17

Я вскрикнула и бросилась бежать в ту сторону. Он обернулся, увидев летящий на него грузовик, и испуганно замер прямо на середине дороги.

Все происходило как в замедленном фильме.

Водитель грузовика нажал на тормоз, но уже было слишком поздно. Огромная машина по инерции неслась прямо на Петрека, который застыл, не в силах двинуться.

В последний момент я выскочила на переход и со всей силы толкнула Петрушу. Грузовик налетел на меня и проехался по моей ноге. Я услышала грохот и хруст раздробленных костей.

От боли я потеряла сознание.

– Вики! ВИКИ!! – кричал кто-то прямо надо мной, и я медленно очнулась.

Боль исчезла так же быстро, как и появилась. Я чувствовала только твердый асфальт под спиной.

Открыла глаза. Надо мной склонился Петруша.

Значит, он жив. Я выдохнула с облегчением и улыбнулась ему.

– Вики! Ты слышишь меня? Вики!! – Его пальцы касались моего лица и рук.

Я села. Голова даже не кружилась. Я чувствовала себя полной сил. Ничто так не возвращает бодрость духа, как столкновение с полуфабрикатами.

– Слышу, – ответила я, глядя на свою ногу.

Она была цела. Не осталось даже малюсенького шрама. Штанина слегка испачкалась там, где по ней проехалось колесо, но, к счастью, крови не было. Нога, по-видимому, успела срастись до того, как пошла кровь. Мне стало тошно при мысли о том, что я могла потерять конечность, если бы не была уже мертва.

Надо мной склонилось еще несколько человек, включая перепуганного водителя грузовика.

– Я переехал ее, переехал, – всхлипывал он.

– Вы меня не переехали, – сказала я и встала. – Я в порядке.

Петруша вскочил на ноги и схватил меня за плечо, опасаясь, что я упаду.

– Что ты делаешь? Тебе надо лежать! Сейчас приедет «Скорая»! Они должны тебя осмотреть. У тебя могут быть внутренние травмы.

Я не обращала на него внимания. И смотрела на место, где стоял Белет. Его уже не было. Он исчез.

– Но я хорошо себя чувствую, – сказала я Петреку.

– Он сбил тебя! – прошептал он, смотря мне прямо в глаза. – Должно быть, сбил. Ты упала далеко от меня, ударившись о капот. На нем даже вмятина есть! И ты потеряла сознание!

Он был напуган. Все это время он не переставал меня касаться, будто пытаясь увериться, что я жива и здорова.

– Да только слегка задел, – неохотно проворчала я.

В этот момент в конце улицы раздалась сирена «Скорой помощи». «Скорая» подъехала к нам, скрипя шинами. Из нее выскочили двое мужчин в красных куртках.

– Где раненая? – крикнул один из них.

– Здесь. – Петруша потянул меня к ним, игнорируя мои громкие возражения.

Фельдшеры «Скорой» настояли на госпитализации, чтобы тщательно меня обследовать. По их мнению, я могла быть в шоковом состоянии и поэтому не чувствовала боли. Рентген черепа и томография, по их словам, были просто необходимы.

У меня не было расширенных, не реагирующих на свет зрачков, никаких кровотечений, сознание я потеряла на одно мгновение, но они настаивали. Так же как и Петруша. По правде говоря, я не удивилась. Мое хорошее самочувствие выглядело подозрительным.

Петрек залез вместе со мной в «Скорую помощь», мне велели лечь. Он шепотом обещал мне, что не оставит меня одну. Уже без препираний я села на носилки, а затем легла на твердую поверхность.

– Что за цирк… – пробормотала я, когда они привязали меня ремнями. – Я в порядке…

– Таковы правила, уважаемая, – ответил фельдшер.

Петруша все время держал меня за руку, осторожно сжимая пальцы. Убрал мои волосы со лба и нежно погладил по щеке. А я, черт возьми, была связана и не могла двигаться!

– Ты спасла мне жизнь. Спасибо, – шепнул он мне на ухо, а затем поцеловал в щеку.

В его глазах плескалась нежность, но он больше ничего не сказал. А где «я тебя люблю», черт побери?!

– Нет проблем, – разочарованно вздохнула я. – Ты бы поступил так же со мной.

– Я мог умереть. Просто взять и умереть, – говорил он больше с собой, чем со мной, глупо уставившись на дверь «Скорой». – Просто…

Романтика и волшебство исчезли в одно мгновение. Да… ты мог умереть. Я тоже! Алло! Я заслуживаю еще немного нежности! Возможно, я умираю! Эй!

Даже захотелось, чтобы у меня начались судороги и кровотечение…

В больнице меня осмотрели с головы до ног. Рентген и томография, конечно, ничего не показали. Кто бы мог подумать…

– Я отвезу тебя домой, – сказал Петруша, когда мы наконец покинули больницу. Остаться под наблюдением я категорически отказалась. Не согласилась я и на то, чтобы они проинформировали моего брата об этом инциденте. У него от нервов случился бы сердечный приступ.

Петрек всю дорогу старательно поддерживал разговор. Пытался шутить, что в моей компании всегда можно нарваться на какие-нибудь приключения. Не отрицаю… Он решил, что я напугана и устала. Он ошибался. Я была в ярости. На Белета. Собиралась рассчитаться с ним, как только увижу его.

Когда мы добрались до двери на четвертом этаже моей многоэтажки, Петрек неуверенно остановился. Позднее утро перетекло в вечер. Один за другим загорались фонари.

– Ты, наверное, хочешь позвонить своему брату? – спросил он.

– Зачем? – удивилась я, вытаскивая из кармана ключи.

– Ну, вдруг ты почувствуешь себя плохо или упадешь в обморок? – сказал он. – И никого рядом с тобой не окажется. Кто-то должен за тобой присмотреть. На всякий случай.

Он такой милый. Мне стало намного лучше. Может, до этого он и не блеснул своими романтическими порывами, не заявил во весь голос, что всегда любил меня больше жизни, но он волновался за меня. Это беспокойство пока что меня удовлетворило.

– Марек тогда весь изведется, – сказала я. – Я не собиралась ему звонить.

– Вики, – начал Петруша, – сегодня ты чуть не погибла из-за меня. Я не могу тебя просто так оставить. Врач сказал наблюдать за тобой.

Он указал на дверь.

– Ты хочешь остаться с ночевкой? – спросила я, не очень понимая, что он имеет в виду.

– Если ты не против.

Я не смогла сдержать улыбку. Я буду против? Ага, конечно.

– Хорошо, – согласилась я. – Ты так беспокоишься обо мне!

Он засмущался, но не отпустил моей руки.

– Да, – просто ответил он.

– Тогда входи. – Я не могла перестать улыбаться.

Мы вошли в мою маленькую квартирку. Бегемот вышел нас встречать. Петруша наклонился и взял его на руки. Котенок сразу начал громко мурлыкать. Я оставила их наедине и пошла на кухню, крикнув, что приготовлю что-нибудь поесть. Я была жутко голодна. В последний раз я ела только утром.

Я поставила чайник и заглянула в холодильник. Ничего, кроме заплесневелого сыра, там не было. Я махнула рукой, и на столе как по заказу появились продукты для спагетти болоньезе. Достала сковородку и выложила на нее фарш.

Бегемот громко мяукнул. Мгновение спустя он терся о мои ноги в надежде, что я брошу ему какое-нибудь лакомство. За котом на кухню зашел Петруша.

– Эй, не утруждайся, – запротестовал он, но с любопытством посмотрел на то, что я готовила.

– Ты наверняка голоден. Впрочем, я тоже.

– Давай я чем-нибудь помогу, – предложил он.

Следующие несколько минут мы толкались на одном квадратном метре микроскопической кухни – все остальное место занимали шкафчики, плита и раковина. Иногда нам приходилось тереться друг о друга или выхватывать друг у друга со смехом ложку или нож. Мы шутили и передразнивали друг друга. В какой-то момент Петрек запустил палец в томатный соус и мазнул им по моему носу.

– Эй! – со смехом вскрикнула я и погрозила ему деревянной ложкой.

Он поднял руки вверх в знак перемирия. Взял тряпку и осторожно вытер соус с моего носа. Кончиками пальцев он погладил меня по щеке. Я застыла, удивленная этой непредвиденной лаской.

Макароны пригорели.

Ужинали мы, сидя рядышком на диване. Дурачились, когда не могли подхватить длинные нити спагетти. На ноутбуке включили какой-то фильм. Я даже не знала какой. Меня больше интересовал сидевший рядом Петрек, чем недосягаемые звезды на экране.

Я жутко устала, как и он. День выдался таким длинным. Слишком много впечатлений за один раз.

Петрек стоял на своем, что мне нельзя переутомляться, поэтому я пошла мыть посуду, пока он боролся со слегка заклинившим диваном. Больше спать ему было негде, поэтому пришлось положить его рядом с собой.

Как будто меня это как-то беспокоило.

– У тебя постельное белье с пиратскими черепами? – засмеялся он, пока я переодевалась в пижаму в ванной. – Классное!

Пижама у меня была еще лучше. Черные шорты и черная свободная футболка с громадным котом. Она ему тоже понравилась.

Я посмотрела на Петрушу, снимающего джинсы. Он был крепким парнем…

Мы легли лицом друг к другу. Бегемот недовольно фыркнул в кресле. Он злился, что какой-то парень занял его место на кровати.

Петруша прикрыл глаза, как только его голова коснулась подушки. Длинные ресницы отбрасывали тень на его щеки. Черные иголки однодневной щетины выделялись на его лице. Я удержалась от прикосновения, хотя уже протянула к нему руку.

Я вздохнула. И что теперь? Будем так спать? Он меня не обнимет? Ничего? Ноль? Бога ради, я лежу рядом с ним в одной пижаме под одним одеялом. Его лицо рядом с моим, его обнаженная нога рядом с моей, его рука рядом с моей…

Его дыхание выровнялось. Петрек заснул. Просто взял и заснул.

Что со мной не так?! Я ему совершенно не нравлюсь? Он в постели с девушкой – и ничего? Абсолютно ничего?

Мне хотелось расплакаться. Белету не требовались такие декорации, чтобы попытаться соблазнить меня. Ему даже толпа людей «Под головой Анубиса» не мешала приставать ко мне и делать аморальные предложения.

Я разочарованно вздохнула. Даже мой кот прижимался ко мне по ночам. Мозг у него был размером с мячик для гольфа, и то он был сообразительней.

Я повернулась к Петреку спиной, прижимаясь лицом к подушке и сдерживая слезы. Петруша стал тихо похрапывать. Понимаю, мы ужасно устали. Прикончив спагетти, мы оба едва сдерживали зевки, но я все же думала, что он меня хотя бы обнимет.

Что со мной не так?

Конечно, мне было не заснуть. Даже на минутку. Все это время я думала о нем, о том, что он лежит так близко, но находится дальше, чем был раньше. Я не могла даже обнять его сама – это выглядело бы, будто я навязываюсь.

Или нет?

Все-таки я не решилась, хотя мне очень этого хотелось.

Это напомнило мне слова одного парня. Он спросил, люблю ли я его. Я ужасно испугалась. Я его не любила, мы даже не встречались – так, пару раз куда-то сходили вдвоем. Но мне не хотелось делать ему больно, поэтому я сказала, что еще не думала о любви. Примерно месяц спустя он снова спросил, люблю ли я его. Я тогда была зла – он выбрал слишком неподходящий момент – и рявкнула: «Снова ты начинаешь?!» Прекрасно помню, как он сказал мне тогда, что я черствая.

Была ли я черствой? Возможно, немного зажатой, потому что я ужасно волновалась из-за него: боялась, что сделаю что-нибудь не так и он подумает, что я дурочка. Но была ли я черства? Может, дело было именно в этом? Может, он тоже думал, что я черствая, и поэтому даже не попытался меня соблазнить?

Я снова повернулась к нему. Он во сне ловко воспользовался моментом, когда я свернулась калачиком у самой стены, перевернулся на спину и занял теперь почти всю кровать.

Я вздохнула и слегка подтолкнула его, чтобы он подвинулся и мне было куда лечь. У меня не получилось сдвинуть его даже на миллиметр.

На секунду показалось, будто он проснулся, но его дыхание снова выровнялось. Он даже не пошевелился и продолжал лежать, как лежал.

Ненавижу свою жизнь… Ой, простите – у меня ее теперь нет.

Я снова повернулась на правый бок и уставилась в стену. Не могла уснуть.

Где-то под утро Петруша проснулся и повернулся в мою сторону, обнимая меня за талию. Я улыбнулась и поправила подушку. Почувствовав какое-то движение, он убрал руку.

Черт бы его побрал. Ну просто черт бы его побрал…