Глава 16

Предплечье пронзила колющая боль, почему-то воспринявшаяся в разы сильнее надоедливого стона мышц, тисков, сомкнувшихся на висках и удушающей жары, поселившейся на «Марксистской».

– Тс-с… тихо, не дергайся, – вплыл в уши знакомый баритон. На этот раз ни ироничной искры, ни веселья в нем не было, лишь мрачная сосредоточенность.

– Кай… – Тим попробовал пошевелиться – удалось с очень большим трудом, нервы натянулись и зазвенели, как струны.

– Сиди смирно! – шепотом прикрикнул сталкер, и парень замер.

Вновь подать голос он решился, ощутив новый укол – теперь уже в шею. На губы надавили, заставив открыть рот, вслед за этим в него полилась прохладная жидкость, лишенная вкуса, но вряд ли вода. Инстинктивно препятствуя очередной инъекции, Тим отстранил руку, но ту перехватили и зафиксировали намертво. Впрочем, последнее как раз было неудивительно: насколько он узнал Кая, тот никогда не стал бы церемониться, если собирался претворить свои планы в жизнь. А сейчас в эти планы входило…

– Зачем? Что ты творишь?.. – звук собственного слабого и глухого голоса, осипшего от постоянного напряжения, привел в чувство. До этого Тим полагал, будто спит или находится в пограничном состоянии между забытьем и реальностью, а физические ощущения – фантомы той боли, которую ему доставили недавно. Сталкер, бесшумно появившийся из темноты и открывший дверь камеры так, что та даже не скрипнула, воспринимался очередной галлюцинацией, призраком, порождением тоннелей.

– Реанимирую, – шепотом ответил тот, – разумеется, насколько это возможно.

Парень фыркнул. По его представлениям, подобным процедурам подвергались люди, находящиеся на пороге Вечности. Одним из них Тим точно не являлся, раз мог худо-бедно говорить и даже шевелиться. Глаза открыть тоже получилось, пусть это почти и не имело смысла: на станции стояла абсолютная темень, сталкера он скорее чувствовал, чем видел. Однако Кай, видимо, вкладывал в данное слово свой смысл.

– Это действительно ты?! – Тим попробовал приподняться, и это, как ни странно, ему удалось, Каю даже не пришлось помогать. Сразу после этого плечо уколола новая игла, впрыскивая под кожу лекарство.

– Нет, папа римский, – съязвил тот. – Отдохни минуты две, а потом вставай. И очень тебя прошу, не топочи, как стадо слонопотамов.

– Не знаю таких животных, слонов только, – признался Тим, и Кай коротко рассмеялся.

Духота отступила, жар больше не терзал тело, и мысли наконец прояснились. Встать получилось. Пусть через пять минут, а не через две, но и подобное казалось чудом. Все-таки отделали его знатно.

– Сильная дрянь. Чем ты меня?

– Ах, если бы я знал… – вспыхнул едва различимый тусклый огонек: видимо, Кай осматривался. Тим успел разглядеть своего спасителя: уверенного, сосредоточенного, в черной одежде, сливающейся с тенями тоннелей, никогда не знавших солнечного света. Только лицо и кисти рук казались неестественно белыми, а глаза – яркими и словно бы светящимися.

«Как у Лорда, – подумал парень, – когда в темноте на него падает луч от фонаря».

Но конечно же, в том наверняка было виновато освещение и неуемная фантазия.

– Кай?.. – в голосе зазвенела неожиданная паника, которой Тим и сам удивился.

– Чего уставился? – удивленно хмыкнув, поинтересовался сталкер. – Не знаю я, на основе чего синтезировано данное средство. Не химик и не медик. Зато в друзьях имею кое-кого гениального.

– Кое-кого?

– Биологиню, – усмехнулся Кай. Порывшись в небольшой сумке на молнии, он отыскал еще две ампулы и протянул Тиму горсть на первый взгляд совершенно одинаковых таблеток. – Примешь все вместе и сразу. Пластиковая бутылка рядом с ногой – запей.

– Слушаюсь, – ответил по-военному парень и задумался над странным словом, в котором одновременно звучало и уважение, и насмешка: – В смысле – биолога?

– Фи, какое приземленное слово. Видел бы ты эту женщину, сам сгенерировал бы нечто, связанное с богиней. – Кай неожиданно улыбнулся – вовсе не так, как раньше. Лицо мгновенно изменилось, стало моложе и красивее, даже, пожалуй, романтичнее, что мало соотносилось с этим загадочным человеком, ликвидатором. – Правда, многие предпочитают называть ее рыжей бестией, – договорил он уже другим, не столь возвышенным тоном.

Тим хмыкнул, моргнул, отгоняя черных мушек, мельтешащих перед глазами, пытаясь вновь сложить рассыпающуюся картину мироздания, и без того уже изрядно перекореженную. Потому что, как заметил бы Колодезов, говорил Кай с восторженной интонацией поэта начала прошлого века, а на лице его застыла неподражаемая дурость, свойственная влюбленным.

– Не суть, – спустя пару секунд вздохнул тот, вогнал в вену Тима очередную иглу и стал самим собой: немного циничным, слегка усталым и почти всесильным. – Главное, что ты сейчас сможешь бегать, прыгать, лазить и функционировать на пике возможностей, и даже ничем плохим не расплатишься за подобное неумное времяпрепровождение. Разве что через три часа свалишься и проспишь часов двенадцать, после чего будешь чувствовать себя сносно, а не старой развалиной.

– Откуда тебе знать, если понятия не имеешь, что вколол? – прислушиваясь к себе, спросил парень. Боль действительно улетучилась из тела. Мышцы требовали движения. Он не стал себя сдерживать и с наслаждением потянулся, разминая спину. Сталкер смотрел на него оценивающе и одобрительно.

– Формула мне неизвестна, как и состав, а вот действие – вполне, – заверил он. – Кто, по-твоему, являлся первым испытуемым? – И, подмигнув, посоветовал: – Не дрейфь, если уйдем с «Марксистской» незамеченными, считай, выбрались.

Кай отворил дверь камеры и выпустил Тима в коридор, погасил фонарь, погружая их обоих в кромешную мглу. Глупого вопроса, почему на станции, являющейся режимным объектом, темнотища, хоть глаз выколи, парень решил не задавать. И так ведь ясно, кто приложил к этому руку. Наверняка техники уже давно борются с неполадкой, а тюремщики охраняют их и не слишком рвутся проверять заключенных, сидящих в клетках и никуда не способных деться без посторонней помощи. Впрочем, Тима, наверное, все же охраняли, хотя… он ведь не выдал необходимую информацию даже под химией, а оставили его в таком состоянии, что толком не побегаешь, если только уползешь, и то недалеко.

Сталкер осторожно, но чувствительно толкнул его в спину, принуждая двигаться в нужном направлении. Тим был бы и рад, но, лишенный зрения, чувствовал себя, словно насекомое, угодившее в смолу. Он шел, но казалось, будто стоит на месте, а главное, почти сразу потерял своего проводника и указанное им направление.

– Я ничего не вижу, – прошептал парень, в очередной раз оступившись.

– Зато я вижу, – бросил сталкер, ухватив за плечо, практически обняв, зафиксировал рядом и побежал по гладкому полу. Осталось только подстроиться под него, а потом ни о чем не думать, полностью доверившись. Глаза Тим закрыл. Все равно от них не было ни малейшего прока.

Тишина, давящая на уши. Быстрые, тихие шаги. Стук сердец: одного – размеренный, не сбившийся с ритма и даже не ускорившийся, второго – заполошный. Ледяной ветер тоннеля, бьющий в лицо.

– Кай… – очень-очень тихо, практически одними губами. – Немчинов рассказывал, что на перегоне от «Марксистской» до… следующей станции, – Тим забыл название и никак не мог вспомнить, – поселилось зло.

– А то я не в курсе, – фыркнул тот и подтолкнул Тима к лестнице.

Пальцы сомкнулись на холодном металле, в голень уперлась первая перекладина, и Тим немедля поставил на нее стопу.

– Быстро, – требовательно сказал Кай и подтолкнул его в спину.

Потом он долго лез вверх, прислушиваясь к тишине и гоня подальше мысль о том, что остался в одиночестве. Кая он ощущал едва-едва. Если тщательнее вслушивался в тишину, мог уловить случайный стук подошвы по металлической перекладине или более шумный, чем обычно, вздох.

Мгновенный страх скрутил внутренности на миг, стоило руке ухватиться за пустоту. Пара мгновений для осознания – впереди ровная площадка, еще один секретный путь – и он перебросил тело на жесткий бетонный пол, растянулся на нем, чувствуя приятное тепло, разливающееся по мышцам. Сталкер забрался следом; вспыхнул блеклый синий огонек.

– Вставай, пойдем.

Парень подчинился. Спать пока не хотелось, слабость не спешила набрасываться, и чувствовал он себя как прежде, хотя осознавал, что избит и голоден.

– Стоим, переодеваемся.

В неприметной нише обнаружились две абсолютно идентичные с виду спортивные сумки: черные, с синей диагональной полосой. Тим уже видел одну из них, когда сталкер, оставив его в убежище, отправился наверх. В первой лежали черный комбинезон и противогаз, обзорное стекло в котором представляло собой широкий экран, а не привычные очки. В таком в принципе не должно быть мертвых зон. По бокам располагались фильтры для дыхания. Затем Кай выудил оттуда же округлый черный шлем и фонарь с длинной серебристой ручкой. На самом дне лежали перчатки из толстой кожи и небольшой рюкзак, в который сталкер немедленно засунул свою куртку.

– Держи, – он достал из рюкзака матово-черную банку с маслянистой мазью, не имевшей запаха и цвета, и сначала сам натер ею кисти рук и лицо, а затем передал ее Тиму. Тот, конечно, понимал – в городе более сильная радиация, чем в его поселке, и нужно сделать все возможное, чтобы не подхватить лучевую болезнь, не облысеть и не загнуться в течение ближайшего года или нескольких месяцев, – однако четкие, выверенные до автоматизма и вместе с тем лениво-небрежные движения Кая завораживали и воспринимались замысловатым ритуалом, не более.

– Наверху – ранняя ночь. А днем туда лучше вовсе не соваться, если не желаешь покончить жизнь самоубийством в извращенной форме. Однако родной и привычной темноты там нет и в помине. Автомат держи на изготовку, заметишь движение, даже если не уверен, стреляй – потом разберемся. На поверхности экономить патроны – последнее дело. От меня не отставай, ни о чем постороннем не думай, упаси тебя вышние силы разглядывать местные красоты или потакать любопытству, – скороговоркой, будто каждодневно раздавал подобные инструкции по десятку раз, проговорил Кай и, усмехнувшись, заметил: – Но, кажется, мои предупреждения лишние, ведь ты тоже сталкер.

– Но не в Москве, – возразил Тим. – У нас все гораздо проще, и пусть не в самый полдень, но в сумеречные дни, ближе к утру или к вечеру, вполне можно выйти. У нас из мутантов – одни волкодлаки. Остальные – мелочевка, не стоящая внимания. Наши псы легко с ней справляются.

– Вы сохранили собак?..

Тим кивнул.

– Ну, вот и отлично, значит, я не учу летать заново уже давно оперившегося птенца, ставшего на крыло. Однако все же постарайся не влипать в неприятности.

– Попробую.

Облачившись полностью, сталкер кивнул на один из «калашей», которые вытащил из той же ниши, и поинтересовался:

– Ты еще долго? Кого ждем?

– Сейчас.

В поклаже Тима обнаружилось все то же самое, что и у Кая, не считая черных штанов из плотной ткани и такого же цвета водолазки. Размер и рост подошли идеально.

В конце недлинного коридора обнаружилась железная дверь с мутным квадратным окошечком вверху, через которое ничего не удалось бы рассмотреть при всем желании. По центру было врезано ржавое металлическое кольцо.

– Я уже видел такую дверь, – заметил Тим. Почудилось, сейчас Кай отворит ее, и они окажутся в том самом тоннеле – прямом и ровном, ведущем домой или к смерти, притаившейся по дороге.

– Метро часто сообщается с канализацией, – бросил через плечо Кай, ухватился за кольцо и с явным усилием повернул.

– Ага. И с метро-2, – блеснул знаниями парень. О второй, секретной системе подземного сообщения он слышал на «Маяковской», да и шли из поселка в столицу они не просто по тоннелю, а по путям. Когда-то по ним ходили поезда из Москвы и обратно. Возможно, поселок даже не являлся конечным пунктом назначения.

– С катакомбами тоже, но об этом как-нибудь в другой раз: у костра за чайком.

– Напугать боишься?

– И это тоже, но сейчас просто некогда. Дойдем, тогда и наговоримся.

– У меня есть вопросы, – предупредил Тим.

– Даже не сомневаюсь! – Кай налег на дверь, и та, натужно скрипя, поддалась. Дряхлый механизм утопил ее в стену. – За мной, и тише, – приказал сталкер и первым ступил во тьму. Электрический фонарь он повесил на пояс и пока и не подумал зажигать. Тим на этот счет не получил никаких рекомендаций, но решил поступить так же, тем паче мрак здесь оказался менее плотным, а вскоре поредел до сумерек. Костюм радиационной защиты мало чем напоминал тот, привычный, который носил Тим: казался легче, но слегка сковывал движения, не позволяя перемещаться с достаточной скоростью и свободой.

«Предпочтение отдано защите от радиации, – догадался парень. – Москве досталось сильнее, здесь с голым задом, то есть в обычной одежде, не побегать, даже если очень приспичит».

Декорации поменялись. Коридор, по которому они шли, ничем не напоминал оставшееся внизу метро. Кабели не проходили по стенам. Неровную кирпичную кладку из красного кирпича местами расцвечивала желтая светящаяся плесень, а иногда – ядовито-зеленая. Ближе к поверхности – а пол поднимался вверх под заметным углом – стали встречаться бирюзовые и ярко-малиновые разновидности. Когда Кай проходил мимо одной такой, плесень пришла в движение, потянула вслед за сталкером тонкие хоботки с утолщениями на кончиках.

– Кай!

– Вперед и с песней! – фыркнул тот, но, несомненно, заметил проявленный к нему интерес. – Вот такая у нас нынче флора. Наверху встречаются и более экзотичные виды… и опасные.

Тим кивнул и приостановился, разглядывая плесень. Та пошла волнами, затрепетала, заколыхалась, словно польщенная вниманием, потянулась в ответ. Одно из утолщений лопнуло, и парень вскрикнул от неожиданности, отшатнувшись. На него уставился самый настоящий человеческий глаз: с расцвеченным алыми сосудами белком, светло-серой радужкой и круглым черным, судорожно пульсирующим зрачком.

– Твою мать… – проговорил Тим и, ускорив шаг, поспешил догнать ушедшего вперед сталкера.

– Быстрее, горе! – Кай весело хохотал, сливаясь с тенями впереди. Фонарь он так и не включил. Тим давно заметил: там, где возможно, сталкер обходился без дополнительного освещения. Видимо, привык не демаскировать себя понапрасну. Если бы не голос, парень нипочем не нашел бы его. Когда же наконец догнал, Кай резко развернулся, ухватил его за плечо и приблизил свой противогаз к противогазу Тима: экран к экрану. – Значит, так, – сказал серьезно, очень тихо и отчетливо проговаривая каждый слог: – Если ты и дальше будешь залипать на всякой ерунде, мы никуда не дойдем.

– У нее… глаза! Представляешь?!

Однако его восклицание не заставило собеседника проникнуться, скорее наоборот: Кай разозлился сильнее, пусть и не выказал этого, лишь голос стал глуше.

– А библиотекари могут подражать человеческой речи. Собрался с ними разговаривать?! – он повысил тон, и эхо подхватило, усилило и многократно повторило слова. И снова шепотом: – Огромные, грузные твари с большими руками, которые часто используют при ходьбе. Хотя в основном перемещаются на двух задних лапах, шагая вразвалку, ловко и неслышно.

– Как ты…

– Я тебя на дуэль вызову за подобные сравнения, – пообещал сталкер, но, похоже, слегка оттаял. – Они способны не только мыслить, но и просчитывать тактику во время атаки и защиты, повторять человеческую речь и даже запоминать куски текста из книг. Ты только представь: заходишь в Ленинку и вдруг слышишь монолог Чацкого.

Тим фыркнул и покачал головой. Верилось с трудом. С другой стороны, он уже видел такое, чего и предполагать ранее не мог. Почему бы и не существовать в столице разумным… Нет! Все-таки полуразумным мутантам?

«А судьи кто? – процитировал Кай громким, хорошо поставленным голосом. – За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима, сужденья черпают из забыты́х газет времен очаковских и покоренья Крыма; всегда готовые к журьбе, поют все песнь одну и ту же, не замечая об себе: что старее, то хуже. Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?»

Слова поплыли по коридору, усиленные акустикой, зазвенели и рассыпались по потолку, многократно были повторены эхом, дрожью пробежали по спине.

Тим представил: случись волкодлакам заговорить так, он, наверное, не сумел бы в них стрелять, а застыл бы на месте, опустив оружие, и хорошо, если не раскрыв от удивления рот. И разумеется, оказался бы загрызен, разорван на куски и сожран.

– Такова сила искусства, – усмехнулся Кай нарочито беспечно. – На того, для кого оно создано, оказывает сильнейшее воздействие и способно убить, очутись в лапах всякого рода нечисти.

– Ты… не слухи мне пересказываешь? Видел лично?

– Кто же из сталкеров Полиса хоть однажды не поднимался в Библиотеку имени Ленина? – ответил Кай вопросом на вопрос.

– И как выбрался?

– Любые громкие звуки раздражают и привлекают библиотекарей. Потому лучший способ не встречаться с ними – вести себя очень тихо. Тварь колоссально вынослива, тридцать автоматных очередей в туловище выдерживает с легкостью и не один десяток – в голову. На морду лица – кстати, ничего забавного в этом словосочетании нет, поскольку вполне для этого мутанта подходит, – библиотекари схожи с людьми. Они походили бы на нас с тобой, если бы в близких предках затесались акулы.

– Какая же там пасть… – прошептал Тим с восхищением и ужасом.

– Выдающаяся. Ты все еще намерен познакомиться с фауной столицы как можно ближе?

– Нет, но…

– Что «но»? Вдруг они разумны?! Глупый мальчишка! – резко отстранившись, воскликнул Кай. – Каннибал, который тебя чуть не сожрал, тоже умел говорить. Причем, поверь мне, много и увлекательно.

Парня передернуло от отвращения при одном лишь упоминании.

– Исследователь внезапно в душе проснулся? – участливо спросил Кай, снова меняя интонацию голоса.

– Есть немного, – признался Тим.

– Величайшая слабость и спасение человечества заключаются в его способности к любопытству, – проговорил сталкер, тяжело вздохнув, и тотчас же рявкнул: – Ну так засунь своего внутреннего исследователя обратно! Хоть в задницу! – и уже спокойно и даже занудно: – Эта плесень хоть неопасная. По предположениям моей знакомой, занимающейся новыми видами, населяющими Москву, питается остаточным теплом, которое выделяют все… нормальные живые организмы. Безвредна, ни на кого не нападает, еще и дорогу освещает. Полезная во всех отношениях дрянь. Но есть другие, иной раз очень красивые, которые схомячат тебя и не поморщатся. Это ясно?

– Да…

– Громче!

– Так точно! – гаркнул Тим.

– Хорошо, – одобрил шепотом Кай и отвернулся.

– Извини.

– Не за что. Пойдешь за мной и смотри – без самодеятельности, – откликнулся сталкер так, словно делал спутнику огромное одолжение. Впрочем, так и было.

– Обещаю.

Кай фыркнул, не слишком поверил, но, более не отвлекаясь, быстро пошел по коридору. Тим постарался не отставать.

Оказавшись в круглом колодце, Кай уверенно схватился за скобы, вмонтированные прямо в стены, и полез наверх. Тим направился следом, затормозил, достигнув вершины. Сталкер некоторое время возился с круглым люком и наконец, отодвинув его в сторону, махнул рукой.

– Ночь обернула в невидимый саван лица домов и порывы души, – проворчал Кай себе под нос, но Тим услышал.

На поверхности стояли сумерки. Солнце уже скрылось, а луна еще не поднялась из-за ближайших домов, смотревших на пришельцев из подземелья пустыми глазницами окон – зловеще, отрешенно, холодно. Лишь на западе все еще висела оранжевая дымка отгоревшего заката. Они выбрались из канализационного люка, который Кай не преминул немедленно задвинуть обратно, посреди широкой улицы. Раньше по ней ездили автомобили, несколько обгорелых остовов застыли вечными памятниками почившему автопрому былых лет. Тим не собирался вглядываться, но, кажется, за рулем ближайшей машины сидел иссушенный труп. Дорожное покрытие вспучилось, словно снизу его пропахали исполинские корни. Ветер гнал по нему мусор. Из широких трещин в асфальте тянулось нечто маслянисто-черное, пузырящееся, но не могло выбраться на поверхность. По крайней мере, пока.

Тим вздрогнул. Кай ухватил его за плечо, сжал чувствительно, но не причиняя боли.

– Все внимание на меня, минимум – на достопримечательности, – скороговоркой приказал он. – Сейчас я – твои глаза и органы чувств. Останавливаюсь я – замираешь и ты. Резко вскидываю руку – падаешь на землю.

– Принято.

Из-под маски противогаза донеслось скептическое фырканье и язвительное:

– Идем, раз так.

И они пошли по этой широкой улице, держась вблизи зданий, но не подходя вплотную к стенам. Парень действительно старался смотреть только на своего проводника, но не мог не замечать творящегося вокруг.

Для живших здесь людей катастрофа не стала неожиданностью. Их предупредили, и целые толпы устремились к ближайшему входу в метрополитен. По пути попадались вбитые в грязь поломанные детские игрушки, коляски, какой-то мусор, которому Тим не находил не только применения, но и названия. В воздухе висели звуки: совершенно непривычные, чуждые, порой чудовищные. Время от времени долетавшие до него шорохи заставляли передергивать плечами, ежиться и вцепляться в автомат мертвой хваткой. Но несмотря на это, дышалось легко, совсем иначе, нежели под землей, и чувствовал себя Тим гораздо увереннее, чем в вечном мраке тоннелей метрополитена. Он находился в своей стихии, пусть и в городе, в котором никогда не хотел бы жить.

Над крышами взошла луна. Серебристые лучи ночного солнца подсветили дорогу, а тени сделали непроглядно черными, напитали их жизнью, заставляя шевелиться. Тим поежился, оглядываясь на одну такую, но стрелять пока повременил.

– У кого-то в анамнезе ужас перед тоннелями, а у тебя, как я погляжу, расцветает буйным цветом страх городских трущоб?

– Не совсем так… просто…

– Тс-с!.. – Кай резко дернул плечом и, прислушавшись, заявил: – Нет здесь никого опасного, лишь падальщики, но мы ведь загибаться пока не собираемся?

– Я-то уж точно, – пробормотал парень.

– Ходу.

Впереди прямо поперек улицы валялся квадратный предмет явно искусственного происхождения. Тим посматривал на него с опаской. Через сто шагов, впрочем, он понял, что это такое: на боку лежал холодильник в на удивление хорошем состоянии. Луна серебрила его, отражаясь в матовых бортах.

«Наверное, местные сталкеры вытащили из какой-нибудь квартиры и несли к входу в метрополитен, – решил Тим, – но оказались слишком беспечны».

Проверить предположение вряд ли бы вышло: от неудачников не осталось и намека.

«Странно лишь, что бытовой прибор еще не прихватил кто-нибудь похозяйственнее», – подумал парень и вздрогнул: сердце сжалось в груди, а затем забилось, как при быстром беге. Кольнуло в правом виске, и он машинально потянулся дотронуться до очага боли. Кай резко остановился, вскинув руку. Тим упал раньше, чем осознал движение, сталкер же откатился в сторону, прижавшись спиной к бордюрному камню, сдернул с плеча автомат. В тот же миг сомнительную тишину погибшего города разорвал пронзительный клекот-курлыканье неведомой твари.

Привычно зацокали выстрелы – не оглушительно, как в метро, а четко, почти по-родному. Выпустив в воздух пару очередей, Кай снова кинулся в сторону, и Тим глазам не поверил: там, где только что лежал сталкер, асфальт процарапали исполинские когти, раскололи и высекли искры из бордюрного камня. Он дернулся было, но воздушная волна ударила сверху, прибив к земле, несколько раз звонко хлопнули по воздуху крылья.

– Не двигайся – не увидит!

Как Кай умудрялся стрелять, уворачиваться от когтей, при этом еще и следить за ним, оставалось загадкой. Тем более нападающих тварей – настоящих драконов – было две. Они пикировали на сталкера, пытаясь ухватить, поднять в воздух, а затем скинуть с высоты или просто заклевать. Птицы когда-то произошли от динозавров, так отчего бы им не подвергнуться обратной метаморфозе?

Кай пока держался, действовал быстро, предугадывая, куда в следующий миг придется атака, но уже начинал уставать. Выстрелы если и поражали цель, то не наносили особого вреда. Впрочем, создавалось впечатление, будто сталкер не попадал специально, отгоняя, раззадоривая, но не причиняя вреда намеренно, создавал возню и шум. Только вряд ли поблизости оказался бы некто, способный прийти на помощь.

Тим чуть пошевелился. Упал он не совсем удачно, ощутив под собой несколько острых камней. Теперь они впивались в тело сквозь слой ткани и костюм радиационной защиты.

– Не смей! – Кай с легкостью перекрикивал выстрелы и клекот тварей, а может, все дело заключалось в том, что внимание Тима по-прежнему концентрировалось лишь на нем.

«Хорошо-хорошо, я не смею, – ответил он мысленно, – только бесконечно так продолжаться не может. А когда погибнешь ты, я не проживу и пяти минут в этой преисподней».

– Скоро все закончится!

Словно подтверждая его слова, по асфальту пробежала исполинская тень. Поначалу показалось, туча заслонила луну, но то были крылья – огромные, черные. Спустя мгновение прозвучал настолько громкий рев, что заложило уши, и Тим, невольно зажмурившись и напрочь забыв о неудобстве, вжался в асфальт, пытаясь слиться с ним в единое целое. Сверху обрушилась воздушная волна, с легкостью оторвала от камня, приподняла и покатила, шмякнула о стену дома, вышибив из легких остатки воздуха вместе со стоном. В голове зазвенело, но визгливый отчаянный вопль одной из первых тварей парень различил с легкостью.

– Кай?

Когда он открыл глаза, сталкер, словно ничего не опасаясь, стоял посреди улицы, купаясь в лунном свете, и смотрел в небо: удивительно чистое, звездное.

– Как океан объемлет шар земной, земная жизнь кругом объята снами.

– Тютчев? – предположил Тим.

– Угу, ну не я же, – хмыкнул Кай и велел: – Поднимайся. Теперь где-то полчаса можно не опасаться, делая лишний шаг, но поглядывать по сторонам все же стоит.

– Что… кто это был? Дракон?

– Дракон… – усмехнулся сталкер. – Пожалуй. Второй – так точно.

– А если серьезно?

Кай повел плечом и взглянул на него. Полный тоски крик раздался из-за облаков – первый небольшой дракон оплакивал подругу.

– В Москве водились преимущественно голуби, воробьи, вороны, однако встречались и соколы – гнездились на шпиле Университета имени Ломоносова. И это не говоря о зоопарке, в котором содержались экземпляры покрупнее. Размах крыльев и у обычного, прежнего орла составлял около двух с половиной метров, представь, в какую тварь он мог выродиться.

– Лучше не буду.

– Правильное решение, – сказал Кай, одобрительно хмыкнув. – Идем. Время терять точно не стоит.

– Пошли…

Из разбитых окон на первых этажах зданий вслед им тянулись стебли, листья, прекрасные бутоны экзотических форм и ярких, не сочетающихся между собой расцветок. Некоторые из представителей флоры наверняка были сродни светящейся плесени – на таких Кай не обращал внимания, – но имелись и другие.

Чудом уцелевшее стекло в ближайшем окне осыпалось миллиардами алмазных брызг. Выметнувшееся из него щупальце устремилось к Каю. Тим не успел крикнуть, предупреждая, сталкер молниеносно выхватил мачете, которое в тоннелях обычно носил на бедре, а теперь перевесил ножны, закрепив на костюме радиационной защиты. Лезвие победно блеснуло, отсекая большой кусок. Обрубок извивающейся змеей упал к ногам, истекая ядовито-желтой жидкостью, испаряющейся фиолетовым дымком.

– Гадость какая, – пробормотал Тим и обошел его по широкой дуге.

– Хана герани, – сталкер коротко хохотнул.

Миновали, наверное, с полкилометра, пока на них не напали вновь. На этот раз не повезло Тиму.

К своему стыду, он не сообразил, что произошло. Тварь притаилась на балконе третьего этажа. Небольшая и зубастая, она пряталась за перилами, а затем, мимикрируя под светло-оранжевый цвет стен, поползла вниз. Она была осторожна, практически невидима, медленна. Парень и не осознал, что происходит, когда его сначала деликатно тронули за локоть, потом за плечо, принялись разворачивать…

Грянувший в ночи одиночный выстрел отбросил тварь метров на пять. Она изменила цвет, став ярко-красной в бледно-зеленую крапинку, и зашипела. Тим отшатнулся, обозревая гигантского таракана размером с волкодава.

– Тапка на тебя нет, – вздохнул Кай, обращаясь к твари и передергивая затвор автомата. – Тим, отойди с линии огня, будь так добр.

Тот поспешил исполнить просьбу. Хитин быстро лопнул под градом пуль, а потом на асфальт полез фарш из внутренностей. Сталкер перестал стрелять, развернулся на каблуках и, не оборачиваясь, направился дальше. Тим счел за лучшее поторопиться, догоняя его.

Наземное убежище Кая находилось в просторном двухэтажном особняке, островком былого благополучия, притаившемся в разрушенной, опустошенной, озлобленной столице. Черные, без единой трещинки стены; мраморные ступени; круглое крыльцо; забранные толстой витой решеткой с навесным замком железные двери, еще один замок на которых был кодовый. И ни одного окна, сколько бы Тим ни пытался их разглядеть.

– Моя черная башня, – сказал Кай, доставая ключ. Первый замок поддался легко, когда же сталкер вводил шифр – то ли специально, то ли по привычке встал так, чтобы подсмотреть не удалось. – Добро пожаловать.

Войдя, они попали в небольшую комнатку, полностью выложенную серым кафелем. В ней Кай, нажав несколько кнопок, устроил им самый настоящий душ. Вода лилась не только сверху, но и с боков, и даже снизу.

– Что ты делаешь?! – воскликнул парень, когда в следующей комнате сталкер принялся разоблачаться.

– Желаешь и дальше ходить в скафандре? Дело твое, конечно, но здесь абсолютно безопасно, – сказал тот и указал в сторону небольшого прибора, висящего на стене, – счетчика Гейгера. – Проверь, не стесняйся.

Можно было, конечно, пустить все на самотек, но Тим не стал: подошел, включил. Раздался треск, по небольшому прямоугольному экрану забегали цифры.

– Природный радиационный фон до катаклизма составлял от четырех до двенадцати микрорентген в час. Безопасный уровень радиации – до шестидесяти микрорентген в час, – проинформировал Кай и поинтересовался: – Сколько?

– Полтинник.

– Что и следовало доказать.

Внутри было чисто. Никакой разрухи. Никто отсюда не бежал в спешке. Мебели практически не было. За дверями из светлого дерева скрывались комнаты. Тим насчитал четыре внизу. Минуя их все, Кай поднялся наверх.

На отделанных пластиковыми панелями стенах крепились картины. На одной виднелся город, но не Москва: слишком много небоскребов, да и к тому же целых три луны на небосклоне. На другой спорил с ветрами парящий над бушующим океаном дракон. На третьей меж планет и звезд летел парусник. Тим долго всматривался в них, пока Кай не позвал его.

Широкая мраморная винтовая лестница увела на второй этаж. И на ней тоже висели картины.

– Не тушуйся. Мой дом – твой дом. – Кажется, настроение у сталкера улучшилось.

Весь второй этаж представлял собой огромный зал: уютный, несмотря на исполинские размеры. Три кресла, два дивана, кровать казались игрушечными в этом пространстве. Оставалось лишь удивляться, почему оно не давило, а наоборот, поддерживало и успокаивало, защищало от враждебного города снаружи. Две дальние стены были отданы стеллажам под книги. Те, которым не хватило места, стопками лежали у стен.

– Ты живешь здесь один?

– А незаметно? – усмехнувшись, спросил Кай. – Я тот еще волк-одиночка. К тому же с моей профессией иметь слабости в виде близких – непозволительная роскошь.

– И как же ты тогда справляешься с тоской и одиночеством?

– Никак. Я не имею к ним предрасположенности, – заявил сталкер и, кивнув на кровать, пояснил: – Скоро тебя неудержимо потянет в сон, а я терпеть не могу таскать на руках кого бы то ни было. На кровати тебе будет гораздо удобнее.

Сам он расположился в глубоком кресле – черном, как и вся остальная мебель. Кай, похоже, предпочитал этот цвет любому другому. Светлый пол и кремового цвета штукатурка на стенах, впрочем, не позволяли обстановке казаться мрачной. Синие гардины на фальшивых окнах привносили яркость.

– Спрашивай. У тебя, должно быть, накопилось немало вопросов.

Тим кивнул и задал главный из них:

– Почему ты вернулся?

– Я?! – Кай весело рассмеялся. – Даже и не думал.

– Хочешь сказать, снова по случайности? И зачем было вызволять меня из клетки в таком случае?

Сталкер чуть склонил голову к плечу, вскинул левую бровь.

– Случайность? – протянув слово так, будто пробовал его на вкус, проговорил он. – Она, несомненно, имела место быть, но ты ошибаешься, если думаешь, что я явился за тобой по доброте душевной. Ты не дождался меня. Сам факт этого снимал с моей совести любую ответственность за твою дальнейшую судьбу.

– Тебя собирались выследить и убить, – заметил Тим, стараясь не показывать, что задет.

– Меня пытаются, – Кай интонационно выделил последнее слово, – выследить и убить уже довольно давно. Как видишь, я мило с тобой беседую и погибать не намерен. – И, посерьезнев, все же сказал: – Тебя заказали.

– Убить?..

Холодок прокатился по пищеводу и устроился где-то в желудке, но страха не было. Тим не сомневался и в том, что от Кая не сумеет ни сбежать, ни противостоять ему. Тихая смерть ходит бесшумно и не промахивается.

– Н-да… – устало протянул Кай и прикрыл глаза правой рукой, пробарабанив по деревянному подлокотнику ногтями левой. – Сложно с тобой, Тим. Твоя амнезия прогрессирует и ты позабыл обо всем, о чем я рассказывал совсем недавно?

– Нет… – Тим растерялся. – Просто…

– В метрополитене существует очень мало людей, чьим словам следует верить. Я имею честь являться одним из них и действительно не убиваю тех, кто не заслуживает этого. А ты не заслуживаешь смерти.

– Даже если посулят очень многое?

Кай театральным жестом обвел зал и спросил:

– Думаешь, мне чего-нибудь не хватает?..

– Нет, – пристыженно ответил Тим.

– А второй такой человек, пусть я и не жалую его, очень просил вызволить тебя с «Марксистской». Знал, зараза, к кому обращаться, а еще – что никто иной с подобной задачей не справится. Думаю, остальные свои вопросы можешь приберечь для него, – Кай говорил ровным, хорошо поставленным голосом, выглядел отрешенным, но был уязвлен.

– Извини, – попросил парень.

– Ах, было бы за что! – хмыкнул сталкер. – Истину говорю: того, кто первым же делом не заподозрит меня невесть в чем, позову в ученики.

– Уверен, таковой появится, – от чистого сердца пожелал Тим.

– Пока не появился, – сказал Кай. – И, признаться, к лучшему. Я все же убийца. Не думаю, будто столь доверчивому типу будет легко овладеть моим ремеслом.

– Я тоже убийца, Кай. И в отличие от тебя не несу никакого возмездия.

– Вот как? – произнес тот равнодушно. – И кого же ты отвел за грань?

– Своих лучших друзей.

Кажется, сталкер выдохнул, затем махнул на него рукой и уставился в потолок.

– Ах, ты об этом…

Тим прикусил губу от досады.

– Неужели ты все же рассказал мне не все о своем путешествии в столицу? Неужто самолично застрелил их или свернул шеи? – язвительно поинтересовался Кай.

– Все, кто пошел со мной в Москву, мертвы! Этого достаточно! – воскликнул Тим и добавил: – По моей вине. Если бы…

– Да кабы. Первостепеннейшая ахинея!

– Но…

– Не терплю самоистязаний на ровном месте. По-моему, им могут быть подвержены лишь латентные мазохисты, – перебил его Кай, выплюнув слова сквозь зубы. – Как думаешь, если ты сейчас упадешь с постели и раскроишь свою глупую, наивную башку, я стану горевать?

– Ты? – переспросил парень. – Наверное, нет.

– А почему?

Тим уже было открыл рот, но Кай опередил его:

– Только не говори, будто я слишком жесток или мне по роду деятельности положено, – обижусь.

– Вовсе не собирался.

Кай тяжело вздохнул, окинул его усталым взглядом и принялся объяснять спокойно и медленно, словно ребенку:

– Идти за мной или нет – являлось твоим и только твоим выбором. Я мог позвать, а дальше – твое дело. Конечно, напади на нас кто-либо, я не ушел бы, не бросил, но брать на себя ответственность за твою судьбу, каждый твой чих или шаг – нет уж, уволь.

– Ты и не ушел, когда напали твари, – напомнил Тим.

– Не важно, – отмахнулся сталкер. – Ты ведь предлагал идти в Москву не только этим двоим?

– Не только.

– Тем более. Значит, они так решили сами. Тот, кто отказался или хотел остановить, – по-другому. Ты ни при чем, сколь бы ни хотелось считать иначе. Сильнейшее искушение – возомнить себя всемогущим, ты уж мне поверь. Однако истина заключается в том, что чужая смерть от тебя не зависит. Скажу больше, она не зависит и от меня: того, кому на роду написано утонуть, не застрелишь. Самоистязание же – сильнейшая дрянь в любом случае, что бы ни глаголили адепты исчезнувшей религии.

– Ты о чем?

– О всяких заповедях и утверждениях: дескать, душа очищается в страданиях. Мерзость еще та, преследующая единственную цель: управление толпой.

– Немчинов говорил иначе, – Тим не хотел, но почему-то произнес это вслух.

– Слушай его больше, – фыркнул Кай, – еще и не то расскажет. Прирожденных манипуляторов хлебом не корми, дай посеять сомнения, комплексы, терзания в чужой душе. Они делают подобное даже в отношении людей, к которым очень неплохо относятся.