Эпилог
Мистерия, Чудовская волость.
Был праздник Бонадис, и весь Парифат праздновал Добрый День. Провожал 1517 год, и встречал 1518. Праздновали его и в Мистерии – накрывали столы, пускали фейерверки, угощали колядующих гоблинов. Дети с нетерпением ждали бабушку Юмплу, что в новогоднюю ночь облетает дома с подарками.
И только агенты Кустодиана работают даже в Бонадис.
Танзен разглядывал ауры домов, ища нужный. Тут их теснилось много – коттеджей, вилл и башен. Небольшие земельные участки, приютившие небогатый люд и незначительных волшебников. В Валестре жизнь для них чересчур дорогая, и они перемещаются в сельскую местность.
Обычно агентов Кустодиана сюда не вызывают. Магиозы и опасные твари в таких местах встречаются редко.
Что им тут делать – сажать репу?
Но Танзен по опыту знал, что порой вот такая пасторальная идиллия как раз и скрывает что-то особо страшное, особо жуткое. Самые опасные преступники прячутся именно в милых домиках с петушками на крышах.
Новую оперативную тройку Танзен все еще не возглавил. Минуло две луны после событий на острове Вечной Ночи, завтра уже первый день осени, но его по-прежнему держат в запасе. Внутренняя работа, мелкие поручения. За пределы Мистерии не выезжать.
Всю луну Краба Танзен вообще провел в принудительном отпуске. Ему выписали внушительную премию, вручили наградной медальон «За особые заслуги» и приказали отдыхать.
Ну он и отдыхал, пока отдых из ушей не полез.
В начале луны Горностая его вернули к полевой службе. Но пока что только к такой – в сельской местности, на окраинах острова. Там, где уж точно не обнаружится чакровзрыватель и не вылезет из-под земли Антикатисто.
- Где живет мэтр Аймег Таасдам? – спросил Танзен, останавливаясь у вычурного домика, сделанного словно... а, нет, это действительно шоколад. В глубинке такое не редкость. – Вы такого знаете, господин дворецкий?
Важного вида домовой с бакенбардами перестал поливать петунии. Подойдя к ажурной карамельной изгороди, он с интересом уставился на Танзена и сказал:
- Знаем такого, мэтр. А вы, что же, по какому вопросу? Не тараканов морить, часом?
- Нет.
- Так, погодите, погодите. Вы ассенизатор?
- Нет.
- Целитель?
- Нет. Я...
- Нет, подождите, подождите!.. Вы из Братства Добрых?
- Что?.. – изумился Танзен. – Нет. Я агент Кустодиана.
- А... – как-то разочарованно протянул домовой. – Опять...
- Опять?..
- А вы новенький, что ли?.. Я вас тут раньше не видел. У нас тут мэтресс Анколатти в волостных агентах... ее перевели?.. Жаль, если так, очень милая дама.
- Я инспектор по специальным поручениям.
- А, тогда другое дело! – обрадовался домовой. – По специальным поручениям, надо же!.. Расскажу потом хозяину. Вы, мэтр, вон туда ступайте, где дом из двух половинок. Там настоящее облако висит, мимо не пройдете.
Танзен кивнул и зашагал в указанном направлении. И да, он уже издалека увидел эту ауру.
Действительно, настоящее облако миазмов. Чтобы такое образовалось, колдовать нужно буквально днем и ночью, при этом не подчищая за собой в принципе. Мановые осадки накапливаются, оседают в почве и воздухе, непроизвольно влияют на предметы, существ и духов, порождают стихийных элементалей и мелкую нечисть...
Неудивительно, что волостной агент Кустодиана ходит сюда, как на работу.
И дом действительно был разделен надвое. Слева – аккуратные обводы фундаментального голема, справа – поросшее бурной растительностью здание-гомункул. Посередине они соединялись тонким шрамом, четко выделяющейся цементной стяжкой.
- Мэтр Аймег Таасдам?.. – окликнул Танзен, подходя к гомункулярию.
Из-за двери высунулась голова – ровно кукушка из часов. Глубокий старик – седобородый, с волосатыми ушами, в махровом халате и почему-то в корониевой шапочке. Танзен невольно дернулся, но потом понял, что это только покрытие – тончайшее, толком ни на что не влияющее.
- Мэтр Танзен, это вы?.. – прищурился Таасдам. – Заходите.
Внутри оказалось... не прибрано. Типичное жилище старого одинокого волшебника – повсюду хлам, громоздятся книги, артефакты и разные причудливые вещицы. В общем-то, их было так много, что свободного места почти и не оставалось. Между ветхой мебелью и грудами барахла тянулись тропинки – одна на кухню, другая в спальню, третья в уборную.
Миазмы внутри были еще сильнее. И не только магические, но и самые приземленные – запахи пыли, тряпья, немытого тела, мочи животных... последняя вообще забивала почти все, резко шибала в нос.
Видно было, что Таасдам – адепт Монстрамина. Среди обычных для любого чародея вещей попадалось чисто биомагическое оборудование – скальпели, шприцы, банки с эмбрионами и всякой жижей. Друг на друге стояли клетки с разными тварями. Выглядели они сытыми, но грязными, неухоженными.
Шаркая тапками, Таасдам провел Танзена на кухню, согнал со стола толстого мохнатого гомункула и заботливо спросил:
- Чай пьете?
- Спасибо, воздержусь, - с подозрением посмотрел на грязную посуду Танзен.
- Нет-нет-нет, не смейте отказываться. Вы наверняка устали, в горле пересохло, сейчас я вам налью. Попейте чайку со стариком. Я вот вам специально даже чашку вымою.
И он налил Танзену мутной бурды с кусочком сала и картофельными очистками.
- Превосходный орочий чай, - сказал Таасдам, обнажая кривые желтые клыки. – Я его из Хордарии выписываю. Пейте, мэтр.
В форме №7 этот чай Танзену бы даже понравился, но в форме №50 он такого не пил. Поэтому просто поставил чашку рядом, демонстративно достал блокнотик и предложил изложить суть вызова.
- А вы что же чай-то не пьете, мэтр? – почти сунул нос в его чашку Таасдам. – Таракан упал, что ли? Так вы скажите, я его уберу.
- Все в порядке. У меня просто синдром кошачьего языка – не могу пить кипяток.
- Кошачьего языка, м-дэ?.. У меня тут тоже, знаете, за стенкой один кошак живет – и язык у него такой, что хоть оторви и выбрось!.. – шарахнул кулаком в стену старый орк. – Проклинает меня днями и ночами, падаль такая!..
- Зачем? – спокойно спросил Танзен.
- Хочет, чтоб я сдох поскорее!
- Зачем?
- Чтоб квартирку захапать! Он этого давно хочет!
- Вы его родственник?
- Упаси Кто-То-Там!
- А как же он вашу квартиру получит?
- Да уж получит!
Оказалось, что Аймег Таасдам и его сосед, Уррвау Меорр, старые друзья еще со времен учебы. Окончили, правда, разные институты – один Монстрамин, а другой Ферраменг, - но большую часть жизни были не разлей вода. И под старость, когда оба овдовели, то решили стать соседями и купили в складчину это самое поместье. И подписали договор, что после смерти одного из них второй станет его наследником.
- Странный какой-то договор, - сказал Танзен. – Так и провоцирует стать магиозом.
- Так он и есть магиоз! – стукнул кулаком по столу Таасдам. – Он им всегда был! Пейте чай, мэтр! Он уже остыл!
- Еще нет, - прикрыл чашку ладонью Танзен. – Вот что, мэтр, я сейчас схожу и побеседую с вашим соседом. А вы никуда не уходите. И шапочку не снимайте.
- Ни за что, - заверил его старик, натягивая корониевый колпак на самые уши.
Уррвау Меорр уже знал, что к соседу пришел агент Кустодиана. Едва Танзен занес кулак, чтобы постучать, дверь открылась сама. Хрупкий фарфоровый голем поклонился и провел его в большую просторную гостиную. На стене висело огромное дальнозеркало, а в мягком кресле восседал угольный фелин с бельмом на правом глазу.
Здесь атмосфера стояла менее душная. И почище, и попросторнее. Собственно, чистота была какая-то даже нездоровая – стерильность операционной, ни единой пылинки нигде. Все вещи в идеальном порядке и накрыты кружевными салфетками.
Один голем попытался снять с Танзена плащ, другой поднес ему блюдо с оладушками, третий всучил тапочки. Похожие на безликих кукол, они двигались так бесшумно, что это слегка пугало.
- Ваше решение, мэтр? – с легким фелинским акцентом спросил хозяин дома.
- Какое именно решение? – уточнил Танзен.
- Соседа моего – куда?.. В Карцерику или Госпитиум?
Вопрос Танзена не слишком удивил. В Карцерику отправляют магиозов, а Госпитиум – это крупнейшая в Мистерии лечебница для умалишенных. Среди волшебников они встречаются куда чаще, чем среди обычных людей.
- Пока что никуда, - ответил Танзен. – Меня ведь вызвал именно он – и он предъявляет вам серьезные обвинения, мэтр Меорр. Утверждает, что вы его проклинаете. И я честно скажу, что он не произвел на меня впечатление того, кому можно поверить в таких вещах, но я обязан у вас спросить: он говорит правду?
- Да, - спокойно ответил Меорр. – Я его проклинаю. Каждый день.
А вот это оказалось для Танзена неожиданным. Он чуть приподнял брови и спросил:
- Могу я узнать, зачем?
- А что мне прикажете делать? – всплеснул руками старый фелин. – Я защищаюсь! Он же мне каждую ночь на коврик гадит! Намекает на что-то... обидно, знаете ли.
Танзен еще раз осмотрел помещение. Эту идеальную чистоту и порядок, часто характерную для фелинов преклонного возраста. Пригляделся к стене, разделяющей половины совместного дома.
Да, следы есть. Остаточные чары, осевшие в цементе флюиды, характерные для продолжительных множественных проклятий. С другой стороны их видно не было, совершенно терялись на общем фоне.
А вот здесь...
- Изложите вашу версию событий, - попросил Танзен, машинально съедая оладушек.
Уррвау Меорр подтвердил, что раньше они с мэтром Таасдамом были лучшими друзьями. Поэтому и поместье купили на паях. И дом построили один на двоих – решили, что по соседству веселее будет. И поначалу все так и было – в манору вечерами играли, шашлыки на костре жарили, трубки курили под звездным небом. Когда к Таасдаму приезжала дочь с детьми, то маленькие орчата вовсю лопали малину Меорра. Когда к Меорру приезжал сын с детьми, то маленькие фелинчики играли с ручными гомункулами.
Но потом началось. Сначала с мелочей, пустяков. У Меорра сильно разрослась малина – и он чуть-чуть сдвинул изгородь. Буквально на пол-локтя – изогнул пространство и увеличил свой надел за счет соседа. У того там все равно был только пустырь.
Но Таасдам заметил. Ничего не сказал, но обиделся.
А потом уже сам Таасдам напортачил с туалетом. Он у него был во дворе – монстрамический, с Живой Плотью на дне. Но яму он с самого начала выкопал мелковатую, и со временем Плоть слишком разрослась, стала протекать сквозь почву.
А туалет был недалеко от изгороди.
- Вы когда-нибудь видели Живую Плоть, которую годами взращивали на фекалиях? – спросил Меорр. – Знаете, каково, когда она просачивается у вас под ногами?
- Даже не берусь представить, - посочувствовал Танзен. – Что было дальше?
Дальше Меорр отделил заборчиком их общий спуск к реке. Потому что он единственный косил там траву, а Таасдам в жизни косы в руки не брал.
Так что спуск по справедливости был только его.
Потом Таасдам развел каких-то гомункулов-тараканов. На своей половине, конечно. Но тараканам же не объяснишь. Они получились умнее обычных, но все равно тараканы. И они стали распространяться и к Меорру. А тот принял их за самых обычных тараканов и стал травить.
И вот тут-то Таасдам и взвился!..
Ну и вот так, слово за слово, год за годом, они из лучших друзей превратились в заклятых врагов. Теперь Тассдам гадит Меорру под дверь, а Меорр проклинает Таасдама сквозь стену.
Дослушав, Танзен вздохнул. Изумительное дело. Всего две луны назад он спасал мир, а теперь мирит вздорных стариков.
- Не возражаете, если я приглашу сюда вашего соседа? – устало спросил он.
- Только пусть ноги вытрет, - потребовал Меорр.
Идти далеко не потребовалось. Открыв дверь, Танзен встретился взглядом с Таасдамом. Тот как раз перелезал изгородь, держа под мышкой газету.
- А, вы еще не закончили, - с разочарованием произнес старый орк. – Я попозже зайду.
- Ах ты, гнусное гобло!.. – ахнул Меорр. – Да потрескается твой череп, да высохнут твои глазные яблоки, да сгниют...
- Прекратить! – резко сжал кулак Танзен. – Еще одно заклятие, и вы прямиком поедете в Карцерику, мэтр Меорр! А вы, мэтр Таасдам, пойдемте с нами!
Впервые за почти два года эти соседи оказались в одной комнате. Таасдам уплетал оладью с какао и крайне подозрительно следил за Меорром, который с отвращением глядел на его грязные ступни. Обувь старый орк носил только дома.
Битый час Танзен расхаживал по комнате, читая бывшим друзьям нотацию, убеждая не создавать проблемы себе и окружающим. По косточкам разбирал все их ссоры, все конфликты – и тыкал ими в лицо, показывая, что те не стоят не то что вражды, а даже мелкого недовольства.
За окнами успело стемнеть, над крышами заплескались фейерверки, а в светящемся дальнозеркале появился председатель Локателли. Пришло время его ежегодного обращения к мировому волшебному сообществу.
- Это был нелегкий год для нас всех, дорогие мои коллеги, - вещал старец в каменном кресле. – Многое случилось, многое произошло. Многие трагически погибли. Но мы все выдержали, все перенесли. И если снова что-то случится – мы и это выдержим. Потому что мы – Мистерия. Мы – волшебники. Наша профессия – творить чудеса. И если уж с какой-то проблемой не можем справиться мы – кому еще с ней справляться? Кроме нас некому. Вот и мэтр Хаштубал подтвердит.
Стоящий рядом Хаштубал что-то невнятно проворчал. Изображение в дальнозеркале отдалилось, и за плечами Локателли стали видны другие волшебники и волшебницы.
Тридцать ректоров и шесть президентов. Весь ученый совет Мистерии.
- Дорогие мои коллеги, - лучезарно улыбнулся Локателли, поднимая бокал с чем-то искрящимся. – Я предлагаю всем нам сегодня выпить за то, чтобы любые проблемы, какими бы они ни были, мы решали вместе, плечом к плечу! Как вот мы все здесь делаем это уже много лет. Выпьем за Мистерию, выпьем за вечное волшебное единство – и да хранит нас всех Кто-То-Там! С Добрым Днем, дорогие коллеги, с Новым годом!
Ученый совет принялся чокаться бокалами, а изображение в дальнозеркале сменилось красочным многоцветьем. Небо над Валестрой сейчас бушевало огнями – да и по всей Мистерии волшебники запускали фейерверки и иллюзии.
- С Добрым Днем, - вздохнул Меорр, наливая Танзену и Таасдаму вина из старой бутыли.
- С Новым годом, - вздохнул и Таасдам, комкая на груди корониевую шапочку.
Танзен выпил. Вино оказалось фелинское, мятное. Не наколдованное, к счастью. Танзен терпеть не мог материализованный алкоголь – вкусом-то он не отличается, и ужраться с него можно без труда, но маны там нет ни капли.
А какой смысл бухать, если ты при этом не восполняешь ману?
- Больше прошу неприятностей не создавать, - попросил Танзен, покидая дом. – Мне правда не хочется в следующий раз заковывать вас обоих в короний.
Таасдам и Меорр кивнули, провожая его к калитке. Друг на друга соседи не смотрели, но хоть не швырялись больше проклятиями.
Танзен уже собирался принять форму №6 (орел) и полететь домой. До конца Доброго Дня еще несколько часов – он еще успеет проводить старый год. С матерью, Укети и Мипшатой, своим маленьким сыном и големической башней.
Но в последний момент Танзен задержался у птичника мэтра Меорра. Там сидели на насестах полтора десятка кур и расхаживал огромный важный петух... удивительно красивая птица. Белый, как снег, с алой бородкой и гребешком...
- Что-то не так, мэтр? – окликнул его Меорр. – Вы что-то ищете?
- Да, - задумчиво кивнул Танзен. – Форму №102.
Грузэния, монастырь Солнца.
- Восславим Солнце, брат Массено.
- Восславим Солнце, братья.
Массено поднялся с колен, ибо закончил молитву. Терпеливо ждавшие этого старцы чуть заметно ерзали – в их годы уже тяжело сидеть на каменных ступенях.
Почти три луны Массено провел здесь, в монастыре, в уединенной келье. Три луны он исполнял наложенную советом приоров епитимью. Три луны старался смыть с себя страшный грех, что совершил на острове Вечной Ночи.
Он спасал жизнь тому, кто не заслуживал смерти. Не поддайся он ярости, не преврати Солнечное Зрение в убийственный пламень, не сожги того рыцаря антимагии – мэтр Танзен бы погиб. И неизвестно, не оказалось ли бы это песчинкой, что утопила перегруженный корабль.
Но смерть остается смертью, убийство – убийством. Свет Солары запрещено использовать против созданий из обычной плоти, как бы греховны те ни были. Сделав это, Массено первым же делом вернулся в монастырь Солнца, где с тех пор и пребывал.
Он не переставал каяться. Молил Лучезарную простить ему сей грех. Она не лишила его зрения, так что чаша ее гнева не переполнилась – но это не уменьшает вины Массено.
А сегодня, в канун Доброго Дня, он предстал перед советом приоров. Шесть древних, как сама гора монахов сидели полукругом, обратив к Массено слепые лица. Под шестью точками зрения находился он сейчас, и сам смотрел на залу из седьмой.
Над головой светило солнце. Массено не мог его увидеть, но палило так, что он чувствовал лучи кожей. Приоры судили грешника в сакральном месте – высшей точке монастыря.
В час полуденный, в час священный они наконец готовы были вынести вердикт.
- Ты исполнил епитимью, брат Массено, - скрипучим голосом произнес Эвлако, старейший из приоров. – Но твой грех не смыт. Он никогда не будет смыт. Он останется с тобой навечно, и ты всегда должен помнить, что однажды нарушил запрет, пусть и из благих побуждений.
- Я знаю, ваше преподобие, - чуть наклонил голову Массено.
- Это не единственный грех, за который мы тебя осуждаем, - добавила Алия, приоресса лишь чуть младше Эвлако. – Мы слышали, что тебе присуща скверная привычка искать ответы в гадании по Ктаве. Известно ли тебе, что церковь не одобряет сей сущеглупости?
- Известно. Но запрета на это нет, если гадание не принимается всерьез.
- Оно не принимается тобой всерьез?
- Нет, ваше преподобие.
- Повтори. Оно не принимается тобой всерьез?
- Нет, ваше преподобие.
- Тогда почему тебе не сделать этого сейчас? Погадай здесь, перед нами.
Массено на секунду запнулся. Но голос приорессы был доброжелателен, и остальные приоры тоже казались не предвзяты, поэтому он осторожно раскрыл Ктаву, ткнул пальцем и прочел:
«У всякого бога или богини есть вахана, сиречь ездовой зверь либо иное средство передвижения, на коем божество пребывает в славе, когда шествует величественно. Известно, что вахана Космодана – запряженная белыми конями колесница, Марекса – дельфин, а Савроморта – огромная неясыть...»
- Это наводит тебя на какие-то мысли, брат Массено? – спросила Алия.
- Нет, - покачал головой монах. – Это просто случайные строки из третьей главы Преданий Мертвых.
- В таком случае выслушай наш приговор тебе, - снова заговорил Эвлако. – По окончании прежней епитимьи ты получаешь новую. Мы налагаем на тебя ношу, которая никогда не будет снята. Мы лишаем тебя монашеской рясы и разрешаем от великой схимы. Ты больше не монах ордена Солнца и никогда не станешь им снова.
Массено покорно склонил голову и преклонил колена.
- Восстань же теперь, архимандрит ордена Солнца, - провозгласил приор. – Служи этому миру, пока не призовет тебя пред свои очи Лучезарная.
- Восславим солнце, братья.
- Восславим солнце, отец Массено.
Когда приоры разошлись, новый архимандрит взошел на балкон без перил, где так часто сиживала мать Исатэлла, а до нее – отец Риссадель. Он опустился в плетеное кресло и поднял точку зрения в заоблачную высь.
Весь Парифат теперь лежал перед ним.
Граница Яминии, Браата и Усэта, Драконов грот.
Орказарок медленно поднял веки. Его разбудил скребущий звук. Словно... как будто мыши пытаются пробраться в пещеру.
Опять охотники за сокровищами. Будь они прокляты. Пока Орказарок носился за Рваным Криабалом, у него и так украли золота столько, что топорщилась от гнева чешуя. Кое-что он потом отыскал, вернул... о, старый дракон найдет по запаху каждую монету, отыщет пропажу на другом конце Парифата... но с потерей большей части пришлось смириться. Слишком широко успели растащить.
Но уцелело вполне достаточно. Орказарок не бросил сокровищницу совсем без охраны – оставил чары, мороки, да и сам то и дело возвращался, присматривал. Пару раз заставал поганых воров врасплох – и без жалости сожрал всех.
И ему даже казалось, что они угомонились. Начинают наконец-то заканчиваться. Везло ведь все-таки немногим – а смертные хоть и любят золото, но уж не сильнее, чем дышать.
Однако ж нет. Не закончились. Опять кто-то скребется.
Откуда? От того заваленного прохода? Или от того, который Орказарок заплавил, похоронив в нем три десятка ландскнехтов?
Или... может, сверху, из колодца в небеса?..
Нет. Оттуда. От мифриловой двери, которая появилась тут пару лун назад.
Опять он. Как же надоело.
- Что тебе на этот раз?! – рявкнул Орказарок, поднимая голову.
- Ни... ничего!.. – раздался испуганный писк. – Прости, что тревожу, о величайший из драконов!
Орказарок зло посмотрел на жмущегося к полу кобольда. Фырдуз Ерке, конечно. Все тот же Фырдуз Ерке. Раньше Орказарок в принципе не различал кобольдов, они казались ему на одно лицо... но этого он теперь узнавал.
Поневоле уж запомнил.
Орказароку нестерпимо хотелось сжечь Фырдуза. Или сожрать. Никто ведь даже и не заметит – мало разве кобольдов копошится в этих бесконечных туннелях? Миллионы. Ладно бы этот был их королем или хоть каким-нибудь богатым купцом – но ведь нет, он простой мыловар. Ничтожнейший из ничтожных.
- Тебе опять нужен Рваный Криабал? – процедил Орказарок. – Зачем на этот раз?
После того, как Орказарок одолжил кобольду свой Криабал... во второй раз... тот честно его возвратил. Позже, чем Орказароку хотелось – он уже начинал подумывать снова за ним отправиться, и на этот раз уж точно убить наглую букашку, что не держит слова... но тут кобольд как раз и явился, отдал книгу и быстро-быстро убежал.
А через десять дней вернулся, чтобы снова взять его взаймы.
Какая-то у них там возникла новая проблема. В этой убогой куче мусора, что зовется Кобольдаландом. Орказарок не спрашивал, какая именно. Не желал даже знать.
Но Криабал одолжил.
Сам не понял, почему.
Кобольд вернул его через половину луны. А еще через половину – попросил снова.
И Орказарок снова одолжил.
Снова не поняв, почему.
- Я больше не дам тебе Криабал! – прорычал дракон, кладя голову на золотую гору и смежая веки. – Убирайся, гаденыш! Довольно ты попортил мне крови!
- Но... я больше не собираюсь просить у тебя Криабал! – торопливо сказал Фырдуз. – Меня прислал к тебе совет старейшин Кобольдаланда! Там, за дверью, еще и другие представители... они боятся зайти!..
- Боятся? – хмыкнул дракон, не открывая глаз. – Правильно делают. Раз ты теперь не один – вы собираетесь просить что-то еще большее, чем Криабал. Вам нужны мои сокровища? Ваша страна разорена, и вы хотите поправить дела за мой счет?
- Нет, о величайший, что ты, что ты!.. – замахал руками Фырдуз. – Мы... дело в том... как бы это сказать...
- Да уж скажи как-нибудь, - раздраженно произнес Орказарок.
- Понимаешь, величайший, Кобольдаланд теперь снова свободен, но ты прав, мы разорены... Всю контрибуцию с Подгорного Ханства забрала себе Яминия, а нам... ну... спасибо и на том, что освободили. Голод у нас закончился – спасибо владычице Галлерии и тебе, что одолжил Рваный Криабал... а потом еще раз, когда у нас вспыхнула холера... спасибо тебе огромное!
- Я не нуждаюсь в твоей благодарности, - огрызнулся Орказарок. – Я одалживал тебе Криабал четырежды – в пятый раз не дам.
- Я больше и не прошу! – снова воскликнул Фырдуз. – Просто... хобии убили всю королевскую семью, и у нас теперь как-то все неладно, и города между собой ссорятся, и из Цермостралии еще набеги начались, хотя они вообще Верхние, и не знаю, что у нас забыли...
- Короче!
- Ты же упоминал, что раньше правил всеми подземными народами Джарии?.. – с надеждой спросил Фырдуз. – Совет старейшин целую луну рылся в древних архивах, и мы все прочитали про Подгорное царство, и про его царя-дракона...
- Да, это был я, - неохотно признал Орказарок.
- И вот мы все просим тебя принять корону Кобольдаланда! – поспешно закончил Фырдуз.
Орказарок сначала решил, что ослышался. Кобольды просят его принять корону?.. Его?.. Того, кто на своем веку этих кобольдов сожрал столько, что и не упомнить?..
Конечно, это было не в ту эпоху, когда он правил Подгорным царством. Своих подданных Орказарок не ел. Целых пятьсот лет питался только скотиной и солдатами вражеских армий... а, и еще государственными преступниками. В его царствование других видов казни не существовало.
- Вы там хорошо все обдумали? – уточнил он. – Я с вами цацкаться не стану.
- Я знаю, о величайший! – часто закивал Фырдуз. – Я вообще был против!
- Ты был против?.. – недобро прищурился Орказарок. – Тебя, значит, что-то не устраивало, двуногая тля? Хорошо. Тогда я... м-м-м... я принимаю ваше предложение. Я буду вашим царем. Пока мне снова не надоест.
Фырдуз опасливо поклонился, а дракон стал медленно подниматься на все четыре лапы. Громадный хвост с шумом разметал монеты, а по шкуре осыпался настоящий золотой дождь. Даже частично разворованная сокровищница Орказарока оставалась несметной.
Приди к нему кобольды с таким предложением год назад, древний дракон не согласился бы. Даже, возможно, сожрал бы за то, что разбудили. Но сейчас... сейчас ему не хотелось спать. Он провел в этой пещере почти четыре тысячи лет, лишь изредка вылетая поохотиться.
Пожалуй, достаточно. Тем более, что охотники за сокровищами в покое его больше не оставят, и переезжать рано или поздно придется. Да и события последних лун согнали с Орказарока сон, снова сделали бодрым и деятельным.
- Где моя корона?! – прорычал Орказарок, нависнув над Фырдузом. – Надеюсь, вы ее уже приготовили?!
- Сейчас, о величайший! – крикнул кобольд, бросаясь обратно к двери.
В проход уже просовывались головы. Полтора десятка других кобольдов – в основном пожилых, родовитых. Старейшины и бургомистры, лучшие индивиды Кобольдаланда.
На черного дракона они взирали с жутким страхом – но и с надеждой.
За ними в пещеру вошел грузовой конструкт. Он вез корону – такую же гигантскую, как и новый король. Отлитая из чистого мифрила, она не была украшена ни единым самоцветом. Даже самые большие камни на ней смотрелись бы крохотными, а чего-то вроде огромного алмаза «Кохмен» в разоренном Кобольдаланде не нашлось.
Конструкт сопровождали два цверга. Коренастые бородачи таращились на груды золота с таким вожделением, что Орказарок гневно прищурился.
Он всегда недолюбливал цвергов.
Еще один цверг оставался за дверью. Воевода Брастомгруд. Пока старейшины и бургомистры пели осанну его драконьему величеству Орказароку, Фырдуз выскользнул к нему и утер со лба пот.
- Согласился, - выдохнул он. – Я думал, на этот раз он меня точно сожрет.
- Ты уверен, что нормально все будет? – спросил воевода. – Ох и не завидую я теперь вашему Кобольдаланду... С таким-то королем...
- Да справимся как-нибудь... – с сомнением протянул Фырдуз.
- Ну по крайней мере больше хобии к вам не сунутся, - согласился Брастомгруд. – И казна пустовать не будет. Хорошо заживете!
- Хорошо заживем, - согласился Фырдуз.
- Эй, кобольд! – раздался рев из пещеры.
Орказарок не уточнил, к какому кобольду обращается, но Фырдуз даже на миг не усомнился – зовут его. Спотыкаясь на золотых холмах, он торопливо подбежал к дракону – и поймал брошенную книгу. Та толкнула в грудь так, что Фырдуз задохнулся.
- Держи, - рыкнул Орказарок. – Моим первым королевским указом я назначаю тебя хранителем Рваного Криабала.
- Меня?.. но... может, не надо?! – взмолился Фырдуз. – Я и в руки-то его больше брать не хочу!
- Я знаю, - осклабился Орказарок. – Но именно поэтому им будешь ты. С сегодняшнего дня – и до конца жизни.
Эрдезия, город Пайнк.
За окном шумела рыночная площадь. Славный город Пайнк прощался с жарким летом и встречал урожайную осень. Отмечал Бонадис, Добрый День, что знаменует границу между годами.
Народу отовсюду привалило – и не передать! На ярмарке собрался люд со всей округи. Чуть не вся северная Эрдезия явилась – от горцев Вачуги до рыбарей с берегов Дармажского моря. Гости из Арбии прибыли – пригнали на продажу оленей, принесли тюленьи шкуры и всякие свои поделки из янтаря. Даже гоблины и тролли видны в толпе – тоже на праздник пришли.
В центре площади выступали бродячие кукольники. Старик, мальчишка и девушка... ох, какая девушка!.. Как она орудовала своей тростевой куклой!.. Та словно и впрямь жила сама по себе, словно и впрямь разговаривала... и даже переругивалась с чревовещательницей!
- Ах, святой отец, вы уверены, что исповедь должна происходить именно так? – лепетала кукольница, откидываясь назад. – Отчего мы вместе лежим в ванне?
- Все правильно, дочь моя, - важным, жирным голосом отвечала кукла, изображающая нелепого толстяка в сутане. – Разве не слышала ты такое выражение «смывать грехи»?
- Так вот как это делается?! – ахала кукольница в изумлении.
- Именно так, дочь моя, именно так! – отвечала кукла, хватаясь за выпуклости под красно-желтым трико.
Зрители взорвались хохотом. Смотрящий на представление Дрекозиус осуждающе цокнул языком, но тоже невольно усмехнулся.
Как вылитый, надо же. И да, он в самом деле однажды исповедовал так одну грешную прихожанку... интересно, от нее ли кукольники о том узнали или другой кто проболтался? Вроде больше некому, а уж сам-то Дрекозиус держал уста на замке, это он знал точно.
Надо будет подробно прихожанку о том расспросить... на следующей исповеди.
Ничего не поделаешь, теперь уличные фигляры будут потешаться над ним. После того, как скончался отец Суйм, и видам Дрекозиус с одобрения иерофанта стал новым епископом Пайнка, про него быстро стали сочинять скабрезные пьески. Он не пытался сие прекратить – любые запреты только подольют масла в огонь. Лишь качал укоризненно головой, но втайне смотрел и сам, спрятавшись на балконе за шторкой.
Не прятаться нельзя – если увидят, то уже не будут так смелы.
К тому же куда больше сейчас Дрекозиуса интересовало не представление, не ярмарка, а запаздывающий обед. Волосы трепал приятный ветерок короткого северного лета, а сутану молодой епископ расстегнул, почти обнажив свое внушительное чрево. Покрыв грудь салфеткой, он с удовольствием рассматривал выстроившееся на столе изобилие.
И чего-то тут только не было!.. Словно солдаты перед воеводой, выстроились перед епископом бутылки – три сорта гарийского вина, чудесный сладкий гипокрас, два вида вкуснейшего залвенского меда, превосходный териак и даже склянка контрабандного эльфийского чая. Вокруг напитков теснилась разная рыба – сельдь в горчичном соусе, кильки под густым соусом, сочный свежий лосось, жареный карп в сметане и превосходная паюсная икра.
Дрекозиус глядел на это и почти что облизывался. Его глаза подернуло поволокой, нутро трепетало от предвкушения.
- Ну можно ли так долго! – взмолился он, не в силах больше ждать. – Скорее, Иля!..
- Иду-иду, любимый!.. – донесся нежный голосок, и в дверях показалась супруга с кипой спелых блинов.
Дрекозиус расплылся в умилении, не зная сам, что вызывает у него более сильное чувство – блины или жена. Ильянна Лутцеял, аппетитная купеческая вдовушка, а ныне епископша, души не чаяла в своем благоверном, и задорно взвизгнула, когда тот ее облапил. Была она точь-в-точь того типа, что Дрекозиус почитал самым образцовым – пышнотела и круглобока, обильна телом сзади и спереди, щедра муженьку на ласку... да и стряпать такая уж мастерица, что не возжелай большего, человече!
Но и блины были не хуже! Поджаристые, ноздреватые, пухлые... а запах!.. о, этот запах!.. воистину не знает наслаждения тот, кто не ощущал аромат свежеиспеченного блина!..
Рискуя обжечься, Дрекозиус схватил сразу два, шлепнул их на тарелку и довольно потер руки. Сверху полилось горячее масло. Плюхнулся шмат сметаны. Нарочито медля, растягивая удовольствие, Дрекозиус вымазал свободные от сметаны места икрой... но и этого показалось ему недостаточно. Он положил сверху самый жирный кусок лосося и пару милых килечек, свернул оба блина в трубку, опрокинул в рот рюмку гипокраса... и застонал от удовольствия.
- Тебе жертвую, о Самый Толстый! – провозгласил Дрекозиус, откусывая от блина.
Ильянна с умилением смотрела на мужа. Какой же он у нее все-таки набожный, какой благочестивый!.. Образцовый божий служитель! Лучший епископ Пайнка за всю его историю!
Никакого сравнения с тем черствым стариком, что заправлял тут всем раньше. Тот только и смотрел, как бы кому еще что-нибудь запретить.
Доев четвертый блин, Дрекозиус масляно заулыбался. Должность епископа в тихом провинциальном городе оказалась верхом его мечтаний. Он совершенно точно не собирался больше отправляться в какие-то путешествия и влезать в какие-то интриги. Нет уж, довольно с него.
Тем более, что теперь он обязан беречь себя. Его персона слишком важна для этого мира. Имеет почти сакральное значение. Он – подумать только! – подлинный и достоверный потомок Колдующих Императоров, а также консультант сильных мира сего по вопросам, связанным с Криабалом. К этому еще только предстоит привыкнуть.
Подумав об этом, Дрекозиус положил на блины еще килечку.
Хотя снится ему теперь только злополучный Рваный Криабал, который уже несколько раз переходил от дракона к кобольду и обратно... боги, как же Дрекозиуса утомил этот однообразный сон...
Но о каждом из них он обязан докладывать мэтру Локателли. Тот ничего за это не платит, но для председателя ученого совета Мистерии Дрекозиус готов оказывать и не такие услуги. Денно и нощно, исключительно ради блага мироздания и всех добрых севигистов, созданных богами.
Ильянна, ушедшая за сковородкой с картофельным рёшти, вернулась без сковородки, но донельзя напуганная и сопровождаемая двумя эльфами. Чопорные, подтянутые, они нависли над столом, и один осведомился:
- Епископ Дрекозиус?
- Совершенно верно, сын мой, – утер губы салфеткой жрец. – С кем имею честь общаться?
- Это Альвантос Ниа, я Огдед Мальвариарс. Мы уполномоченные эмиссары Эльфийского Содружества.
- Мир вам обоим, - поклонился Дрекозиус. – Буду несказанно счастлив, если вы разделите со мной скромное угощение.
Эльфы переглянулись, с легким отвращением посмотрели на рыбу, но вполне благосклонно – на блины. Ильянна уже поднесла обоим по стулу, и они уселись одновременно, как по команде.
- Ваше преосвященство, - произнес один эльф, пока другой извлекал из кармана сафьяновую коробочку. – От лица Галлерии Лискардерасс, верховной владычицы эльфов, главы Эльфийского Содружества, императрицы Тирнаглиаля, королевы Альварии, Ароса, Гармальина, Джахара и Дымчатых островов, протектора Белого Альянса и почетной предводительницы Оккузана, я уполномочен вручить вам высшую награду Эльфийского Содружества для лиц иностранного подданства – орден Желтой Розы с цепью и лентами.
Вошедшая как раз в эту секунду на балкон Ильянна ахнула и выронила сковородку. Горячее рёшти упало на пол, и Дрекозиус бросил на жену сердитый взгляд.
Но это все-таки не сумело испортить счастливый момент.
Волюпия, Ститаун.
Плацента ни на миг не пожалел, что перебрался в эту страну. Волюпия, мировое средоточие борделей! Царство продажных девок! Столица извращений! Публичных домов здесь больше, чем в Астучии храмов – и толку от них тоже гораздо больше, Плацента готов был присягнуть на Криабале!
Здесь есть ночные феи на любой вкус. Всех возможных типов и народов. Люди светлые, люди темные, люди степные, люди ледяные, люди огненные и даже люди синие. Эльфы светлые, эльфы темные, эльфы высшие, эльфы лесные и даже эльфы тигровые. А еще орчанки, гоблинши, троллихи, огрихи, великанши, циклопихи, симки, фелинки, крысолюдки, ботвинницы, минотаврихи, сатирки, гарпии, кобринки, акрилианки, апиниды, тритониды, болотницы, гартазианки, териантропки, слекатеры... уф-ф, и это еще далеко не все, а только те, кого Плацента успел опробовать!..
Деньги – это все. Деньги открывают врата наслаждений. И теперь, когда денег у Плаценты стало невероятно много, он бросил благородное ремесло карманника и погрузился в чистый гедонизм. Всегда тянущийся всей душой к прекрасному, он получил бесконечное количество прекрасного в Волюпии, стране шлюх. Из всех богов здесь почитается только Лилейна, Хрустальная Блудница.
И Плацента был здесь счастлив, как цверг на прииске.
Как же так вышло, что теперь он стоит на эшафоте? Почему у него петля на шее? Что здесь делает этот мужик в красном колпаке?
Это ведь палач, Плаценте не мерещится?..
Ведь он же машинально. Он просто машинально. Ему давно уж незачем лазить по карманам. У него в своих карманах денег больше, чем у любого чечпока.
Он и не лазил. За последние две луны Плацента ни разу ничего не украл. Вообще ни единого раза. Настоящий рекорд в его долгой, плодотворной жизни.
И оказалось, что для карманника такая долгая пауза вредна. Слишком тонкий навык, слишком филигранное искусство. За две луны Плацента, конечно, не разучился – но его движения стали чуть грубее. Самую чуточку, едва заметно, почти и не различишь – но все же грубее.
Разница стала очевидна, когда его схватили за руку.
Случайность. Абсолютная случайность. Он просто вышел из очередного борделя, пьяный, расслабленный и всем довольный... и взгляд сам упал на какого-то разодетого чечпока. Он тоже был пьян, расслаблен и всем доволен... так показалось Плаценте.
И он машинально украл у чечпока кошелек. Рука просто сама потянулась. По абсолютной случайности.
Кто же мог знать, что пьяный раззява не был пьян? Кто же мог знать, что это какой-то там троюродный кузен королевы Волюпии, ярыть его граф и глава особого розыска?! Кто же мог знать, что в борделе он не шлюх трахал (хотя это тоже), а вел особое королевское расследование?!
И он схватил Плаценту за руку.
Суд был быстрым, жестким и решительным. Человека, возможно, помиловали бы на первый раз или приговорили к отсечению руки. Но к полугоблинам везде предвзятое отношение. Плаценту судили так, словно он в этой Волюпии обокрал каждого второго!
Он пытался защищаться. Оправдываться. Он объяснял судьям, что они глиномесы и он их всех в рот имел. Но это не помогло. Его приговорили к высшей мере наказания – повешению.
И теперь все эти шлюхи, блудницы и куртизанки, все эти зеваки, ротозеи и чечпоки смотрят на Плаценту и гнусно ржут! Они радуются тому, что еще один ворюга-полугоблин будет повешен, даже не подозревая, что этот ворюга-полугоблин совсем недавно спас мир!
- Есть ли у приговоренного последнее слово? – скучным голосом спросил жрец, удивительно похожий на Бешеного Святошу Суйма.
- Есть, тля, - сказал Плацента. – Поцелуй меня в анналы.
И палач дернул рычаг.
Плацента провалился в люк и закачался в петле. Жилистая шея полугоблина сопротивлялась дольше человеческой, и Плацента несколько секунд еще дергался, еще хрипел – на радость поганой толпе.
А потом свет померк.
Мир стал серым и тусклым. Похожим на Шиасс, в котором Плацента побывал аж дважды. Цвета погасли, звуки стихли, очертания утратили четкость.
Зато Плацента каким-то образом выскользнул из петли. Тут же вскарабкался обратно на помост, харкнул жрецу в лицо – и заморгал, поняв, что тот его не видит.
- А, я сдох, - удивительно спокойно сказал полугоблин. – Ярыть, какая незадача.
Кроме него самого, жреца и палача на помосте появился еще какой-то крысолюд. Тощий, в рваном плаще и с такой хитрющей мордой, что Плацента невольно схватился за карман.
Знавал он таких типов – им только дай волю. Утащат все, что не пришито к коже.
- Это ты тот вор, что сумел украсть Криабал у Антикатисто? – спросил крысолюд.
- Ты откуда знаешь?! – насторожился Плацента, хватаясь за нож... призрак ножа.
- Я все знаю. Следуй за мной, Плацента, сын Жлоба.
- А ты кто еще такой, тля?!
- Я Фуракл, бог воров.
- Пошел ты на кир, бог воров, - сделал неприличный жест Плацента. – Я эготеист, тля.
- В моих чертогах халявное пиво, - ухмыльнулся Фуракл.
- С этого надо было начинать.
Яминия, Беличье ущелье.
Джиданна рассматривала поднимающийся из земли росток. Хотя не из земли, а из камня. Из твердого камня.
И сам росток тоже был каменным.
Каменные деревья. Они все чаще встречаются за пределами ущелья. Этот Джиданна точно здесь не сажала. Она вообще старалась не злоупотреблять заклинанием из Криабала – если ее наниматели о нем узнают, то окиреют от жадности. Либо заставят ее озеленить все города, либо просто отнимут страницу, а ее саму прогонят... и это в лучшем случае.
Работа придворной волшебницей Яминии оказалась непыльной. Джиданна редко показывалась во дворце, да и вообще в столице. В основном она разыскивала новые жилы – Леди Белка чуяла их на огромном расстоянии. Короля и принцев такая ее служба полностью устраивала – прежний их волшебник, кажется, вообще ничего полезного не делал, а только сидел в своих покоях и разводил крыс.
- Левее, - шлепнула Джиданна по ягодице размером с дом.
Индрик послушно повернул левее. Белка застрекотала громче – ее возбуждала близость золота... или, возможно, на этот раз серебра.
В общем-то, она уже давно не голодала, но охотничий азарт никуда не делся.
- Я чувствую впереди пустоты, человек Джиданна! – прогудел Трантарикуририн. – Думаю, там ручей! Почва становится влажнее!
- Да, это ручей, - кивнула волшебница. – Рой туда.
Она примерно помнила направление, но рассчитывала в первую очередь на нюх фамиллиара. И на знакомую ментальную сигнатуру – родную такую, близкую... все более близкую.
Бивни индрика пронзили пустоту. Подземное чудовище вывалилось в обширную полость. Здесь пахло сыростью, стены сверкали искрами коллегата, а впереди мерцало озерцо с голубой водой.
И деревья. Тут повсюду росли каменные деревья. Совсем молодые, с тонкими стволами, но уже плодоносящие. На ветвях висели сапфиры, гранаты, корунды, аметисты – пока еще незрелые, совсем крохотные, но уже настоящие самоцветы. В своего рода скорлупках, каменистой шелухе, скрывающей их истинную ценность.
Это было все-таки скорее ущелье, чем пещера. Стены уходили в бесконечную высь, но где-то там, наверху, едва видное отсюда, было открытое небо. Сейчас там ночь, но в самый полдень Беличье ущелье озаряется мириадами бликов.
Леди Белка спрыгнула с плеча Джиданны, вскочила на ближайшее деревце и быстро-быстро принялась лущить каменный орешек. Из-под скорлупы сверкнул крошечный изумруд.
А мимо пробежали еще две белки. Тоже императорские, только уже обычные, ничьи не фамиллиары.
Очень жирные. Очень довольные.
Джиданна понятия не имела, как те прознали об этом месте. Кажется, появились сразу же, когда она облюбовала эту уединенную расщелину. Тут никто не жил, ничего не росло, и не было ценных минералов. Для жителей поверхности тут было слишком подземно, а для жителей подземелий – слишком поверхностно.
И едва тут начали расти самоцветные деревья, как завелись и императорские белки. Словно сами собой.
Хотя вообще-то зверек это очень редкий – до этого Джиданна за всю жизнь видела одну-единственную.
Сегодня она хотела высадить еще несколько деревьев. Опаловое, рубиновое, александритовое... еще раз попробовать бриллиантовое. Оно почему-то никак не приживалось.
Беличье ущелье Джиданна навещала часто. Она бы поселилась здесь совсем, не будь ей самой нужно что-то есть. Листья с каменных деревьев не поешь... да это и вообще не листья, а шишковатые наросты и нити, как у плакучей ивы.
Интересно, Бриар Всемогущий сам это сконструировал или где-то подглядел? Зачем ему вообще было такое заклинание?.. хотя глупый вопрос. Оно дает сказочное, почти бесконечное богатство.
Пока не обвалится рынок драгоценных камней, конечно.
Именно поэтому Джиданна держала это место в тайне и с деревьями не перебарщивала. Она в основном кормила белку. Иногда брала горсточку-другую камней и сбывала ювелирам Хасмы. Те знали, что она занимается розыском залежей для королевской семьи, так что вопросами не задавались.
Эти камни отличаются от естественных, что встречаются в породах. Они более чистые, у них необычно правильная форма и немного другая аурная сигнатура.
Но не та, что присуща материализованным веществам. И не та, что сопутствует призванным. Просто немного другая, чуточку нестандартная.
Так что даже самые дотошные специалисты не замечали ничего подозрительного.
Но если Джиданна станет перебарщивать – они это заметят. Обязательно заметят. Даже человеческие ювелиры рано или поздно насторожатся, а уж цверги, с их-то нюхом на самоцветы...
Поэтому она не перебарщивала. Чуть-чуть, изредка. А вообще-то ей более чем хватало и жалованья придворной волшебницы. Король платил щедро, да еще и выдавал премии за каждую найденную жилу.
Индрик с шумом развернулся и уполз обратно в тоннель. Его драгоценности не интересовали, он просто помог Джиданне проложить новую дорогу. Старая была чересчур уж извилиста, приходилось делать большой крюк.
А новую она собиралась как следует замаскировать. Возможно, наложить какие-то чары. Сама Джиданна такого не умела, но став придворной волшебницей, она получила кое-что из хозяйства профессора Меритедака, который занимал эту должность раньше. Там нашлось несколько одноразовых свитков, артефакт-дымовуха, еще кое-что полезное... у Джиданны пока не было времени провести ревизию.
А старую дорогу надо замуровать. Просто завалить, чтобы Беличье ущелье не нашли случайные бродяги. Слишком это сладкий кусочек для любого человека, а уж тем более цверга.
Можно снова попросить индрика. Трантарикуририн – существо надежное и безотказное. Секреты хранить он тоже умеет. Но, впрочем... можно и попроще.
С другого конца ущелья раздался гул. Словно горный обвал. Джиданна подхватила все еще грызущую изумруд белку и чуть ускорила шаг.
Старый туннель. На него только что обрушился кусок скалы, перегородив проход почти полностью. А по камню продолжала бить сверкающая голубым секира – великолепное оружие, сошедшее с наковальни титанов.
Все королевские гвардейцы таращились на него с завистью.
- Придумал ей название? – окликнула Мектига Джиданна.
- Да, - ответил дармаг, не оборачиваясь. – Крушила.
- У тебя же уже была Крушила.
- Да.
Других комментариев Мектиг не дал. Но Джиданна знала, что ему бывает сложно объяснить ход своих мыслей.
К тому же он еще не привык к жизни под землей. Они оба еще не привыкли. Но Джиданне было все же легче, она и раньше не любила выбираться на улицу. А вот дармаг, что иногда целыми лунами не заходил под крышу... его пещеры поначалу сильно подавляли.
Но он терпел.
Рухнул еще обломок скалы. Мектиг посмотрел на дело своих рук, кивнул и сошел по вырезанным в граните ступеням. Их он тоже вырезал сам, своей новой, неподражаемо прекрасной Крушилой.
- Я принесла поесть, - сказала Джиданна, снимая котомку. – Будешь?
Дармаг кивнул. Волшебница расстелила скатерть, разложила сухие цвергские лепешки, ломти зажаренного до хруста мяса, маринованные грибы, соленую подземную рыбу и сладкие пирожки. Разлила по кружкам крепкий темный эль. Уселась сама, подобрав подол – и на колени тут же запрыгнула Леди Белка.
Мектиг и Джиданна сидели в мерцающей тысячей огоньков пещере, смотрели на самоцветные деревья, жевали лепешки и молчали. Они не очень-то любили разговаривать, оба.
А друг друга они понимали уже без слов.
Империя Зла, княжество Бураадми.
Пробить крышу оказалось легко. Имрата иногда удивлялась, насколько хлипки и непрочны постройки смертных. Она просто топнула посильнее – и разворотила черепицу, доски... что там еще было внизу?..
Она упала на какого-то человека. Тот подняться уже не смог – но в зале были еще четверо, и они кинулись на Имрату с оружием. Кривыми кинжалами и странными двузубыми вилами.
Титанида даже не стала браться за меч. Вырубила троих голыми руками – а четвертого подняла за горло.
- Где Лицерез? – спросила она как можно грознее.
У нее еще не очень получался суровый голос. Сильнее большинства смертных и весьма по их меркам преклонного возраста, она по-прежнему выглядела совсем юной девушкой и даже скорее девочкой-подростком. Очень-очень высокой девочкой, выше любого мужчины-человека, но все равно ее часто не принимали всерьез.
Но когда тебя держат на весу одной рукой – тут кого угодно примешь всерьез. Прихвостень Лицереза пару секунд трепыхался, но потом указал вниз и невнятно прохрипел:
- ...фподвле...
Имрата вырубила и его. Она узнала все, что хотела.
Пока она добиралась до подвала, на нее набрасывались еще несколько раз. С удивительным бесстрашием, без тени сомнения – и Имрата не убивала их, отдавая должное храбрости. Простые смертные, иногда даже безоружные, они не могли не понимать, что не сумеют одолеть титаниду, но кидались каждый раз воодушевленно, выкрикивая угрозы и не пытаясь дать деру.
Имрата уважала смелость.
Подвал оказался совсем не таким, как остальной дворец. Наверху – кричащая роскошь, позолота, расписные колонны, цветные фонтаны. Внизу – темные грязные катакомбы, вонь, пятна крови.
Тут рядами стояли столы с цепями, а вдоль стен – шеренги причудливых бочек с плавающими внутри трупами... или они еще живы?.. Имрата поколупала стекло пальцем и отошла.
Волшебники. Иногда она все же сожалела чуточку, что не позволила Антикатисто их всех уничтожить. Она не спорила, что среди волшебников есть и достойные, но слишком уж многие из них творят такое, на что не хочется смотреть.
Она подошла к письменному столу. Там в беспорядке валялись книги, свитки и мерзкого вида инструменты. Одну бумагу титанида развернула, стала читать:
«...всего из одного человека среднего веса можно получить пятьсот яиц мяса, сто двадцать яиц костей, сто яиц кожи, девяносто яиц крови, тридцать пять яиц кишок, тридцать яиц печени, двадцать пять яиц костного мозга, двадцать яиц головного мозга, пятнадцать яиц легких...».
Имрата с отвращением разорвала бумажонку. Развернулась – и встретилась взглядом с Лицерезом. Одним из самых отвратительных приспешников Бельзедора, беглецом из Мистерии, которого по всему миру разыскивали за множественные убийства и глумление над трупами.
Он нашел пристанище здесь. В Империи Зла.
Где же еще?
Лицерез уже замахивался длинным ножом. Имрата выставила ладонь – и лезвие сломалось. Короткий выпад – и Лицерез болтается в воздухе.
Он выглядел жалким. Тощий плюгавый уродец в каких-то обносках.
И маска. Он прятал лицо под маской, сшитой из человеческой кожи. Десятки лоскутов разных оттенков.
Запрокинув голову, Лицерез визгливо расхохотался. Имрата встряхнула его и сказала:
- Перед тем, как отправиться на тот свет, скажи, где твои пленники.
- Пленники, ха-ха-а-а?.. Какие пленники?..
- Говори!
- Нет у меня... кх-х... никаких... х-х!..
Имрата отшвырнула колдуна. Тот быстро-быстро пополз назад, отталкиваясь локтями, насмешливо ухмыльнулся... и просочился сквозь твердый камень!
- Стой! – вскричала Имрата, бросаясь следом.
Титановы кулаки заходили, как молоты. Не умея проходить сквозь стены, Имрата отлично умела их крушить! Это и всегда давалось ей легко, а в последнее время – даже еще легче обычного.
Она видела Лицереза. Не глазами, но внутренним зрением. Ощущала его. Это умение тоже пришло недавно, словно из ниоткуда, но теперь Имрате казалось, что оно было с ней вечно.
И продлилась погоня недолго. Минута, вторая... и она вываливается наружу, под лунный свет! Позади остался княжеский дворец с его золочеными куполами, впереди журчал фонтан в тени деревьев – и к нему во всю прыть уносился Лицерез!
- Стой! – повторила титанида, бросаясь в погоню.
Она могла убить колдуна одним взмахом меча. Но он нужен был ей живой. Нужно было узнать, что стало с теми, кого он похитил.
И тут раздался оглушительный смех – но не Лицереза. Этот был раскатист, заливист – в нем слышался неподдельный восторг. Имрата метнулась в сторону – а место, где она стояла, взорвалось тучей пыли.
- Солнце восходит, и горы стоят!.. – донеслось оттуда звучное пение. – Дева явилась в гости к радже! Словно цветок – улыбка ее! Смотрят боги с небес, как прекрасный раджа деву сразил красотой – и песню ей спел! Будешь любить ты... раджу-у-у!..
Теперь Имрата выхватила меч. Лорд Бураадми, один из губернаторов Бельзедора. Обычный смертный человек, не волшебник – но при этом поистине страшный противник.
Имрата уже встречалась с ним, когда разыскивала Лицереза – и знала, что его нельзя недооценивать.
- Вернулась ты – и счастлив я!.. – продолжал петь Бураадми, осыпая Имрату ударами. – Солнце восходит, и горы стоят!..
Титанида дралась молча, спокойно – и только по вздувшейся на виске венке было видно, насколько она в ярости. Воистину мир полон мерзавцев, от которых ему никакой радости, а только горе. Воистину истреблять их – дело достойное. Восстанавливать справедливость. Спасать тех, кто безвинно от них пострадал. Выручать попавших в беду.
Когда Имрата делала это, то чувствовала, что ее жизнь имеет смысл. Чувствовала, как ее наполняет безграничная мощь.
Чувствовала свой жребий.
Нечистые острова, остров Ауфтешвиц.
Волшебник смотрел на стоящую у дороги карету. Запряженный в нее конь выглядел сытым, ухоженным. Сбруя в отличном состоянии. Сама карета тоже новехонькая, без единого пятнышка. Даже колеса смазаны.
При этом дверь распахнута настежь. И внутри никого. Ни пассажиров, ни кучера. Красные плюшевые сиденья, а на них – листок бумаги.
И не просто листок, а из волшебной книги. И не просто книги, а... волшебник невольно вскинул брови, распознав ауру.
Другой тут же влез бы внутрь. Жадно схватил страницу из Криабала. Но этого путника интересовала не она, а сама карета.
И лошадь, конечно. И сбруя.
Они же на самом деле – единое целое.
- Вехот, если не ошибаюсь? – спросил он, подходя ближе.
Лошадиная морда осталась бесстрастной. Волшебник слегка улыбнулся.
- Вехот, вехот, - покивал он, суя руку в карман. – Почти наверняка. Впрочем, можно и проверить...
- Не надо, - сказала лошадь.
Дверца кареты захлопнулась. Вехот тяжко вздохнул. После того, как его почти запечатала какая-то чародейка, он зарекся промышлять в Мистерии и переместился восточнее – на Нечистые острова. Небольшой архипелаг, который волшебники превратили не то в заповедник, не то в свалку.
Здесь демонам-беженцам настоящее раздолье. Мистерия веками сплавляла на Нечистые острова свои неудачные творения, результаты незаконных экспериментов и прочие «живые отходы». Мелкой и даже крупной нечисти тут не меньше, чем на острове Вечной Ночи.
У них даже город свой есть, на острове Ихкергбин.
Вехот не собирался тут задерживаться. Просто немного пересидеть, собраться с мыслями, определиться с тем, как жить дальше. Есть ему пока что не хотелось, добычи он не искал... да ее тут и нет почти что. Смертные на Нечистые острова особо не суются.
Но вот, один встретился. И вехот не удержался, расставил засаду. Хотя мог бы догадаться, что если смертный идет по Ауфтешвицу, как по своему заднему двору, то он уж верно не простой смертный.
- Какой прелестный экземпляр, - сказал волшебник, обходя вехота по кругу. – На редкость крупный. Породистый. И бродячий... ты бродячий?..
- Хочешь заключить контракт? – догадался вехот. – Апеллиум?..
- Ни в коем случае, - ответил волшебник. – Субрегуль.
Вехот невольно попятился. Субрегуль, как и Апеллиум – институт Провокатониса. Университета волшебников-лентяев, которые не работают сами, а перепоручают это другим. В Унионисе колдуют через фамиллиаров или эмоционалов, Нигилиум поднимает нежить, элементалей и объекталей, Вакуумад творит немтырей, Апеллиум призывает демонов и духов, а Субрегуль... с адептом Субрегуля лучше не встречаться, если ты редкое существо.
Особенно с адептом факультета единства. Эти хуже всех. Таскают с собой всякие кольца, банки, лампы и прочие артефакты-поглотители. Сажают туда ни в чем не повинных демонов, духов, элементалей и даже других смертных.
И заставляют себе служить.
Смертного, конечно, какого попало в банку не посадишь. За такое в магиозы записывают. Но демона... увы, демонов законы Мистерии не защищают. Если у демона не подписан контракт с другим волшебником – его называют бродячим и разрешают делать с ним все, что заблагорассудится.
Если, конечно, сумеешь одолеть.
- Я не навязываю тебе свое общество, любезный демон, - сказал волшебник, еще раз обходя вокруг вехота. – Но если захочешь стать моим другом – я буду польщен.
У вехота отлегло от сердца. Адепты факультета дружбы тоже бывают разные, но в среднем неприятностей от них меньше. Можно даже и обсудить какие-то варианты...
- Какие будут условия? – спросил вехот.
- Исключительно ко взаимной выгоде, - расплылся в улыбке волшебник. – У меня очень много друзей, и все они сами стали моими друзьями, по доброй воле. Ну... большинство. Большинство.
- А меньшинство – это те, кто сначала сказал «нет»? – спросил вехот.
- Нет, в основном это те, кто пытался меня сожрать, - спокойно ответил волшебник. – Но потом мы с ними помирились и подружились.
Он продолжал улыбаться. Хотя уже и не очень добродушно.
Вехот еще и не мог понять, к какому виду тот принадлежит. Точно смертный, но точно не человек... Эльф?.. орк?.. необычная аура...
- А если я скажу «нет»? – осведомился вехот. – Что ты сделаешь?
- Ничего, - пожал плечами волшебник. – Скажу, что ты многое теряешь, и пойду дальше. Но ты подумай.
- А что конкретно я там теряю? – как бы невзначай спросил вехот, превращаясь в двенадцатилапого зверя.
- Возможность влиться в большую дружную семью, - ухмыльнулся волшебник. – Позволь тебе рассказать...
Вехот внимательно выслушал. Подумал. И протянул волшебнику лапу.
- Ты не пожалеешь! – обрадовался тот. – Теперь мы с тобой друзья... гм... а как тебя зовут, кстати?
- Альматрадак, - сказал вехот, разглядывая появившийся на лапе браслет.
- Руку на дружбу, Альматрадак. Я Вератор.
Паргорон, Мглистые земли, лабиринт Хальтрекарока.
- ...А это бургомистр того захолустного городка... как же?.. черт, забыла... ну как же... да на языке же вертелось... ладно, в общем, это последняя фотка, - закруглилась Лахджа. – Что скажешь?
- А омияге ты мне не привезла, конечно? – недовольно спросила Сидзука.
- Да мне там особо некогда по магазинам-то было ходить. Извини уж.
- Себе-то платье купила.
- Ой, да боже ты мой! – всплеснула руками демоница. – Ну пойдем завтра в Мпораполис, прошвырнемся!..
- Не хочу. А это что за голый бомж, с которым ты обнимаешься?
- Где?! – бросилась перебирать фотографии Лахджа. – А, этот... Я же сказала, это титан. Диагрон. Мы с ним... пикник устроили.
- Лахджа, ты сфоткалась с голым бомжом и выдаешь его за титана, - вздохнула Сидзука. – Знаешь, нам нужно серьезно поговорить о твоей самооценке.
- Чего?! Это титан!
- Бомж.
- Титан!
- Бомж.
- Да титан это! – уже в голос заорала Лахджа. – Ты посмотри, какой он здоровенный!
- Или это ты немного уменьшилась. Ты умеешь, я знаю.
- Да зачем мне такая многоходовочка?! Просто чтобы тебя впечатлить?!
- Я рада, что мы все прояснили, - кивнула Сидзука. – Омияге точно не привезла?
- Нет, - огрызнулась Лахджа.
Честно говоря, в такие минуты она плохо понимала, почему вообще считает Сидзуку своей подругой.
И фотки фотками, истории историями, но она все еще не поговорила с Совнаром. Хитрый кошак по-прежнему где-то шхерится.
Хальтрекарок прямо сейчас занят – Лахджа вернулась домой аккурат под начало очередного шоу, - но рано или поздно оно закончится. Рано или поздно любимая жена попадется ему на глаза. Рано или поздно Темный Балаганщик спросит, где там его треклятая шкатулка, провались она уже пропадом.
- Совнар, нам надо поговорить, – сказала Лахджа, шагая по коридору. – Я знаю, кто взял шкатулку. Не появишься прямо сейчас – все расскажу Хальтрекароку.
- Думаю, это будет лишним, - донесся сзади спокойный голос. – Никто из нас от этого не выиграет.
Лахджа обернулась к Совнару. Тот, как обычно, был в облике рыжего кота. Сидел себе, вылизывал лапку. Как будто бы нисколечко не беспокоился.
- Ничего мне сказать не хочешь? – пристально посмотрела на него демоница.
- А ты мне? – невинно спросил старый бушук.
- Я – хочу. Кое-что.
- Тогда пошли в зеленую ложу. Шоу в самом разгаре.
С тех пор, как Лахджа стала любимой женой, представления Хальтрекарока она обычно смотрела из его личной ложи. Но иногда, под настроение, ей случалось сиживать и в одной из укромных лож для випов. Тех випов, которые не настолько випы, чтобы составлять компанию демолорду, но все же достаточные випы, чтобы не тесниться с обычными быдло-демонами.
Представление сегодня было неинтересным. Просто гонки с препятствиями. Люди на велосипедах ехали через всякие ловушки и шипы, сверху падали камни, стояли великаны с топорами... трибуны орали от восторга, а Лахдже было скучно.
- Мне кажется, у Хальтрекарока заканчиваются идеи, - сказала Лахджа. – Сколько уже лет он ведет эти шоу?
- Скоро будет десять тысяч, - ответил Совнар. – Почти каждую неделю. Так что ты там хотела мне сказать?
- Сначала – одна несущественная мелочь... Предположим, что некий мир смертных внезапно оказался под смертельной угрозой, а какая-то демоница вдруг вмешалась и немножечко подкорректировала происходящее...
- Ты имеешь в виду твою помощь тем смертным? – спросил Совнар.
- А, ты знаешь, - вздохнула Лахджа. – Конечно. Ты наверняка все время был где-то рядом. Ну ладно, так я о чем – я правильно тогда сделала? Паргорону это на пользу или во вред?
- На пользу, на пользу, - успокоил ее Совнар. – Антикатисто – существо крайне несговорчивое и... проблемное. Мы с ним пытались уже иметь дело раньше, но... ты его видела. Он хуже Бго.
- Хорошо, что Бго тебя не слышит, - чуть высунулась из ложи Лахджа.
Да, сегодня среди особых гостей Хальтрекарока был Бго. Тот, Кто Кричит Во Тьме. И все остальные старались сидеть от него подальше, хотя Хальтрекарок предусмотрительно поставил звуконепроницаемый барьер.
- Хорошо, что я не слышу Бго, - уточнил Совнар. – А Антикатисто лично мне нравится еще меньше. Зачем нам нужно, чтобы он стал в том некоем мире за главного? Сначала волшебники, потом все остальные... Рано или поздно Тьма пожрала бы в нем остатки адекватности, и он перестал бы даже искать поводы для уничтожения всего сущего.
- А нам это не нужно, - согласилась Лахджа.
- Не нужно. Мы бы лишились всех контактов, всех контрактников. Началась бы полная неразбериха. И, что хуже всего, я не был бы к ней готов. Так что ты молодец, Лахджа.
- Спасибо. Награда мне за это будет какая-нибудь?
- О Древнейший, ну что за детский сад?.. – закатил глаза Совнар. – Какую тебе награду – печеньице?
- Хотя бы. Может, задобрю этой печенькой Хальтрекарока, когда он спросит, почему я вернулась с пустыми руками.
- Кхм... да... об этом... – сложил вместе лапки Совнар. – Наверное, стоило сразу же тебе все рассказать, конечно...
- Наверное. Мне было бы намного проще. Не было бы сейчас ощущения, знаешь, бессмысленно убитого времени.
- Оно не было бессмысленным. У меня была надежда, что если ты провозишься достаточно долго, то Хальтрекарок постепенно забудет и о твоем задании, и об этой шкатулке...
- И как – забыл он?
- Нет, - с досадой цокнул языком Совнар. – Хотя обычно забывает.
- Тогда мне нужен этот ларчик, - улыбнулась Лахджа, как бы невзначай кладя Совнару руку на шкирку. – Где он?
- Не трогай меня, - отодвинулся бушук. – У меня его больше нет. И вернуть я его не могу.
- Тогда у нас проблемы, кажется. У нас обоих. Но в основном – у тебя.
- Это не будет проблемой, если ты не станешь ему ничего рассказывать.
- Совнар, в таком случае это будет только моей проблемой. А я не согласна с такой постановкой вопроса. Ты меня понимаешь?
- Очень хорошо понимаю, - заверил Совнар. – И безмерно тебе сочувствую.
- Ты не сочувствовать мне должен, а помочь. И что-то посулить за молчание. Что-то существенное.
- Ты точно не бушучка? – прищурился Совнар.
- Совнар, ты просто привык, что мы тут все отупели от гедонизма, - сказала Лахджа. – И у меня вообще-то тоже не ума палата. Я просто не хочу схлопотать от демолорда. По крайней мере не за спасибо.
- Ладно, ладно. Чего ты хочешь?
- Давай начнем с того, что ты расскажешь мне, что в этой шкатулке было, зачем ты ее украл и кому отдал.
- Чтобы тебе было проще назначить цену, Лахджа? – ухмыльнулся Совнар.
- Именно. Зачем тебе те смертные вообще понадобились? Ты сам не мог?
- Не мог, - развел лапками Совнар. – Ты же видела сокровищницу Хальтрекарока. Там очень мощная система тревоги.
- И что ж она не сработала?
- А вот здесь мы возвращаемся к отупению от гедонизма. Оказалось, что эта система не срабатывает на смертных. Хальтрекарок то ли поленился, то ли недоделал, то ли ему даже в голову не пришло, что у кого-то из смертных хватит наглости. Я, кстати, узнал это чисто случайно и сначала долго не верил, что это не ловушка, что он и вправду пропустил такую дыру.
- Хорошо, с этим разобрались. А почему ты их не убил?
- Лахджа, это только в мире смертных гибель свидетеля закрывает ему рот... и то не всегда, - сказал Совнар. – Мертвецов Хальтрекарок разговорил бы быстро. Даже если бы я поглотил их души – след все равно не исчез бы – и он обличал бы меня адамантно. А если они сбегают сами – Хальтрекарок отправляет погоню за ними.
- Пока все логично. Но ты что, рассчитывал, что за ними кто-то просто будет долго бегать, а Хальтрекарок за это время обо всем забудет?
- Не совсем. Я рассчитывал, что Хальтрекарок отправит кого-то в погоню, и этот кто-то... сгинет. Исчезнет.
- Э... а в какой момент я должна была сгинуть?.. – уточнила Лахджа, невольно отодвигаясь.
- Именно поэтому я так огорчился, когда он послал тебя, - вздохнул Совнар. – Тебя мне устранять не хотелось.
- Ой, ты ко мне неравнодушен, - умильно улыбнулась Лахджа. – Как приятно. Откуда в вас столько доброты, господин Совнар?
- Таким уж уродился, - спокойно ответил Совнар. – Ничего не могу с собой поделать – люблю делать другим приятное. Возможно, моя матушка согрешила с феем.
- Все феи женского рода и размножаются метагенезом, - отмахнулась Лахджа. – Совнар, старый бушук, либо ты выкладываешь все карты на стол, либо я зову сюда своего мужа. Ему не понравится, что его отрывают от шоу.
- Да большую часть уже выложил, - сказал Совнар. – Лахджа, я ходил вокруг этого ларчика очень долго, но его никак не получалось взять без риска провала. А потом из темницы Хальтрекарока сбежали эти смертные, которые и сами по себе хотели попасть в сокровищницу... ты ведь знаешь, зачем?..
- За страницей из Криабала. Откуда она у Хальтрекарока, кстати?
- От меня. Когда Кхатаркаданн устроил в Бриарогене Великую Казнь, мы с друзьями прибрали к рукам много всяких сувениров. Но я не был против, что те смертные ее стащили – она все равно пылилась без дела. А они оказались со мной повязаны и сами бы точно не побежали никому докладывать.
- Я поняла механику вашей комбинации, господин Совнар Оушен, - издевательски раскланялась Лахджа. – Но что было-то в том ларчике? Что-то сверхважное или просто компромат на моего мужа?
- Купчая, - ответил Совнар.
- Купчая?..
- Купчая, купчая. На самом деле немного другая бумага... точнее, вообще не совсем бумага... ну знаешь, бушукские дела.
- Что-то связанное с Банком Душ?
- Именно. Акт владения небольшим особым счетцем. Видишь ли, после того, как погиб мой прежний хозяин, Аркродарок...
- Мой свекр, что ли?
- Да, отец твоего мужа. Когда он погиб, наследство перешло к его сыновьям... лучшим, скажем так. Хальтрекароку и Фурундароку. Совет демолордов разделил его долю в Банке Душ между ними поровну... почти поровну. Фурундароку, как старшему, полагалось чуть-чуть больше. И разница заключалась как раз в этой купчей – персональном малом счете. Но Хальтрекарок ухитрился его присвоить. Однако воспользоваться не мог – он был выписан на имя Фурундарока. Понимаешь?
- А почему Фурундарок не устроил скандал? Это как-то не в его духе.
- А он не знал о существовании этой купчей. Ее выписал еще его отец – незадолго до гибели. Он не успел рассказать даже мне, своему бухгалтеру. Купчую нашла одна из его любимых жен – случайно! – и почему-то отдала Хальтрекароку, а не Фурундароку...
- Дай угадаю... Это не матушка ли Хальтрекарока была, часом?
- Теперь уж не узнать, с тех пор прошло девяносто пять веков, - уклончиво ответил Совнар.
Лахджа попыталась осмыслить это число. Девяносто пять веков. Девять с половиной тысячелетий. В триста раз больше, чем она сама живет на свете.
Прямо голова кружится, когда пытаешься представить.
- Ладно, неважно, - наконец сказала демоница. – Скажи мне только одно. Если эта купчая бесполезна для всех, кроме Фурундарока... почему Хальтрекарок не заподозрил в первую очередь Фурундарока? Это же элементарная логика.
- Ты серьезно?.. – укоризненно посмотрел Совнар. – Это же Хальтрекарок.
- Ах да. И что, большую разницу дает эта купчая?
- Две сотых процента.
- То есть весь этот сыр-бор... из-за двух сотых процента?! – изумилась Лахджа.
- Ты считаешь, что это мало? – хмыкнул Совнар. – Это не две сотых процента от какой-нибудь ерунды, Лахджа. Это две сотых процента душевого фонда Паргорона. Две сотых процента валютно-энергетического бюджета целого мира. Знаешь, сколько это примерно душ?
- Нет. Сколько?
- Два с половиной миллиона. Все еще считаешь куш слишком мелким?
Брови Лахджи поползли вверх. Она знала, конечно, что демолорды Паргорона владеют несметным множеством душ, но истинное их количество не представляла даже приблизительно.
- К тому же дело даже не в самих душах, - продолжил Совнар. – Просто сейчас Хальтрекарок превосходит Фурундарока. Всего на одну сотую процента, но превосходит. А потом... потом они поменяются местами.
- Хальтрекарок на говно изойдет. Я поняла.
Лахджа облокотилась о перила. В зеленой ложе их с Совнаром видно не было – она специально для тех, кто хочет побыть на шоу инкогнито. Вокруг вопят и орут тысячи демонов, и еще больше их сейчас сидит перед кэ-очами, этими демоническими телевизорами.
Демоница немного подумала. И еще немного подумала. Зачем-то принялась копаться по карманам-кистам, машинально теребя привезенные с Парифата сувениры.
Глядя на прыгающих через лезвия велосипедистов и бьющих молотами великанов, она спросила:
- Купчая уже у Фурундарока, так ведь?
- Конечно, - кивнул Совнар.
- Забрать ее уже не получится?
- А сама-то как думаешь?
- И сделать с этим нельзя ничего вообще?
- Абсолютно.
- Ну тогда нет и смысла трепыхаться.
- Так иначе я бы тебе ничего и не рассказал, - ухмыльнулся Совнар.
- А не боишься, что я тебя сдам Хальтрекароку? – повернулась к нему Лахджа, сузив глаза.
- А это не в твоих интересах. Если ты меня сдашь... как, думаешь, отблагодарит тебя Хальтрекарок? Он ведь даже спасибо не скажет. А вот если промолчишь... тогда я буду у тебя в долгу. Тебе же пригодится друг вроде меня?
- Ах ты хитрый котяра...
- И не только я. Фурундарок тоже будет у тебя в долгу.
- А он этот свой долг хотя бы будет осознавать?
- Ну ладно, сойдемся на мне, - подумав, сказал Совнар. – Мы договорились?
- Договорились, - подумав, сказала Лахджа. – Я тебя прикрою. Но за тобой будет немаленький такой должок.
- Интересно, хватит ли его, чтобы расплатиться за все то, что я уже для тебя сделал?.. – фыркнул Совнар. – Ой, кстати, а это у тебя что?
- Это?.. – посмотрела на скомканную бумажку Лахджа. – Рецепт вафель. А что?
- Ничего... можно взять? – осторожно протянул лапку Совнар.
- Так любишь вафли?.. Ну бери. Только поделись, когда испечешь.
- Непременно.
Когда представление закончилось и зрители разлетелись, Хальтрекарок устало телепортировался в малую гостиную. Он дал себе зарок больше никогда не приглашать в качестве почетного гостя Бго.
Совершенно не компанейское существо. С ним абсолютно невозможно выпить, поболтать, сыграть в прятки с призами...
Даже с Фурундароком гораздо веселее. Малыш сегодня опять увязался за братом, хотя Хальтрекарок уже дважды ему намекал, что не в настроении, что хочет побыть один.
Но Темный Балаганщик сразу повеселел, когда увидел в малой гостиной Лахджу, свою самую любимую жену!
Та валялась на диване и читала книжку. На коленях у нее сидел рыжий кот, а рядом подпиливала ногти Ассантея.
- Ой, моя любимая жена и бухгалтер так сдружились! – обрадовался Хальтрекарок. – Как это мило!
Лахджа и Совнар переглянулись. Они как раз закончили исподволь расспрашивать Ассантею, не ляпнули ли ей чего те смертные, пока они вместе были в Хиарде.
- Подвиньтесь, я хочу массаж, - распорядился Хальтрекарок. – Кстати, Лахджа, что-то я давно тебя не видел. Где ты шлялась?
- Выполняла твое задание, о мой муж и повелитель, - едко ответила Лахджа. – Разыскивала...
- Ах да, мой ларчик! – спохватился Хальтрекарок. – Где он?! Ты нашла?! Дай мне его сюда скорее!.. только не здесь...
Он опасливо покосился на Фурундарока. А летающий младенец так мерзко улыбался, что неладное заподозрил бы кто угодно... кроме Хальтрекарока.
- Простите, мой господин, - опустила взгляд Лахджа. – Я потерпела неудачу.
- Что?..
- У тех смертных не было ларчика. И его след затерялся.
- Надо же, какая досада, - ухмыльнулся Фурундарок.
- Затерялся?.. – медленно переспросил Хальтрекарок.
Его глаза гневно сузились. Он пристально всмотрелся в Лахджу.
- К сожалению, да, господин, - вздохнула та. – Смертные сообщили, что ларчик заказал и сразу же забрал неизвестный демон. Они не знали ни его имени, ни истинного облика, ни как его найти. Их использовали втемную, мой господин.
Хальтрекарок всмотрелся еще пристальнее. Аура любимой жены оставалась кристально чистой.
Она говорила правду.
Фурундарок глумливо рассмеялся. А Хальтрекарок... у него раздувались ноздри. Нижняя челюсть выдвинулась вперед, кулаки сжались. Демолорд стремительно приходил в ярость.
- Но нет худа без добра! – торопливо сказала заметившая это Лахджа. – По дороге я вернула одну из ваших любимых жен! Вот! Ассантея!
Ассантея оторвалась от ногтей, неохотно привстала и присела в реверансе.
- О-о-о, Ассантея, моя любимая жена!.. – сдавленно произнес Хальтрекарок. - ...И ты серьезно считаешь, что она заменит мой ларчик?!
- Конечно, нет, но...
Свистнул хлыст. Хальтрекарок достал его из воздуха и принялся лупить как Лахджу, так и Ассантею. Демоницы с визгом подскочили, бросились бежать – а Хальтрекарок кинулся в погоню, осыпая их ударами и проклятьями.
Фурундарок летел следом и счастливо хохотал.
Шиасс.
Бельзедор и Медариэн шагали сквозь серый туман, стиснув запястья Антикатисто. Тот давно уже не пытался вырваться. Антимагия Конклава все еще действовала, да и корониевые браслеты сдерживали даже такого великого мага.
- Я еще вернусь, - пообещал он, когда внизу появился бушующий черный смерч. – Даже из Хиарда освобождаются.
- Правильный настрой, - кивнул Бельзедор. – Никогда не сдавайся. Но ты больше не элементаль Тьмы, так что ничего не выйдет.
И швырнул Антикатисто вниз. Тот молча, без единого звука упал в пропасть – и исчез во вратах Хиарда.
- Там есть парочка парней, которые хотят перемолвиться с тобой словом! – крикнул ему вслед Медариэн.
Из пропасти донесся рев Хиротароса и Дормадоса.
