Одной Германии к 2050 году потребуется не менее 15, а может быть, даже 25 миллионов иммигрантов – то есть ежегодно около 500 000 человек, которых никто не хочет видеть.
Очевидно, что из-за прибывающих в страну поселенцев возникнут проблемы. Разве может кто-то исключить сценарий, по которому Европу наводнят малограмотные антисемиты из исламского мира, которые в корне изменят местную среду и усилят позиции европейских антисемитов? Простой толерантностью такую ситуацию точно не исправить. Таким образом, вполне очевидно, что наши в целом похвальные усилия по воспитанию любви к приезжим не произрастают исключительно из одних добрых побуждений, как могло показаться на первый взгляд. Если бы мы не были вынуждены к этому, то мы бы не стали по собственному желанию поддерживать идеи прав человека и идеалы человечности. Но воспитание достаточного количества собственных детей сейчас представляется все менее возможным. И нам приходится ломать собственное мировоззрение, что само по себе требует значительных усилий. Это утверждение ни в коем случае не обесценивает борьбу против ксенофобии, а просто открывает еще одну перспективу оценки толерантности – прагматическую.
Права человека всегда защищают тех, кто живет здесь и сейчас. Сформировавшиеся исторические притязания на развитые культурные территории больше не могут служить обоснованием для устранения стремящихся на эти территории переселенцев. Права человека защищают продолжение рода – зачатие и рождение, то есть запрещают вмешательство в процессы сохранения отношений национального большинства к меньшинствам в рамках границ отдельного государства. В соответствии со статьей 2 (пункты d и е) Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, геноцид осуществляется уже в том случае, когда в силу вступают «меры, рассчитанные на предотвращение деторождения, [а также] насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую».
Современные примеры конфликтов в Косово и Палестине показывают, насколько чудовищной может быть система принуждения женщин к деторождению и как откровенно юношей используют для уничтожения или изгнания тех, кто на момент их взросления еще занимал ведущие позиции в соответствующем регионе. Права человека распространяются на этих мальчиков в той же степени, как и на единственных сыновей или вообще единственного ребенка тех групп, которым предстоит пережить уничтожение.
Несмотря на то что мы пока что используем множество международных юридических актов, которые осуждают геноцид, после его осуществления те, под чьим руководством этот геноцид проводился, будут находиться под защитой прав человека. Дети немецких или иракских массовых убийц ни на йоту не меньше защищены концепцией прав человека, чем сироты, чьи еврейские или курдские родители были убиты в ходе преступлений против человечности. Причем это положение сохраняется и в том случае, если первые продолжают мечтать об уничтожении последних. Наказание ждет только прямых и непосредственных подстрекателей и убийц. Поэтому механизм геноцида никуда не исчезнет: он будет принимать формы внезапного исчезновения народов из истории или потери мифически любимого «поля дроздов» (название «Косово» – производное от слова «Кос», то есть дрозд), на котором довелось проживать тем, кто начал рожать больше детей, чем их гонители. Даже если массовых убийц удается остановить до того, как они закончат полное уничтожение своих жертв, в лучшем случае перед международным судом предстанут различные «милошевичи», в то время как остальные условные «сербы», на доверие которых опиралась преступная деятельность их руководства, будут защищены правами человека. Ярким примером такого результативного и одновременно оставшегося безнаказанным поступка условных «сербов» стало решение восточноевропейской проблемы с Германией путем заключения мира 1945 года. Около 2,1 миллиона человек было уничтожено в Югославии, 135 000 из которых проживали на территории преимущественного проживания сербов, причем еще 13 миллионов было изгнано из страны. Следует отметить, что из-за суровых условий проживания и транспортировки беженцев многие из них умерли в пути (Статистическая служба ФРГ, 1958). Очевидно, что такие действия тоже предпринимались с учетом определенного расчета.
Нации, которые имеют высокую мотивацию к продолжению рода, должны рождать своих детей самостоятельно и/или ставить иммигрантов, и особенно иммигранток, под защиту прав человека. Это нужно для того, чтобы переселенцы не стали жертвой сексуальных репрессий, связанных с ограничением их прав рождать детей на их новой родине. Одна из старейших заповедей человечества запрещает вражду по отношению к инородцам. Она была сформулирована в Торе, и мы приводим ее с дополнениями в квадратных скобках, чтобы расширить и прояснить смысл: «Когда поселится пришлец [иностранцы] в земле вашей, не притесняйте его; пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его [иностранца], как себя» (Левит, 19:34).
Заложенный в этих словах посыл о возможности ассимиляции иммигрантов, ставших в ряд с местным населением, не так далеко уходит от мотива, который ведет иных на путь геноцида. Масштаб и сложность работы по интеграции иммигрантов иллюстрирует тот факт, что европейцы очень редко интегрируются в другие, неевропейские культуры. Когда католики завоевывали Южную и Центральную Америку, они не думали об адаптации. Даже через пятьсот лет потомки первооткрывателей и цивилизаторов исповедуют католицизм, говорят на испанском и португальском языке, и это требуется и от местного населения. С какой стати мусульманам в Европе вести себя иначе? Потому что они пришли в Европу не как победители, а как гости? Вот как эту мысль формулирует «Полумесяц над Германией» – одно из последних исследований, посвященных распространению ислама в ФРГ: «Все крупные монографии утверждают, что в Германии должен появиться немецкий ислам. Одновременно нельзя умолчать о том, что число квалифицированных и подготовленных собеседников очень мало, в то время как количество провозглашающих ценности дезинтеграции постоянно растет» (Дробинский, 2002).
Все чаще молодые люди поджигают машины и участвуют в вооруженных стычках в арабских кварталах Страсбурга, за которые до недавнего времени боролись немцы с французами. Часто водители автобусов, на которых совершили нападение, отказываются выходить на свой маршрут. Обращаясь буквально с запада на восток, мэр Страсбурга выступил с ультиматумом к районам Отпьер, Кроненбург, Майнау и Нойенхоф: «Либо вы устраиваете гражданскую войну, либо разбираетесь внутри себя сами. Если решение не будет найдено, мы отключим коммуникации и отрежем вас от остальной Европы и Франции». Такое обращение возымело действие. Автобусы вновь стали ходить по этим районам (Гучкер, 2002).
То, что вызванные конфликтами третьего мира беспорядки уже наблюдаются и в европейских городах, показывает, какой фантазии потребует поиск подходов к решению этой проблемы. Тот, кому удастся лучше понять эти процессы, сможет хоть как-то использовать поток иммигрантов. Дело в том, что они прибудут в Европу, хотим мы этого или нет. Все вопросы, с которыми столкнется общество, встретив такой миграционный поток, будут сложными и трудно решаемыми. Ясно одно: тот опыт, который был получен на примере Маврикия, где индуисты, мусульмане, креолы, китайцы и европейцы научились вместе работать над своим будущим, может принести пользу нам всем (подробнее об этом у Лутца, 1994).
Одновременно соответствующего решения требуют глобальные столкновения, в ходе которых образуются новые империи. В таких столкновениях задействовано около 250 миллионов молодых людей. Несмотря на все заявления и обязательства по интеграции, их никто не хочет пускать к себе. И так должно продолжаться в течение ближайших 15 лет. Конечно, из общемирового прироста населения можно сформировать контингенты, в задачу которых входила бы борьба против геноцида и осуществление глобальной деятельности по поддержанию мира. Местное население затронутых демографическим сбоем регионов перестанет отворачиваться от своих потомков тогда, когда их воспитание станет, образно говоря, направлено на танцевальные кружки с трех лет, а не на разжигание «праведной» ненависти и обучение владению огнестрельным оружием. Составленный из таких молодых людей европейский «Иностранный легион» дал бы возможность сыновьям из развивающихся стран на законных основаниях покидать свою родину и служить интересам мирового сообщества.
Как правило, проблемы, связанные с применением насилия, возникают в среде иммигрантов уже во втором поколении. Пока родители, будучи преисполненными благодарности к своим спасителям за то, что они открыли двери и впустили их на свою землю, проявляют большую склонность к миру и стараются принять условия игры, их дети склонны в большей степени воспринимать себя жертвами этого процесса. Они требуют возмещения различного рода ущерба, требуют большей интеграции: «Большинство работающих в ЕС иммигрантов из развивающихся стран считают, что они занимают должности, характеризующиеся более низкой квалификацией и несоответствующим уровнем заработной платы. […] Языковой барьер также играет значительную роль в дискриминации, низком уровне оплаты труда и махинациях, жертвами которых становятся иммигранты» (Европейская комиссия, 2002).
От нижнего социального слоя, который к тому же не обладает правом голоса, вполне можно ожидать жесткой реакции в отношении любимой и одновременно ненавидимой новой родины. Так, например, один имам во французском Лионе сумел отправить в ряды террористов двух сыновей. Одного из них американцы взяли в плен в декабре 2001 года в Афганистане и отправили в лагерь для военнопленных в Гуантанамо, а другой в декабре 2002 года попался французским спецподразделениям при подготовке химической атаки на посольство Российской Федерации в Париже (The Economist, 2003). Исламисты из пригородов французских городов уже давно ведут войну на уничтожение умеренно настроенного мусульманского духовенства и обкладывают данью бизнес своих сородичей и единоверцев, чтобы на вырученные деньги вооружать боевые группы. Как было сказано в одной агитационной речи, направленной на молодых арабов: «В одной руке мы должны держать Коран, а в другой – автомат Калашникова» (Сифауи, 2003).