Глава 8
Оставшись один, Таргитай всплакнул – чего стыдиться, никто ж не зрит, – но слезы еще никому не помогали, вытер лицо, потуже подтянул ремни. Опять перед глазами поползла вниз, заскользила, а то и побежала, обрываясь позади, серая скала Дерева.
Ноги сразу налились горячей тяжестью. Сердце колотилось так, что выпрыгивало через уши. Сперва, отдохнув перед расставанием, лез с полверсты без отдыха, потом спотыкался все чаще: воздуха не хватало, на ногах будто стопудовые глыбы.
Рукоять тяжелого Меча больно колотила по затылку. Тихо ненавидел, избавиться бы при случае… На миг испугался: Мрак взъярится, даже Олег осудит, Меч не раз спасал им шкуры, но уж очень противный – чересчур хвастливый, заносчивый.
Да, от него всякий раз переполняет радость, когда сечет ворогов, потом немножко совестно… Нет, это сперва немножко, а потом уже множко, сейчас же совсем невмоготу. Видеть этот блистающий булат не хочется! Уже совсем редко берется за рукоять, что так и просится в руки. Сама норовит залезть в ладонь!
Не зря говорят, подумал он горько, что я дурак не простой, а редкостный. Какой настоящий мужчина не мечтает о таком Мече? Даже Олег ухватился бы обеими руками, хотя и на свой Посох не насмотрится, пылинки сдувает. Ведь Мечом, козе понятно, и Посох легче добыть, и летающий ковер. А уж радости попроще: царства, каганства, кучи золота – только захоти.
А вот ему ни Меч, ни Посох, ни даже расписные пряники не дороги так, как простая дудочка за пазухой. Вот она, возле сердца пригрелась, тихая, как мышка. Почему-то дороже и Меча, и Посоха, и всего-всего на свете…
И дуракам жить надобно, сказал себе сердито. Не убивать же! Начни убивать – придет черед и полудурков, затем – придурков, наконец умники начнут выяснять, кто из них знает меньше. Еще можно изничтожать кривых, хромых!
Впереди трещало, а кора подрагивала, будто под ней билось сердце размером с хату. Таргитай опасливо обошел по дуге. В глубине двигается чудовищный зверь, грызет. Если такой цапнет за ногу, то и подошву откусит.
Плечи сами передернулись, как в ознобе. Какова зверюка, что грызет Дуб? Он же во сто крат крепче камня и булата!
Да что червяк, напомнил себе, надо о Роде думать. Нашли кого послать! К самому мудрому и сильному самого… немудрого. Хотя, с другой стороны, Роду все одно. Ему самый сильный – тля, самый мудрый – тля, самый высокий – тля.
Род все знает, все умеет, все сделает. Он вмешается и всех спасет. Род сидит на вершине Прадуба и мечет оттедова животворные капли… Гм, чего это он так… От этих капель и пошла жизнь на свете. Стала при Роде. При-Роде. От Рода род-ня, род-ичи, род-ить, род-ина, рож-ать, у-рож-ай, род-ники… Гм, от Рода – это одно, а отродье – совсем другое…
Он должен быть красного, а не белого цвета! Ведь родрый означает багровый, красный, пурпурный. Как и рдяный, родрый, зардетый… Правда, молнию старики кличут родией, а она слепяще-белая!
Волхвы рисуют и вытесывают Рода, насколько Таргитай помнил, в виде колеса с шестью спицами. Так изображают сам Белый Свет. Теперь же он, первый из людей, узрит бога богов воочию!
Руки похолодели так, что едва не сорвался. Сердце колотилось уже со стонами и хрипами. Еле заставил непослушное тело двигаться дальше. К вершине, как бы далеко ее ни занесло. Неужто это невероятное Дерево все еще растет?
Только бы не быстрее, чем лезу. А то вовек не доберусь.
Сверху, а затем спереди послышалось тяжелое громыханье. Ветка под ногами подрагивала. Из зелени выступили гигантские фигуры. Таргитай поспешно отступил за лист.
Навстречу по трещине опускались велеты. Первым неспешно двигался суроволицый гигант с молотом в обеих руках. Грудь его широка, как дверь, голова с пивной котел, могучие мускулы играли, как сытые удавы. За ним так же неторопливо шли еще пятеро: массивные, налитые уверенной силой. У каждого золотые волосы падали до плеч, а пояс из железных пластин размером с киммерийские щиты.
Таргитай выступил из-за листа:
– Слава сынам Велеса!
Передний гигант замедлил шаг. Синие, как у Таргитая, глаза хмуро пробежали по человеку.
– Смертный?
Его братья с вялым интересом косились на Таргитая, но обгоняли старшего, не останавливались.
– Еще какой, – ответил Таргитай торопливо. – Далеко до седьмого неба?
– Там даже мы не бывали, – ответил гигант уже с ноткой изумления. – Ни боги… никто…
– А Белобог и Чернобог?
– Они – единственные сыны Рода. Они не в счет… Нет, даже они не были… Род там пребывает в раздумьях. Никто не смеет тревожить бога богов. Однажды, если верить преданиям, древний бог Ящер, самый могучий из всех богов того времени, осмелился… Знаешь, что с ним сталось?
– Ящер ныне в подземном мире.
– Да, но как там оказался? Разгневанный Род швырнул его с такой силой, что Ящер пробил землю на все семь подполов. Ящера расплющило, он не может ходить, как ходил раньше, только ползает на брюхе!
Таргитай поежился:
– Сбросит так сбросит. Мир погаснет раньше, чем долечу. Сын Велеса, ты, как и все велеты, – могучан, защитник. Скажи, как добраться.
Велет неохотно пожал могучими, как горы, плечами.
– Сгинешь, человечек. Третья ветка направо. Там, ежели не остановят тебя вороны, дорога дальше чиста.
Он кивнул и пошел прочь, молот небрежно забросил на плечо. Его, как и могучих братьев, ждала тяжкая работа на земле, о странном существе в непривычном месте уже забыл.
Таргитай крикнул пораженно:
– Вороны? Да сюда и орлы не залетают!
– Вороны – это мудрость, – донесся затихающий голос могучана. – А мудрость залетает выше отваги…
Таргитай заспешил вверх. Сперва дивился странным словам велета, больно непривычно говорит, прямо как волхв, а ведь сила – уму могила, как говорил Боромир, у кого сила – ума не надо, если есть такие мышцы, то зачем еще и мозги, но тяжелый подъем путал мысли, в голове жарко, пот заливал глаза, щипал, и Таргитай перестал думать, пусть волхв думает, у него от думанья силы прибавляется.
Он услышал знакомый запах. В сотне шагов по трещине, что выглядела свежей, бежали муравьи. Проскакивали по одному-два, головы и спины блестели, будто Мрак их любовно чистил подобно своей секире, надолго скрывались в щелях. Сверху спускались с раздутыми брюшками, шатались от усталости, но бежали споро, наверх карабкались едва ли быстрее Таргитая.
– Кони, – сказал Таргитай, тяжело дыша. – Хоть и мелкие… Зато шестиногие, а лапы с крючками. А что с сяжками, так еще лучше… Держаться можно.
Олег бы ахнул, проползла в голове такая же полуживая, вернее полумертвая, как он сам, мысль. Без волшебства и чар, вот так сесть и сказать: вези! Мол, и для тебя, мураш, мир спасаем. Так что помоги нам, а мы поможем тебе. Я почти родня, тоже пахну кислыми щами: на всякий случай даже потерся о муравьиную тропку, собрал на себя все шарики муравьиной кислоты. Вывозился, как свиненок, – все чтобы быть своим.
Муравей и под Таргитаем попер, как кабан через поле, хотя лупил когтями по самой что ни есть отвесной стене. Хорошо быть муравьем, подумал Таргитай грустно. Не выбирает щели, а когти вон зацепляются так, что и втроем повисни на нем, не отцепится. А в случае чего жвалами ухватится, вон какие! С такими полмира можно пройти, всяк дорогу уступит…
А зачем мне, подумал внезапно, чтоб дорогу уступали? Я сам любому уступлю. Не из страха – из вежества…
Таргитай отдышался, неуверенно отнял от холки муравья одну руку, вроде бы не свалился, тихонько убрал и другую.
Наклоняться пришлось так близко, что едва не терся носом о блестящую спину. Но удержался, хотя натруженные ноги тут же протестующе заныли – цеплялся только ими.
Мрак, высвободив руки, ухватился бы за секиру, Олег щупал бы и перещупывал обереги или Алатырь-камень, но рука Таргитая сама скользнула за пазуху. Дудочка, горячая и мокрая от пота, с готовностью юркнула в ладонь.
Пока никто не видит, успел подумать он, а изголодавшиеся пальцы уже поднесли ее ко рту. За последние дни не то что играть, пощупать некогда – побьют. До конца света семь, а теперь, оказывается, вообще три дня, а он на дуде? Когда мир рушится, дудки должны молчать. Но как объяснить умным и сильным, что, ежели замолчат дудки, заквакают жабы?
Он играл, почти не заботясь, что усталые ноги потихоньку ослабляют хватку, что муравей несется как стрела, делает рывки. Сбивался с лада, иной раз дыхание перехватывало так, что вместо мелодии из дудочки вырывался кошачий визг, но упорно и счастливо складывал новую песню. Правда, складывал еще раньше в голове, сейчас же прилаживал, обтесывал, любовно подгонял, как венцы в срубе.
Запах зелени стал таким мощным, что казался Таргитаю зеленым, как нависающее над ним небо. Зеленый отсвет падал даже на спину муравья. Таргитай сам себе казался зеленым, как лягушка.
Очень редко ныряли в щели, перебирались через гребни. Муравьи спрямили дорогу, их челюсти и когти прорубили в гребнях узкие глубокие ущелья, а поскольку муравьев так высоко взбиралось совсем мало, то Таргитаю часто приходилось поднимать ноги. Проносились, почти задевая боками за стены!
Иногда листья прижимались так близко к стволу, что Таргитай видел странных существ, иногда различал грозные лица. Однажды за ним увязалась гигантская бабочка с женским лицом, от нее шел сладкий зовущий запах. Таргитай от удивления отнял от губ дудочку, бабочка захлопала крыльями чаще, ушла в сторону и пропала.
Муравей выбежал на ветку, похожую на широкую проселочную дорогу, бодро понесся, стуча когтями. Впереди зеленели необъятные поля, редкие муравьи доили огромных зеленых чудищ, тыкая в них сяжками. К ним спешил и муравей Таргитая.
Таргитай поспешно соскочил:
– Мог бы и выше довезти!.. Я ж тебе на дудке играл.
Муравей умчался, словно не слыша. Или в самом деле не слышал. Олег что-то говорил о полной глухоте муравьев.
Назад к стволу заспешил бегом, уши горели от стыда. Олег и Мрак не дали бы себя завести в сторону. Хотя Мрак уже стоит на пороге подземного мира, если еще не вошел, Олег вообще творит что-то немыслимое, лишь ему опять досталось самое легкое: подойти и спросить! А он и это еще не сделал…
Таргитай пошел карабкаться, чувствуя, как быстро наливаются тяжестью усталые ноги. Уже распухли, суставы трещат, сапоги разбиты, подошвой чувствует каждую соринку.
Внезапно ощутил, что в самом деле остался один. Муравьи были последними, никто выше их не забирался. Ни зверей, ни птиц, даже под ногами не чувствовалось знакомого дрожания: древесные черви остались далеко внизу.
Остановился передохнуть, тут же ощутил, что замерзает. Воздух был холодный, а из-под ног тянуло еще большим холодом. Подземные соки, что рекой поднимаются к кроне, текут совсем близко.
– Спасибо, мураш, – крикнул он запоздало. – Вы самые лучшие звери на свете! Лучше вас только Мрак и Олег… да и то не всегда.
Подтянув перевязь с Мечом, потащился наверх, заставляя себя перебарывать усталость и боль во всем теле. Ущелья давно перешли в трещины, а теперь вовсе измельчились. Таргитай наконец ощутил, что карабкается по стволу дерева, что до вершинки уже осталось рукой подать. Верст пять с гаком, если по прямой, как ворона летит. А так как он не ворона и не ворон, вроде Аристея, даже не Олег в пернатой личине, то ему не меньше десяти с гаком. Да в гаке столько же.
Сверху грянул злой голос, в котором не было ничего человеческого:
– Стой, чужак!
Таргитай испуганно поднял голову. Почти касаясь его головы когтями на задних лапах, на уступе стояло странное серо-коричневое существо. В два человеческих роста, поперек себя шире, с длинными передними лапами. Глаза недобро смотрели из глубоких ямок. От незнакомца веяло такой мощью, что Таргитай едва ли не впервые ощутил страх. Страж Дерева был как нарост – явно и секирой не взять. А чародейский Меч щедро льет только людскую кровь.
– Прости, – сказал Таргитай вежливо, – но я очень спешу.
Он сделал движение обойти, но Страж непостижимо легко сдвинулся, снова загородил путь. Таргитай с неохотой потащил из ножен Меч, не представляя, как сражаться, стоя на крохотном уступчике.
– Погодь! Это тебе надо с Мраком. Он такие встречи сам ищет.
– Дальше нельзя, – сказал Страж тем же нечеловеческим голосом, который Таргитай наконец определил как деревянный. – Я Страж Великой Поляны. Дальше никто из смертных не поднимался.
– Значит, бывали тут и до нас люди, – вздохнул Таргитай с облегчением. – Все-таки посторонись, зашибить могу. Потом мучаюсь, но что тебе с моих мук? Вашу Поляну не трону, знавал поляны и поболее. Я пройду наверх, как уже проходил разные земли. Я везде старался проходить по-доброму.
Он чувствовал, что говорит зло, с вызовом. Тут мир спасать надо, а этот загородил дорогу, еще и пальцами шевелит! Мудрый Олег говорил, что лучший способ учиться – просто подражать более умному и удачливому. Сейчас же стоит быть похожим на Мрака, это легче, чем на Олега.
– Ты… не пройдешь.
Страж опустил руку на плечо Таргитая. Меч в руке Таргитая сам по себе не шелохнулся, и Таргитай, перехватив рукоять обеими руками, с усилием ударил рассыпающим искры лезвием.
Его едва не сбросило с уступа. Над головой треснуло, мимо него пролетела срубленная кисть. Ни крови, ни плоти на обрубленном, только светло-зеленое внутри да сок…
– Ничо, – утешил он торопливо, – ты ж деревянный… Не так больно… и отрастет…
Не давая Стражу опомниться, вскочил выше, отпихнул. Тот все же надвигался, угрожающе размахивая уцелевшей рукой. Таргитай погрозил обнаженным Мечом, торопливо подпрыгнул, полез.
Вдогонку раздалось скрипучее:
– Старшие Стражи тебя уничтожат.
– Со Старшими легше спознаться, – пробормотал Таргитай. – Они не драчливые, я не драчливый… Еще лучше – Главные. Или – Наиглавнейшие. Тем и объяснять не надо, сами бы все поняли.
Он поднялся еще на выступ. Усталые ноги кое-как пронесли по крутому подъему. Сзади донесся скрипучий крик, сверху ответили голоса. Таргитай поднял голову, плечи сами зябко передернулись.
Вдоль всего гребня его ждали десятка три Стражей. Каждый вдвое массивнее, чем он, каждый с четырьмя руками. Явно Старшие. С этими уже так не повоюешь.
Таргитай одной рукой взялся за Меч. Отвращение к драке заполнило сердце. Он отдернул руку, словно ожегся.
– Ребята… Ну за что нам губить друг друга?
Стражи стояли недвижимо. Таргитай вздрагивал, чуял, что в недвижимости этих нелюдей скрывается больше угрозы, чем если бы орали, плевались и потрясали оружием.
Самый крупный проговорил медленно:
– Ты – герой… Ты дерись…
– Да разве я похож на героя? – спросил Таргитай с тихим отчаянием. – Мне только и нужно, что пройти к Роду. Спросить его, затем уйти.
– Мы знаем твой Меч… Это Меч бога войны…
– Ну и что…
– Ты должен воевать.
– Мало ли что у нас есть? – возразил Таргитай. – У меня и дуда есть. Хошь, покажу?
Он торопливо выудил сопилку. Чувствовал себя глупо, добро – друзья не видят, засмеяли бы. Стражи молча смотрели, как чужак прижал дудку ко рту, оттуда полились сиплые звуки. Дыхание сбилось, но кое-как выровнял, сам краем глаза следил за Стражами.
Таргитай похолодел, заметив на острых когтях блестящие капельки. Если отравлено, то никакая магия не спасет. Супротив мощи Прадуба даже боги, как говорит Олег, бессильны. Потому что Прадуб сам бог. Бог всех деревьев на свете.
Снова выровнялся, заиграл другую. Стражи не двигались. Сперва играл с натугой, потом уже не помнил себя, песня пошла как бы сама собой. Уже не он играл и пел, а что-то в нем играло и пело, а он только раскрывал рот, давал выход тому, что рождалось внутри, в нем, но в то же время как будто и не в нем.
Играл, наверное, долго. В горле пересохло, а пальцы перестали гнуться. Стражи не двигались, но что-то в них изменилось. Таргитай с сожалением сунул дудочку за пазуху.
– Я и говорю, зачем нам драться?
Старший покачал головой:
– Но ты – с Мечом.
– И с дудочкой, – возразил Таргитай. – Это важнее!
– Важнее…
– Для меня важнее, – настаивал Таргитай. – Разве не видно, что я вовсе не герой с Мечом?
Стражи переглядывались. Медленно возник приглушенный говор, похожий на скрип рассохшихся деревьев. Старший сказал медленно:
– Но дальше – вирий.
– А мне туда!
– Никто туда не проходил.
– Это с Мечом не проходили! С Мечом, понимаешь?
– И с секирой, – добавил Старший Страж. – И с палицей… И с луком… И с ножами…
Таргитай сказал поспешно:
– Я знаю, люди придумали много оружия. Но я только с дудочкой.
Стражи молчали еще дольше. Скрипело все сильнее, вокруг Стражей собралось темное облачко. Старший повторил нерешительно:
– С дудочкой…
– Дудочкой, – прошелестело по всему ряду Стражей. – Он идет с дудочкой… дудочкой…
Таргитай смотрел с отчаянием. Время не шло – летело, как выпущенная могучей рукой Мрака стрела. Вдруг Старший неуловимо быстро отодвинулся:
– Иди.
Таргитай с подозрением переводил взгляд с одного на другого. Старший повернулся к нему спиной, воздел длинные крючковатые лапы:
– Незримые!.. Да позволено ему будет подняться выше. С ним идет сила, неведомая нам.
Таргитай шагнул опасливо, руки впервые не дергались к рукояти Меча. Мрак бы уже рубился! Проще сразу за рукоять секиры. Лишь бы потом не мучило, а его не мучает: он всего лишь дает сдачи. Почти всегда еще раньше, чем его тронут.
Он прошел, почти коснувшись их массивных тел. Меч не спасет, слишком близко! Да и против этих Стражей его колдовской Меч всего лишь меч. А меч не секира – не расколешь даже сучковатую колоду.
Внезапно впереди произошло почти неуловимое движение. Темно-зеленая стена, на которую он намеревался карабкаться, раздробилась на четыре гигантские, в три человеческих роста, фигуры, казалось, целиком из зубов и когтей. Те неспешно растворились в воздухе.
Незримые, к которым обращался Старший Страж! Их не взяли бы ни Меч, ни вся мощь Посоха: Прадуб, сам древнейший из богов, своих детей защитил надежно.
– Хитрый Олег, – сказал Таргитай с дрожью в голосе. – Знал! Когда львиная шкура не помогает – надевай лисью. А где и в лисьей не пройти – там бедный зайчик прошмыгнет…
Он карабкался дальше, вздрагивая, как самый бедный из зайчиков. Из стен неслышно выходили серые стражи-гиганты. Не только, оказывается, умели, как Мрак или Олег, менять личины, но и становились вовсе невидимыми, когда хотели. Как жуки или бабочки, которых не обнаружишь на серой коре, пока не наступишь.
– Уже близко, – твердил он себе пересохшими губами. – Видно же…
Блеск стал таким сильным, что темная зелень превратилась в светло-зеленую, нежную, как полупрозрачные крылья кузнечика. Ровный мощный свет озарял вершину, но дальше была пугающая чернота. Без звезд, без туч – чернота, словно выше была только та пустота, в которой возникло Яйцо.
Ствол был таким тонким, что приходилось вскарабкиваться, обхватывая его обеими руками. Пальцы рук начали соприкасаться, когда Таргитай едва не ткнулся макушкой в… каменную секиру!
Та висела на ремне, зацепленном за наплыв в коре. Таргитай таращил глаза с таким изумлением, что едва не разжал пальцы. Секира была знакома, чересчур знакома. Длинная прямая рукоять, чуть изогнутая на конце и с утолщением, дабы потные пальцы не соскользнули, камень подобран умело, скол делал мастер, почти и затачивать не пришлось. Дыра в камне для держака высверлена точно, секирище не соскользнет: в торец вбиты тонкие пластинки обсидиана. Для прочности узкий ремешок намертво скрепляет дерево и камень, даже бороздки пропилены в дереве и камне, чтобы держалось крепче.
Точно такое же, подумал он потрясенно, было у него, когда их… когда они покинули родную деревню. Но откуда здесь секира невров? Был здесь кто-то из людей, тогда Страж брешет, как деревянный, или же прохожий охотник повесил на молодой дубок свою секиру, забыл о ней, а дубок все рос да рос…
Но тогда когда это было?
– Тайна великая, – прошептал он. – Надо сказать Олегу… Тот до всего доищется. Олег поймет и нам скажет…
Он заставил непослушное тело двигаться выше.
Сияние становилось ослепляющим. Все потонуло в блеске, Таргитай различал только гигантского сокола. Оперение было не просто белым или белоснежным – белизны такой чистоты просто не существовало на свете, который именовался белым.
Это был свет первых мгновений творения, чистейший первозданный свет!
Таргитай смотрел не щурясь. Сияние, в котором все тонуло, не ослепляло. Сокол был как из застывшего света, только немигающие глаза горели багровым огнем. Таргитай с трепетом понял, что Сокол вот так, не мигая, сидит уже тысячи лет.
– Челом бью, великий Род, – выговорил Таргитай. Чувствовал, что к богу богов надо бы как-то почтительнее, но все одно, как ни обратись, будет недостаточно. Перед ним – Прародитель, Отец Всего Сущего!
Сокол недвижимо глядел вдаль. Радостный свет выжигал даже намек на тень, но и на фоне слепящего света Сокол был как пылающий факел в ночи. Таргитай сказал громче:
– Великий Род, твой мир в страшной опасности!!!
Голова Сокола с огромным усилием – явно не двигался тысячелетиями – повернулась к нему. Пурпурные глаза, где блистал огонь, взглянули устало. Прозвучал слабый надтреснутый голос, голос умирающего старика:
– Кто ты?
– Человек, – ответил Таргитай торопливо, сердце его сжалось. – Последнее твое творение, мудрый!
Сокол так долго смотрел не двигаясь, что Таргитай почувствовал себя забытым. Что для бога богов сотня-другая лет? А тут и семь, то бишь три дня, срок всей жизни. Наконец, тот же слабый голос почти прошептал:
– Все-таки пришел человек… слабейшее из творений. Почему… не боги?
– Род, – сказал Таргитай торопливо, – помоги! И своему миру. Ты ж все можешь!
– По…мочь?.. В чем?
– Изгони Зло. Побей Темные Силы. Тебе ж Ящера прибить легче, чем корове слепня.
Пурпурные глаза Сокола потускнели.
– Опять? Прибить, уничтожить, смести… Это уже было… много раз…
Таргитай заговорил с дрожью, ему что, но решалась судьба всего людства:
– Мы – твои дети! Ты создал нас последними! А разве последние – не самые любимые?
Голос прозвучал еще тише:
– Вы последние… последняя… надежда… Если и вы…
– Но почему? – закричал Таргитай во весь голос. – Почему?
– Рушить очень просто… Когда нет надежды… надо рушить… Я не могу создать лучше, чем сотворил… Но мир должен быть лучше…
– Каким? – закричал Таргитай, срывая голос.
– Не знаю… Я много раз перекраивал мир. Были ходячие горы и живые океаны, был мир пылающей земли, был расплавленного железа… Когда все получалось плохо, я, устав, сотворил богов… Оказалось намного лучше, я воспрял духом. Они должны были продлить мое дело. Сами перестроить, улучшить, добавить, украсить…
– Они сделали?
– Боги – вечные дети. Им хватит мощи для себя. Я дал им вечную жизнь, вот они и… не спешат.
Он опять молчал так долго, что Таргитай не выдержал:
– Что?
Красные немигающие глаза снова остановились на нем.
– Ты еще здесь, человек… Вы, люди, последний вздох этого умирающего мира… Последняя, угасающая надежда… Младшие боги, которые живут один миг…
Таргитай закричал, срывая голос:
– Но как мы, такие малые, сможем сделать то, что не можешь ты?
Плечи Сокола обвисли, словно бог богов не мог больше нести тяжесть всего мира.
– Не ведаю… Вы – последние… Если не вы… больше некому… конец…
Багровые глаза погасли. Сокол застыл, снова превратившись в глыбу окаменевшего света. Таргитай в великом горе отступил на шаг. Сердце прыгало как заяц, а в животе лежала льдина. Жизнь как кощуна: чем дальше, чем страшнее. Сделать то, за что не берутся даже боги? Да что боги – сам Род не в силах? А еще успеть в три дня?
Род блистал, но это был блеск огромной льдины в лучах солнца. Мир был холоден и жесток.
Таргитай отступил еще. Под пяткой уже чувствовалась пустота. Он согнулся, как от резкой боли в животе.
– Миром правят боги, – прошептал раздавленно. – Одни добрые, другие злые, третьи… третьим все одно. Но любой сильнее нас во сто крат. Мы бессильны даже со всей-всей магией!
Сокол молчал. Таргитай без сил повернулся, деревянные ноги как две колоды. Руки мертво хватались за выступы. К счастью, спускаться все же легше, иначе бы сразу…
Бессмертные боги не перемрут, оставив мир людям, и не перебьют друг друга. Но даже исчезли бы боги – что могут люди?
Глава 9
Вокруг Олега бушевал яростный вихрь. Волосы встали дыбом, сухо потрескивали. Даже волчья шерсть встопорщилась, по кончикам прыгали искорки. Щелкали, будто кто давил вшей. Магический кокон с трудом выдерживал удары. Через скорлупу пробивался свист, треск, непрестанный скрежет, будто он ломился сквозь гору, а не несся сквозь пустой воздух.
Серое за магическим коконом исчезло почти мгновенно. Блеснул яркий зеленый свет – вынесло за пределы ствола, но не успел перевести дух, мол, уже под кроной Прадуба, как исчезло и зеленое. Он мчался во сто крат быстрее выпущенной рукой Мрака стрелы!
Даже сквозь полупрозрачную скорлупу кокона было страшно видеть ровную серую полосу внизу. Такое зрил только однажды: скакал на обезумевшем коне, свесившись с седла от стрел киммеров, едва не вспахивая носом землю… Тогда перед глазами точно так же сливалось в серую дымную полосу.
Воздух внутри кокона превратился в кисель, загустел. Олег чувствовал себя мухой, попавшей в клейкий сок березы. Зато в лицо не дул яростный ветер, что терзал на летящем ковре, Змее, Рухе. Пожалуй, на такой скорости ветер срывал бы не только слюни, но и куски мяса.
Внезапно он ощутил едва заметное изменение. Быстро вскинул к лицу кулак. На мизинце было серое кольцо, настолько незаметное, что не вспоминал с момента находки. И не замечал: руки редко бывали другого цвета. Но сейчас колечко начало нагреваться само по себе!
Сердце застучало чаще. Горячая кровь ударила в голову. До этого мчался сквозь пространство холодный и рассудительный: что понятно, то не страшно… ладно, пусть страшно, но тот страх легко побороть, а неожиданное… или малоожидаемое, так как втайне надеялся, может поднять волосы дыбом на затылке и шерсть по всей спине. Кольцо начало наливаться темно-вишневым цветом. Так меняет цвет железо в горне, но палец не жгло, тепло шло странно живое, словно к нему прижался сытым боком сонный котенок.
Внезапно ногам стало холоднее. Олег поспешно повторил заклятие, волосы встали дыбом: мог вывалиться из магического кокона!
Хорошо, что никто из друзей не спросил даже, куда именно пойдет искать Первоскорлупу. Даже сейчас все еще не знает, в ту ли сторону?
Впрочем, куда бы ни пошел, обязательно упрешься, если верить старым волхвам, в Край Света. Но это если верить им. Уже не раз убеждался, что древние, несмотря на расхожую мудрость, что в старину-де были умнее, на самом деле знали не так уж много. Да и то, что знали, нуждается в поправках.
Внезапно, как ножом в грудь, ударило встречным ветром. Магический кокон раздулся и с треском лопнул. Олега бросило словно на каменную стену. От страшного удара захрустели кости. Он ощутил соленую кровь во рту. Но страшнее боли было осознание, что он ударился просто о… воздух!
В панике попытался укутаться в кокон снова, но боль путала мысли, острый ветер раздирал рот и забивал легкие. Ветер сменился, свирепо дул уже снизу, с каждым мгновением сильнее. В желудке ощутил пугающую пустоту, сердце замерло. Он понял, что стремительно падает вниз.
Прикрыв ладонями глаза, заставил себя посмотреть навстречу стремительно приближающейся земле. Его несло по крутой дуге на серо-зеленую массу, что прямо на глазах начала распадаться на зеленые холмы, те разрослись, обозначились крохотные деревья.
В страхе закрыл глаза. На заклинания нет времени, жизнь короче заклятия, судорожно напрягся. Рвущий ноздри воздух донес запах земляники. Он зажмурился плотнее, ожидая страшного удара оземь, его люто тряхнуло, смяло, он закувыркался, с великим усилием замахал руками… с перепонками между пальцами… Нет, уже не руками – встречный ветер едва не выламывал из плеч суставы длинных крыльев.
Он расправил сперва наполовину, перебарывая встречное давление урагана, наконец распахнул крылья полностью. Перед вытаращенными глазами промелькнуло зеленое. В ноздри ударило запахом зелени, затем по лицу больно хлестнуло, а на зубах захрустело.
Он с великим трудом начал подниматься по широкой дуге. Крылья ныли. Во рту был гадостный вкус. Он с великим облегчением выплюнул грязный комок. Хорошо, Мрак не видел, как он на лету жрал траву. До сих пор вспоминает, как он зайца прибил…
Олега передернуло: представил, что запоздал бы хоть на крохотнейший миг на выходе из крутой дуги… Не верхушки трав бы сжевал!
В плечах было горячо от боли. Он распростал крылья, чувствуя, как тяжко напрягать жилы. Парил, поднимаясь на теплых токах от земли. Когда внизу деревья снова стали крохотными, воздух уже не подпирал снизу. Пришлось скользить, как по ледяной горке, выискивать теплые потоки.
От усталости и жгучей боли мутилось в голове. Не лучше ли взять да помереть? За что так мучиться? Боромир рек однажды, что без боли нет жизни. У кого не болит душа, тот вообще не человек. Душа либо болит, либо ее нет. Если так, то он человек, с какого боку ни тронь. И душа стонет, и тело плачет.
Олег начал от усталости падать, крылья почти не держали. В гремящей от боли голове мелькнула странная, как холодная молния, мысль, что у богов, если он думает верно, души не должно быть вовсе…
Замерзающие губы снова и снова повторили заклинание. Он падал, падал, крылья сложил. Надо успеть распахнуть у земли, а пока сберечь силы. Но успеть распахнуть вовремя, а то и крылья не удержат…
Крохотные деревья проплывали в двух-трех верстах внизу. Олег без сил лежал на спине Змея. Пальцы побелели, вцепившись в крупные чешуйки. И часу не пролежал на земле, как с неба упал скованный заклятием Змей, и Олег, постанывая от боли и беспомощности, с третьей попытки вскарабкался на горбатую спину.
Теперь вжимался между плитами, пронизывающий ветер грозил сбросить на землю. Магический кокон больше не сотворить, слишком мало сил. И так даже от простого заклятия слабость во всем теле, звон в ушах. От мощного – кровь из десен, перед глазами меркнет свет.
Он пощупал Посох Мощи. Алатырь-камень едва светится, все такой же теплый, словно живой. Земля проплывает далеко внизу медленно, нехотя. После стремительного броска в магическом коконе полет на Змее кажется улиточным, да и страха перед высотой нет. После того как ощутил, а главное – понял, что воздух не пустой, а вроде воды, только намного жиже, в нем тоже есть на что опираться, страх хоть и не ушел весь, но подчинился пониманию. А для волхва понимание – что секира в руках такого бойца, как Мрак.
Когда навстречу поплыли пухлые облака, Змей с разгона врезался в вязкий туман, похожий на молоко из-под больной коровы, рыкнул зло, судорожно захлопал крыльями. Их вынесло наверх, поджатые к пузу лапы Змея почти задевали белое поле. Над облачным покровом было холодно, как зимой на дереве в ветреную погоду.
Змей взвыл, сложил крылья и камнем рухнул сквозь белое месиво из разреженной воды, молока и снега. Олегу показалось, что крылатый сарай даже глаза закрыл, только бы не видеть такой мерзости.
Олег терпеливо удерживал тошноту. Внезапно белая пелена скользнула вверх, а далекая земля пошла стремительно вырастать в размерах. Олег постучал предостерегающе по толстой шее Змея, кожистая пленка на глазах зверя оставалась опущенной.
Уже обозначились кусты, Олег поспешно ударил Посохом между ушей Змея. Тот вскрикнул, распластал крылья, их едва не вывернуло встречным ветром, а Олега прижало к спине с такой силой, словно такой же Змей обрушился на спину, а вся кровь отхлынула в то место, которым все, окромя волхвов, мыслят вместо головы.
– Дурная жаба с крыльями, – пробормотал Олег зло. Он вспомнил Мрака, тот всегда так называл Змея. Каково сейчас оборотню? Ежели уцелел… Ему выпало самое трудное. Пойти ему или Тарху, то и головы сложить, и дела не сделать… А Мраку все одно на роду написана близкая гибель…
Он ощутил вину: так холодно рассуждает о близкой смерти друга, но, с другой стороны, всем им не выйти живыми из этого похода. Не говоря о том, что весь Белый Свет погаснет через три дня!
Холодок пробежал по спине. Олег спешно отогнал жуткое видение конца света. Успеть бы до гибели хоть ударить по Злу со всей дури! Или хотя бы плюнуть в глаза.
Змей снизился настолько, что земля мелькала, как под копытами скачущего коня. Когда впереди в облаке желтой пыли возник табун коней, крупноголовых и с короткими, как иглы ежей, гривами, Змей опустился еще. Кусты и трава от бешеного лета слились в одну зеленую мерцающую полосу.
– Давай, жабка, – прошептал Олег. Глаза слезились от свирепого встречного ветра, а губы норовило развернуть, как рану от секиры Мрака. – Давай, зелененькая… Времени с воробьиный скок… Ежели Мрак уже спустился по дуплу, а за ним не заржавеет…
Змей на лету ухватил самого рослого коня, поднялся на сотню саженей и разжал когти. Бедное животное с высоты кувыркнулось трижды, донесся глухой удар. На земле осталось пятно распластанной окровавленной туши. Змей даже не сделал круг, упал на жертву.
Олег со вздохом развязал мешок. Сухари и ломоть мяса – казацкая еда, как говаривал тот вожак молодого королевства, Конан. Змей под ним жадно чавкал и торопливо рвал тушу, брызгал кровью, словно боялся, что волхв слезет и съест все.
– Я ж не Таргитай, – объяснил Олег. – Это с ним не садись за один стол… Но ты не очень. Большая сыть брюху вредит. Нам еще ехать и ехать.
Он как в воду глядел: осоловевший Змей пытался лечь соснуть, а когда Олег озлобленно бил сапогом в раздутое, как у жабы, брюхо, Змей выгибался и подставлял бока, уже искусанные крупными, с жука-рогача, змееблохами.
Пришлось ухватиться за Посох. Нет Таргитая, подумал с облегчением. Тот прикрывал бы ладонями глаза от вспышек жалящих молний, жалел бедного Змея, у него все бедные, обижать нельзя даже лягушек… Зато сейчас, когда повеление подтвердил властью, подпрыгнул и затрепыхал крыльями, как молодой воробей. Под белесым брюхом сразу замелькала земля. Еще как замелькала!
Лес сменился кустарником с проплешинами голой земли. Те разрослись и заняли все пространство, полностью вытеснив пятна зелени. Земля потянулась безжизненная, голая, рыжая, как распавшееся железо, цвета руды. Последние норки зверьков исчезли, мир стал безжизненным и безрадостным.
Небо темнело. Олег сперва решил, что собираются тучи. Когда чутье заставило вскинуть глаза, то вздрогнул и втянул голову в плечи.
Над ним нависал, постепенно снижаясь, свод из полупрозрачного камня. В толще мелькали сгустки, искры. Змей дрожал всем телом и летел, как испуганная утка: вытянувшись всем телом и суматошно ляпая крыльями. Воздух сгустился и застыл, такой же мертвый и враждебный, как земля и небо.
Олег ощутил странный холод, словно над затылком пронеслась исполинская ладонь изо льда, инстинктивно пригнулся.
– Небесные великаны? – прошептал он. – Вниз, жабка… Быстрее вниз…
Змея тряхнуло, он побежал, выставив крылья парусами и гася сумасшедший бег о плотную стену воздуха.
Олега сбросило, больно ударился, земля и небо трижды менялись местами. Олег вжимался в землю, рука ледяного великана Имира вот-вот прихлопнет, как муху, он и его страшные братья живут именно здесь, на Краю Света…
Великаны не являлись, Олег перевернулся на спину и в страхе обнаружил, что над ним совсем близко нависает грозное небо. От хрустальной тверди тянуло могильным холодом. Хляби небесные, вспомнил он в суеверном ужасе. Только бы выдержали! Он здесь зажат в угол, зальет, как муравья в половодье.
В десятке шагов бессильно распластался Змей. Одно из крыльев как подмял, так и не выправил. Встопорщенным гребнем касался небесной тверди.
Олег осторожно выставил перед собой сжатый кулак. Кольцо из серого металла изредка поблескивало, бесстрастное и равнодушное, как всегда.
– А ежели почудилось? – прошептал он в страхе и бессилии. – Ежели кольцо только для красы?.. Нет, какие бы волхвы ни были: древние или нынешние, мудрые или… так себе, но для волхвов главное – польза… Мы – не прибитые таргитаи…
Он вспомнил про бездну веков, отделяющую его от Великой Битвы Волхвов, передернулся. Колечко могло утратить магическую мощь, могло повредиться в схватке, равной которой свет не видывал.
Ноги едва держали. Олег заставил себя двигаться, опираясь на Посох, навстречу страшной полоске. Там мертвое сине-зеленое небо смыкалось с такой же мертвой землей, багровой, как запекшаяся кровь.
Змей едва виднелся позади, когда волос опять словно бы коснулась невидимая рука. Олег вскинул Посох, над головой звякнуло!
Да, тот упирался в твердое. Если идти дальше, то лишь покорно склонив голову, затем – ползти на четвереньках…
Внезапно послышалось хлопанье крыльев. В безжизненной пустыне, мертвой и унылой, возникла и быстро росла темная точка. Олег настороженно наблюдал, как превратилась в пятнышко, приблизилась, задевая свод… Это оказался крупный ворон. Упал на землю, клюв разинут, как будто готовится каркнуть, но дышит так, что Олег ощутил горячее дыхание.
– Да…леко… Как ты сумел…
– Сумел, – ответил Олег, все еще настороженный. Подумал про себя, что за спиной Мрака он – волхв, а Таргитай – дудошник, а без Мрака, наверное, и Таргитай вынужден настораживаться, сперва хвататься за нож, потом говорить «здрасьте». – Аристей?
Ворон поглядел на него одним глазом, поворачивая голову, затем другим.
– А что, встречал еще подобного мне?
– Ну, мы прошли еще не весь мир…
– И что?
– Многое еще можно встретить, думаю.
– Сам видишь, не очень. Только раз-другой взмахнешь крылами, как головой в стену! Полетишь в другую – расшибаешься снова.
Мурашки страха побежали по спине Олега.
– И… часто ты так?
– Ну, – протянул ворон, уже справившись с дыханием, – мудрому разве надо часто… К тому же мир стремительно расширяется. Раньше дня хватало, чтобы облететь весь. Потом за неделю не успевал… А теперь и вовсе… Люди виноваты. Лезут во все стороны, не сидится, вот мир и раздвигается… Скажи, ты хоть знаешь, что отсель тебе уже не выбраться?
Олег запоздало услышал скрип земли под лапами убегающего Змея. Захлопали крылья, донесся раздраженный вскрик: крылатый зверь едва не сломал гребень о небесную твердь.
– Я же велел остаться! – вскрикнул Олег в ужасе.
– Здесь чары не действуют, – сообщил ворон. – Погляди, что зришь окрест.
В багровой земле белели крапинки. Олега снова обдало холодом. Древние герои тоже добирались, пусть даже мир тогда был с овчинку. Кости рассыпались в прах, вмялись в землю.
– И чего идут, – прокаркал ворон. – Такова природа людская?.. На гибель идут. Только бы не сидеть дома.
– А ты чего прилетел?
– Ну… прилетел не я. Прилетает человек. Потому и прилетаю, что от ворона одна личина. Был бы вороном – стал бы перья трепать!
Олег сказал с непонятным даже для себя раздражением:
– Тогда почему весь в перьях?
Ворон задумчиво поскреб когтистой лапой голову. Перья отвратительно поскрипывали.
– А что не так?.. Я мудрый, понимаешь? А мудрому все одно, в каком обличье. Мне перед девками не красоваться.
– Разве что перед воронами, – буркнул Олег.
Он напряженно рассматривал Край. Небесная плита лежала на плите земной плотно, без зазора. Медленно пошел, пригибаясь, вдоль Края, вчувствываясь, вглядываясь. Ворон скакал следом, тоже присматривался, но не к Краю – к Олегу.
– Эх, не разумеешь… Не дорос. Не знаешь других радостей, окромя радости рабов.
Олег насторожился. Его упрекали не в отсутствии отваги, что простительно волхву, а в незнании.
– Что за радости рабов?
– Тоже обычные радости. Раб мечтает наесться до отвала да затащить жену хозяина в кусты. А ночами грезит, как всех баб…
– Ну, об этом не только рабы.
– Только! Такой человек лишь с виду свободный. Человек рождается рабом, никуда не деться. Освободиться может только сам… да и то ежели начнет грезить о чем-то, кроме рабских радостей.
– Ну-ну?
– Да хотя бы та же власть. Хотя ее добиваются, чтобы опять же нажраться и поиметь всех баб в своем королевстве, но затем видят, что сама власть дает счастья больше, чем жратва и бабы…
Олег покачал головой:
– Власти тоже не надо давать распускать руки. Мы уже видели одну такую власть… Ежели ты мудрый, скажи: в чем власть над властью?
Ворон переступил с лапы на лапу. Вид был озадаченный, снова посмотрел на волхва то одним глазом, то другим.
– Не понял. Выше власти… уже ничего. По моему разумению.
– Должно быть.
– Откуда знаешь?
– Должно быть, – повторил Олег упрямо. – Хоть мы из Лесу, но мир познать стараемся. Суть жизни. Должно быть нечто выше! Власть над властью!
Ворон шумно поскреб лапой за ухом. Перья скрипели, будто ножом скоблил по сковороде.
– Больно сложно речешь. А мудрость не бывает сложной.
– Когда к ней привыкают, – согласился Олег.
Высохший труп он заметил издали. Мужчина был, судя по всему, высок и силен, кости широкие, руки длинные. Рядом с ним лежал мешок. Олег не обратил бы внимания, но ткань давно истлела, и, едва прикрытая уцелевшими лоскутами, тускло блестела горка золотых монет. Из нее торчали диковинные короны, рукояти двух кинжалов, за которые и браться трудно из-за крупных алмазов на рукоятях, шкатулки и скрыньки из чистого золота.
– А ты-то чего сюда забрел? – прошептал Олег.
Едва заметные черточки на тусклом своде задержали взор; Олег, к своему удивлению, понял, что понимает чужие знаки. «Я прошел весь белый свет, – гласила надпись чертами и резами, – я собрал обманом много… очень много. Но как вернусь назад?»
– Ну плюнули бы в глаза, – ответил Олег сумрачно. – Ну побили бы… Отдал бы украденное, повинился бы. Глядишь, и простили бы. Повинную голову меч не сечет… Гм, а секут, как говорит Мрак, другое место.
И, уже забыв о несчастном, что неправдой прошел мир, а назад не решился, потащился к самому краю, уже пригибая голову.
Он ногой раздвинул горку золота:
– Кто твои наследники, не знаю… Да и вряд ли они сюда доберутся. Так что по закону я могу пользоваться тем, что осталось после тебя. Да только зачем мне мягкий металл?
На коленях он подобрался к самому краю. Хрустальный купол опускался полого, холодный и на ощупь гладкий. Внутри толщи бродили неясные тени, сплетались размытыми кольцами, расплывались серым туманом.
Под ногами уже не земля – плотный камень, а то и такой же хрусталь, только темнее. Олег стиснул пальцы в кулак. Кольцо тихонько звякнуло и замигало, словно задуваемая ветром свеча. Олег поспешно вытянул руку. Блеск разросся. Когда пальцы почти коснулись края, где смыкались небесная и земная горы, из кольца полыхнула слепяще-белая молния. Ослепленный, Олег отшатнулся. Никогда не видел такого чистого света. Свет первого дня Творения!
Таргитая бы сюда, мелькнула дикая мысль. Какую бы песню сложил!
Сзади шумно завозился ворон. Он почти топтался на плечах Олега.
– Никогда бы не поверил…
– Чему?
– Что оно вот так… Сила сбереглась.
– Пока живем – надеемся.
– Да и ты откуда знал?
У Олега от слабости кружилась голова. Во рту стало горячо и солоно. Он поспешно выплюнул теплое, Покон запрещает глотать свою же кровь, прохрипел почти с ненавистью:
– Потому что люди и в старые времена – люди! Как могли сюда не добраться? Как могли волхвы не попробовать…
Ворон шумно поскреб лапой за ухом:
– Гм, впрочем, тогда мир был намного теснее…
– Ты чего летел за мной? – спросил Олег зло. – Мир погибнет через три дня. Тебе ж все одно!
Ворон переступил с лапы на лапу. В круглых глазах было такое выражение, словно и сам удивлялся.
– По дури, чего ж еще?.. О вас троих уже говорят. Ты вроде бы вовсе самый могучий колдун на свете. Не умелый, этого не говорят, а именно могучий.
Громко щелкнуло, будто в костре раскололся от жара накаленный камень. На стыке небесной и земной тверди возникла трещина. В узкую щелочку потянуло ледяным холодом. Олег поспешно вставил острый конец Посоха, с силой нажал. Алатырь-камень стал горячим под пальцами. По древку побежали золотистые струйки.
Из щели дуло смертным холодом. В кромешной тьме проплывали странные тени. Олег ощутил, как кровь превращается в мелкие льдинки. По ту сторону белого света… Ничто, хаос! Там нет времени, нет дня или ночи… Там ничего нет!
Сцепив зубы, нажал сильнее. Когда край неба приподнялся до колен, рывком ухватился обеими руками. Под пальцами холодно и мертво, словно держал стеклянную гору. Мышцы застонали, Олег услышал тихий треск, словно рвались мелкие жилы. Под ногами щелкнуло. Он со страхом увидел, как от подошв в разные стороны разбегаются мелкие трещины. Сзади что-то предостерегающе каркал черный ворон.
Олег напрягся, ощущая, как в тело вливается немыслимая магическая мощь. Посох покатился под ноги, погасший, даже Алатырь-камень перестал светиться. Вся мощь земной магии сейчас стремилась на этот Край Света, вливалась в тело лесного человека. В этот миг на всем белом свете колдуны, маги, волхвы, волшебники, чародеи в бессилии опустили руки: их чары перестали действовать. В разных странах мгновенно умирали, превращались в скелеты и рассыпались в пыль те чародеи, что поддерживали долгую жизнь за счет магии. В разных странах лягушки превращались в людей, а звери, скрытые магией в личинах людей, внезапно становились зверями и падали под ударами мечей.
Это был первый день на всем белом свете, когда все маги ощутили страшную силу незнаемого ранее чародея. Когда ощутили свое бессилие, когда затрепетали и поклонились силе, которую не могли ни понять, ни окинуть взором…
Олег вскинул край небесного свода на спину. Пот заливал глаза, он задыхался, боялся вздохнуть глубже, страшная тяжесть ломала кости, сминала суставы. Под ногами трещины стали глубже, он с ужасом увидел, что ноги медленно погружаются в гранитную плиту, словно в мягкую глину.
В шаге край земли резко обрывался. Дальше блестело черным хрусталем. Из-за Края, который уже не был краем земли, доносилось странное шевеление. Волосы Олега встали дыбом. Поневоле вслушивался, хотя отчетливо слышал только шум крови в ушах да треск суставов и рвущихся жил. Похоже на тяжкие вздохи чего-то немыслимо огромного… Но что может жить, даже находиться за Краем Света?
Он с трудом повернул голову, выдавил сквозь стиснутые зубы:
– А…рис…тей… взглянул… бы…
На месте черного ворона стоял, пошатываясь, высокий худой человек в черной одежде. Лицо его было белее мела, он трясся и закрывал лицо руками.
– Что ты… что ты… наделал!
– Что надо… то и наделал.
– Смертный… Ты хоть знаешь, что на твоих плечах… вместе с небом – весь вирий, все небесные боги, все чертоги богов… все-все?
– Что там… за… Краем? – спросил Олег в ответ.
Аристей, словно конь лягнул между глаз, отпрыгнул, попятился.
– Ни за что!.. Никто из смертных… Даже из бессмертных… Ты вышел в ничто, где возникло Первояйцо!
В хаосе смутно чувствовалось движение. Но это не было создано Родом, там двигалось ужасающее, бесформенное, безобразное, не имеющее формы. Тьма и серые пятна сплетались, хаос словно бы смотрел в открывшуюся щель с нечеловеческой злобой.
– Эй, ворона, – позвал Олег сдавленно, – погляди… Мне нужна… Первоскорлупа… Хоть крохотный обломок…
Волосы Аристея стояли дыбом.
– Выглянуть за Край?
Он попятился еще, издали смотрел на Олега с суеверным ужасом, его трясло, как осиновый лист на ветру.
– За Край?
– Хоть… ма…лость…
– Никто, даже боги!..
Олег, не отвечая, сжал зубы до хруста, напрягся и рывком повернулся, содрав на плечах кожу до мяса. Теперь он держал край небесного купола на одном плече. Пальцы саднило. Он вытянул свободную руку, сжал кулак.
Узкий луч слепяще-белого света прорезал тьму. Олег боролся с тошнотой и слабостью. Несмотря на мощь магии всего белого света, он терял силы пугающе быстро. Леденящий холод неживого мира вымораживал, ломал тело. Слезы то замерзали в глазах, то исчезали паром. Приливы жары и холода сменялись, но удары холода становились жестче и длились дольше.
Он вслепую пошарил по краю купола с внешней стороны. Поверхность была шероховатая, в выбоинах и выступах: Хаос остервенело грыз купол, стремился достать ненавистную жизнь. Пальцы натыкались на мертвенно-холодную, в шипах и ссадинах стену. Такой мертвый камень Олег не встречал даже в самых голых скалах севера.
– Что там? – выкрикнул Аристей.
Под ногами трещало, будто Олег стоял на молодом льду. Ноги погрузились по щиколотки.
Далеко внизу во тьме раздался новый вздох, тоскливый и безрадостный, словно кто-то подобно Олегу держал на плечах немыслимую тяжесть. Олег опустил руку, белый луч постепенно расширялся, но вместе с тем терял яркость, наконец рассеялся во мраке. Именно там, на грани исчезновения света, угадывалось нечто немыслимо огромное, бесформенное.
– Что? – надрывался Аристей.
– Не понять… – прохрипел Олег. – А внизу… горный массив… похожий на лапу… Нет, в самом деле… Неужто лапа чере…пахи? Род спятил… поместить весь белый свет на горб большой черепахи!
Пальцы кольнуло острым. Олег поспешно шарил вокруг осколка, цеплял ногтями, наконец расшатал и выдернул. В окровавленных пальцах, которые неверяще поднес к лицу, блистал кристаллик размером с орех. Он был похож на льдинку, но Олег чувствовал, что на всем белом свете не было ничего подобного.
Аристей предостерегающе вскрикнул. Ноги лесного волхва уже погрузились до колен, острые края трещины изодрали сапоги в клочья, окровавили ноги. Олег с нечеловеческими усилиями переместил край свода с плеча на спину, напрягся, попытался выдрать ноги из каменных ям. Страшная тяжесть давила, небесный свод с каждым мгновением становился тяжелее.
Сперва казалось, что уже ничего не получится, опоздал, но как-то удалось подняться выше и поднять купол. В ушах стоял грохот, во рту кровь, текла с подбородка. Он услышал свой стон, качнулся, небесный свод словно заскользил в сторону.
Донесся отчаянный крик, мелькнуло черное. Страшный грохот, землю тряхнуло, Олег качнулся и упал лицом вниз. Под ним земля тряслась, как испуганный конь. Олег всхлипывал от облегчения. Даже не думал, что небесный свод на его плечах был таким тяжелым.
– Ты что наделал?
Он с трудом повернул залитое потом и кровью лицо. Перед глазами быстро-быстро переступали, словно исполняли танец, худые ноги в сапогах из мягкой кожи. Аристей то подбегал, то отскакивал, словно его клевала большая ядовитая змея.
– Что-то стряслось? – прохрипел Олег.
Он не узнал своего сиплого голоса.
– Ты… Ты швырнул… швырнул небо!
– У меня ж не черепашья спина…
– Ты нарушил покой небесных богов!
– Еще как нарушил, – прошептал Олег. – Авось кто-то заикой станет… Ты не встречал богов-заик? Теперь будут.
На мизинце чернела полоска. Жгло, словно припалило углем из костра. Олег осторожно лизнул обожженное место. Кожа была красная, а от кольца Древних Волхвов вместе с пеплом остался солоноватый привкус.
Олег дотянулся до кристаллика Первоскорлупы, сжал в кулаке. Он чувствовал неясную печаль от потери кольца. Ничего не успеет изучить, понять…
Аристей опустился рядом на корточки. Он был еще бледнее, лицо заострилось, а глаза были дикими.
– Ты хоть понимаешь, что сделал?
Олег лежал, все так же уткнувшись лицом в неживую землю. Не было сил ни говорить, ни двигаться. Кровь капала со лба, застывала черными бугорками.
– Нет… ну и что?
– Это говоришь ты, волхв?
– Потом поймем, – прошептал он наконец. – Если успеем. Сейчас дикий охотник, что не сидит на месте… нужнее мудреца… И даже мудрее.
– Ты, волхв, – повторил Аристей, – говоришь такое?
– Да, как это ни горько.
Он с невероятными усилиями воздел себя на четвереньки. Руки и ноги дрожали, подкашивались. Аристей не успел подхватить, как лесной волхв рухнул лицом вниз. Но все так же упорно поднялся: страшный, покрытый засыхающей коркой крови, с красными, как огонь, волосами.
– Ты останешься здесь, – сказал Аристей невесело. Голос был печальным. – Магия высосана вся. Ее не осталось. На всем белом свете не осталось.
– Жалеешь?
Аристей пожал плечами.
– Я помню, что до конца света осталось семь дней…
– Три.
– Что? – не понял Аристей.
– Три дня, говорю. Скоро Ящер выведет войска из подземного мира.
Аристей помолчал, осмысливая, кивнул:
– Ну… это лишь краткий миг. Я тоже никогда уже не выберусь отсюда. Не хотелось только сидеть с пустым брюхом. Я привык умирать на сытый желудок.
Олег качнулся, зашагал от Края. Босые израненные ступни оставляли свежие кровавые следы. Клочья сапог волочились следом. Тело невыносимо болело, будто держал небесный свод уже сам, без магии.
За спиной раздался неверящий крик:
– На что надеешься?
Олег прохрипел, не поворачивая головы:
– Мы – новые. Нас нет без надежды.
Глава 10
Таргитай из последних сил сползал на окровавленных руках к Дуплу, мечтал упасть там и полежать без сил, когда страшно грянул гром, в слепящем блеске молний возник летящий прямо на него человек.
Запахло паленым, в лицо ударила тугая волна горячего воздуха. Ноги человека с такой силой ударили в плоть Дерева, что там побежали трещины. Под ступнями оплавилось, будто Олег – это был Олег – ступил в горячую грязь.
Вид его был страшен. Таргитай от неожиданности взмахнул руками, пытаясь удержаться. Олег рывком выбросил вперед растопыренные пальцы. Незримая хватка цапнула Таргитая за душегрейку. Волхв был изможден, глаза покраснели, словно бессонными ночами в упор глядел в костер, но смотрел пристально и строго. Взгляд стал иным, и волхв был иным, не прежним Олегом.
Таргитай жадно смотрел на руки волхва. Олег похлопал по мешочку на поясе:
– Здесь.
– Как добыл? – выдохнул Таргитай неверяще. – Покажи!
– Надо спешить, – оборвал Олег. – Ты, я вижу, наотдыхался. Вон какая морда круглая. А Мрак в подземном мире!
Опираясь на Посох Мощи, он ступил на край Дупла, заглянул в темную бездну. Посох в его руках не светился, странно притихший, даже Алатырь-камень стал простым булыжником. Таргитай проглотил обиду: пока он по дереву лазил, волхв побывал неведомо где. Первоскорлупу не то украл, не то выпросил, но все же добыл!
Из гигантского Дупла несло сырым холодом. Влажный воздух застыл недвижимо, как густой кисель. Реки ледяного сока, что поднимаются, если верить старым волхвам, прямо из подземного мира, охлаждают стены в любую жару.
– Пошли, что ли, – велел Олег буднично.
– Надо идти, – прошептал Таргитай.
Олег мчался далеко внизу, весь зеленый в свете гнилушек. Даже лицо было зеленым, а красные волосы побурели. Огромные глыбы под ногами шатались, от малейшего толчка неспешно исчезали внизу во тьме.
– Давно здесь бродяги не хаживали, – крикнул Таргитай. – Или вовсе не бывали?
– Таких бродяг еще не бывало.
Олег остановился на широком уступе. Лицо стало еще зеленее, а глаза потемнели и спрятались в широких пещерах глаз. Голос был глухим, сдавленным от сдерживаемой ярости:
– Дальше пропасть… А обходить – полдня потеряем.
Таргитай всмотрелся в тьму внизу. Там то ли бродили смутные тени, то ли от напряжения мутилось в глазах.
– А ежели спрыгнуть? Вдруг та пропасть в сажень?
– А ежели так и будешь падать до дна? – передразнил Олег. – Ни черта не видно! Эх, рискнуть, что ли…
– Рискни, Олег, рискни! – сразу сказал Таргитай горячо.
– Ты хоть знаешь, о чем я?
– Не важно. Ты такой нерисковый, что никакого риска в твоем риске все одно не найти, даже если будут искать сто снох Боромирихи.
Олег посмотрел с сомнением:
– Да? Ну, тогда я попробую. До того все тяжко и страшно, что уже и не страшно…
– О чем ты?
– Попробую птахой. Тебя вот только в клюве не унести. В лапах, что ли? Это наверх не затащить, а вниз… да потихоньку…
Таргитай даже подпрыгнул:
– Так что ж ты не сразу? Вон сколько прошли задарма! Я ж мог на тебе все это проехать!!!
Он тут же снял мешок и смотрел на друга влюбленно и преданно. Олег вздохнул, ничего не сказал. Его фигура в полумраке затуманилась, стала приземистее. Одежда опала бесформенной кучей. Большая уродливая птица хрипло крикнула и повела по сторонам длинной голой шеей. Даже в сумерках Дупла глаза горели адским пламенем. Зубы нехорошо блестели.
– Ты только не укуси, – предупредил Таргитай, – а вообще-то ты красивый! Я люблю птиц. И гнезда никогда не разорял… ну, таких…
Он суетливо полез на Олега. Тот стряхнул, клювом указал на разбросанные вещи. Таргитай понял, пришлось собрать. Птица с краю провала посмотрела вниз, на Таргитая, снова в провал. Таргитай ожидал, что чудовище схватит его зубастой пастью, заранее скривился, но над головой оглушительно захлопали крылья, вонь от птицы перебила тленный запах Дупла.
Когда птица уже падала в пропасть, крючковатые лапы сдернули Таргитая. Дыхание захватило, когда повис над бездной, а птица взмахивала крыльями совсем редко, лишь замедляла падение. Мимо проносились выступы, мелькали зеленоватые огоньки, странные светящиеся наросты. Запах тления становился сильнее. Похоже, подумал Таргитай с сожалением, что он будет последним из смертных, кто побывал в вирии и у самого Рода. Вот будет грохот, когда рухнет такое, хоть и подгнившее Дерево!
Озноб пробежал по спине. Скорее всего он останется последним по другой причине. Мир погаснет намного раньше, чем сгниет Дерево.
Они падали, падали вдоль гигантской стены, изъеденной гнилью, норами, пещерами с горами гигантских бревен-опилок. Их тысячелетиями пережевывали жуки и древесные черви, не знающие света.
Лапы на плечах Таргитая то стискивались так, что сквозь волчью шкуру впивались в тело, то начинали слабеть, и Таргитай вскрикивал:
– Эй-эй, не спи!.. Выронишь – прибью, как летучую мышь.
Олег слышал, хотел было сказать, что ежели выронит, то Таргитай не прибьет и таракана, но лишь стискивал когти. Таргитай тихонько взвывал, дергался, Олега заносило из стороны в сторону. Стены проносились угрожающе близко. Когда мелькающие выступы сливались в сплошную серую полосу, Олег начинал стучать крыльями чаще. Вдруг дно вынырнет внезапно? Расшибутся всмятку.
Таргитай не понял, почему вдруг его бросили на широкую площадку. Олег упал рядом, клюв был распахнут во всю ширь, он почти подпрыгивал – так бурно вздымалась грудь.
– Ты чего?.. Олег, что тут интересного?
Таргитай огляделся, недоумевая. Уродливая птица посмотрела на него страшным глазом, повернула голову, поглядела другим. Выпуклые глаза начали наливаться кровью. Таргитай вытянул вперед ладони:
– Понял, понял! Ты прав, мне надо передохнуть. Тебе что, ты здоровый, как Змей, а я слабый…
Страшная зубатая пасть распахнулась, как пропасть. Вытаращенные глаза едва не лопнули от ярости. Таргитай поспешно выудил из мешка мясо, протянул страшной птице. Багровые глаза вспыхнули еще ярче. Из пасти вырвался лютый крик, зубы внезапно стали ближе. Затем глаза погасли, словно их задул ветер. Пасть захлопнулась, птица явно вспомнила, что она не совсем птица.
Когда Олег снова стащил его в пропасть, Таргитай даже не стонал, стискивал зубы, чтобы не заорать от боли. Острые когти, продырявив волчью шкуру, вонзались, как ножи.
Олег ощутил приближение дна раньше, чем увидел. И раньше, чем ожидал. Крылья замолотили по воздуху отчаянно, а тот внезапно стал плотным, как кисель, врывался в рот, раздувал грудь, выворачивал веки.
Острые когти покинули плоть Таргитая. Он ударился о твердое, завалился на бок, от страшного удара воздух вырвался из груди с орлиным клекотом. Сверху ударило по голове кожистым, мохнатым. Рядом бухнуло, застонало.
Таргитай с великим трудом перевернулся на спину. Лодыжка вопила от боли. Он потрогал, подвигал, сцепив зубы. Кости все-таки выдержали: человек покрепче птицы. Затылок гудел, рукоять Меча саданула со всей дури. Пустая баклажка на поясе болталась бодро, полная уже потерялась бы.
Воздух был неподвижный, холодный и тяжелый, как смерть в хате с наглухо забитыми ставнями. Сильно пахло тлением.
Рядом торопливо одевался Олег. Зубы волхва стучали, он суетился, пугливо озирался:
– К небу поднимались – мерзли, в подземный мир идем – опять холод… Ничего не понимаю.
Таргитай простонал:
– Шелудивое порося… У тебя когти не заразные? Ты мне шкуру до костей располосовал.
Олег затянул пояс, глаза из ошалелых стали строгими.
– Пошли.
Посох в руках волхва стучал по твердой, словно скованной стужей земле. Таргитай поднялся, плечи передернулись. В самом деле холодно, гадко и даже страшно.
Они находились в полумраке. Фигура Олега смутно вырисовывалась на прежней зеленоватой стене. Совсем близко слышался плеск. Волхв словно бы кого-то высматривал. Таргитай сказал нетерпеливо:
– Ну?.. У меня в глазах уже кудики скачут.
– Тихо.
– Да никого нет.
– Тихо, дурень.
Таргитай обрадовался:
– В самом деле слышишь?
– И видю.
Привыкшие к тьме глаза Таргитая наконец различили тяжелые черные волны. Странно темная вода булькала тяжело, из густой грязи поднимались огромные пузыри. На блеклом небосводе появился ни на что не похожий силуэт. Таргитай ахнул:
– Утка!.. Это утка? Так она с сарай моей бабки!
– Это Первоутка, – сказал Олег, невидимый в темноте. – Вечно плавает меж корней Мирового Дерева.
– Стережет? Да, ежели такая клюнет…
– Нет, просто плавает.
– Так чего сидим, как утки на яйцах? Не заклюет, крыльями не заметет, лапами не загребет…
Олег вздохнул горестно:
– Это же Первоптица! Первая, единственная. У нее нет пары, никогда не было утят… Она, если по правде, не совсем птица… Как Пуруша не совсем человек… Эх, Таргитай! Темный ты. Нелюбопытный. Ладно, пойдем.
– То спешишь мир спасать, – проворчал Таргитай, – то перед уткой замираешь, как столб. Что-то Род перемудрил с человеком!
Из полутьмы выступили темные стены. Верх уходил в странное небо, там растворялся в темноте. Основание сливалось с черной землей.
Прямо со странного неба опускались огромные белесые бревна в сорок обхватов – склизкие, покрытые длинными, как веревки, толстыми щупальцами. Между ними был проход, но и дальше виднелись эти исполинские корни Прадуба, чьи корни свисают даже сюда, в бездну мира мертвых.
– Пора, – сказал Олег.
Таргитай бездумно двинулся следом. Голова гудела, сердце колотилось часто, потрясенное мощью Прадуба. Ни одно дерево не может вырасти таким в мире людей и зверей! Это дерево – дерево богов, напомнил себе торопливо. Оно само бог деревьев, от него все деревья на свете, только постепенно утратили мощь Первых.
– А когда в подземный мир?
– Расчехли глаза. Мы уже в подземном.
– Врешь? – не поверил Таргитай. – Я думал… А где наше Дерево?
– Мы все еще в его Дупле.
– А я думал…
– Думал? Не смеши. Умеешь только грезить.
– Да, – согласился Таргитай. – Зато как!
Земля под ногами хрустела, словно шли по горелому. Вздымались сизые облачка пепла.
Таргитай на ходу вскинул голову, тут же опустил так поспешно, что ударился подбородком. По спине пробежала огромная ледяная ящерица. Такого жуткого неба еще не зрел. Болезненно-зеленое, с лиловыми разводами, словно кожа утопленника! Вдали смутно выступают угольно-черные тени, грозные, пугающие.
– Куда выйдем? – спросил Таргитай убитым голосом. – Я как-то представлял себе все иначе…
– Мечтал свалиться Ящеру на голову? А тот чтобы сам издох с перепугу?
Белесые бревна в десяток обхватов опускались прямо из темно-зеленого неба и проваливались в темную землю. Между ними проход был не шире, чем размах рук, а дальше виднелись такие же корни Прадуба.
Они оставались по бокам и позади, истончались, пока не остались толщиной всего в простую березу. Впереди наметился просвет. Олег ускорил шаг, худое лицо посветлело.
– Там выход!.. И мы в подземном мире.
– А где мы сейчас?
Олег побежал, под ногами отвратительно хрустело, словно рассыпались кости. Стало совсем сумрачно, сзади сослепу натыкался Таргитай. Впереди на миг блеснул свет, тут же закрыла тень, Олег уже упал на четвереньки и заспешил по длинному ходу. Червь или жук-короед выгрыз, но был мелковат, судя по узкому ходу, и, наверное, больной: грыз так неровно, сворачивал, словно его скрючивало, из-за чего Олег головой пересчитал все выступы.
Олег уже стоял перед стеной сизого тумана. Тот казался кипящим. Там бешено возникали сгущения, исчезали, уносились, сшибались, образуя такие плотные комья, что Таргитай ясно слышал жадное чмоканье.
Олег сказал тихо:
– Вечный Туман. За ним – царство мертвых. Кто переступит эту черту, никогда не вернется в мир живых.
Таргитай ответил:
– За этой стеной – Ящер.
Олег помолчал, сказал со вздохом:
– Впрочем, люди всю жизнь идут к этой стене. Хотят или не хотят, знают о ней или нет. Только дороги у всех разные… К тому же Белый Свет все одно погаснет через три дня.
– За этим Туманом – Ящер, – повторил Таргитай громче.
Олег ухватил его за плечо. Пальцы были как когти хищной птицы, словно Олег остался в прежней личине.
– Погибнем, едва выйдем из Тумана. Нет, еще когда только войдем. Подожди, я попробую подобрать заклятия.
– Здесь они еще действуют?
– Только здесь, да и то в треть силы. По ту сторону – только заклятия мертвых.
– Тогда и мой Меч…
– Да. Простая железка.
Олег начал вытаскивать из мешка травы, обереги. Таргитай вгляделся в бешеную пляску теней в Тумане.
– А что там?
Сквозь разрежения в Тумане мелькнуло белое. Возникли темные хищные тени. Они гнались за светлым пятном, Таргитай разглядел женскую фигурку. У незнакомки словно блистали за спиной перламутровые крылья. Черные тени настигли женщину, свалили. Она отчаянно отбивалась, Таргитай видел ее раскрытый рот. Видимо, отчаянно кричала, но звуки через стену Тумана не проходили. Затем хищные тени заслонили ее целиком.
Он с воплем выдернул Меч и ринулся в Туман. Олег увидел только исчезающую спину. Силуэт Таргитая колыхался, словно таял, испаряясь. Олег заорал страшным голосом, прыгнул головой вперед, со страхом и яростью вломился в стену, разделяющую два мира.
Он выпал из Тумана, сразу ощутил холод и мертвость. Мертвая земля глухо отзывалась на удары его сапог. Таргитай уже добежал до места схватки, когда черные тени и женщина расплылись, превратились в вихри и растаяли.
Олег замедлил шаг, внутри все оборвалось. С заклятиями он не успел. Его Посох в руках – простая дубина. И вообще их, похоже, уже ждут.
Таргитай вертел головой. В чистых глазах было тупое удивление.
– А где они?
– Дур-р-рак, – произнес Олег с отвращением и отчаянием. – Боги, жизнь и так невыносима, а тут еще свои вредят… За что?
– Олег, они спрятались?
– Тьфу!
Таргитай убито смотрел на безжизненный мир. Они стояли под пронизывающим ветром на ледяной равнине. Везде снег, сугробы, вздыбленные льдины. Дорога назад отрезана стеной Тумана… Теперь там часто блестели искры на металле, весь Туман уже состоял из тысяч и тысяч булатных мечей.
– Ну, – сказал Таргитай убито, – я ж не всегда умный. Я как божья коровка – местами. А кто нас заманил?
Ветер был злой, швырял в лица ледяную крупу. Волосы обледенели, дыхание замерзало на губах. Разгоряченный Таргитай наконец ощутил стужу, передернул плечами. У Олега брови смерзлись, торчали как наконечники стрел. Изо рта вырывались частые клубы пара, замерзали, в воздухе звенели крохотные, как пылинки, льдинки.
Внезапно сверху прогремел нечеловеческий голос:
– Скоро узнаешь, смертный!
– Кто ты? – вскрикнул Таргитай.
– Узнаешь…
Донеслись неспешные удары по воздуху гигантских крыльев. С высоты упали обрекающие слова:
– …в чьих ты когтях уже…
Небо светлело, становилось светло-зеленым. Таргитай вскрикнул, дрожащий палец тыкал влево. Олег круто развернулся, колени сами подогнулись.
Из-за непривычно близкого края земли медленно поднималось… черное солнце! Край выползал, как спина всплывающей из глубин океана исполинской черепахи. От него веяло ужасом, сердце Таргитая болезненно сжалось. Наконец, страшное солнце мертвых повисло, не касаясь земли. От него шли черные, как уголь, лучи, зеленое небо взялось лиловыми трупными пятнами.
– Черное… – прошептал Олег. Губы тряслись, от них шел стук, как от ледышек.
– Надо идти, – выдавил Таргитай потрясенно. Остекленевшие глаза смотрели на черное солнце со страхом и отвращением. – Солнце Ящера!
– Солнце мира мертвых…
– Под этим солнцем, – проговорил Таргитай изменившимся голосом, – не могут рождаться песни…
Олега подбросило, волна злости опрокинула стену страха.
– Кто о чем, а вшивый о бане!
– Сам ты…
Злость помогла сдвинуть ноги с места. Ветер стал еще яростнее, замораживал лицо. Над головами звучно захлопали крылья. Олег упал вниз лицом. Пахнуло нечистым воздухом, резкий крик полоснул по ушам. Тень взвилась и пропала в лиловом небе.
– Здесь держи ухо востро.
– Нет Мрака, – прошептал Таргитай печально. – Как плохо, когда нет Мрака!
Олег поднялся, двинулся вперед, сильно наклонившись против ветра. Ноги оставляли глубокие борозды в снегу. Он чувствовал, как сердце превращается в комок льда. Не от стужи: Мрака если и увидят, то уже как жителя страны мертвых. А все мертвые – слуги Ящера. Блистающий снег слепил глаза, у Олега под опущенными веками поплыли темные круги. За спиной Таргитай спросил растерянно:
– Нам в ту сторону?
– Главное, – сказал Олег строго, – не ешь желтый снег.
– Что не есть?
– Желтый снег. Не ешь желтый снег. Запомнил? Не ешь желтый снег.
Олег на бегу перепрыгнул через обломок щита, тот торчал краем изо льда. Чуть дальше выглядывала рукоять меча. Поножи и бляхи панциря были разбросаны на десятки шагов.
– Мрак? – крикнул Таргитай ему в спину.
– Не отставай.
– Здесь прошел Мрак?
– Хочешь надеяться? Думай что хочешь, только не отставай.
Рукоять Меча снова била Таргитая в спину. Перевязь растянулась, или же опять отощал. Под ногами все усиливался треск, как испуганные ящерицы разбегались суетливые белые трещины.
Тонкий лед угрожающе прогибался. Таргитай с разбега проехался по гладкому, с хрустом сбил какие-то странно знакомые прутики, те часто торчали изо льда.
Олег обернулся:
– Не отставай!.. Это всего лишь пальцы!
Таргитай побледнел, лучше бы Олег такое не говорил. Ему что, он волхв. Ни мертвяков не боится, ни черного солнца. Ему что работяг-муравьев растоптать, что на могилу плюнуть – все нипочем. А ему ничего не страшно только под живым солнышком!
Впереди как щетина торчали пальцы утопленников. Не обойти, а лед трещит. Таргитай бежал, сцепив зубы и с трудом удерживая тошноту, перепрыгивал, а в ушах стоял оглушительный и отвратительный хруст. Пальцы ломались, как сосульки.
Сквозь лед успел различить темные фигуры погибших. Их чуть колыхало в мутной воде, вмерзли только кисти рук.
– Впереди деревня, – выговорил Олег тихо.
– Ой, скорей бы…
– Дурень, чему радуешься!
– Все-таки люди…
– Но очень мертвые.
Лед остался позади, полоса снега истончилась, они выскочили на черную землю. Чувствовалось присутствие человека. Следы узких колес, обугленные бревна, даже свежие зарубки топора или секиры. Над головами послышалось гнусное карканье. Олег подпрыгнул от страха.
– Не деревня, – определил он тревожным голосом, – а весь.
Хатки выступили из тьмы приземистые. Даже не хатки – землянки. Лишь крыши выдавались над землей, остальное было просто ямами, не все даже прикрыты жердями или ветвями. Ни дыма из труб, ни пепла, ни обгорелых сучьев…
Первая настоящая хатка была с заколоченными гнилыми дверями и окнами. Плетень лежал на земле, а где и устоял, там зиял огромными дырами. Олег на ходу всмотрелся в следы, побледнел.
– Что-то злое? – спросил Таргитай быстро.
– А что тут еще ждать?
– Ты прямо как Мрак… Тот по следам мог сказать, что зверь о нем думает.
– Я не охотник, но я волхв. Тоже кое-что понимаю.
– Ну-ну.
– Тут и Мрак бы не ответил. Одни когти, а на плетне – клочья шерсти, хитина, чешуя и даже слизь! Таких зверей не бывает.
– Здесь преисподняя.
– Хоть пре, хоть сама исподняя. Не охотник таких зверей лепил! Не охотник! И не волхв.
Оглядываясь и приседая при каждом шорохе, они обошли стороной странное поселение. Ни живой души, ни даже пепла. Таргитай покачал головой:
– Не хотелось бы встретить зверя, что обезлюдил село…
Глава 11
Аристей сложил крылья, когти цепко ухватились за парапет. Перед глазами от изнеможения плыло, едва различал ночной Город. Давно так далеко не летал, так можно и умереть в полете. Мир в самом деле раздвигается усилиями людей. И раздвигается чересчур быстро. Знал бы, как далеко сейчас Край, не полетел бы. Все еще любопытен, но уже не настолько.
Отдышался, соскочил на каменные плиты. Его ждала единственная жилая комната во всей башне. Она же библиотека, мастерская и спальня. И неважно, что белому свету осталось существовать всего три дня. Каждый свои последние часы проводит в меру своей испорченности. Он уже все перепробовал в этой жизни. А конец хочет встретить среди своих вещей.
Превращаться в человека не стал, уже давно птичий облик был роднее, привычнее. Да и не так видна звериная суть человека. Птицы ежели и дерутся, то не до смерти. И не суетятся.
Вяло поклевал, напился, но гадко было по-прежнему. И не истрепанные крылья виной, знал. Как и не близкий конец света.
В комнатке пахнуло ветром. В раскрытой двери заблистали искры. На пороге возник человек: в красном плаще, капюшон надвинут на лоб, сгорбленный, все еще выдерживая сжатие магического кокона.
Аристей смотрел хмуро. Сейчас не до гостей, да и вообще не до людей. Человек сказал, не поднимая лица:
– Приветствую старейшего из магов!
– Да ладно тебе, Фагим, – бросил Аристей досадливо. – Говори, зачем прибыл.
Фагим откинул капюшон на спину. Черные глаза хитро блестели.
– Неужто не мог просто так? Лишь затем, чтобы поклониться твоей мудрости!
Аристей покачал головой:
– Вы, молодое поколение магов, жадны и бесцеремонны. И ничего зря не делаете. А ты – худший из них.
Фагим наклонил голову:
– Ну, в чем-то ты прав. Могу я сесть? Спасибо. Видишь, я тоже помню о церемониях… иногда. Аристей, передо мной столько открыла магия, что я бешусь, когда надо тратиться на дурацкие поклоны и приседания, обеды, сон, разговоры. Пусть этим занимаются каганы и короли, эти разряженные куклы, которыми управляем. Пусть предаются утехам, пусть тратят жизни зазря… А я – маг!
Он смотрел чисто и искренне. Аристей нахохлился: маг делает вид, что весь распахивается навстречу зорким глазам ворона, но переоценивает свое умение прятать секреты.
Он переступил с лапы на лапу. Клюв щелкнул, как две сухие дощечки.
– Так-так… Ну, будем считать, что уже спросил о моем здоровье, о здоровье моих близких, поговорил о погоде и новостях вирия, а я тебе степенно и неторопливо ответил. Теперь говори, зачем прибыл.
Фагим всплеснул руками:
– Великий Аристей, как мудро ты находишь пути! Надо запомнить. Буду сокращать пустую болтовню так же… Аристей, я очень встревожен неким возникшим… вмешательством… в такую понятную систему мира.
Аристей пристально смотрел одним глазом на хитрое лицо мага, затем повернул голову, поглядел другим. Не превратиться ли в человека, подумал, тот смотрит двумя глазами сразу.
– О чем ты?
– В наш мир вторглись люди из Леса.
– А-а-а… Трое в волчьих шкурах?
Фагим всмотрелся в бесстрастное лицо ворона.
– Ты, я вижу, слышал о них?
– Похоже, о них слышали многие.
Фагим кивнул, лицо помрачнело.
– Эти дикие люди весной еще не знали металла… ничего не видели, кроме деревьев и диких зверей. Но сумели, выйдя в Степь, разгромить киммерийский каганат, а затем нашли и сокрушили самого Мардуха! Я не думал, что это вообще возможно.
Аристей вздрогнул. Для троих лесных варваров возможно и не такое. Чего стоит только молодой волхв, который добрался до Края Света и поднял небесный свод. И держал на плечах. Да как держал! На одном плече.
– Ты знаешь их, Аристей?
Аристей молчал, вспоминал отчаянное лицо и зеленые глаза волхва. Тот торопился вернуться, но не забыл о нем: как только прадревний осколок заблистал в его руке, вызвал магический вихрь, укутался сам и его прихватил. Даже выпустил вовремя, когда пролетал над Городом…
– Ты знаешь, – сказал Фагим, внимательно наблюдая за Аристеем. – Ты знаешь их хорошо.
Да, теперь он знал лучше и хмурого нелюдимого оборотня, что душевную теплоту загоняет вглубь. Знал ранее осторожного и холодноватого волхва, знал даже простодушного дурня с сопилкой. Как-то выжили, уцелели, но этого им мало, пошли добывать нечто великое не для себя, для всего человеческого племени!
– Что-то делают не так, как все, – сказал он. – Потому и побеждают.
– А что не так?
Аристей хотел было пожать плечами, вспомнил, что это чисто человеческий жест.
– Я из старых. Новое мне недоступно.
Глаза Фагима остро блеснули.
– Недоступно… или не пытаешься?
– И не пытаюсь, – ответил Аристей равнодушно. – Раньше надо было. Вот как тебе, пока жажда велика… А упустишь время, то покрываешься невидимой коркой. Все нипочем, ничто не трогает, ничего не жаждешь…
Фагим сказал быстро:
– Аристей! Не спи, Аристей. Мне очень нужна твоя помощь. Эти трое сумели найти путь в подземный мир мертвых. Я боюсь, что…
Аристей впервые прервал, в выпуклых глазах заблестели огоньки.
– Разве все трое? Не один?
– За одним опустились и остальные.
– Что с ними?
Фагим смотрел раздраженно.
– Это мир мертвых, ты забыл? Я не могу туда попасть, пока жив. Никакая магия живых не позволит увидеть то, что творится во владениях Ящера.
– Ну-ну, дальше.
– Только одно существо из мира живых может бывать в мире мертвых, Аристей. Ему даровано это самим Ящером… за какую-то услугу в столь давние времена, что даже маги не ведают.
Перья на спине Аристея встопорщились. Холодок страха, который за последнюю тысячу лет испытывал всего дважды – первый раз сегодня утром, – пробежал по всему телу.
– Я тоже слышал… Но пусть меня сожрет сам Ящер, если я даже подумаю о таком!
Фагим сказал настойчиво:
– Только ворон может бывать в мире мертвых.
– Да зачем ему это?
– Зачерпнуть мертвой воды. Говорят, она заживляет любые раны. Но нам не за этим нужно, чтобы ты…
Аристей прервал:
– Кому «нам»?
Фагим отвел глаза.
– Ну… нам, порядку. Я считаю, что они нарушили равновесие мира.
Аристей вспомнил, как лесной волхв держал на плечах небесную твердь, как трещали его кости, как бросил на землю и как гудела земля и трещал хрустальный купол, – плечи сами собой передернулись.
– Да, качнули землю. Пугнули черепашку.
– Какую черепашку? – не понял Фагим.
– Да так, это своим мыслям. Ты боишься их настолько, хотя тебе ничего не сделали, что хочешь их погубить там, у Ящера?
– Хочу.
– Но они уже и так в мире мертвых. Оттуда нет выхода.
– Я знаю. Но вдруг найдут?
– Но если его нет вообще?
Фагим покачал головой:
– А вдруг сотворят? Прорубят? Проломят?
– А это возможно?
Фагим заорал, теряя терпение:
– Не знаю! Никто на свете не знает! Но этим троим уже удавалось сделать то, что раньше никто не делал.
Аристей снова ощутил забытое желание превратиться в человека.
– Да, они не сидят сложа руки. Не ждут, что боги или маги за них поработают… Но ты ведь знаешь, что белый свет обречен? Что они могут изменить за оставшиеся три дня?
– Не знаю, Аристей. Все равно мне тревожно.
– Не понимаю тебя, Фагим. Они стремятся спасти мир. А ты хочешь им помешать. Почему?
Фагим опустил голову.
– Аристей, мы слишком мало… слишком мало знаем. Тот, кто замыслил разрушить мир, намного мудрее нас. А Великий Род, бог всех богов, пальцем… пером не шелохнет, чтобы остановить разрушение. Значит, в разрушении мира есть великий смысл. Мы, малые и слабые, не видим, но это не значит, что его нет… Ведь ты, мудрый чародей, прожил много веков, ты мудрее этих троих из Леса, но ты же не бросаешься спасать мир?
– Мне все обрыдло, – сообщил Аристей. – Потому и не вмешиваюсь, а не затем, что зрю великий смысл. Эти трое как дети: увидели несправедливость – кидаются выправлять Правду.
– А где ты видел мудрых детей?
Аристей снова ощутил желание сбросить перья и побыть в человечьей личине по своей воле.
– Ты прав. Что ты хочешь?
– Ты можешь проникнуть в мир мертвых. Там где-то есть ручей мертвой воды. Если хоть капля мертвой воды упадет на живого, он умрет сразу…
– Ты же говорил, что мертвая вода заживляет раны!
– Да. У трупов. Но они остаются мертвыми. Я не думаю, что эти трое двуногих зверей сумеют пройти далеко, там их ожидает всякое, ведь это мир Ящера, но все же, все же…
– Я понятия не имею, как туда попасть, – прервал Аристей. – Туда даже вороны, несмотря на дарованную им милость, все-таки не летают. Не представляю, где искать ручей мертвой воды. Вообще ничего не представляю.
Фагим поднялся, глаза сияли.
– Все будет. Мой хозяин откроет тебе дорогу, укажет, где отыскать ручей, как найти этих троих… если они еще будут живы и не в плену у Ящера.
Он был уже на пороге, когда Аристей спросил остро:
– Разве твой хозяин, Мардух, не погиб?
– Теперь у меня другой хозяин, – ответил Фагим голосом, подобным грому. – Мардух был песчинкой под его ногами.
…В морозном воздухе мощно пахло гарью. Олег мчался так, как еще Мрак заставлял их бегать в Лесу – длинным размашистым шагом, когда сил расходуешь не больше, чем при ходьбе. Таргитай не отставал: суровый, сосредоточенный, временами совсем не похожий на прежнего увальня.
На лиловом небе клубился черный дым, вздымался столбом. Горели дома, суетились человеческие фигурки, выносили вещи. Не было привычных криков, плача, а в остальном все так похоже на горящее село полян, что Олег в тревоге оглянулся на Таргитая.
Певец, белый, как тот снег, по которому бежали, ринулся к селу, упал, схваченный за шиворот могучей рукой.
– Не понимаешь? Это сделано для нас.
– Кто?.. Почему?
– Мрак… возможно.
– Но зачем?
– Иначе вряд ли мы бы прошли.
Таргитай вывернулся из хватки волхва, ноги понесли его как на крыльях уже мимо села. Снег, покрывший золотые волосы, сорвало встречным ветром. Глаза горели надеждой. Село еще горит; если поджег Мрак, то прошел здесь совсем недавно!
Наперерез выбежали люди в звериных шкурах, лохматые, с рогатинами. Олег выставил перед собой Посох: хоть и без магии, но плоть Прадуба крепче железа. Таргитай на бегу выдернул Меч. Стоптали передних, кого-то Олег сбил Посохом как дубиной, двоих Таргитай разметал ударами Меча.
По узкой улочке пронеслись как буря. Таргитай с разбега вышиб ворота, а Олег сбил с ног двух стражей. Оба тупо глазели на пожар, за рогатины схватиться не успели.
– Видишь, – крикнул Олег на бегу, – никого убивать не пришлось!.. А если бы не пожар?
– Ну… Тогда зачем ты двоим разбил головы?
Среди распростертых тел двое не шевелились, другие расползались, оставляя на снегу мокрые следы.
– Ладно, – бросил Олег хмуро. – Они мертвые только до полудня.
– А потом?
– Оживают в полдень. Идут пировать.
– Олег, – уличил Таргитай, – так только в вирии, ты сам говорил.
Дорога пошла вниз. Края поднимались, вскоре бежали по широкой расщелине, а стены угрожающе пошли на них с двух сторон. Обе выглядели как глыбы из черного стекла. Багровые сполохи играли на черном, прыгали с излома на излом. Таргитай дергался: тени казались страшными чудищами.
Далеко впереди, загораживая ущелье, лежал огромный зверь. Размером с гору, в панцире, весь из рогов, шипов и костяных наростов. Стены вздымались на десятки саженей, гребень зверя торчал выше стены. Боками закупорил выход так, что мышь не протиснется. Крохотные глазки, закрытые тяжелыми надбровными дугами, на приближающихся людей смотрели тупо и бессмысленно.
– Сделай что-нибудь! – крикнул Таргитай отчаянно.
– Магия живых… не действует.
– А мертвых?
– Ты уже хочешь стать мертвым?
А мне пока не хочется стать им, мелькнула в голове горячечная мысль. Таргитай замедлил бег, вытащил Меч и начал заносить над головой для удара. Бесполезного: Меч пьет только человеческую кровь. Чувствовал сильнейший страх, теперь за Мрака: возможно, оборотень сейчас всего в сотне-другой шагов бьется за свою жизнь!
Олег догнал, бежали плечо в плечо. Всегда бледное лицо волхва было вовсе желтым, зеленые глаза потемнели. Худые как птичьи пальцы стискивали Посох так, что едва не сминали, как сырую глину.
– Ты заходи слева… – начал Таргитай.
Олег прервал:
– У него зубы только в пасти. А голова – одна. Не пытайся меня спасти!
До чудища оставалось десяток шагов. Таргитай наконец увидел, почему оно глядит равнодушно, не рычит, не кидается. Зверь распластался в луже черной крови, в шее широкая рана. Щиток над левым глазом срублен начисто, панцирь на боку вмят и погнут от удара нечеловеческой силы.
– Чего это он? – спросил Таргитай.
Челюсть отвисла, рука с Мечом тоже пошла вниз. Олег буркнул, злясь на самого себя:
– Занемог.
– Чем?
– Увидел Мрака, понял, что не одолеть. И, чтобы не мучиться зазря, сам перегрыз себе горло.
– А, – протянул Таргитай озадаченно, – ежели так, то ладно. Мрака, ежели он злой, хошь кто испужается.
Олег покарабкался через неподвижную тушу. Таргитай поскользнулся в крови, упал, вонь ударила в ноздри. Руки и одежда стали липкими, дурно пахнущими. Кожу щипало, будто пробирался через заросли крапивы. Крупные чешуйки перешли в плиты, дальше пробирались через гребень, затем чешуйки снова измельчились, а ближе к хвосту исчезли.
Опять Таргитай спрыгнул неудачно: в черную, не успевшую загустеть кровь. Подошвы тут же начало разъедать, пошел ядовитый дымок. Олег пробежал по камешкам, чистый, как медведь под дождем.
Таргитай оглянулся:
– Какой сарай! Отсюда он еще больше. Как Мрак его завалил?
– Спасибо, Мрак, – сказал Олег едва слышно.
– На бедной зверюке живого места не осталось!
Стены ущелья постепенно раздвигались, простор впереди открывался жуткий, мрачный, но все же опасность где-то таилась, пряталась, выжидая миг, а не загораживала дорогу открыто.
По лиловому небу быстро неслись громады туч, тащили блестящие красные камни. Завивались пугающе огромные водовороты, свирепые воронки скручивали жгутами, казалось, весь мир. Земля впереди, как спина большого зверя, круто уходила вниз. Уже в двух десятках шагов Олег видел только стену из жуткого багрового тумана.
– Не понимаю, – донесся до него озадаченный голос Таргитая.
– Что не понимаешь?
– Ну, как зверь сам себе перегрыз горло…
Сцепив зубы, прыгали через камни, расщелины. Олег на бегу сбивал головки странных грибов, те поднимались почти до колена. В подземном мире все живое истекает ядом. Если гриб или колючая трава зацепит, всю оставшуюся жизнь будешь истекать гноем.
Небо становилось то красным, то лиловым. Временами сверху застилало так, что брели почти на ощупь. Когда светлело, оба сразу срывались на бег. Над головами пролетали жуткие мохнатые птицы. Таргитай втягивал голову в плечи: в длинных клювах блестели острые зубы. У одной с клюва сорвалась капля крови, шлепнулась на камень перед Таргитаем. Тот едва отпрянул. Камень зашипел, пошел паром, появилась ямка, куда поместился бы кулак.
– Впереди еще будут звери, – предупредил Олег.
– Удивил…
– Во-о-он за той скалой.
– Да быстрее же!
Он не договорил, но Олег понял. Если быстрее, то могут застать Мрака живым. Хотя, подумал отстраненно, к добру ли? Мрака не спасти, судьбу не обойдешь. Они лишь будут свидетелями его страшной гибели. И всю жизнь будут мучиться, что все видели, а помочь не могли.
Он тряхнул головой, отгоняя постыдные мысли. Такое приходит в голову только трусу. Правда, он как раз тот трус, что лишь отчаянно старается быть достойным человеком.
– Вперед, – хрипло сказал он злым сорванным голосом. – Вперед, вперед!
Таргитай дышал, как загнанный олень. В синих, как небо, глазах дурака были печаль и странное понимание.
Впереди в полутьме колыхалось нечто похожее на гору, что держалась на другой горе. Таргитай с трудом осознал, что видит человека немыслимых размеров.
– Олег, – спросил он шепотом, – что это с ним?
– А что тебе не так?
– Разуй глаза, узришь.
Приблизились еще, Олег сказал неуверенно:
– Так это же… не может быть… это Пуруша!
Таргитай смотрел то на волхва, то на смутно виднеющуюся гору.
– А что за Пуруша?
– Ну… Пуруша и есть Пуруша. Что тебе еще?
– А что он порушил?
– Я мало слышал о тех временах. Но порушить, судя по такой громадине, может многое.
Таргитай наконец различил, что гигантский человек, если это человек, состоит как бы из двух гигантов. На плечах великана не голова – поднимается такой же зверино-могучий торс. Он уходит в облака, оттуда опускаются видимые по локти вторые руки, верхние. Четверорукий гигант не двигался – так показалось, лишь грудь едва заметно увеличивалась в размерах. Полдня вдыхает воздух, подумал Таргитай со страхом, полдня выдыхает.
– Род сотворил его первым, – сказал Олег напряженно. – Это Первочеловек… Хотя он еще не человек, если говорить правду. И не бог. Полубог, получеловек, полу… не знаю что. Род только начинал придумывать нас… Нет, еще не людей, а то, что потом стало нами.
– Он перекидывается?
– Ты что? Подумать страшно.
– Такой зверь, – сказал Таргитай с дрожью, – всю землю бы опустошил.
– Он еще не меняет своего обличья, как дано человеку. И бессмертен, как все боги.
– Бессмертен? Почему тогда здесь, в мире мертвых?
– Раньше не было мира мертвых, разве я не говорил? Потому Пуруша не замечает разницы. Он бродит везде. Не знаю, бывает ли в вирии…
– А зачем он?
– Род еще не знал, я ж говорил.
– А зачем творил?
Олег ответил с досадой, только бы остановить дурацкие вопросы:
– Слушай, зачем ты слагаешь песни?
Таргитай подумал, неожиданно кивнул с самым глубокомысленным видом:
– Ты прав. Я тоже творю песни… просто так. Как Род.
Как я не прибил этого дурака так долго, подумал Олег с мрачной злостью. Наверное, добрее меня нет на свете. Или сдержаннее.
Пуруша растаял в сумраке. Вдогонку долго доносился шорох, затем изгоев догнала и толкнула в спины волна теплого нечистого воздуха: Пуруша сделал мощный выдох.
Когда среди ледяного безмолвия, стужи и вздыбленных торосов они увидели две человеческие фигурки, то сперва не поверили своим глазам. По снежной целине шли, взявшись за руки, мужчина и женщина. Оба в накинутых на плечи звериных шкурах, ежились от холода и ветра, укрывали лица. Женщина часто оступалась. Мужчина всякий раз подхватывал, вел, бережно обняв за плечи.
– Голову даю наотрез, – сказал Таргитай загораясь, – что это живые!
– Тебе можно спорить, – согласился Олег. – Ты и без головы такой же умный. Правда, петь не сумеешь… Но это даже хорошо.
– Они живые!
– Они похожи на живых, – согласился Олег.
Мужчина и женщина заметили их, но мир был суров и жесток даже для них, жителей подземного мира, потому лишь бросили взгляд, дальше шли так же обреченно и настойчиво, оставляя глубокие следы.
На окрик Олега оглянулся лишь мужчина, тут же пошел было дальше, но тут его словно ткнули в спину. Он выпрямился, медленно повернулся. Глаза стали круглыми. Женщина тоже повернулась, взвизгнула, ухватилась мужчине за локоть.
– Мы с миром, – сказал Олег торопливо. – Не бойтесь!
Оба, мужчина и женщина, настороженно рассматривали двух чужаков в звериных шкурах. В глазах было великое удивление. Мужчина кашлянул, спросил глубоким простуженным голосом:
– Кто вы?
– Люди, – уклончиво ответил Олег. – А кто ты будешь, добрый человек? И что за женщина с тобой, такая не похожая на других?
Мужчина смотрел на него глубоко запавшими глазами. Иней серебрился на бровях и короткой бородке. Русые волосы ниспадали на широкие плечи. У женщины было непривычно светлое умиротворенное лицо. Она смотрела на спутника с любовью и преданностью. Неврам показалось, что никогда еще не видели такого чистого одухотворенного лица.
– Мы что, – ответил мужчина медленно, не сводя изумленных глаз с невров. – Мы здесь уже обвыклись… И в подземном мире ежели обживешься, то ничего. Но как вы сюда попали?
Олег медлил, в голове роем клубились мысли: сказать не сказать, – Таргитай сопел, таращил на странную пару глаза. Внезапно поклонился женщине:
– Слава тебе, Забава. И сейчас кощунники поют о тебе.
Женщина застенчиво улыбнулась, повернула сияющее лицо к спутнику. Тот нежно обнял ее.
– Не забыли?
– И не забудут, – сказал Таргитай горячо.
Мужчина поднял руку в приветствии и прощании. Красное обветренное лицо сморщилось в улыбке. Сосульки на усах звенели. С женщиной, которая прижималась, как ребенок, пошли, взбивая глубокий снег.
Олег озадаченно смотрел им вслед:
– Да кто они? Откуда ты их знаешь?
– От кощунников, – ответил Таргитай. Он влюбленно смотрел вслед двум удаляющимся фигуркам. – Тех, которых ты никогда не слушал.
– А ты слушал, развесив уши. Вместе со старыми бабами, детьми и бездельными стариками.
– Как видишь, не зря.
– Что не зря? Будто они помогут побить Ящера!
– Олег… Это Иваш и Забава. Они жили очень давно. Ты говоришь, что первый человек на свете – Пуруша, а кощунники поют, что первого выстругали из ивы, потому и назвали Ивашом. Когда был маленьким, звали еще Ивасиком, Ивасиком-Телесиком… А когда появилась Забава, они полюбились как никто на свете…
– Ну-ну. Подбери слюни и рассказывай!
– Потом пришла беда. Уж не упомню, но ему надо было умереть. Забава так горевала, что предложила отдать свою жизнь, только бы Иваш жил. Боги что, им принесли жертвы, они согласились. Но Иваш уперся: гордость не позволила, да и любил Забаву больше жизни. Но Забава так плакала и убивалась, кидалась в погребальный костер, что Среча и Несреча впервые согласились, как поступить. Словом, теперь Иваш и Забава вместе проводят день в подземном мире…
– Ничего себе «пожалели»!
– …а другой день уже наверху.
Олег подумал, покачал головой:
– Ну, это другое дело. Только все равно… я что-то не слышал о них. Так что, почитай, народ о них уже забыл. Я больше народ, чем ты.
– Почему?
– Я поумнее.
– А народ как раз из таких, как я.
– Да и почто от них никто не знает, каков мир здесь? А то были бы совсем другие россказни о трех подземных царствах!
Таргитай тяжело брел через снег, запыхивался. На волхва оглянулся победно.
– Боги тоже не лаптями по ушам битые! Второй день Иваш и Забава проводят в вирии!
К его удивлению, Олег сказал после долгого молчания:
– День в солнечном вирии, среди богов и небожителей, а потом сразу сюда, под черное солнце? Это еще хуже. Мне сдается, Среча и Несреча решили позабавиться. Или побились об заклад, насколько хватит их любви. Для того и наградили… или наказали обоих бессмертием. Одно дело помучиться короткую жизнь, все равно, мол, скоро все оборвется, другое – терпеть вечно. Каждый рано или поздно выкажет свое нутро. Настоящее!
Таргитай ускорил шаг. Даже прямая спина выражала несогласие с трезво мыслящим волхвом. Любовь – вечная, даже говорить иное как-то очень нехорошо.
Стены ущелья сузились настолько, что, если бы и хотели обойти одинокую землянку, не сумели бы. Но оба уже падали на каждом шагу. Олег все чаще полз, Таргитай оказался крепче, тут же подхватывал, дурак мягкосердечный, падал сам.
Ветер зло и безостановочно дул в лицо. Оба закрывались руками от мелких, как иглы, кристалликов льда. Волосы обледенели, сосульки свисали на плечи, уже не таяли. Наконец Таргитай словно бы сломался. Падал в снег на каждом шагу, ползти отказывался, застывшее лицо не двигалось. Олег с ужасом думал, не умер ли уже Таргитай.
– Не спи, замерзнешь, – просипел он уже в десятый раз. Толчками разбудил дударя, тот уже начинал сворачиваться калачиком, сам кое-как поднялся. – Если доползем до той хатки…
– Там… мертвяки…
– Мы тоже… почти.
Задубевший, ничего не видя, потому что слезы замерзали на обледенелых лицах, Олег где полз, где кое-как передвигал ноги. В голове оставалась только одна мысль: не выпустить из стиснутых пальцев нечто мохнатое, грубое.
И только эта мысль не давала уйти в забытье самому.
Олег не помнил и никогда бы не смог вспомнить, сколько прошло времени до того, как что-то ударило в лицо. Он упал, ощутив лишь толчок, не удар: вместо лица теперь был мерзлый камень. Рядом рухнуло нечто, похожее скорее на замороженное бревно, чем на человека.
Сладостное тепло пошло изнутри, обволокло всего. Он провалился в сладостный сон.
Было так больно, что Таргитай заплакал, еще не раскрывая глаз. Все тело сотрясали корчи. Ему было зябко, холодно, он чувствовал себя так, будто голого окунули в прорубь и выставили потом на ледяном ветру.
Издали донесся медленный раскатистый голос:
– Дрожи, дрожи… Сильнее дрожи! Вытрясай из себя холод…
Он сумел открыть глаза, чтобы увидеть мучителя. Над ним плавало огромное лицо, перекашивалось. Таргитай стряхнул деревянной рукой слезы, с трудом узнал Олега. Лицо волхва распухло, как покусанное пчелами, обвисло, пошло багрово-темными пятнами. Как здешнее небо, подумал Таргитай вяло.
– Где мы? – прошептал Таргитай.
– Совсем уши отсидел, – просипел Олег. – Забыл?
Таргитаю не чудилось, волхва в самом деле шатало. Таргитая затрясло сильнее. На нем был ворох шкур, в поле зрения появилась рука в трупных пятнах. В худых пальцах мертвеца трясся узкий ковш. Таргитай отшатнулся. Олег рыкнул, и Таргитай со страхом сообразил, что и рука принадлежала Олегу. Тот держался за ложе, руки, как и лицо, были в таких же нехороших пятнах. Такие Таргитай уже видел: в их лесной деревне обмораживались нередко.
Он кое-как взял ковш. Олег не отпускал, и хорошо сделал, деревянные пальцы не слушались, ковш выскальзывал, как рыба.
Горло обожгло. Он поперхнулся, огненный валун прокатился по горлу, вломился в желудок. Таргитай взвыл, вскочил как ошпаренный. Сильные руки удержали так уверенно, что решил было, что Мрак отыскал и спас, но, оборотившись, увидел хмурое лицо волхва.
– Хватит. – Голос был сиплый, битый морозом. – Не лакай, аки пес голодный. Сгоришь.
– Лучше сгореть… чем утопнуть…
– Певец! – Олег смотрел с отвращением. – Не можешь без красивостей. А мне потом твои кишки выгребай за порог?
Он отодвинулся и как бы растворился в зыбкой стене. Таргитай пощупал вокруг себя пол, холодные камни, плотно подогнанные друг к другу. Отполированные до блеска, будто по ним ходят не одну сотню лет…
Плечи зябко передернулись. И от холода, и вообще… Стены просторной ямы, где он лежал, кое-где поддерживают жерди, но комья земли все же отваливались, лежали серые, как мыши. Все шевелилось и плавало как в тумане.
Он потер глаза, сообразил, что в углу из-за камней поднимается дым, настолько плотный, что в двух шагах уже ничего не видно. Потому Олег исчез. А дым колышется, уплотняется, где-то уходит воронкой, тут изгибается, как ветка дерева, чудного и сказочного…
Тут же начал представлять, что на что похоже, ощутил себя в своем родном мире, но огромным усилием заставил себя вынырнуть в этот жестокий и негостеприимный мир. Вынырнул и ощутил непривычную гордость. Не ушел, как обычно. Вернулся сам, никто не тряс и не тер уши!
Дым заполнял всю яму. Призрачные существа толкались и обижали друг друга, прежде чем отыскивали наверху какую-то щель и выкарабкивались на свободу. За стеной дыма чувствовалось шевеление.
– Олег… где мы?
Оттуда, из дыма, начала выдвигаться страшная фигура. Таргитай отшатнулся, не сразу с выпрыгивающим сердцем узнал Олега.
– Все там же.
– Где?
Волхв, потеряв к нему интерес, мол, живой и ладно, ушел сквозь дым. Там слышались надтреснутые голоса. Таргитай невольно прислушивался. Когда последняя дрожь ушла, оставив мышцы сладко ныть, как после тяжкой работы, он кое-как поднялся, пошел сквозь дым, хватаясь за стену.
На ровных каменных плитах, обтесанных и даже сглаженных сверху, сидели старик и старуха. Сгорбленные, сморщенные, похожие настолько, что даже брат и сестра не были бы так схожи – явно прожили вдвоем очень долгую жизнь, притерлись, спохожились.
Олег расположился на полу, подстелив душегрейку. Голая спина, смазанная вонючим жиром, была повернута к Таргитаю. Того перекосило от жалости: темно-багровые пятна, похожие на трупные, выступали из-под красных волос и опускались по шее до поясницы, уходя под широкий ремень. Олег был обморожен так, что чудо, как сумел дотащить его…
Таргитай посмотрел на свои руки, обнаженную грудь, ощутил острый укол вины. Он пострадал меньше, хотя и у него распухли ноги и ныло обмороженное лицо.
Старик поднял на Таргитая глаза, мутные и почти белые от долгой старости.
– А это…
– Это внук Тараса. – Голос Олега был чужой, пустой, как дупло. – Того самого, что в детстве, говорят, повесил на дубок свою секиру, лег спать, а когда проснулся, дубок уже вырос на пять саженей.
Старуха осуждающе покачала головой. Старик засмеялся дробным, как горох, старческим смешком.
– Да, если тот, то он любил поспать… А на деревья лазить не умел, все парни потешались. Все по гнездам шарили, яйца собирали, а он понизу ходил, сумки носил.
Старуха буркнула:
– Как будто ты видел!
– Я уже с печи не слезал, но внуки, что с Тарасом бегали, рассказывали… Так что в родне. Тарас мне доводится внуком по двоюродному брату, а ты, значится, в родстве со мной через эту вот ведьму, что и здесь меня грызет и пилит, житья от нее нету!
Старуха ткнула его в бок, впрочем, не больно, но старик заохал, страшно перекосил рожу.
– Как вам здесь? – спросил Олег напряженно.
Старик пожал плечами:
– А чо? Ничо. Человек не зверь, везде приживется.
– Нам мало надо, – объяснила старуха. – Нам завсегда мало было надо. А вы-то как здесь оказались? Много баек мы слыхивали, кощунники и тута есть, но чтоб живые сюда забредали… Нет, такого не помню. А ты, старый?
Старик покачал головой:
– Не было. Вы – первые. О вас будут рассказывать, слагать кощуны…
Олег с раздражением отмахнулся:
– Это уж точно, у нас есть один. Хлебом не корми – дай соврать о своих, ну, пусть наших, деяниях великих и славных. Только и он, скорее всего, не успеет. У нас мало того, чего раньше никогда не замечали.
– Здоровья?
– Времени. Мы так спешим, что…
– А что стряслось?
Таргитай видел, как волхв проглотил слова, уже соскальзывающие с языка.
– Да ничего… для вас ничего. Хотя, впрочем, и мир мертвых тоже… Словом, мы очень благодарны, что вы спасли нас. Мы уже окоченевали. В какую сторону нам идти, чтобы попасть к… Ящеру?
Таргитай замер. Старики переглянулись, дед покачал головой:
– Здесь нет сторон. Здесь нету времени. Здесь нет ни дня, ни ночи. И никто не скажет, в какой стороне дворец Ящера.
– Дворец? Он живет во дворце?
Старик удивился:
– А как же еще? Царь он и есть царь, хоть и Ящер. Не в хлеву же ему спать, когда он – владыка всего мира. Должон быть дворец.
Олег, морщась от боли, осторожно натянул душегрейку. Движения его были скованные, замедленные. Таргитай подобрал мешки. Его глаза не отрывались от стариков. Сердце стучало часто, разрываясь от жалости и сочувствия. Что за жизнь прожили, если и здесь, в страшном мире черного солнца, им кажется, что все терпимо, ничто особенно не изменилось!
А что, ответил ему Олег взглядом, мы сами разве видели солнце в Лесу? Среди непроходимой чащи, деревьев-великанов, где ветви смыкаются высоко над головами в три поверха, перекрывая друг друга? А захочешь увидеть небо, не увидишь. Да никто и не поднимает головы, надо смотреть под ноги, где в болотистой траве мелькнет то гадюка, то ядовитый жук, то исполинская жаба, а то и вовсе узришь затаившуюся кикимору.
– Прощевайте, – сказал Олег, поставив ногу на ступеньку лестницы, что вела наверх. – Мы расскажем… если выберемся. Передадим вашему семени…
Таргитай полез следом, бодая головой в подошвы. Олег уже приподнял сплетенную из прутьев крышу. Ледяной ветер ударил в лицо, как плетью. Таргитай сжался: опять туда, в эту жуть?
Ноги Олега исчезли, крышка опустилась. Таргитай поспешно закарабкался следом. Его догнал надтреснутый голос:
– Ежели идти вот так… не повертывая… то попадете к Великому Обрыву… Никто не знает, что там.
– Спасибо, дедушка.
Олег уже стоял на голом льду, где ветер, сменивший направление, уже сдул весь снег. Таргитай зябко передернул плечами, нестерпимо захотелось обратно.
…В сотне шагов впереди на истоптанном снегу пламенели красные пятна. Люди лежали в неестественных позах, снег под ними пропитался кровью, осел тяжело. Копья, рогатины и даже мечи лежали вперемешку с деревянными щитами.
Таргитай смотрел со страхом и отвращением: и в мире мертвых все то же! Он остановился над одним, засмотрелся в перекошенное лицо с вытаращенными глазами. Крохотные льдинки поблескивали в уголках глаз. Парень был юн, едва пробивались усы и русая бородка, ровесник Таргитая. Но уже никогда не пробежится по зеленой траве, не услышит песен…
Внимание привлек стон. Один из сраженных шевелился, пытался уползти, волоча перебитые ноги. Олег тотчас подбежал к раненому, в кулаке блеснул нож. Таргитай не успел вспикнуть, как Олег грубо схватил чужака за волосы, задрав лицо к небу. Острое лезвие коснулось горла.
– Проходил здесь человек из мира живых? Лохматый, в волчьей шкуре? В руках – огромная секира?
Раненый прохрипел сквозь стиснутые зубы:
– Нет.
– Вспоминай лучше.
– Нет. Прошли трое… дрались вместе.
– Он волк-одиночка, мог пройти только один.
– Здесь… прошли… трое братьев…
– Врешь?
Пленник прохрипел, глаза скосил на острие ножа:
– Один… никто…
Олег с каменным лицом полоснул по горлу, оттолкнул и брезгливо отодвинулся от странно-розовой струи, похожей на разбавленную кровь… Несчастный забился, пальцы впились в землю и судорожно скребли, но утих быстро, вытянулся.
Таргитай заорал:
– Пленного?!
– Это чужак, – напомнил Олег.
– Все равно! Мы даже Агимаса…
– У этого перебиты ноги, – сухо бросил Олег. – Он все равно бы умер. Но уже долго и в муках.
Лицо волхва было холодное и беспощадное, как чужое небо. Таргитай почти с ужасом смотрел на Олега. Вышли из Леса все трое люди как люди, а теперь Олег стал совсем чужим. Холодным, точным и острым, как удар секиры.
– Что теперь делать? – спросил Таргитай жалко. – Мрак здесь не проходил. Нам бы свернуть, искать в другом месте…
– Тарх, как раз здесь дорога к Ящеру!
– Что же делать?
В глазах волхва было глубоко запрятанное сочувствие.
– Мы хотели остановить Ящера, верно? Для этого слезли в подземный мир. Если и я погибну или потеряюсь, ты должен идти, не останавливаясь. К Ящеру.
– А что я смогу?
– Ты – не знаю, зато Меч бога войны… даже в твоих ленивых руках кое-что смог бы.
Таргитай с величайшей мукой смотрел по сторонам, но ответа не видел ни в иссиня-черных грохочущих тучах, ни на близкой стене черного тумана.
– Все равно неправильно, – сказал он со слезами. – Неправильно! Мы должны искать Мрака… Он бы нас не бросил.
– Тарх! Людям назначено делать то, что нужно, а не то, что хочется. Род только в этом положил разницу между людьми и зверями.
Таргитай отвел глаза. Ему показалось, что уже слышал о другой разнице между зверем и человеком.
– Тебе виднее, Олег. Ты – волхв.
Когда Таргитай прошагал рядом с полверсты, Олег внезапно сказал раздраженно, словно сердился на себя самого, что оправдывается перед дурнем:
– Мрака не спасем. Самим не уцелеть, ясно? Мы уже в подземном мире. Возврата нет. Мы просто должны успеть добежать до Ящера. Если не убьем, то хоть плюнем в глаза. И Мрак похвалил бы.
– Да, Мрак бы похвалил…
И опять впереди все поле было усеяно павшими. Таргитай не мог без содрогания смотреть на убитых – дважды мертвых! Казалось, их застывшие глаза следят за ним с мертвой злобой, куда более страшной, чем злоба живых.
– Не переживай, – бросил Олег с досадой, – встанут… Если не в полдень, как в вирии, то в полночь.
– Да я что, – пробормотал Таргитай жалким голосом. – Я уже свыкся… Человек ко всему привыкает.
Что и страшно, подумал Олег, но промолчал. Привыкает и к плохому, а к чему привыкает, того перестает чуждаться. С другой руки, ежели человека пичкать только хорошим, то он не должен вроде бы знать зла вовсе? Но так получилось у Рода с богами. Надо подумать об этом на досуге, а то что-то слишком просто получается.
Вопль Таргитая прервал блеснувшую во тьме ниточку понимания смысла жизни. Певец перевернул на спину воина, тот был весь в черной крови, лицо рассечено.
– Олег, я нашел живого!
Волхв в мгновение ока оказался рядом.
– Во имя Ящера, скажи: проходил здесь лохматый человек в звериной шкуре и с секирой?
Воин захрипел:
– Их было семеро…
– Нет, – вскрикнул Олег, губы сраженного двигались все медленнее, – нам нужен одиночка! Он из мира живых!
– Их было семе…
Он дернулся и застыл. Олег разогнулся, лицо было темнее ночного неба. Таргитай сказал торопливо:
– Нам повезло, что какие-то зверюги прошли здесь раньше нас. И здесь, как видишь, дерутся. Что за мир?.. Дерутся даже опосля смерти! Понятно, почему Род хочет разрушить этот мир…
– Иногда мне хочется разрушить его самому! – сказал Олег с внезапной яростью. – Прямо сейчас!
