Глава 33

Ну, в общем, сидит неплохо, – с сомнением произнесла миссис Кеннеди.

Флора не была в этом уверена. Но все остальное уже было готово. Привезли огромные бидоны со взбитыми сливками вечернего удоя. Потом эти желтые пенистые сливки перелили в широкие керамические миски, чтобы подать вместе с пирогами, которые должны были нарезать и поставить на стол позже, – этим занимались местные хихикающие девушки, нанятые отелем. Флора не видела Финтана и предположила, что он где-то за кухней, с поставщиками. Денег на все явно не жалели. Увидев рыбака Келвина и его парней, привезших огромное количество местных лангустинов, Флора удивленно вскинула брови.

– Да-да, понимаю, – сказал Келвин. – Жаль, что он не сказал нам раньше. У него вообще сколько денег?

– Думаю, у него все деньги мира, – ответила Флора.

Она вернулась домой, чтобы быстро принять душ, потом снова отправилась в «Скалу», где множество народа продолжало заниматься подготовкой. Она прошла в комнату, предназначенную для выступающих, и осмотрела свой старый танцевальный наряд. Флора заранее вычистила килт, постирала блузку, корсет и чулки. Туфли ей пришлось позаимствовать, ее собственные были такими поношенными, что грозили развалиться. Танцевальные туфли служат недолго.

Флоре всегда нравился этот светло-зеленый тартан. Большинство девушек предпочитали яркие цвета, в которых их сразу замечали: насыщенные синие, красные и пурпурные, привлекавшие взгляды, когда девушки кружились вместе. Но этот бледно-зеленый цвет с лифом оттенка лесной листвы подчеркивал светлые глаза Флоры, не давая им совсем исчезнуть.

– Ты тренировалась? – спросила миссис Кеннеди.

По правде говоря, Флора несколько раз репетировала – тайком, на тот случай, если братья начнут ее дразнить. Она не могла подпрыгивать так высоко, как прежде, но, как только зазвучала музыка, память мышц вернулась, и Флора сразу вспомнила все па.

Явились Иона и Айла, засмеялись, увидев Флору, – они ведь считали ее весьма светской, раз уж та жила в Лондоне, – но теперь Флора была в настоящем шотландском наряде!

– А Лондон вообще какой? – робко спросила Айла, когда они все зашнуровывали туфли. – Там ведь шумно, и там полно грабителей, и все такое?

– Да, – подтвердила Флора. – Но все равно он… прекрасен!

На самом деле она вдруг обнаружила, что из такой дали ей трудно припомнить, каков на самом деле Лондон, – точно так же трудно бывает вспомнить ощущение сильного холода, когда жарко, и наоборот. Ее ум словно стирал все то, что не относилось к простым переживаниям жизни на острове.

– Там очень много баров и разных мест, куда можно пойти, много чем можно заняться, а дома тянутся и тянутся без конца. Люди съезжаются туда со всего мира, и не только на лето, как сюда, а насовсем. Из Албании и Западной Африки, из Португалии и из таких мест, о которых вы даже не слышали.

– А ты видела каких-нибудь знаменитостей?

Флора усмехнулась:

– Я видела на улице Грэма Нортона. Это считается?

Девушки подумали и решили, что считается.

– А вы снова уедете, когда лето кончится? – спросила Флора.

Обе они пожали плечами. А что еще им оставалось? Большинству придется отправиться в Инвернесс, Обан, Абердин, Глазго или еще дальше. Хотя на остров и приезжало достаточно людей, все они были чужаками: английские чудаки, считавшие, что здесь смогут обрести новую, чистую жизнь, – это заставляло местных делать большие глаза, – или канадцы в поисках своих корней, или просто пенсионеры. Все эти люди не могли влить в местную общину свежую кровь. Как и эти девушки с их цветущей кожей и горящими глазами, они рвались в неведомые дали…

Однако сейчас все они находились в одной из задних комнат «Скалы» – где, как полагала Флора, со временем начнут проводить разные торжества или свадьбы. Комната была прекрасна. На стенах, оклеенных светлыми клетчатыми обоями, висели картины, написанные маслом, в большом камине горел огонь, везде стояли удобные диваны и кушетки. Это создавало впечатление роскоши и покоя, но за огромными пейзажными окнами открывалась невероятная пустота, только вдали, за скалами, носились чайки, то нырявшие к воде, то парившие в лучах бесконечного света.

Но девушки предпочли столпиться у дверей, наблюдая за прибывавшими гостями. Время подходило к семи часам.

Мур, затихший к тому моменту, когда все собрались на торжество, представлял собой удивительное зрелище. Женщины, привыкшие круглый год ходить в резиновых сапогах или – во время безжалостной зимы – в подбитых мехом ботинках, достали светлые платья и невероятных расцветок туфли на высоком каблуке. К счастью, дождь взял передышку. Солнца не было видно, но небо окрасилось в голубые, белые и серые тона, наступил один из тех вечеров, когда небосвод сливается с морем, а море сливается с сушей и увидеть границы между ними невозможно.

У входа снова зажгли жаровни, а Берти получил подкрепление: наняли лодку куда как больших размеров, чтобы возить людей к «Скале» и обратно. На берег высаживались раскрасневшиеся компании, кое-кто явно уже освежился в предвкушении торжества. Гостей приветствовали волынки, игравшие традиционные мелодии. Девушки-танцовщицы таращились на местных парней, выходивших из лодки.

– Ой, посмотрите, это же Рорих Маклеод! – воскликнула Иона.

Все девушки печально засмеялись, когда красивый светловолосый парень поднялся по ступеням причала, болтая с приятелями и будто не замечая матери, хотя она добралась сюда в той же самой лодке и теперь поправляла волосы.

И снова Флора погрустнела, заметив, что остальные девушки щеголяют роскошными узлами волос – явно накладных.

Ей нравилось слышать смех, но он также заставлял ее морщиться. Стоит только вспомнить девичьи разочарования… и самой тоже мучиться чем-то подобным.

Ладно. Не по возрасту ей это.

Флора огляделась в поисках Джоэла, но он еще не приехал. После танцев Флоре предстояло переодеться. Она привезла с собой лучшее из своих платьев, чтобы надеть его потом, избавившись от глупого килта. Флора попыталась представить Джоэла в килте. Если он его наденет, конечно. Да… это будет то еще зрелище!

В комнату ворвалась Лорна. В темно-зеленом платье, подчеркивавшем ее чудесные золотые волосы, она выглядела потрясающе.

– Черт побери! – сказала Флора. – Как все это раздражает! Ты что, не могла тоже одеться, как подросток?

– На тебе чулки?!

– Прекрати!

Лорна схватила бокал шампанского и многозначительно вскинула брови.

– Нет, не могу, – отказалась Флора. – Я тогда свалюсь со сцены и заявлю всем, чтобы они не голосовали за Колтона.

– Но тебе ведь хорошо, по-настоящему хорошо платят? – спросила Лорна.

– Я начинаю думать, что этого недостаточно.

– У тебя волосы рассыпаются.

– Знаю-знаю, отстань!

Внезапно появился Колтон, радостно приветствовавший каждого нового гостя и представлявшийся им.

Потом он ощутил взгляд Флоры, широко улыбнулся и подошел к ней.

– Вы только посмотрите! – восхищенно произнес он. – Вот это то, что я называю выходом за пределы юридических отношений!

– Ой, не начинайте! – отозвалась Флора.

Все это действительно совершенно не походило на искушенную лондонскую особу, которую Флоре нравилось изображать. Но она знала, что сейчас она ближе к своей истинной сути.

– Нет, я серьезно! Ты потрясающе выглядишь!

– Это точно, – согласилась Лорна. Она чмокнула Флору в щеку и исчезла в толпе.

Флора вытянула ногу:

– Надеюсь, я не слишком заржавела.

– Тебе надо выпить глоточек перед началом. А уж потом можно будет добавить как следует.

– Миссис Кеннеди меня убьет, – улыбнулась Флора. – Просто убьет на месте.

– Ну, это ведь мой дом! – засмеялся Колтон. – Я бы проклял себя, если бы не проявил традиционного гостеприимства.

Флора чуть отступила назад, чтобы как следует рассмотреть наряд Колтона. И чуть не взорвалась смехом, но сумела все же вовремя сдержаться.

– Что?

– Ничего, – ответила она.

Колтон сощурился, и Флора постаралась напомнить себе, что он остается еще очень богатым клиентом.

– Тебе не нравится?

Колтон был при всех регалиях вождя клана, а именно: на нем был парадный килт горцев в яркую красно-зеленую клетку с длинной двубортной курткой, огромный волосатый спорран, здоровенный кинжал, засунутый в кремовый чулок, клетчатый жилет с вышивкой, галстук-бабочка, клетчатый шарф через плечо, а на коротко остриженной голове торчал берет с тремя перьями шотландской куропатки.

– Это клан Роджерсов?

– Моя мать была шотландкой, как и ты, – пояснил Колтон. – Ее фамилия – Фринк.

Флора несколько раз моргнула, чтобы взять себя в руки.

– Что ж, – проговорила она, – вы отлично выглядите.

– Спасибо, – просиял Колтон.

Волынки заиграли медленнее, когда к ним присоединились скрипки, музыка мягко вплелась в сумерки. Появилась миссис Кеннеди и громко кашлянула.

– Это сигнал для вас? – спросил Колтон.

– Похоже на то, – согласилась Флора.

– А где твой брат?

– За домом, помогает все наладить. Он очень волнуется.

Колтон снова улыбнулся:

– Думаю, он прекрасно со всем справится, тебе не кажется?

Флора кивнула:

– Вряд ли Финтан годится для фермерского дела.

– Согласен, – ответил Колтон.

За главным домом, на лужайке, спускавшейся к морю, соорудили небольшую эстраду, окруженную дополнительными жаровнями. Может, это и к лучшему, подумала Флора, а может, и наоборот. Она видела такие сцены, которые ставили на время свадебных торжеств в случае хорошей погоды.

А вокруг помоста собрался, как показалось Флоре, весь Мур. Старые учителя, старые друзья, оставшиеся здесь, старые друзья, уехавшие, но сейчас тут гостившие. Мясник, начальница почты, молочник, парни из фермерского клуба, старики – любители игры в кегли… А еще комитет Норвежского фестиваля и вязальщицы с Шетландских островов, Флора всех их узнала. Даже тех, с кем не была знакома, она то и дело видела там и тут, видела эти светлые зеленые глаза, такие же, как у нее самой. И все смотрели на нее, болтали о том, что она уехала с острова.

Но одного лица здесь не было, хотя и его Флора видела. Флоре вдруг показалось, что она вот-вот заплачет. Что просто сломается и не сможет танцевать. Ее мать никогда не пропускала выступлений дочери, даже в тех случаях, когда приходилось оставлять мальчиков одних, как только теперь осознала Флора. Оставляла Финтана заниматься, чем ему вздумается… кто знает, чем именно? Может, старшие заставляли его играть в то, что ему не нравилось?

Флора ощутила укол вины, за которым последовала вспышка печали… Ох, видит бог, ей так не хватало матери! Даже притом, что в школьном возрасте Флоре все эти танцы казались глупыми, нелепыми и совершенно бессмысленными, она всегда знала, что матери это доставляет огромное удовольствие, и потому старалась, побеждала в соревнованиях, получала в награду атласные розочки и чашки, на которые потом даже не смотрела, предоставляя им собирать пыль в своей спальне.

Флора подавила слезы.

– Ты в порядке?

Она оглянулась и увидела рядом с собой Чарли.

Одет он был очень просто – свободная рубашка с кожаной отделкой, поблекший охотничий тартан вместо парадного. Он выглядел как человек, рожденный для того, чтобы носить именно такую одежду, – но он ведь как раз таким и был.

– О да, все хорошо, – ответила Флора. – Привет.

– Вид у тебя встревоженный.

Флора нахмурилась:

– Ты всегда говоришь что-то такое, чтобы взбодрить людей?

– Вообще-то, нет… – слегка смутился Чарли.

– Извини, – быстро вытирая глаза, сказала Флора. – Я просто… задумалась.

– Ну и ладно. – Чарли помолчал. – Тоскуешь по матери?

Флора уставилась на него, пораженная мягкой добротой его слов, но тут волынки заиграли «The Bonnie Wife of Fairlie», и Флору подхватил поток людей.

Флора вдруг поняла, что за годы учебы, а потом службы в похожем на улей офисе совершенно забыла, как много она потеряла. Забыла, как на самом деле любила танцевать, в особенности под живую музыку, вливавшуюся в нее через все поры кожи. Флора полностью отдалась ей, затерялась в сложных движениях танца мечей, когда все подпрыгивали и синхронно выбрасывали вперед ноги. Ее волосы, как обычно, вывалились из узла, они сияли в свете факелов и костров. Толпа зрителей аплодировала и свистела, девушки двигались все быстрее и быстрее, музыка наращивала темп, а языки пламени взлетали все выше…

Джоэл, пришедший позже всех, выглядел совершенно неуместным в этой толпе, когда остановился у освещенного входа в сад.

Флора повернула голову в его сторону, хотя и не смотрела на него, на ее светлой коже играли отблески огня, свет падал и на радостные лица зрителей… и Флора тут же забыла о Джоэле. А он, увидев ее на сцене с развевающимися волосами, поймал себя на чем-то… ну да, он осознал это ощущение. И крепко выругался.

Выругался, потому что не понимал, как мог до сих пор не замечать эту чарующую девушку, это иностранное существо… В нем тут же вспыхнуло раздражение, потому что он сообразил, в чем дело… и он сердито сжал кулаки.

Джоэл не хотел… Ладно. Для начала, она даже отдаленно не походила на его тип женщин. Его женщины вряд ли могли носить килты и танцевать в ночи, которая не была на самом деле ночью, на острове, совершенно непохожем на любое из мест, где он бывал прежде. На этом острове, походившем скорее на сон, чем на реальность, со всеми его скалами, и птицами, и бескрайним морем, и нестареющими людьми, смотревшими на вас из глубин мудрости, в которую они вросли корнями и которая была их вечным пристанищем.

Все это было не для него. Джоэл хотел совсем не этого. Он не мог рискнуть всем. Всем, за что так упорно сражался, он не мог потерять все те латы, которые так старательно создал для себя.

Музыка все ускорялась и ускорялась, аплодисменты звучали все громче…

Джоэл был не из тех, кто склонен к самоанализу. Он не видел в нем никакой пользы для себя. И теперь тоже не хотел им заниматься. Ради самозащиты. Он умудрялся избегать этого три десятка лет. Джоэл подумал о том, что мог бы сказать доктор Филиппосис: «Это скорее для жизни, чем для работы».

Джоэл мог бы насчитать множество знакомых – в основном мужчин, – которые жили так же, как он, они женились, но их семьи были несчастны и одиноки, пока они с головой погружались в работу.

Джоэл нуждался в том же. Работа его спасала. А семья и личные отношения спасти не могли. Не при его жизненном опыте.

Он пообещал себе найти какую-нибудь смазливую барменшу, кого-нибудь или что-нибудь, что могло его отвлечь.

Джоэл снова посмотрел на эстраду, как раз в тот момент, когда Флора, кружась, вдруг заметила его – в первый раз, и порозовела, поймав его взгляд. А он, совершенно того не заметив, широко улыбнулся и впервые, наверное, за всю жизнь понял, что полностью утратил свою невозмутимость.

Джоэл и припомнить не мог, когда в последний раз говорил по телефону, договаривался с клиентом, назначал встречу, болтал с сексуальной девицей в каком-нибудь баре не только для того, чтобы доказать себе, что он это может, или выбивался из сил, участвуя в троеборье…

Но теперь он был здесь и ничего такого не делал. Он просто стоял, глядя на танцующих девушек, на самой северной оконечности мира. И чувствовал себя как во сне. Джоэл попал в какой-то другой мир, никак не связанный с тем, что был ему знаком. И прошлое, о котором он никогда не задумывался, фрагментарно возвращалось к нему: он легко, без усилий превращается из забитого малыша в превосходящего всех старшеклассника, завоевывает все награды и стипендии, набираясь знаний во всех областях, к чему его побуждали и профессия, и городская жизнь.

По мере того как он становился старше и крепче, яростные занятия спортом превращали его тело в нечто такое, перед чем женщины не могли устоять, а денег становилось все больше… Он нанял человека, чтобы тот подыскал ему квартиру в Нью-Йорке и обставил ее, а сам отправлялся то в Нью-Йорк, то в Гонконг, потом в Лондон, но нигде не задерживался слишком долго, лишь делал там новые деньги и позволял женщинам появляться и – в идеале – быстро исчезать.

А они могли кричать, ругаться, плакать и твердить ему, что он бессердечен, бездушен, пуст, выкладывали ему все то, что люди обычно думают об адвокатах, и от этого он лишь глубже уходил в работу.

И все равно… сейчас он был здесь, посреди… в общем, черт знает где! И перед ним была девушка, кружившаяся в танце среди мигающих огней, а он не в силах был оторвать от нее глаз. Джоэл вдруг заметил, что продолжает улыбаться… но не улыбкой адвоката, не улыбкой «давай мне побольше денег» и не улыбкой флирта с прославленной манекенщицей…

Эту улыбку он просто не в состоянии был удержать, а девушка ловила его взгляд, даже кружась в паутине других танцующих. Каждая из девушек двигалась с такой скоростью, что непонятно было, как они не налетают друг на друга под ускоряющуюся мелодию, такую странную для слуха Джоэла, – практически все они сливались в подпрыгивающую смеющуюся массу. Джоэл на миг закрыл глаза и потер переносицу, потому что с ним происходило что-то непонятное. Он не знал, что это такое, и это пугало его сильнее, чем что-либо другое в жизни.