Глава 13
В день перед операцией я открыл Рыжему свой план, и у моего компаньона глаза полезли на лоб.
– Ты хочешь грабануть Капитана? – изумился он. – Твою ж мать! Это пипец рискованно. Ты понимаешь, что будет, если Капитан прознает?
– Поэтому я и предпочитаю поменьше болтать, – ответил я.
Мы сидели в кабинете. В зале за стеной до сих пор шли работы, но уже менее чем через неделю я планировал открыть заведение.
– И как ты хочешь это сделать? Ты уверен, что там оружие? В конце концов, куда его продавать собираешься?
– Спокойно. Не тараторь. Нам нужно встретиться с твоим Лаврентием Сергеевичем, и я расскажу о своей задумке. Хранить будем в заброшенном лагере. А по поводу последнего… В Нижнем у меня кое-какие связи есть – разберусь.
Рыжий почесал затылок. Чувствовалось, что ему непросто идти против местной банды. Боится.
Тут в коридоре раздались шаги. Чёткие, быстрые. Я насторожился. Первым делом подумал, что полиция. Дверь распахнулась. На пороге стояла Катрин.
Она была одета в свою дорожную кожанку, как и в тот день, когда мы едва справились с похитителями. На плече висел карабин, на поясе, в кобуре – револьвер.
Рыжий так и замер, уставившись на девушку. Да и я тоже: кого угодно ожидал сейчас увидеть, даже самого Капитана, но только не её.
– Так, ты пошёл отсюда, – велела она Рыжему.
– Чего ты тут делаешь? – только и смог вымолвить я.
Рыжий спешно ретировался. Тут все понимали: если человек увешан оружием с ног до головы – значит, он либо полицейский, либо военный, либо боярский дружинник. Ни на полицейского, ни на военного Катрин не походила. Оставалось – последнее. А когда боярский дружинник что-то приказывает, самое разумное, что может сделать простолюдин – поскорее исполнить это, не задавая вопросов.
– Неплохо устроился, – сказала Катрин, осматриваясь и присаживаясь на стул, на котором прежде сидел мой компаньон. – Времени, гляжу, даром не терял.
– Время – деньги, – ответил я. – Не ожидал тебя увидеть. Как ты меня нашла?
– Это было несложно. Я ж знаю, где живёшь. Ольга сказала, что ты – здесь. Дела в гору идут?
– Так. Помаленьку. Хочу заведение открыть спортивное.
– Сам решил, или посоветовал кто? Впрочем, неважно. Я к тебе с вестью. Плохой вестью…
– Я уже знаю, – я сделал печальное выражение лица, пытаясь изобразить скорбь по матушке, которую ни разу в жизни не видел. – В газетах писали. Но как это произошло? Почему?
– Барятинские утверждают, что это была остановка сердца.
– А на самом деле?
– Мы полагаем – убийство. Вначале твой дед решил убрать тебя, потом, через месяц – твою матушку.
– Но зачем?! Ты мне объяснишь, что за хрень вообще творится? В Нижнем какая-то война идёт, пишут, что глава вашего рода погиб. Может, расскажешь, наконец? Мне надо знать правду.
– Спокойно, Миш, – мягко сказала Катрин. – Всё расскажу. Для этого я здесь. Секреты хранить больше не имеет смысла. Дед твой считает, что ты незаконнорожденный, что матушка твоя согрешила, и понесла тебя от простолюдина. Вы оба для него – пятно позора на роду. Он ждал, пока тебе исполнится семнадцать, и ты официально перестанешь быть частью рода, чтобы не пошло лишних толков. Но как видишь, всё обернулось иначе.
– Но какой смысл меня убивать, если я всё равно больше не принадлежу роду? Какое теперь это имеет значение?
– Ты же знаешь своего деда: он человек старой закалки. Для него это позор, а позор можно смыть только кровью.
– Да-а-а, – протянул я, – Как всё сложно, оказывается. И что, это правда? Я действительно незаконнорожденный?
– Твоя матушка всегда это отрицала. Но и Барятинские, и Птахины уверены, что это так. Говорят, в том месяце, после которого она обременилась тобой, Елена Филипповна отдыхала в Крыму. А когда в десять лет у тебя не проявились родовые черты, и ты не смог овладеть чарами, твоему деду стало окончательно понятно, что ты – не потомок рода.
– Так себе новости, скажем. Печальные.
Моя рука лежала на столе, и Катрин заботливо взяла её:
– Понимаю, тебя тяжело сейчас, – сказала девушка. – Впрочем, изгнание ты пережил, а это было гораздо труднее. Как сам вообще?
– Да так. Неплохо. Старую жизнь иногда вспоминаю, тоскливо становится немного, – тут я не соврал. Я действительно до сих пор не мог избавиться от воспоминаний о своём мире, который теперь казался лишь сном.
– Признаться, удивлена, что ты так быстро освоился. Елена Филипповна была уверена, что тебе тяжело придётся.
– И поэтому засунула меня в эту дыру? – усмехнулся я.
– Это идея Филиппа Андреевича. Матушка твоя ничего не могла поделать. Она пыталась упросить его, чтобы я присмотрела за тобой первое время, но Филипп Андреевич не позволил, сказал, пусть сам жить учится. Не ошибся: тебе и правда на пользу пошло.
«Если бы, – подумал я. – Не то Михаилу на пользу пошло, совсем не то…»
– Ладно, это дела прошлого, – сказал я. – Дальше-то что? Мой дед знает, что я жив? Мне грозит опасность? Что произошло в Нижнем?
– Когда умерла Елена Филипповна, мы с наёмниками Бобриковых предприняли атаку на ваше имение. Мы обстреляли дом, но старик Барятинский ударил воздушной волной. Филипп Андреевич и его старший сын шли в авангарде и погибли, не успев поставить защиту. Кое-какая техника пострадала. Нам пришлось отступить.
– И сколько это будет продолжаться? До полного истребления?
– Не знаю, Миш. Вопрос этот не ко мне. Государь вмешался, требует прекратить вражду. А оставшиеся Птахины жаждут мести. Я не думаю, что тебе грозит опасность. Но будь осторожнее. Молодой Загорский – друг семьи Бобриковых, а никто не знает, как далеко может зайти твой дед.
– Весело у вас…
Катрин полезла за пазуху и извлекла оттуда упитанный конверт. Положила передо мной.
– Вот зачем я здесь, – сказала она. – За неделю до своей кончины Елена Филипповна вручила мне его. Словно чувствовала… Хоть и не верила, что Барятинские поступят подобным образом. Просила отдать тебе, если с ней что-то случится.
Я взял конверт, задумчиво повертел в руках:
– Там ответы?
– Надеюсь. Что ж, пожалуй, мне пора.
– Подожди. Просьба есть. У тебя есть на примете люди, кому можно продать небольшую партию оружия? – спросил я прямо.
На лице Катрин было написано недоумение.
– Ты во что ввязался? – спросила она строго. – Откуда у тебя оружие?
– Пока не откуда. Это так на будущее. Вы же ведёте войну, верно? Ну и, наверняка, среди ваших есть люди в теме.
– Не к добру ты это затеял, Миша. Зачем идёшь по такому пути? – слова эти прозвучали как-то уж очень нравоучительно.
– Деньги нужны, – пожал я плечами. – Да ты не переживай. Риски есть, конечно, но где их нет? Ты бы знала, какая ерунда тут в городе творится, и чего мне стоило выбить хотя бы этот зал.
– Ладно. Это твоя теперь жизнь. По старой дружбе постараюсь помочь, чем смогу. Сколько продать хочешь?
– Пока не знаю, в том-то и дело. Может, сотню ружей, может – две, три… Сейчас сложно сказать. Мне нужен человек, с которым могу связаться в случае необходимости. У тебя есть нужные каналы?
– Придумаю что-нибудь.
– Как с тобой связаться?
Катрин достала ручку и прямо на конверте написала адрес:
– Отправь сюда телеграмму. Как смогу, приеду сама.
Когда Катрин ушла, я некоторое время крутил в руках конверт и думал. Разборки родов меня пока мало касались, да и собственное происхождение – тоже, но всё же что-то во мне не могло остаться безучастным – я чувствовал это. Возможно, отголоски прежнего «я» не давали покоя.
От размышлений отвлёк Рыжий
– Это кто вообще был? – спросил он, с опаской заглядывая в кабинет.
– Я же говорил, связи есть.
– Ни хрена себе, связи! Да она же из боярской дружины, небось! Откуда такие знакомства?
– Это моё дело. Есть связи, и я их использую для нашей общей выгоды. Что-то не устраивает?
– Да не… Всё хорошо, я просто…
Я отослал Рыжего, сказал, что надо побыть одному. Когда он ушёл, разорвал конверт. Внутри лежали бумаги – документы на дом в Москве (она тут всё-таки была), оформленный на моё имя. Ещё там находилось длинное письмо, написанное ровным, красивым почерком – от матушки.
«Мой дорогой Миша…» – начиналось оно. А дальше шла гора информации. Оказалось, я и правда был незаконнорожденным. С отцом моим мать познакомилась ещё в юные годы. Это был военный из императорской регулярной армии, потомственный, но бедный, дворянин. На момент знакомства с моей матерью он только-только окончил офицерскую школу в звании прапорщика. Они полюбили друг друга и встречались втайне от родственников. Потом мою мать обязали выйти замуж, как и полагалось, за отпрыска боярского дома, но не смотря на это, тайная страсть не утихла, мои родители поддерживали друг с другом связь и спустя пять лет встретились в санатории в Крыму, где и был зачат я. А через десять лет после моего рождения мой настоящий отец (к тому времени уже капитан в отставке) погиб. Как именно, сказано не было, но я почему-то догадался, кто к этому приложил руку. Детей у него не осталось, зато осталась недвижимость в небольшом городке к западу от столицы. Моя мать подсуетилась и придержала тот дом за собой, а потом оформила на моё новое имя.
«Я не верю, что Барятинские пойдут на ещё одну подлость, – писала она в конце, – мой род не простит им этого. Но готовиться следует к худшему».
Любопытная история получилась. Он – бравый офицер, безземельный дворянин, она – дама из могущественного рода. Не смотря на все преграды, они продолжают любить друг друга большой и светлой любовью и встречаются в тайне от всего мира… А может быть, всё гораздо прозаичнее: нищий офицер-ловелас потрахивал время от времени влюблённую в него богатую девушку, а потом его за это грохнули.
К сожалению, дворянскую фамилию Савиных (фамилия моего биологического отца) я наследовать не мог. Зато теперь имелась собственная недвижимость в Москве – «небольшом городке к западу от столицы». И это было хорошо. Из этого определённо следовало извлечь выгоду.
Потом я задумался о природе своей силы. Откуда она? Из слов Катрин стало понятно, что у детей боярских родов к десяти годам проявлялись магические способности, а у меня – не проявились, зато сейчас возникло непонятно что. И с чем это связано? Сила унаследована мной от отца? Если нам с Катрин доведётся сотрудничать, я решил всё-таки расспросить её о чарах и своих способностях.
Этим же днём мы встретились с Лаврентием Сергеевичем. На этот раз он сам со своими двумя мордоворотами заехал в мой офис. И мы вместе с Рыжим обмозговали грядущее мероприятие. Я планировал поставить лестницу к забору в дальнем конце территории, тихо пробраться и нейтрализовать охрану, а потом открыть ворота. Рассчитывал, что груз сторожат три-четыре человека, не больше.
– Оружие-то хоть есть у вас, молодые люди? – деловито спросил Лаврентий Сергеевич.
Я ответил, что у меня имеется револьвер. А вот Рыжего и его пацанов (к нам собирались присоединиться Бульдог и Медяк) огнестрела не было.
– Короче, вы трое будете сидеть в машине, – сказал он Рыжему. – Нечего без стволов там делать.
– Какая разница? – спросил я. – Нам в любом случае нельзя стрельбу открывать. Её в городе услышат. Полиция приедет. А может, и люди Капитана сидят где-нибудь поблизости за углом.
– Молодой человек, – насмешливо взглянул на меня Лаврентий Сергеевич. – Если, пока будете лезть по кустам, вас засекут, ты предпочёл бы оказать сопротивление или с пустыми руками бегать по закрытой территории, пока тебе в зад пулю не всадят?
С его доводами было трудно спорить. А потому решили, что со мной пойдут парни Лаврентия Сергеевича.
Эту ночь я проторчал возле бывшего патронного завода. Снова в одиннадцатом часу на территорию заехала машина и уехала через несколько минут. Больше ничего не произошло, и я пошёл домой отсыпаться. Следующей ночью мы с Рыжим, Медяком и Бульдогом отправились к кузнице Лаврентия Сергеевича. Я, само собой, оделся попроще и прихватил револьвер.
Здесь, как и было обещано, нас уже ждали Лаврентий Сергеевич, пятеро парней и здоровый трёхосный паровой грузовик с тентованным кузовом. Я немало удивился, увидев знакомое лицо.
– Соловей, ты что ли? – воскликнул я. – Что ты тут делаешь?
– А то! Кто ж ещё? Я – за рулём.
– Что, приятель, тоже уволили? Как ты теперь-то?
– Да, выперли вместе со всеми, кто тогда приходил. Ну и пёс с ними. Купил вон себе тарантас. Подержанный, правда, но бегает бодро. Вожу разное. В этом месяце по деньгам вышло больше чем на заводе, а житуха в разы лучше – свобода! Ездишь туда-сюда. Прям, как и мечтал.
– А откуда Лаврентия Сергеевича знаешь?
– Так с одной улицы же! Он мне и помог заказчиков найти. Деньжат одолжил на первое время.
Доехав до заброшенного завода, мы оставили грузовик на одной из улиц неподалёку. По сигналу фонаря Соловей должен был заехать на территорию. Я же с четырьмя парнями Лаврентия Сергеевича отправился на тайную вылазку. В кузове лежала лестница, и мы, дотащив её до забора, приставили в том месте, где колючая проволока была оборвана. Я пошёл первым. Забор оказался высокий, выше двух метров. Я залез. Внизу – темнота, ничего не видно. Страшно прыгать. Но делать нечего: повис на руках, отпустил, оттолкнувшись от забора. Приземлился на ноги в густую траву. Притаился, стал ждать. Если услышат – мне хана. Я находился в противоположной от пакгауза части завода, но в ночной тишине звук прыжка мог донестись до сторожей. Прождал несколько минут – никого. Легонько постучал по забору. Следом за мной перебрались остальные четверо.
Мы повязали платки на лица, достали оружие. У двоих были револьверы, у одного – какая-то самоделка, ещё у одного – обрез охотничьего ружья. Серьёзно ребята вооружились. И тут мне стало понятно (хотя подозревать это я начал с самой первой встречи), что Лаврентий Сергеевич – не просто городской кузнец со стажем, он тоже не пальцем делан и, скорее всего, той же масти, что и Капитан, только помельче.
Ночь стояла лунная, и видимость была неплохая. Мы обогнули цех. Выглянув из-за угла, я увидел мирно дремлющего на стуле у ворот пакгауза охранника с ружьём.
Я залез на дебаркадер и подкрался, стараясь не шуметь и опасаясь, что человек вот-вот проснётся. Со всего размаха приложил его по голове рукоятью револьвера. Тот даже не очнулся, сполз со стула. Тут парни подбежали, заткнули ему рот его же кепкой и принялись вязать руки и ноги прихваченной заранее верёвкой.
Ворот было трое, в каждой имелась дверка. Подёргав за ручки, мы убедились, что заперты все, кроме одной. Я приоткрыл её, заглянул внутрь, держа наготове оружие.
В дальнем конце складского помещения, возле двери, ведущей в пристройку, громоздились ящики. Рядом стоял стол, на нём – керосиновая лампа, большая зелёная радиостанция и пара жестяных кружек, за столом дремал человек с газетой. Я хотел прошмыгнуть внутрь, но человек проснулся, взялся за лампу:
– Васька, чего ходишь? – проворчал он спросонья.
Я затворил дверь. Мы притаились у входа. Но скоро дверь открылась снова, и из неё высунулась недовольная морда, в которую тут же прилетел мой кулак. Я бил точно в челюсть, чтобы вырубить наверняка. Мужик шлёпнулся без сознания на пол, и мы вошли.
Больше в помещении никого не было. Мы подкрались к двери, ведущей в пристройку. Я заглянул в неё: на матрасах храпели двое. Мы их растолкали. Проснувшись, те были ошарашены, увидев наставленные на них стволы. Всех четырёх сторожей связали и заперли в подсобке. Теперь можно было снять с лиц платки и заняться делом.
Пока один из парней бегал к воротам подавать сигнал, я принялся осматривать ящики. Их тут было много. Открыл несколько: в одних хранились винтовки, в других – револьверы, в нескольких лежало по пулемёту – станковые, с водяным охлаждением.
Лаврентий Сергеевич, когда увидел такое изобилие, аж присвистнул:
– Если б я знал, какое тут богатство лежит… Интересно только, а откуда Капитан это взял? Не у нашего ли дворянчика спёр с завода? Своего же патрона, поди, обставляет за милую душу.
– Поэтому, наверное, такая секретность, – предположил я.
Медяк отправился сторожить ворота, а все остальные, включая меня и Лаврентия Сергеевича, стали таскать ящики в кузов. Мы занесли три ящика с револьверами, два – с пулемётами, а потом принялись за винтовки. Погрузили, наверное, ящиков сорок, когда зашипела радиостанция.
– Жека, приём, как слышишь? – донёсся голос из наушников. – Прими гостей. Сейчас у тебя человек будет. Жека, почему не отвечаешь? Вы там что, спите? Какого хрена?
Я выключил аппарат.
Мы с Лаврентием Сергеевичем переглянулись.
– Так, парни, – крикнул он. – Всё оставляем и уходим!
