Сюзанна дождалась, когда я вернулся к своему автомобилю, моментально распахнула дверцу, словно отстрелила в сторону крышку люка межконтинентальной ракеты.

– Сагиб, все будет в порядке!

Я опустился в мягкое кресло, широкий ремень безопасности с легким щелчком прижал меня к сиденью, дескать, пойдем на большой скорости.

– Ты о чем?

Она сказала успокаивающе:

– Беспорядки только в городах, сагиб. А в загородном домике будет тихо и спокойно.

– Надеюсь, – ответил я. – Какие новости по Ивашенко?

– Пока ничего, – напомнила она. – Двадцать четыре часа вам даны были на принятие решения. Теперь ход за ними. Думаю, отслеживают ваши передвижения. То, что вы отправили жену в безопасное место, яснее ясного показывает, что решили насчет ультиматума.

– Гони, – велел я. – Кто сейчас соблюдает скоростной режим?

Уже на следующей улице увидели, как ликующие подростки с усердием растаскивают огромные шины от КамАЗов, стараясь перегородить улицу во всю ширь, их подружки суются с бутылками, где плещется зажигательная смесь, не терпится поджечь, народ пугливо обходит их под стенами зданий.

На площади перед нашим офисом собралась небольшая толпа, даже не толпа, а группа энтузиастов, что вряд ли знают, чем мы занимаемся, но раз ученые, то у них сейчас почти законное право, раз у нас все еще демократия, бить нас и гнобить.

Я вышел из автомобиля, Сюзанна отправила его на стоянку, а я не успел увернуться, когда из группы рослый мальчишка с силой швырнул карманным аккумулятором.

Болезненный удар рассек скулу, и хотя наниты по кровеносным сосудам быстро добрались до пораженного места и за минуту зарастили ранку, но гнетущее чувство поражения осталось.

Я бегом одолел десяток метров до подъезда, вдогонку что-то швыряли еще, но не попали.

В холле навстречу выбежал Лавр Лавров, вздрюченный, взъерошенный, оглядел меня тревожными глазами.

– Видели, видели! Морда лица почти все та же, только белая ниточка на месте шрама, кожа слишком загорелая…

Я отмахнулся.

– У нас даже Квазимодо если умен, то прекрасен. Еще никто не ушел?

Он ответил с заминкой:

– Никто… Хотя разговоры разные. Шеф, вам лучше не выезжать вот так открыто. В следующий раз могут швырнуть гранату.

– Человека с гранатой схватят, – ответил я, – как только возьмет в руки. Даже в своей спальне.

– Аккумулятор для фонарика, – напомнил он, – просто аккумулятор. Как и безобидный импульсник, что продается в любом магазине оргтехники. Но если их соединить, а это секунда дела, то уже граната немалой мощи.

– Знаю, – сказал я с досадой, – а что делать?.. Кроме визуального контроля нужен и мозговой. Сейчас только пытаются ввести в тестовом режиме, а какое сопротивление!.. Нет, мир спасет только сингулярность.

Он пошел быстрыми шагами со мной рядом, сказал упавшим голосом:

– Честно говоря, сингулярность даже меня пугает!.. Хотелось бы просто жить в уютном домике с большим садом, чтобы по дорожкам ходили павлины и мимишные альпаки, в пруду крупные золотые карпы, на веранде большая ленивая собака…

– Что, – спросил я в изумлении, – в самом деле?..

Он вздохнул.

– Да. Но это голос сердца. а ум твердит, что решение временное, потом катастрофа. Потому сингулярность не прихоть, а необходимость. И чем скорее в нее вскочим… Шеф?

Я ответил с неудовольствием:

– Да понял, понял. Ночевать буду здесь. Да и за вами, лодырями, присматривать надо.

Двадцать четыре часа прошли, но со стороны Ивашенко никаких шагов и действий, хотя я, в отличие от импульсивных сотрудников, и не ожидал ничего заметного так уж скоро.

Просто он дал нам время, чтобы хорошенько подумали и определились, какой дорогой пойдем. А в соответствии с нашим ответом, который уже понял, начал строить свое отношение к тому, что творится в стране и в мире.

А там происходит не просто нехорошее, а пугающее. Система предотвращения правонарушений впервые показала полное бессилие, когда правонарушителями оказались не люмпены, что уже давно на учете в полиции, а самые что ни есть порядочнейшие и законопослушнейшие граждане.

Сейчас именно они, простые граждане, как бы защищают спокойствие и существующий порядок, а мы, получается, вносим смуту и пугающее будущее. Правительство нас пока что поддерживает и защищает, однако протест общественности нарастает так стремительно и мощно, уже и наверху во властных структурах начали раздаваться голоса, что нельзя идти против требований народа, даже если тот и неправ или заблуждается.

По миру прокатилась масштабная операция по задержанию и арестам членов самой древней и могущественной организации подпольных хакеров «Anonymous».

В Китае были арестованы и спустя неделю расстреляны двести семьдесят человек, чья вина доказана, в США задержали и поместили под стражу четыреста человек, всем им, если вина будет подтверждена, грозит длительное тюремное заключение.

На этот раз по Штатам прокатилась волна недовольства. Дескать, хотя китайцы наши враги, но в этом случае правы, хакеров пора приравнять к диверсантам, а диверсантов вообще никогда ни в одной стране не брали в плен, а расстреливали на месте.

Уткин повернулся от экрана, заслышав мои шаги.

– Здорово? – спросил он. – Нехорошо хвалить тоталитарные режимы, но простой народ одобряет их методы, что говорит о его здоровой и неиспорченной натуре. А как вам?

Я пожал плечами.

– Что слышно о производстве чипа «Фемто-два»?

– Затормозилось, – сообщил он.

– Что так?

– На Тайване бастующие сумели блокировать фабрику по производству компонентов.

– Бесполезники?

– Бастующие, – повторил он, избегая пользоваться термином, что хотя и вошел стремительно в речь, но не зарегистрирован в качестве единиц языка. – Затруднен подвоз материала. Пропускают только работающих, но те и на местах сидят без работы.

– Правительство?

– Бессильно, – ответил он. – Там демократия, дорогой наш и загадочнейший Чайдль Гарольд. Уговоры, уговоры…

Я поморщился; так меня могут называть только близкие друзья, и Уткин это знает, потому подпустил в голос ироничную нотку, дескать, типа шутки, что как бы шутка, это не он так называет, а пародирует мое окружение.

– Что с Фондом Гейтса?

Он скривился, словно вместо яблочного сока хватил глоток уксуса.

– Ту пару добавочных миллиардов, – сказал он со злостью, – что обещали на массовый запуск чипа «Фемто-два» перекинули умникам, что занимаются воскрешением бронтозавра!.. Мало им мамонтов, что теперь бродят целым стадом на Аляске, так еще и бронтозавров подавай!.. А народ ликует, аплодирует!.. Бронтозавры – круто!.. Бронтозавры – это понятно и зримо!

– Ладно, – сказал я, – Гейтс не виноват. Его фондом управляют политики, что прислушиваются к чаяниям и желаниям простейших. Это у них именуется демократией, если ты еще не знал.

Он сказал с той же злостью:

– Но в этот бесполезнейший проект уже всобачено два триллиона долларов! Ну кому нужны эти возрожденные динозавры?

Наш разговор можно прослушивать во всех помещениях, сотрудники владеют многозадачностью, я видел на одном из экранов, как Артем Глебов, не отрывая взгляда от экрана с бегущими столбцами значков, проговорил с непонятным злорадством:

– Требуется еще не меньше трех! Вчера сообщили.

– Народу это интересно, – сообщил со злой иронией Барышников со своего места. – А еще народ краундкрафнул восемьсот миллиардов на строительство нового стадиона с пятью крытыми катками для будущих чемпионатов по хоккею.

Уткин вздохнул.

– Нам бы эти деньги. Бессмертие человечеству дали бы на пять-шесть лет раньше. Это сколько бы жизней спасло… Нет, все еще не понимают, как ни долби.

Точно так же, не отрываясь от экрана и передвигая на нем объекты, отозвался Николай Южалин, самый спокойный из создателей программ, обычно не вступающий в дискуссии, когда дело не касается нейросорфных сетей:

– Бронтозавра воссоздать для них почти так же важно, как выигранный матч в хоккее!.. Представляете, хоккейные чемпионаты расписаны на десять лет вперед!.. Это в то время, когда даже мы не знаем, каким будет мир через пять лет, а через десять так и вовсе.

Уткин поморщился.

– Простой народ любого врача доктором называет! Что еще надо, чтобы судить о его уровне?

Из дальнего конца зала крикнул Барышников:

– Все-все, хватит ныть!.. Все за работу. Руслан, ты сейчас отвечаешь за квантовик?

– Пока Тютюнников разрабатывает программу под новый аккумулятор, – ответил Хусаинов, – я за него. Но там все под контролем шефа.

Я кивнул, хотя квантовому компьютеру все еще приходится всякий раз писать программу для каждого задания, но когда препятствие нельзя преодолеть, находятся обходные пути. Теперь достаточно дать команду специализированному искусственному интеллекту второго поколения, что работает на «Фемто-2», как тот сам моментально пишет любую нужную программу для решения посильной задачи.

– Подключи еще и Карпова, – велел я, – вдвоем быстрее, а нам каждая минута как глоток воздуха.

– Отчеты вверх?

– Пока не до них, – произнес я значительно. – Думаю, ты понял.

Уткин победно улыбнулся, он всегда мечтал стать тайным биохакером, да только времени всегда в обрез, но затем все ускорилось, и драйвер не только прогресса, но вообще экономики как-то незаметно перешел к биохакерам. Нелегальным, конечно, которые довольно быстро вышли из тени, молчаливо одобряемые научным обществом, раз уж не ждут десятилетия, когда пройдут испытание на кольчатых червяках, потом на мышках, затем на приматах.

Понятно, что после приматов должны начаться осторожные исследования на отдельных больных в клинике, затем на малых группах, а потом уже и на двух-трех группах с разным возрастом и анамнезом и в конце концов на больших группах, чтобы с их помощью оценить и побочные эффекты.

Только биохакеры успевают идти в ногу с ускорившимся темпом жизни, а весь научный мир, на словах осуждая, втайне одобряет, как простой народ, что всегда симпатизирует нечистой силе.

Биохакеры – общее понятие, в него входят и просто гики, и энтузиасты вроде Билла Гейтса, что сбегал с уроков, чтобы тайком в гараже собирать свой первый компьютер, и те серьезные ученые, открытия которых регулирующие органы притормаживают, пока не будут проведены все многолетние исследования и наблюдения за побочными действиями.

И вот те, которые серьезные, но нетерпеливые, незаметно даже для себя переходят черту, отделяющую строго подконтрольную науку от неконтролируемой властями и надзирающими органами. В интересах дела, разумеется…

Футурологией я увлекся еще в школе, тогда наивно полагал, что уже через несколько лет миром будет управлять мировое правительство, а народы быстро сольются в единую нацию землян, но когда начал углубляться в проблему, что же такое из себя представляет человек, волосы на затылке зашевелились от изумления. Какими же сверхчеловеческими усилиями и ухищрениями этого зверя сумели дотащить почти до границы с сингулярностью!

И теперь, уже стреляный воробей, хорошо понимаю, что в сингулярность человечество будет входить поодиночке, как люди, так и страны. И почему-то у меня сильнее растет такое нехорошее чувство, что двери за вошедшими первыми захлопнутся.

Ну, это в природе человека. Если и раскроются потом, то уже не людьми, а сингулярами, а от них неизвестно чего ждать.