Дуня поставила будильник на пять часов, выбрав звук игры в пинбол – он больше всего раздражал ее, – чтобы больше не заснуть. Хотя обычно ей надо было ждать до десяти часов, чтобы кровь прилила к голове, теперь она чувствовала себя как никогда отдохнувшей и сосредоточенной. Каждая клеточка ее тела была так напряжена, что ей было трудно спокойно стоять в душе, когда она стала смывать с волос бальзам.

Наконец все изменится. Наконец произойдет то, чего она ждала с тех пор, как Слейзнер уволил ее почти два года тому назад. Через несколько часов она станет во главе следствия. Уссинг и Йенсен, понятно, будут препятствовать и протестовать, но в конечном итоге поймут, что у них нет другой возможности, кроме как красиво смириться и подчиниться приказу.

Свейструп все-таки включил здравый смысл и в воскресенье по телефону дал ей свое согласие. Он сделал все, чтобы отложить принятие решения в долгий ящик. Но Дуня проявила твердость и убедила его в том, что есть риск, что все другие альтернативы ударят рикошетом по нему самому. Вместе с тем устное решение Свейструпа – сырой товар. Поэтому она не собиралась тратить зазря ни одной минуты, пока это не будет высечено в камне.

После завтрака она доехала на велосипеде до вокзала Нёррепорт и в 06:55 села на Эресуннский поезд до Хельсингёра. Через тридцать семь минут вышла на станции Снеккерстен и доехала на велосипеде до участка. В запасе у нее было больше часа, чтобы подготовиться к совещанию.

Она уже точно знала, что скажет. Большую часть вчерашнего вечера она репетировала перед камерой мобильного, оттачивая и шлифуя свое выступление до совершенства. Время ей нужно было для другого: чтобы сварить кофе, разложить венские булочки и переставить горшки с цветами так, чтобы шторы могли беспрепятственно опуститься вниз, когда она нажмет на пульт. Не говоря уже о проекторе, который подчинялся закону Мерфи, как только его подключали к новому компьютеру. Но после того как Дуня загрузила и установила новые драйверы, заработал и проектор, и звуковая система, и она почувствовала себя готовой как никогда.

Она ждала, что первым появится Свейструп вместе с прокурором Юлие Витфельдт, которая, понятно, уже была в курсе относительно смены руководителя следствия. Потом с опозданием приплетутся Уссинг и Йенсен, чтобы подчеркнуть, что они никак не намерены подчиняться приказам не пойми кого.

Но вместо этого пришел Магнус Равн в форме и посмотрел на нее своими растерянными собачьими глазами, и она почувствовала себя самым плохим человеком на свете. Она совершенно забыла сказать ему. Нечистая совесть просачивалась, как пот, через поры, и скоро вишневая блузка потемнеет под мышками, если она не возьмет себя в руки.

– Привет, Магнус. Ты в порядке? – спросила Дуня, пытаясь сгладить все шероховатости.

– Где твоя форма? – Он посмотрел на нее так, словно на ней не было ни единой нитки.

– Дело в том, что Иб согласился передать мне расследование.

– Это правда? Как здо́рово. Поздравляю. – Он просиял. – Значит ли это, что я тоже…

– К сожалению. Поверь мне, я действительно испробовала все, – сказала она и отбила еще одну атаку пота. – Но получила отказ. Ты знаешь, каким может быть Иб, когда на него что-то найдет. Тогда для него каждая перемена не к добру. Помнишь, когда делали ремонт в раздевалках и мы предложили покрасить стены в любой цвет кроме белого?

Магнус кивнул и выдавил из себя улыбку. Но его взгляд говорил о том, что он видит ее насквозь. Она сказала слишком много и объяснила, что происходит, с помощью такого количества слов, что ложь стала явной. Почему она просто не сказала как есть? Что у нее нет ни времени, ни желания тащить за собой балласт. Что он замечательный парень, но ему надо перестать надеяться.

– Послушай, может, увидимся, как только я закончу эту эпопею. Может быть, вместе пообедаем или поужинаем, – предложила она. В это время в комнату вошли Сёрен Уссинг и Беттина Йенсен, каждый с дымящейся чашкой кофе в руке.

– О’кей, – сказал Магнус, кивнув им в знак приветствия и не получив ответа.

– Хорошо, тогда я тебе позвоню, – сказала Дуня, пытаясь не обращать внимания на тот факт, что Магнус, вместо того чтобы выйти из комнаты, сел на один из стульев. Зато Свейструп и прокурор пока еще не пришли, хотя уже было пять минут десятого. – Привет и добро пожаловать, – продолжила она после еще одной долгой минуты в гнетущей тишине. – Садитесь и угощайтесь. Венские булочки только что из печки. Кофе тоже свежий, если захотите добавки.

Почему она так страшно волнуется? Ей нечего стыдиться.

– Мы спешим. – Уссинг бросил взгляд на свои наручные часы.

– Посмотрим, сколько это займет времени. – Дуня нажала на пульт, и шторы начали медленно скользить вниз. В каком-то смысле стало гораздо легче, когда Уссинг перестал скрывать свое презрение. Что бы он там себе ни думал, он всего лишь некомпетентный подонок, к которому надо относиться соответственно. – Как вам наверняка известно, я не могла не думать о событиях в доме на улице Стенгаде.

– Да, не каждый день кому-то чудом удается отдать даже не одну, а две единицы табельного оружия наркоманке и шлюхе под кайфом, – заметила Йенсен с ухмылкой.

– Не знаю, какие у вас версии, если они вообще у вас есть, – сказала Дуня, краешком глаза увидев, что уже двенадцать минут десятого. Поэтому она решила начать без прокурора и Свейструпа. – Лично я убеждена в том, что это так называемое «веселое избиение».

– Тебе не надо беспокоиться. – Йенсен откинулась на стуле, сплетя пальцы на затылке. – У нас есть целый ряд версий. Разница между нами в том, что мы их не обнародуем, пока не убедимся окончательно.

– Ни перед кем я ничего не обнародовала, кроме как перед вами. Я также не вижу никаких оснований делать это, пока виновные не будут схвачены, хотя я полностью уверена.

– Извини, но что такое «веселое избиение»? – спросил Магнус, подняв руку, словно сидел на уроке.

– Молодые люди бьют и калечат случайных и совершенно невинных жертв, одновременно снимая это на свои мобильные и выкладывая фото в сети. Словно это забава за неимением лучшего.

– Это началось в Англии среди безработной молодежи, – добавил Уссинг. – Но пока нет никаких признаков того, что это явление дошло до нас.

– Именно что дошло, в чем ты скоро убедишься. – Дуня нажала на клавишу пробела и притушила свет. Проектор пробудился к жизни и показал опущенный экран. – Я нашла этот ролик на Ютубе. Это снято чуть больше года назад. Вы увидите, что дело происходит среди бела дня в центре Хельсингёра.

Она стала демонстрировать дрожащий ролик под классическую струнную музыку. Кто-то в темно-зеленой куртке с капюшоном и в натянутом на голову чулке появляется в кадре и кланяется, словно перед выступлением. Круглый желтый смайлик на чулке закрывает бо́льшую часть лица мужчины, который надевает на голову капюшон и начинает идти по улице.

– Что это за музыка? – спросила Йенсен.

– Наверняка Бетховен, как в «Заводном апельсине», – сказал Уссинг.

– На самом деле нет, хотя это наверняка служило источником вдохновения, – сказала Дуня. – Это Моцарт. Третья часть тридцать девятой симфонии ми бемоль мажор. – Теперь они наконец начали понимать, что она сделала свою домашнюю работу. Что нельзя просто так дать ей по рукам. – Что само по себе дает понять, что тут происходит. Наряду с «Женитьбой Фигаро» это считается в одной из его наиболее веселых и полных надежд симфоний.

Скачущая камера следит за человеком, который идет все быстрее пружинистым шагом, нагоняя женщину, разговаривавшую по мобильному. Один удар, нанесенный сзади прямо в правое ухо, – и женщина мешком падает на тротуар. Камера спешит к женщине, которая неподвижно лежит на земле, и снимает пять сильных пинков – почти в такт музыке – по голове поношенной парой кроссовок.

Сразу же после этого в кадре опять появляется замаскированный мужчина, который по-прежнему идет вперед по улице легким шагом, словно пританцовывая. Не останавливаясь, он поворачивается к камере лицом, закрытым желтым смайликом, и машет зрителям – мол, идите за мной. Через двадцать метров одним движением руки он стаскивает с велосипеда проезжавшего мимо мужчину. Машина сзади вынуждена затормозить и остановиться, но преступник, похоже, нисколько не беспокоится и продолжает бить и пинать велосипедиста. Вскоре тот перестает защищаться и остается неподвижно лежать посреди улицы. И только тогда злоумышленник спокойно бежит дальше мимо машины.

– Я нашла еще три таких ролика. – Дуня включила свет и увидела, что наконец пришел Свейструп. Хотя без Юлие Витфельдт. – Все сняты здесь, в Хельсингёре, около года тому назад и смонтированы под музыку Моцарта. В последнем уже трое злоумышленников замаскированы таким же образом: на головы натянуты чулки, а лица закрыты смайликами.

– А почему ты думаешь, что это имеет хоть какое-то отношение к нашему расследованию? – спросил Уссинг, взяв булочку.

Дуня как раз надеялась на этот вопрос, и ей пришлось сделать усилие, чтобы не ответить сразу же.

– Во-первых, – начала она, – кто сказал, что я так думаю? И во-вторых, у нас есть свидетель, а именно Санни Лемке.

– Ты имеешь в виду ту, что стреляет направо и налево твоим пистолетом? – спросила Йенсен.

– Именно.

– Как ты можешь быть так уверена в том, что не она убила своего брата? Мы только что получили ответ, что кровь, которую мы нашли в доме на улице Стенгаде, принадлежит убитому, что привязывает ее к месту убийства.

– Да, но если вы прочли до конца отчет о вскрытии, то видели, что Оскар Педерсен утверждает, что преступник или преступники, вероятно, прыгали по жертве, пока он не умер, что подтверждают несколько кровавых следов обуви на месте убийства.

– Но это не говорит ни за, ни…

– Я хочу сказать, – прервала Дуня, – что на кедах Санни совсем не было крови.

– Она вымыла их или надела чистые. – Йенсен пожала плечами.

– Мы ведь говорим о бездомной наркоманке, которая…

– А как ты объяснишь кровь на ее руках и футболке? – перебил Уссинг.

– Точно не знаю, но предполагаю, что она попыталась оживить его, как только преступники скрылись.

– Мы не работаем с предположениями, – отозвалась Йенсен.

– К тому же Санни несколько раз повторила, что они были «желтые и веселые» и вели себя так, словно это игра.

– Желтые и веселые? – Уссинг рассмеялся. – Только не говори, что это единственное, что у тебя есть. Что мы сидим здесь и теряем время только поэтому.

– Сёрен, она была там и видела все собственными глазами.

– Может быть, она так утверждает. На самом деле, она всего лишь шлюха и наркоманка, которая глазом не моргнув убьет собственного брата еще за несколько грамм.

– Я думаю, что тут ты ошибаешься.

– Думаешь? Это же именно то, что ты не делала?

– Да, но… – Дуня сбилась.

Разговор пошел не так. Конечно, в возражениях есть своя польза. Они заставляют членов команды напрягаться и помогают оживить следственную работу. Но Уссинг и Йенсен занимались не этим. Они старались потопить расследование. Если они к тому же смогут унизить ее до предела, еще лучше. И плевать, если она окажется права.

– Но ведь я говорила с ней, и у меня сложилось четкое впечатление, что она говорит правду, и…

– Но подожди, можно мне сказать? – спросила Йенсен, и Дуня кивнула. – Ты сказала, что ролики сняты год назад. Разве это не указывает на то, что они прекратили этим заниматься?

– Не обязательно. Я бы скорее сказала, что это… – Она не успела закончить, поскольку Йенсен продолжила:

– Или, может быть, ты также нашла ролик, в котором заснято убийство, и просто хочешь оставить его под конец? Поскольку, если твоя версия верна, они должны были снять и это.

– Как хорошо, что ты задала именно этот вопрос, – откликнулась Дуня, проигнорировав тот факт, что это совсем не вопрос, а еще один удар ножом в спину. – Это так. Нет, такой ролик я не нашла. Во всяком случае, пока не нашла. Но я убеждена в том, что такой случай был заснят. Может быть, они еще не выложили ролик в Интернет. Может быть, они стали более осторожными и делятся роликами только с себе подобными, как педофилы. – Дуня развела руками, чтобы подчеркнуть, что, несмотря на их разногласия, они работают в команде. – Как бы то ни было, мы приложим все усилия, чтобы найти соответствующее видео.

– Извини, но тут одно с другим не вяжется. – Уссинг покачал головой. – Мы имеем дело с хладнокровным убийцей, а не с какими-то молодыми людьми в масках, у которых слишком много свободного времени. – Он встал. – Спасибо за информацию. Это было интересно, но мы продолжим идти по намеченному пути.

– Но какому пути? Что это Санни Лемке? – Дуня повысила голос, хотя обещала самой себе сохранять спокойствие, что бы ни случилось.

Но охватившее ее отчаяние свело на нет все заранее отрепетированные реплики. Поделать с этим ничего было нельзя. Она не могла просто стоять и смотреть, как Уссинг выплескивает свое презрение, собираясь выйти из комнаты. Если сейчас она не заставит его сесть, ей это не удастся никогда.

– Обе жертвы, которых ты только что видел на экране, заявили в полицию. Это только два из многих расследований, которые лежат на вашем столе в вашей комнате и зазря собирают пыль. И знай: я позабочусь о том, чтобы изменить сложившийся порядок вещей.

Уссинг посмотрел на Дуню, словно пришел в зоопарк и увидел совершенно новое животное. Он фыркнул и перевел взгляд на Йенсен.

– Пойдем, нам надо работать.

Йенсен встала, взяла две булочки и сделала поползновение уйти.

– Эй, подождите. – Дуня повернулась к Свейструпу, который пока что ни во что не вмешивался и не издал ни единого звука. – Иб, ты не сообщил нашим коллегам, что с сегодняшнего дня следствием руковожу я?

Наступила тишина. Такая, что все услышали, как у Свейструпа урчит в животе.

– Дело вот в чем. Я знаю, что вчера мы об этом говорили, и ты предложила этот вариант. Я хорошо это помню. Точно так же, как я обещал хорошенько подумать.

– Что значит подумать? Что ты мелешь?

– И я пришел к выводу, что, возможно, это не такая уж хорошая идея. Отчасти собьется рабочий график. И как сказали и Сёрен, и Беттина, у них полно версий, которые им надо отрабатывать. Сейчас ты поделилась своими соображениями, и мы посмотрим, сможет ли следственная группа использовать их в своей работе. – Свейструп закончил с улыбкой и кивнул, словно чтобы подчеркнуть, какое правильное и продуманное решение он принял.

Это неправда. Это не может быть правдой. Конечно, ее начальник всегда отличался большой нерешительностью и без всяких проблем держал нос по ветру, и не раз, не два. Но всему есть предел.

Но какое теперь это имеет значение, если ее опозорили. Еще год назад Дуня бы заплакала. Но сейчас не могла выдавить из себя ни слезинки. Она только чувствовала, как в ней зарождается злоба, которая растет по мере того, как идут секунды, и причина становится все более явной. Причина, у которой есть только одно имя.

Ким, мать его, Слейзнер.