков был план Эллиса.

– Вы уверены, что не хотите ничего более… праздничного? – спросил он, кивнув на их бокалы с водой. – Может, немножко хереса – запивать ужин, а, ма?

Усатый официант, стоявший как часовой по стойке смирно, уже прикарманил первые чаевые Эллиса со всей ловкостью политика.

– За ужин плачу я, – напомнил Эллис матери.

С видом искушаемой добродетели она взглянула на его джин мартини, поданный в чайной чашечке – как подавались в этом ресторане все алкогольные напитки (из предосторожности на случай рейда). Но не успела миссис Рид решиться, как ее муж ответил за них обоих:

– Мы ограничимся водой. – Взгляд его глаз (без очков в этот вечер) остался непреклонен. Его готовность пропустить при оказии стопочку дома явно не распространялась на общественные места. Мать Эллиса улыбнулась и кивнула.

– Хорошо, – прогнусавил официант и повернулся вполоборота к Эллису: – А вы, сэр? Желаете повторить за изучением меню? Наверное, двойной? – Официант явно уловил его потребность в выпивке как способе разрядить напряжение, резко усилившееся после того, как на их столик легла кожаная папка с меню. И отец Эллиса убедился, что цены в нем были проставлены в долларах.

– Это было бы чудесно.

Официант быстро удалился. Часть Эллиса захотела последовать за ним. И ему пришлось напомнить себе, что отец был крайне далек от его царства комфорта. Это угадывалось даже по тому, как он постоянно теребил свой воротник, борясь с галстуком, как с лассо на шее.

«А ты меня представляешь в этом наряде? – ответил в свое время Джим Рид сынишке, когда тот поинтересовался у отца, почему тот не носил таких костюмов, в каких фланировали большинство мужчин (дело было на похоронах). – Вот когда сыграю в ящик, тогда и обрядите меня в точно такой же».

То, что отец надел в ресторан свой единственный костюм – простой, черный и только ради Эллиса, говорило о многом. И обойти это молчанием Эллис не смог.

– Должен признать – вы оба выглядите сегодня шикарно! – Эллис откинулся на спинку стула, пытаясь разрядить небрежностью обстановку, и взмахнул своей чайной чашечкой. – И эта брошь выглядит на тебе потрясающе, мама!

Просияв от гордости, миссис Рид погладила серебряную розочку на стебельке:

– Спасибо тебе, сынок.

Эллис приколол свой подарок к ее сливовому кардигану, надетому поверх подобранного в тон платья, еще в своей новой квартире в Бронксе – до того, как им всем отправиться в ресторан. Отец в это время стоически расхаживал по квартире – не особняке, как ни крути, но все-таки такой, какую Эллису не стыдно было показать. Он поторопился ее обставить всего за несколько дней до приезда родителей.

Теперь отец озирал таким же непроницаемым взглядом клуб.

– Ты всегда питаешься в подобных заведениях?

Из желания подыграть отцовской бережливости Эллис готов был сказать уже «Нет». Но к чему лгать? Он честно зарабатывал свои деньги и имел право этим гордиться.

– Раз или два в неделю, где-то так.

– Значит, ты уже накопил на новый мотор, да? – Тон отца не скрыл ни сомнения, ни издевки.

– На самом деле, – сказал Эллис, – я собирался поговорить с вами об этом. Я передумал насчет нового движка.

В ожидании объяснения лицо отца сковало замешательство.

– Я просто пришел к выводу, что пора перестать тратить бабки на старый хлам; пора начать все с чистого листа. Может, купить новый «Форд Родстер». Прямо с конвейера. – Это означало отказ от помощи отца как механика, что облегчило бы жизнь им обоим.

– «Родстер», – произнесла мать Эллиса, заинтересованно и одновременно встревоженно. – Они ведь очень скоростные, да?

– Не волнуйся, ма. Я не собираюсь творить глупости.

Отец фыркнул – отрывисто, надменно-снисходительно. И сразу же переключил свое внимание на меню, углубился в изучение цен.

И именно в этот момент Эллису стало до боли понятно: с самого начала ужина отец думал только о них.

Внутри забурлило раздражение, но парень постарался его подавить. Вечер все еще мог закончиться приятно. Особенно с помощью джина.

Эллис допил свой коктейль и приготовился заказать уже двойной.

– Итак, – произнес он, схватив со стола меню. – Что нам тут предлагают?

Периферийным зрением он заметил продавщицу сигарет. Девушка обводила взглядом клуб, поджидая, когда кто-нибудь из гостей покажет ей жестом свой интерес. И хотя отец никогда не был заядлым курильщиком, Эллис знал, что иногда Джим Рид позволял себе насладиться редкой сигарой в компании заводских приятелей.

«Может, несколько затяжек смягчат его настрой?» Ну, уж точно не ухудшат…

– Эй, мисс! – поднял руку Эллис; его голос затерялся в общем гуле и мелодичных звуках саксофона. Он уже собирался повторить свой призыв, как вдруг отец что-то пробормотал – невнятно, чтобы разобрать его слова, но достаточно громко, чтобы уловить в них насмешку.

Эллис повернулся к нему лицом, и в тот же миг мать цыкнула:

– Джим, пожалуйста.

Как будто хотела сказать: «Не здесь. Не сегодня вечером».

Отец помедлил, но потом все же прикрыл свой рот. И вернулся к меню; его массивная челюсть напряженно задергалась, словно силясь удержать слова в глотке. Недобрые слова. Без всякого сомнения. И все – предназначавшиеся сыну.

– Ты хотел мне что-то сказать, папа?

Глаза отца стрельнули в него и быстро сузились. Он явно уловил вызов в вопросе Эллиса.

Мать опять попыталась все сгладить:

– Давайте выберем блюда!

Но Эллис не отвел глаз от потяжелевшего отцовского взгляда. И с какой стати он должен был это делать? Ему реально надоело все время сдерживаться, отмалчиваться и отступать. Черт возьми, единственный раз, когда он не был невидимкой, он делал что-то не так.

– Давай говори. Я уже взрослый мужчина. И все могу понять.

Отец помотал головой и снова мрачно хмыкнул.

– Взрослый, значит? Мужчина? Потому что научился прожигать свои деньги?

Мать прикоснулась к руке мужа, но он отстранился и вперил в Эллиса хмурый взгляд:

– Погляди на себя! Разгуливаешь в модных костюмчиках и шляпах. Обзавелся новой квартирой. Бросаешься направо и налево баксами, как дешевыми леденцами, строя из себя важную шишку…

Бурлившее в Эллисе раздражение закипело. Он не заслужил всех этих слов. Тем более от человека, который почти его не знал. И никогда не пытался узнать… и понять. Там, в Филадельфии, Эллис решил, что к его первому успеху (благодаря снимку Диллардов) отец отнесся с недоверием. Теперь наступило прозрение.

Уперев кулаки в колени, парень подался вперед:

– Знаешь что? Я ведь очень старался вам угодить. Я хотел, чтобы вы с мамой провели в этом городе незабываемый вечер. И если ты завидуешь, я в этом не виноват. – Эллис уловил слабый вздох матери.

Отец уставился на него:

– Что ты сказал?

– Что слышал! Ты завидуешь тому, что я действительно сумел сделать что-то стоящее в своей жизни! – Слова вылетели, и вернуть их назад было уже невозможно. А они подразумевали сравнение. В воздухе повисла тягостная тишина. Отец откинулся на спинку своего стула. Мать, прижав руку ко рту, наблюдала за ними.

После долгого молчания отец тяжело кивнул, словно в согласии. Этот простой жест кольнул Эллиса стыдом. Но ощущение стыда притупил странный прилив облегчения. Надежды на то, что наконец-то они с отцом достигли какого-то понимания.

– Может, ты и прав насчет этого, – сказал отец. А затем его голос сделался холодным: – Потому что я, наверное, и в самом деле неудачник, коли так считает мой единственный сын.

Последние слова – как удар под дых. Каждый слог отозвался в Эллисе дикой болью. Не только за себя. Но и за брата, которого давно вычеркнули, списали со счета, как будто его и не было никогда.

– Ты хочешь сказать – единственный сын, который выжил.

– Довольно! – вмешалась мать.

В это мгновение мир за пределами их кабинки перестал существовать. А они сами превратились в трио статуй – почти не дышавших, с неподвижными конечностями. Все, что слышал Эллис, – это громкий стук его сердца.

А потом – словно постепенно приходя в себя – его отец медленно взял шляпу и встал из-за стола. С затуманенным, почти невидящим взглядом и все еще каменным выражением на лице, он так же медленно двинулся к выходу.

Мать тоже встала, приготовившись последовать за ним.

Эллис не нашелся что сказать. Независимо от того, кто был прав, а кто не прав, кто был лучше, а кто хуже, ему претила мысль о том, что он причинил боль и ей.

– Ма… прости меня…

Мать повернулась к нему, на помрачневшем лице сверкнули печалью глаза. Но она нежно погладила его по плечу и поцеловала в щеку:

– Я все понимаю, сынок. Я понимаю.

Пока Эллис провожал глазами родителей, в кабинку вторгся официант – с полной до краев чайной чашечкой.

Поздновато…

А, может, как раз вовремя!

– Столик останется на одного, сэр? – Судя по выражению на лице официанта, он стал свидетелем скоропалительного ухода пожилых супругов.

– Да… наверное… – Эллис все еще пытался переварить то, что произошло.

– Я с радостью приму ваш заказ на первое блюдо, если вы уже определились с выбором. Или могу вам дать время подумать еще. – Эллис не произнес ни слова, и официант воспринял его молчание за ответ. Но, уже уходя, он вдруг остановился и вернулся назад: – Если вы, сэр, готовы изменить свои планы, я мог бы предложить вам кое-что интересное… чтобы закончить вечер на более мажорной ноте.

Эллис даже не представлял себе, что могло улучшить эту отвратительную ночь. Но и домой он уже не спешил – ведь тишина там неизбежно заставила бы его снова зациклиться на своей семье и некрасивой словесной перепалке с отцом.

– Что именно?

Предпочтя не вдаваться в пространные объяснения, официант подал знак блондинке-хостесс, и та понимающе улыбнулась, прежде чем подойти к столику.