Обращение молодых мужчин к старым религиозным текстам

Вместе с появлением лишних сыновей трудности и несправедливость общества, с которыми раньше все вроде бы жили и просто ворчали, становятся поводом для скандала. Так родина, которая, как оказалось, не может вдруг предложить больше, чем у нее есть, становится зоной структурного насилия, то есть системой, которая направлена против ее членов. Проще говоря, родина для части ее населения теперь враг, который должен быть повержен. Средства для оправдания действий лишних сыновей есть в рамках любой идеологии, будь то национализм, анархизм, фашизм, коммунизм, трибализм, экологизм, исламизм, индуизм, евангелизм, антиглобализм, аттицизм, вера в невидимую руку рынка или тот же антисемитизм. Лидеры, обращающиеся к идеям справедливости, своей идеологической исключительности и глубокомысленным религиозным истинам, существуют уже давно. Такие движения повторяют все действия, которые предпринимали мужские союзы, созданные для повышения социального статуса своих членов. Они борются, уничтожают друг друга в ходе войн, а затем ищут новые цели. И никогда у руля надолго не остаются боевые союзы пожилых людей. Те же чернорубашечники Муссолини или НСДАП – эти огранизации на 80 % состояли из мужчин младше 30 лет (Рейхардт, 2002). Какие бы цели они ни провозглашали, в их основе присутствует активное движение. Мотив направления и продвижения присутствует даже в их названиях. Это всегда movement (движение) или, по-польски, ruch, то есть активность как таковая.

Для каждого такого движения обязательно сочиняют едкие памфлеты и пишут толстые идеологические фолианты. Внезапно старинные священные писания, которые до того никто и в руки брать не хотел, начинают считать актуальными. Вновь начинается война за данное Богом или научно доказанное равноправие всех перед всеми или же за доказанное другими учеными и объявленное от имени другого Бога превосходство одной касты, религии или способа производства. Идеологическая всеядность таких моделей мышления как раз и показывает, что они сами по себе не могут вызвать всплеск активности какого-либо движения.

Обычно они не обходятся без поиска оправданий чего-либо в истории. Начинаются массовые тиражирования реминисценций к «наконец-то ставшему возможным» отмщению. То, что когда-то касалось десятка тысяч человек, может наполнить праведной ненавистью миллиарды сердец. Героические поступки малых групп – например, подвиг спартанцев в битве при Фермопилах в 480 году до н. э. – служат примером для других наций в течение многих веков. Говоря о будущем уничтожении Израиля, арабы вспоминают захват Иерусалима Саладином в 1187 году. Перуанские революционеры (почему-то почти все они европейского происхождения) провозглашают свое родство с последним великим вождем инков Тупаком Амару, убитым в 1572 году. На конференции в испанской Кордобе мусульманские женщины потребовали передать их общине городской собор и получили отказ. Это вызвало их возмущение, и они выступили с требованием вернуть их мечеть и клятвами мести. Храм Мескита – некогда третья по величине мечеть в мире – с 1236 года остается христианской церковью. Но сегодня детей рожают арабские женщины, а не испанки.

Использование исторической памяти народов для обоснования сегодняшнего насилия длится недолго. Это скорее волнообразный и диспропорциональный процесс. Волны таких настроений до сих пор не получили объяснения. Нужно учитывать, что в основном эти картинки и образы пользуются спросом у подрастающего поколения. Как правило, их легко и быстро находят и сразу же усваивают как догму. Ведь в этом случае основная мотивация не в чистом историческом интересе, а в чем-то большем. Дело в том, что такие истории крайне необходимы для оправдания деятельности растущих движений. Эти движения вырастают не из книг. Они до поры до времени пылятся на полках как сухие источники знаний, пока не будет найден удобный повод для их использования.

Сегодня защищаем то, на что еще вчера нападали

После схода движения на нет его артефакты почти так же быстро выбрасывают на свалку истории или сдают в антикварные магазины. Внезапно все начинают понимать, что это была какая-то бессмыслица и что, выкинув еще недавно ценный артефакт, ничего не потеряешь. Издатели коричневых, красных или зеленых книг начинают паниковать и ищут новую конъюнктуру, от которой будет зависеть, что на этот раз объявят истиной в последней инстанции. Доказательства никого не волнуют. Зато хотя бы в промежутках между обострениями влияния партийных идеологий в продажу поступает больше специальной, естественно-научной, технической, юридической, медицинской, экономической и исторической литературы, а не их несвязные компиляции. Конечно, критику революционных идей любого движения пишут и в годы его расцвета. Голоса критиков остаются без внимания потому, что само по себе лженаучное движение не является продуктом лженауки как таковой, а просто создает ее или обращается к ней за своей легитимацией.

Только после кровавых преследований и последующего отрезвления в отношении сценариев спасения человечества им на смену приходят идеи о святости жизни, свободы, равноправии, законности и неприкосновенности права собственности, которые становятся достойными политическими целями. По-новому объясняются концепции Джона Локка о праве на жизнь и собственность. Они предлагают до сих пор не превзойденные краткие формулировки того, что такое цивилизация, – ведь общества, созданные на их основе, показали свое превосходство перед всеми другими альтернативами. Но даже они, при своей лучшей организации и постоянном росте или высоких показателях кредитоспособности, не могут выдерживать длительные пики демографических сбоев. Это было наглядно продемонстрировано, когда начиная с 1493 года из Европы во все стороны света отправлялись молодые мужчины без наследства (подробнее об этом в главах III и IV).

Какая бы фракция молодежного сбоя ни победила – та, которая предлагает принять удар и пойти на столкновение, или та, которая выступает за консервативные пути выхода из ситуации, – насильственных смертей (иногда сотен, а иногда и миллионов) не избежать в любом случае. Поколение 1968 года, поколение бэби-бума, к которому принадлежит и автор этой книги, абсолютно решительно выступало против того, чтобы пополнить рабочий класс. При этом оно хотело стать активным авангардом пролетариата. Его представителям хотелось занимать высокие посты и, конечно же, жить в собственных особняках и останавливаться в пятизвездочных отелях, летать первым классом в Бангкок, но делать все это исключительно на благо трудового народа. В конце концов реальность взяла верх, ведь послевоенный бэби-бум не повторился. Это был небольшой всплеск возрастной пирамиды, в ходе которого не родилось в среднем больше двух сыновей на одного отца. К тому же этот всплеск произошел в самой богатой части земного шара. Он привел к относительно небольшому числу жертв, ведь на тот момент позиций хватило почти для всех. Несимметричного приспособления к возникшей ситуации не произошло, потому что за несколько лет активного сопротивления его участники на собственном примере поняли, что условия, в которых они сформировались, останутся доступными и для их потомков. Это тот самый момент, когда так называемая стадия la lotta continua («и вновь продолжается бой») сменяется на непринужденный диалог, а протагонисты из обоих лагерей начинают вешать друг другу на грудь медали за боевые заслуги. То, на что вчера мастерски совершались нападки, сегодня красноречиво защищают. И в этот момент всем участникам становится ясно, что они вместе со своими высокопарными славословиями практически не влияли на активность самого движения.

Назначив Йошку Фишера на пост министра иностранных дел, Германия показала пример того, что нехватка еды и топлива не приводит к возникновению общественного движения. Наоборот, невиданная ранее свобода и упитанность влияют на волю к власти. Как пел один из героев фильма «Касабланка»: «Всегда одно и то же – борьба за любовь и славу» («It’s still the same old story, a fight for love and glory»). Право на собственную важность – не неотъемлемое право человека, но именно за него так часто борются. Альфа-самец, красующийся в борьбе за бесклассовое общество, – вот символ этого состояния. Голодающие люди – и тогда, и сегодня редчайшая из редкостей в Германии – могут симпатизировать революционерам, но, как правило, сами революционерами не становятся. Стороны конфликта не рассматривают их ни как врагов, ни как соратников. Дело в том, что борьба ведется за значимость и реальное богатство – за них убивают и воюют. «Oro, gloria y Evangelio» («Золото, слава и Евангелие») – вот лозунг, под которым юные испанцы встречали начало XVI века. Эта иерархия ценностей никогда не меняется. Разве что варьируются формулировки. Раньше лишенные права наследования на старой европейской родине уходили из родных мест ¡Ir a valer mas! – то есть чтобы иметь большее значение.

Понятно, что свою личную значимость можно повысить, сделав персональный вклад в достижения цивилизации, причем само по себе неучастие в прогрессе должно восприниматься болезненно. Но то, что в этом некоторые увидели один из основных источников исламистской ненависти, всего лишь плод чрезмерной креативности Запада. На Западе есть множество позиций, но среди сотен тысяч тех, кто желает их занять, практически нет ни одного инновационного специалиста. Ему могут завидовать на родине. Но его не будут взрывать. Тем не менее образ радикального ислама не может вместить в себя тот креатив, который по какой-либо причине мог быть отвергнуть на Западе. Еще в 2003 году Амир Тагери, бывший издатель иранской газеты «Кайхан», не видел никаких культурных достижений ислама в действиях экстремистов: «Сегодня среди исламистов нет серьезных мыслителей или влиятельных художников. Нет радикальных мусульманских писателей, поэтов, режиссеров и архитекторов и – что еще более очевидно – нет исламистских композиторов и живописцев. Радикальный ислам воспитывает только самоубийц и уличных стрелков».