Некоторые люди проникаются благородным состраданием, глядя на то, что великий Господь и Спаситель наш был вынужден родиться в таких жалких условиях: вне города, в подземелье, в овечьем загоне, без каких-либо удобств повседневной светской жизни — без свечи, без [проточной] воды, без стола и стула, без постели и посуды, без соседей, которых можно было бы позвать на помощь. Ничего, кроме окружающих со всех сторон массивных пепельно-серых стен и низких грубых яслей с охапкой соломы в них. Для жилища — чересчур тесно, для могилы — слишком просторно. И действительно, сетование этих добрых и благородных людей было бы [вполне] оправданным, если бы не знали мы, что вскоре, в ту же [самую] ночь последовало за Его рождением. А ведь последующее полностью оправдывает предыдущее, как всегда бывает в действии Божием.

[Так] что же последовало? [Чествование и] прославление Христова рождения, [и притом такое,] какого не удостоился ни один человек от сложения мipa. Сначала явился Ангел Божий, повелел пастухам идти в ту самую их пещеру и посмотреть, Кто там родился. Затем предстало пред ними ангельское воинство с досточудным песнопением. После этого пастухи ощутили радость и веселье. И все это торжество завершилось лишь с появлением необыкновенной звезды над вертепом и приходом мудрецов с Востока на поклонение новому Царю (Мф. 2, 1–2).

Вдумайтесь, могло ли все это совершиться, если бы родился Он в городе. Если бы, скажем, для Святого Семейства нашлось место в Вифлееме, в какой-нибудь гостинице, или на постоялом дворе, или где-то в частном доме, где никак не могло бы оно быть наедине с самим собой во всем здании, но оказалось бы в окружении многих других лиц, взрослых и детей, в тесноте и суматохе занимая угол комнаты. Как вошли бы в город пастухи, если на ночь городские ворота запирались и охранялись стражей? И что сказала бы толпа народа, слыша ангельское пение, но не ведая к кому оно относится? И что толку, если бы необычная звезда остановилась над гостиницей, где разместилось пятьдесят или сто лиц: как узнали бы восточные мудрецы, кто новорожденный царь? Не вмешалась бы во все это и римская полиция? И не возникли бы нестроения и толкотня? И вместо Божественной мистерии налицо был бы фарс или бурлеск.

Нет, не нужно здесь ни о чем сожалеть. Все совершилось так, как могло совершиться наилучшим образом — не по людским соображениям, а по Божию замыслу. Господу надлежало родиться в отдельном помещении и пребывать в нем без посторонних лиц. И «дому» сему подобало быть без внешних ограждений и стен, без какой-либо охраны, без громадного запора на воротах и без досужих соседей — в чистом поле, близ людей простых и незлобивых; вне города и за пределами присущей ему софистики. Лишь так можно было достоверно знать, что все имеющие место необыкновенные события совершаются ради Него. Поистине велий ecu, Боже, и чудна дела Твоя (ср.: Пс. 85, 10; 138, 14; Откр. 15, 3).

Пастыри несли стражу возле своего стада. В то время вокруг Вифлеема произрастали густые леса, с полянами и пастбищами для скота. Водились в них и дикие звери, как некогда при жизни Давида. Сам Давид рассказывал царю Саулу, что львы и медведи нападали на овец, но он отбивал у них добычу, а самих хищников умерщвлял (1 Цар. 17, 34–35). Поэтому пастухи должны были по ночам блюсти свое стадо. Опираясь на крючковатые посохи, какие и сегодня можно увидеть у пастухов-греков, они время от времени перекликались друг с другом, чтобы отгонять сон и отпугивать зверей. Даже не подозревали они, что в ту ночь первыми увидят то, что многие пророки и цари желали видеть (Лк. 10, 24).

Внезапно озарил их яркий свет, и слава Господня осияла их (Лк. 2, 9). Посреди этого света, ослепительнее солнечного, пастухи увидели Божия Ангела и очень испугались. Это был тот же самый Архангел Гавриил, который за девять месяцев до того возвестил Деве Марии в Назарете, что родит Она Сына. Его слово исполнилось в ту ночь, и Бог послал его к пастухам, чтобы сделать их первыми на земле свидетелями сего досточудного события. И ободрил Ангел устрашенных пастухов. «Не бойтесь, а радуйтесь, — сказал он им. — Ибо возвещаю я вам великую радость, которая будет не только вашей, но и [отрадой для] всего народа Божия. Вот, родился чаемый Мессия, Спаситель, Христос Господь. Идите и взгляните в пещере на Младенца в пеленах, лежащего в яслях. И паки говорю вам: радуйтесь, ибо вкупе с вами ликуют небеса и все ангельские Силы. Вот, смотрите и слушайте!» (Лк. 2, 10–12).

В этот миг явилось многочисленное воинство небесное, прославляющее рождение Бога Человеколюбца сладкозвучным неземным пением. И как необычно сие славословие: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение (в серб.: Слава в вышних Богу, и на земле мир, среди людей — добрая воля. — Пер.) (Лк. 2, 14)!

Лишь безгрешный Адам в раю мог слышать подобное небесное пение, но с той поры [никто не удостаивался этого] вплоть до вифлеемских пастухов. Созерцали небесные воинства пророки Исаия, и Иезекииль, и Михей, но вдали, вокруг престола Всевышнего на небесах (Ис. 6, 2–3; 3 Цар. 22, 19). Теперь же эти сонмы Ангелов снизошли на землю вместе со своим Царем и пропели словословие в Его честь не перед какой-то избранной публикой, а перед людьми самыми простыми из простых. Прежде оной тихой ночи нигде на сей горькой земле нельзя было ни лицезреть такого величественного хора, ни слышать подобных гимнов. Однако в оном песнопении заложен был одновременно и домостроительный смысл (букв.: программа к действию. — Пер.) для новорожденного Мессии.

Во-первых, надлежит славить истинного Бога, Который в вышних, а не земных [бренных] идолов. От искреннего прославления истинного Бога зависит мир на земле и добрая воля среди людей. Сам по Себе Он [Христос] — воплощенная слава Божия; Он Князь мира (Еф. 2, 14) и мир наш (Ис. 9, 6); Он добрая воля и любовь среди людей. С таким логическим замыслом Бог Слово разрушит (букв.: раскопает. — Пер.) антилогичные дела диавола (ср.: 1 Ин. 3, 8). Посему достоин Он славы и похвалы с небес и от земли.

Когда Ангелы окончили свою часть торжества и удалились в свои небесные обители, тогда пастухи, словно на крыльях, полетели к пещере. И нашли всё так, как сказал им Ангел. Малые пастыри овец поклонились великому Пастырю [рода] людского. И, переполняемые весельем, возвратились к своему стаду, воспевая и прославляя Бога (Лк. 2, 15–20).

Так уникально и неповторимо прославлено рождение Единственного [в Своем роде]. Не в объедении и пьянстве, не в смехе и хохоте, а в духовной радости и превыспренних небесных славословиях.

Мария же, услышав от пастухов обо всем происшедшем, сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем (Лк. 2, 19).

Знала Она гораздо больше пастухов. Но все сие хранила в Себе под золотым ключом девического молчания.