В этот раз Фаунтерра не встречала владычицу бурным ликованием. Собственно, никак не встречала. Гвардейский эскорт и гербовая карета промчались на рассвете пустыми улицами, незамеченные никем, кроме нескольких дворников и разносчиков молока.

Мира проспала всю дорогу от Святого Поля. Впервые после известия о Мелоранже сон ее был крепок. Войдя в свои покои, заказала чашку крепкого кофе со специями и конфеты из белого шоколада. Расположилась в кабинете, за любимым восьмиугольным столиком, и выпила кофе крохотными глоточками, щедро закусывая шоколадом. Янмэй Милосердная ничего не писала о счастье, но Мира знала: окажись Праматерь сейчас на ее месте, была бы счастлива так же, как она.

Вместе со второй чашкой кофе велела подать корреспонденцию. Официальные гербовые конверты с печатями ведомств отложила в сторону, а взялась за самое интересное – записки.

Герцог Ориджин требовал встречи немедленно, как только вернется.

Герцог Морис Лабелин и принц Гектор Шиммерийкий просили аудиенции прямо сейчас.

Банкирские дома Фергюссона, Дей и Конто желали обсудить с владычицей некоторые аспекты реформы.

Казначей Роберт Ориджин просил разъяснений о взаимодействии с новым министром налогов.

Шаваны – представители графств Рейс и Холливел – уведомляли о своем прибытии и просили владычицу принять их дары.

После долгого крепкого сна и двух чашек лучшего на свете кофе голова Минервы была восхитительно ясна. Сложно и вспомнить, когда в последний раз думалось так легко, с такою быстротой и наслаждением. Мира видела межстрочную подоплеку записок, вмиг находила лучший ответ на каждую.

Шаваны сообщают не столько о своем прибытии, сколько об успехе отступления из Литленда. Орда возмущалась снятием осады с Мелоранжа, но Степной Огонь сумел удержать ее в подчинении и увел на Запад. Дары, посланные владычице, – подтверждение его странной вассальной присяги. Насколько Мира знала, лучшим подарком на Западе считается тот, что связан с лошадьми. Шаванов следует принять поскорее. Если приведут коня, принесут шпоры, уздечку или седло – значит, Великая Степь подчинилась Короне. По крайней мере, на время.

Фергюссон, Дей и Конто желают не столько обсудить аспекты, сколько пожаловаться. Как дорого стоит открытие новых отделений, тем более – срочное. Как много понадобится стражи, как усложнится учет налоговых поступлений. Да и как быть с людьми, желающими оплатить налог не деньгами, а товаром? Нынешние законы это допускают… Мира имеет готовые ответы на все эти вопросы. Но спешить оглашать их она не станет: пускай банкиры успеют прочувствовать, как сильно они заинтересованы в налоговой реформе и какие прибыли потеряют, если названные вопросы не решатся. Это научит их проявлять инициативу, а не только просить о помощи.

Королевство Шиммери продало Лабелинам и Могеру Бакли тысячи искровых очей – в обход договора с Династией. Принц Гектор напустит велеречивого туману, исковеркает факты, рассыплется в сомнительных оправданиях – и станет просить у Миры заверений вечной дружбы меж Короной и Шиммери. И не получит их, покуда не будет готов поговорить начистоту. Довольно лицемерия.

Герцог Лабелин потребует объяснений. По форме – попросит, но по сути – да, именно потребует. Зачем владычица сорвала его прекрасную интригу против Ориджина?! Мира ответит: если Дом Лабелин хочет ее благосклонности, то должен строить свои будущие интриги с учетом двух правил. Они, интриги, не должны стоить жизни тысячам невинных, а Минерва Стагфорт должна быть первой, кто о них узнает.

Герцог Ориджин…

Впервые Мира действительно задела его. Разрушила нечто, ему дорогое. Герцог спросит с досадой или ненавистью: «Зачем вы испортили мне охоту?!» Теперь-то – с нынешней ясностью мысли – Мира видит: это была именно охота. Ориджин знал, что восстание Подснежников – инструмент чьей-то интриги. Он подозревал не Лабелина, а неведомого Хозяина Перстов, и надеялся, подавив восстание, выйти на него… Ориджин ошибся, о чем Мира с удовольствием скажет ему. Но не сразу. Немного ожидания пойдет на пользу лорду-зазнайке.

А вот Роберта Ориджина Мира приняла прямо сейчас, за третьей чашкой кофе.

Казначей задал тот вопрос, которого она и ждала: после налоговой реформы какая часть поступлений окажется в его ведении? Если налоги будут оседать на банковских счетах, а не в имперской казне, то под контролем Роберта останутся лишь доходы от искровых цехов и торгового флота. Этого очень мало, это не покроет расходов Короны и двора.

Мира сказала:

– Герцог Эрвин характеризовал вас как кристально честного человека. Я имела возможность убедиться в его правоте. Кайр Роберт, я рада, что именно вы управляете казной и не намерена чинить вам препятствия. Банки Фергюсона, Дей и Конто будут перечислять вам ежемесячно ровно столько средств, сколько вы получали от Дрейфуса Борна. Надеюсь, это покроет все плановые расходы?

Роберт Ориджин все больше нравился Мире – своей прямотою.

– Ваше величество, прошу пояснить. Я думал, вы затеяли реформу, чтобы вывести налоги из-под контроля Дома Ориджин и забрать в свое личное пользование. Если теперь вы возвращаете их в казну, а меня оставляете казначеем…

– Смысл реформы – избавиться от сборщиков подати. Они – источник жадности, жестокости и воровства. Оплата налогов через банки даст людям вздохнуть свободнее и уменьшит чиновничьи кражи, в результате чего поступления возрастут. Я передам в казну столько, сколько вы получали прежде, но излишек оставлю в своем пользовании. Кроме имперской казны будет существовать моя личная.

– Ага, теперь ясно. Бывает.

Он осмыслил все и добавил:

– Хорошо придумано, ваше величество. Не станете возражать, если я устрою подобную систему в Первой Зиме?

– Будут только рада, кайр Роберт. Но я имею встречную просьбу. Помните, вы обещали мне услугу?

– Так точно.

– На днях мне потребуется маленький отряд хороших бойцов. Дюжины кайров будет достаточно.

– Позволите узнать, для какой цели?

– Предстоит арест опасного человека. Нужны воины, на которых я смогу положиться.

– Будет сделано, ваше величество.

– И еще одна просьба. Как только батальоны вернутся в Фаунтерру, можете организовать мою встречу с генерал-полковником Стэтхемом?

– Конечно, ваше величество. Но герцог Эрвин захочет узнать содержание вашей беседы, а Стэтхем, как его вассал, не сможет скрывать.

– Этого и не требуется. Я задам пару простых вопросов, не касающихся ни политики, ни Дома Ориджин. Генерал-полковник нужен как свидетель.

Кайр Роберт пожал плечами:

– Бывает.

* * *

Стол для стратем являл собой произведение искусства. Столешница шестифутовой длины в точности повторяла форму континента Полариса. Со всеми изгибами и причудами береговой линии – с глубокой впадиной Моря Мейсона, гребенкой фиордов Беломорья, роскошным веером холливельской дельты, зыбкой бахромой Топей Темных Королей. Стратегически важные острова крепились на отлете серебряными спицами. Земли Империи отделялись друг от друга золотыми нитями и для наглядности отличались оттенками лака. Города были инкрустированы кристаллами горного хрусталя, столицы земель – драгоценными камнями, искровые цеха – очами. Реки тянулись ленточками лазурной эмали, Дымная Даль блестела синим зеркалом, на глади которого тончайшие пунктиры отмечали главные судоходные маршруты. Подобными пунктирами по суше тянулись рельсовые пути и колесные тракты. А поверх всего паутиной серебряных нитей лежали клетки игрового поля. Их размер был подобран так, чтобы отвечать двухдневному маршу пехоты, потому на равнинах клетки были крупнее, а в болотах или горах сжимались в несколько раз. С точностью до двух дней на игровом поле можно было просчитать течение любой войны в Поларисе.

Мире еще ни разу не довелось сыграть за этим столом. Партия на таком подробном поле могла затянуться на целый день, а Мире пока еще не выпадало целого свободного дня. Когда этот день наступит – он, несомненно, станет праздником для ее души! Даже сам вид поля наполнял Миру восторгом: любовно вычерченные подробности карты, изящество серебряной паутины, манящие искры городов, степенное скольжение фишек по лаку, костяной пристук их касаний друг о друга… Она могла бы часами находиться здесь – если бы имела такую роскошь, как свободные часы уединения.

Местом особо доверительных аудиенций для владыки Адриана служила малая чайная. Сегодня Минерва решила: моим местом встреч будет комната для стратем. Именно здесь по ее личному приглашению собрались особые гости: леди Лейла Тальмир и капитан Шаттэрхенд, генерал Серебряный Лис и банкир Конто, министр путей Лиам Шелье и первый секретарь Дориан Эмбер, бывшие узники Альберт Виаль и Франк Морлин-Мей. Один за другим они рассаживались на стульях маленького амфитеатра, предназначенного для зрителей стратемных баталий. Слуги приносили кубки и оплетенные лозой бутыли шиммерийского вина. Мира сидела у стола и, пока гости занимали места, рассеянно двигала фишки по полю. Алые подковы, мечи и серпы выстраивались разными порядками вокруг искры, стоящей на рубиновом пятнышке Фаунтерры.

– Милорды и миледи, – заговорила Мира, когда гости были готовы, – я пригласила вас для того, чтобы отметить ваши заслуги. Вы – самые верные из моих помощников, чья поддержка была поистине неоценимой. Слова благодарности и награды ждут впереди, а для начала – позвольте мне наполнить ваши кубки.

Министры и первый секретарь пытались возражать; леди Лейла, наставники и генерал Алексис выглядели весьма польщенными и готовыми принять заслуженную почесть.

Мира взяла бутылку, распечатанную слугами, и стала обходить гостей. Наполняя каждый кубок, она бросала взгляд на ладонь человека, держащего его. Было необычно и крайне любопытно – смотреть на пальцы вместо лиц. Холеная рука аристократа, полированные ногти, тонкое как у девицы запястье – баронет Эмбер, первый секретарь и тайный осведомитель. Болезненные узлы суставов на костистых дрожащих пальцах – министр путей Лиам Шелье. Рыхлая, мягкая белая рука софиевца, будто созданная, чтобы утешать ребенка – Альберт Виаль, бывший министр, бывший заключенный, наставник финансового дела. Безнадежно въевшиеся в мозоли чернильные пятна – Франк Морлин-Мей, честный чиновник и автор налоговой реформы. Широкая, грубая, чуть не мужицкая ладонь, ногти острижены коротко до уродства – генерал Алексис Смайл. Тонкие пальцы почти безупречной красоты, с благородными морщинками от пережитых лишений – леди Лейла Тальмир…

Когда кубки наполнились терпко пахнущим вином, Минерва заговорила.

– Все вы, находящиеся в этой комнате, помогли мне из венценосной куклы превратиться в настоящую правительницу. Хотя бы на треть настоящую – а это очень и очень много. Вы столь сильно помогли мне, что мой успех – большею частью ваш успех. Весенняя ярмарка, ввод в оборот бумажных ассигнаций, налоговая реформа – за этим стоите вы, лорд Виаль, и вы, господин Морлин-Мэй, и вы, господин Конто. Благодаря вам в казне появились средства на ремонт рельсовых дорог, а горожане вздохнули свободнее, скинув с плеч часть налогового бремени. Вы, генерал Алексис, разработали и осуществили план окружения орды, а мои триумфальные переговоры со Степным Огнем – ваша заслуга. Вы, баронет Эмбер, информировали меня обо всем важном и не давали блуждать во мраке. Порою вы опаздывали, как с осадой Мелоранжа, но в случае крестьянского бунта предупреждение явилось донельзя вовремя. Благодаря вам я сумела заранее подготовиться к любым сюрпризам, вроде явления Могера Бакли, – и не была сбита с ног, а приняла верное решение.

Мира повернулась к капитану и фрейлине, сидящим бок о бок.

– Леди Тальмир, сир Шаттэрхенд, вы сделали для меня нечто особенное. Вы поддерживали в любой ситуации, давали опору, когда она требовалась – а требовалась она, видят боги, очень часто. Без вас я отчаялась бы и сдалась. Вы не дали мне упасть без сил.

Она поклонилась своим верным соратникам и подошла к министру путей.

– Ваша же помощь, милорд Шелье, носила неожиданный характер. Вы были так беспомощны, растеряны, так жалки… И вы – янмэец, как я, от чего ваша слабость выглядела особенно вопиюще. Вы показали дно, на которое могу упасть… и у меня сразу прибавилось сил, чтобы карабкаться вверх.

Вновь оглядев гостей, она высоко подняла кубок:

– Я от всего сердца благодарна, господа, и пью за ваше здоровье и удачу. Пускай боги улыбаются вам!

Мира выпила, и они последовали ее примеру.

– Слава Янмэй! Слава Короне!

Мира кивнула слуге, чтобы подал новую бутылку. Собравшись с мыслями, заговорила.

– Мои успехи, столь заметные в контрасте с недавним бессилием, поначалу вскружили голову. Я воспринимала их, как должное, но затем… Не знаю, что именно помешало мне утонуть в самолюбовании и заставило задуматься. Усталость ли, убившая восторг; снисходительность ли герцога Ориджина, знавшего большинство моих тайн; зрелище Салема и его крестьян – людей, для которых наши игры обернулись драмой… Так или иначе, я задумалась об игре и поняла одно: все успехи доставались мне слишком просто. Сделала удачный ход, как в стратемах, – и все сработало наяву. А если не знала хода – его вовремя подсказывали. Мне по наивности казалось, что все дается с трудом, но на деле – любое достижение приходило легко и быстро. Я захотела свою армию…

Мира щелкнула пальцами – клац!

– …и явились вы, генерал Алексис, с тремя неожиданно верными мне полками. Решила разобраться в финансах – щелк! – и в моем распоряжении два лучших финансиста Короны. Пожелала загнать в тупик неугодного мне Дрейфуса Борна – клац! – и все его родичи задержаны моими солдатами. Искала способа совладать с шаванами – щелк! – и это выполнено. Все без потерь, без ошибок, без срывов… Так не бывает. Не с наивными неопытными пигалицами.

– Но ваше величество!..

Она взмахом руки оборвала протесты.

– И тогда я вернулась мыслями к черному дню гибели владыки Адриана. Нет сомнений: кто-то заставил мост под ним рухнуть; кто-то принудил шута Менсона заколоть любимого племянника. Мост не рухнул бы сам; Менсон никогда по своей воле не поднял бы руку на Адриана. Кто подстроил это? Я подозревала герцога Ориджина – особенно со дня, когда он попытался замять дело. Я избегала интересоваться ходом следствия, поскольку не ждала в отчетах ничего, кроме лжи. Планировала сперва набраться сил, обзавестись реальной властью, собственной стражей, верным войском – и лишь затем всерьез вернуться к вопросу об убийце Адриана. Но пока шла к своей цели, я присмотрелась к Ориджину и поняла: убийство владыки – не в его натуре. Герцог самоуверен и отчаянно влюблен в себя, и обожает свой образ благородного аристократа. Он верил, что честно разобьет Адриана, и не стал бы пачкать подлым убийством свои белоснежные ручки. Прагматичный человек, вроде Айдена Альмера, сказал бы, что на войне любые средства хороши. Но Ориджин всегда выбирал лишь те средства, по применении которых мог и дальше кичиться благородством. Нет, не он обрушил мост и не он подрядил Менсона. А кто же?..

Повисла долгая пауза. Мира встретила взгляды каждого – и не увидела в них ничего, кроме тревожного любопытства.

– Пока я не знаю ответа. Однако один факт очевиден: некто, пока неизвестный, очень желал победы Ориджина… А также – моей коронации. Ведь мой-то поезд добрался до столицы без затруднений! И ни одного покушения на меня, ни одной опасности для жизни – кроме тех, которым я сама себя подвергла… Некоторое время я полагала, что таинственный злодей хотел только помочь Ориджину, а моя коронация – случайный побочный эффект. Однако потом я стала замечать свои до странности легкие успехи…

Мира подошла к столу для стратем и взяла с поля искровую фишку.

– Не быть серпушкой, быть искрой… Моя прошлая мечта – еще одно свидетельство детской наивности. Искровою фишкой тоже движет рука игрока – ровно так же, как и серповой! С каждым своим достижением я все отчетливей чувствовала на себе чужие пальцы. Игрок вел меня к успеху. Игрок не хотел видеть на троне куклу Ориджина. Трон должна была занимать эффектная, блестящая, славная искровая фишка… подвластная игроку, конечно.

Она подбросила на ладони костяной кругляш с золоченной молнией. Положила на столик и взяла откупоренную бутылку.

– В контексте этого меня очень сильно стали интересовать мотивы людей, помогающих мне. Ваши мотивы, господа. Любой из вас – кроме, пожалуй, леди Лейлы – мог продать свои услуги герцогу Ориджину и получить больше денег, славы и уверенности в будущем, чем на службе у императрицы. Но вы стали помогать мне. Почему?

Минерва вновь пошла вдоль круга гостей, наполняя кубки. Но в этот раз смотрела не на руки, а в лица.

– Леди Лейла, ваши мотивы я знаю. Я выяснила их при первой же встрече и не имею причин сомневаться. Вы свободны ото всяческих подозрений.

Фрейлина даже не моргнула. Ничего другого она не ждала.

– Благодарю, ваше величество.

Мира шагнула к следующему в кругу.

– Капитан Шаттэрхенд, в вас я также не сомневаюсь. Вы честно выполняли свою работу, оберегая меня точно так же, как прежде берегли Адриана.

– Служу Короне, ваше величество.

Гвардеец коротко кивнул. Кажется, он не до конца понимал, куда клонит Минерва.

– Альберт Виаль и Франк Морлин-Мей… Вы неожиданно много сделали для меня. Я упекла вас в темницу, естественной была бы злость и обида с вашей стороны, а не чистосердечная помощь… Потому я тщательно изучила ваши нравы и родословные, и нашла в них мотивы поступков. Вы, лорд Виаль, – софиевец, уроженец Южного Пути. Вам ненавистен герцог Ориджин, покоривший вашу родную землю. Не диво, что вы покинули пост министра, едва Ориджин получил власть: не страх двигал вами, а презрение.

Собственно, презрение и сейчас было на лице Виаля: губы кривились, нос морщился.

– Вы же, господин Морлин-Мей, не столько презирали герцога, сколько любили Адриана: ведь это он заметил и возвысил вас, это для него вы изобретали новейшую налоговую систему, часть которой нынче воплотила я. Гибель владыки выбила почву из-под ваших ног…

Морлин-Мей машинально кивал – качал головою вверх-вниз, сам не замечая этого.

– Я поступила неэтично с вами обоими, но у вас остался весомый и очевидный мотив помочь мне: я была альтернативой Ориджину и продолжательницей дела Адриана. Шагом назад к той прежней Империи, которой вы посвящали свои жизни. Кроме того, вы оба покинули столицу как раз перед моим туда приездом. Если бы вами двигал тот же игрок, что и мной, вы знали бы наперед, что я появлюсь и буду нуждаться в вас. Итак, вы свободны от подозрений.

– Благодарим, ваше величество. Рады служить Перу и Мечу.

Мира подошла к министру путей. Лиам Шелье избегал смотреть ей в глаза.

– Вы, сударь, долго оставались в поле моего внимания. Ваша театральная выходка была слишком памятна и важна своими последствиями: унижение окончательно выдернуло меня из дремоты, заставило действовать. Вы же требовали денег на ремонт рельсов, и это, вероятно, был единственный способ принудить меня заняться финансами. Рельсовые дороги – любимое детище Адриана. Я могла плюнуть на все остальное, но не на них. Вы же открыли мне глаза на проделки Дрейфуса Борна. Наконец, вы утаивали от меня осаду Мелоранжа.

– Ваше величество!..

– Да, именно вы. Люди Ориджина перехватывали голубей, но волну они не контролировали. Принц Гектор сказал, что отправлял сообщения и голубями, и волною, а вы вскочили с оправданием: я, мол, ничего не получал… Но с чего бы вам оправдываться? Доставка сообщений императрице – не ваша обязанность! Тогда я навела справки и убедилась: ваши подчиненные несколько недель ежедневно работали в столичном отделении волны – под предлогом наладки новой приемной машины…

– Ваше величество, простите меня!.. Да, я узнал об осаде и велел не доставлять сообщение вам… Но причиной была лишь забота о вас! Боги, я боялся, что ваше величество уйдет с войском в Литленд! Вы нужны здесь, здесь, в столице! Все рухнет без вас!..

И губы, и щеки бедного Шелье дрожали. Глаза блестели от предательской влаги.

Мира кивнула:

– Да, именно в этом я увидела ваше оправдание: вы слишком мягки и непозволительно эмоциональны. Вы можете сломаться, сбежать, струсить, дать волю чувствам… Но чтобы вести игру, нужны твердые пальцы, не дрожащие. Игрок не выбрал бы вас своим инструментом.

Она наполнила кубок министра – он так дрожал, что вино едва не выплескивалось. Мира шагнула дальше.

– Баронет Дориан Эмбер…

– К любым услугам вашего величества, – первый секретарь поклонился с легкомысленной улыбочкой.

Ответная усмешка растянула губы владычицы.

– С вами все просто. Вы – агент Ориджина.

– Как можно!.. – Эмбер с грохотом уронил кубок.

– Да очень легко. Вы с ним понравились друг другу с первой же встречи. Вы – пара из двух сапог! Проницательные нахалы, острые умом, не лишенные чувства юмора, уверенные в своем обаянии… Я заподозрила неладное, заметив, как фривольно вы высказываетесь об Ориджине в своих письмах. Ладно бы устно, но на бумаге! Как только не боитесь, что кто-нибудь перехватит и доложит!.. Потом я обратила внимание: вы всегда пишете правду, но именно ту ее часть, что полезна герцогу. Если же даете совет, то именно такой, какой дал бы сам Ориджин: не ходите в Литленд, не обращайте внимания на Подснежников… А окончательно все поняла, когда в первой и единственной беседе по душам Ориджин начал флиртовать со мною – в том же стиле, как вы на собачьих бегах, но тоньше и остроумней. Уверена, герцог вас не подкупал. Вы просто им восхищаетесь.

Баронет поднял кубок и поставил на стол. С достоинством поклонился Минерве.

– Прикажете подать в отставку и покинуть столицу?

– Я думала об этом. Но вы действительно умны и знаете свое дело. Вы писали не всю правду, но и не опускались до лжи. Дважды ваши записки по-настоящему помогли мне. А тот, кого Ориджин подкупит вместо вас, может оказаться во сто крат хуже.

Мира положила пальцы на рукоять священного эфеса.

– Служите верно, милорд. Помните, что мой запас прощения вы исчерпали.

Баронет задержал поклон дольше, чем полагалось. Взял время взвесить выполнимость требования, представить свою будущую службу двум господам. Мире понравилась эта пауза на размышления.

– Никогда не забуду, ваше величество. Слово чести, – сказал, наконец, баронет.

Минерва подошла к последнему из своих гостей.

Генерал Алексис Смайл по прозвищу Серебряный Лис, прославленный громкою победой над северянами и еще более громким поражением, поднялся с кресла. Вытянулся, щелкнул каблуками, отвесил короткий кивок:

– Верно служу вашему величеству.

Недосказанное было очевидно: любое подозрение оскорбительно для меня. Вы не смеете меня упрекнуть, ваше величество. На секунду Мире стало его жаль. Но не настолько, чтобы отказаться от задуманного.

– Да, генерал, более чем верно. Ваша служба – безупречна. Вы разработали поистине гениальный маневр, силами единственного полка загнавший в тупик целую орду. Вы предоставляли мне помощь в любое время, и она всегда оказывалась весьма эффективна. Выследить сбежавших министров и доставить в Престольную Цитадель – сделано быстро и тихо. Нужно стеречь их неделями – и это сделано без роптаний, хотя работа тюремщиков и не к лицу императорской гвардии. Взять в заложники родню прохвоста Борна, тайком вывезти из столицы – снова успех. Я не могла нарадоваться. Говорила себе: хочешь что-то сделать хорошо – поручи бойцам Алексиса. Я вспомнила: ведь и саму идею – привлечь армию к полицейской работе – тоже подсказали вы. Это же ваши слова: «Все сделаем для вашего величества. Надо схватить – схватим, надо убрать – уберем. Просто укажите пальцем». Прежде мне и мысль такая не приходила. Для темных дел есть протекция, а она – под контролем лорда-канцлера… Я была беспомощна без вас.

Генерал молчал, подозревая недоброе. Некрасивое лицо, изрытое шрамами от болезни, застыло, как надгробный камень. Мира взяла кубок генерала и отошла к столику. Несколько ярдов безопасности отделили ее от военачальника.

– Но главное, что вы для меня сделали, – не Борн, не министры и не Степной Огонь. Стоял зябкий и темный февраль, шла вторая неделя от коронации. Я была раздавлена печалью, смята шестернями дворцовой машины, неспособна ни на что, кроме механического выполнения ритуалов… и еженощного пьянства. А вы, генерал, выдернули меня из болезненного сна. Люди Ориджина даже не хотели пускать вас во дворец, но вы пошли на унижение и попросили о помощи своего недавнего врага – барона Стэтхема. Вы пробились ко мне на аудиенцию. Вытащили из покоев и привезли меня в расположение войск, поставили лицом к лицу с ветеранами, прошедшими все кошмары войны, вынудили принять их присягу. Это расшевелило бы любого – даже ту равнодушную куклу, какою я была тогда. Все мое правление началось с присяги ваших полков.

Мира трижды звякнула кубком о бутылку. По условному сигналу кайры Роберта Ориджина вбежали в зал, красно-черным кольцом окружили гостей. Часовые лазурные гвардейцы схватились за шпаги, ожидая приказа императрицы. Она показала жестом: будьте спокойны, все идет как надо.

– В чем меня подозревают, ваше величество? – проскрежетал голос генерала.

– Я не могла понять одну странность… – поставив кубок, Мира передвинула несколько фишек на стратемном поле. Черная искра оказалась в окружении алых мечей. – Почему вы не взяли штурмом дворец и не казнили герцога Ориджина?

– Я уже объяснял… – начал генерал, и поспешность ответа убила последние сомнения Миры.

– Да, объясняли. Вы ждали прибытия Адриана, а когда он погиб, все равно не пошли на штурм, боясь мести со стороны северян. Вы заботились о населении столицы… Боюсь, я не до конца вам верю. Ваши фуражиры обрекали на голодную зиму путевские деревни – это не смущало вас. По моему приказу ваши солдаты хватали невинных людей – и это не вызывало сомнений. Я велела сровнять церковь, чтобы захватить Перчатку Могущества – и тогда вы не сказали слова против. Вы не привыкли стоять за ценою, когда идете к цели. В свое время я заметила, как сильно вы ненавидите герцога. В декабре он был практически в ваших руках. Один решительный удар – и конец герцогу, конец мятежу. Но вы его не нанесли.

– Я ждал вашего приезда, ваше величество.

– Совершенно верно, ждали меня. А почему, позвольте узнать? Полагали, что я – девчонка! – приму более верное решение, чем вы, лучший полководец Короны? И я приняла решение: половинчатое, мягкое, девичье. Я не нашла способа разбить мятежника, признала его победу и, по сути, его власть над Империей, отдала двор агатовцам… Генерал, неужели вы радовались такому решению?!

Мира покачала головой:

– Ваши солдаты – да, верю, что они полюбили меня. В решающей битве полегло бы большинство из них, и воины это знали, как и я. Их клятва верности была искренней… Но сейчас речь не о солдатах, а о вас, генерал. Почему вы так заботились о девице, которая опозорила Династию и уступила ненавистному вам мятежнику? Зачем вытащили меня из бездны уныния, зачем дали в руки реальную силу?

– Вы – законная наследница, – отчеканил генерал.

– Я вижу иную причину.

Мира со щелчком опустила на поле искровую фишку.

– Вам приказали мне помогать, генерал.

– Никак нет! – рявкнул Алексис.

Слишком поспешно – опять. Ему бы стоило показать удивление: разинуть рот, похлопать глазами… Впрочем, Мира и так уже не сомневалась.

– Тот, кто движет по полю фишки, хотел посадить свою искру на трон. Беда в том, что я не была ни «его», ни «искрой». И он приказал вам растормошить меня, снабдить реальными инструментами власти, помочь мне добиться нескольких громких успехов. А попутно – приучить меня слушаться ваших советов, генерал. Как Ориджин манипулировал мною через баронета, так игрок – с вашей помощью. Только Ориджин и баронет вели игру с иронией, отчасти ради собственной забавы, в то время как ваш хозяин играл всерьез. В декабре на кону была судьба мятежника, ваших полков и целой столицы. Вам приказали не принимать решений, а дождаться приезда куклы. Вы выполнили – и отдали судьбу трехсот тысяч горожан в руки малолетней дурочки…

– Ваше величество заблуждается! – вскричал Серебряный Лис.

Мира грустно покачала головой.

– Боясь ошибиться, я произвела проверку: встретилась с бароном Стэтхемом и спросила о памятном дне присяги. Стэтхем сообщил следующее. Вы пришли к нему и попросили устроить встречу со мной. Он сказал, что понимает ваши трудности с секретариатом, и обещал уладить все по-военному, без лишних формальностей. Затем он спросил о цели встречи, и вы сказали: владычица должна принять присягу полков. Присяга – святое, – ответил Стэтхем. Завтра дворцовый плац будет в вашем распоряжении, приводите полки. Но вы все же настояли на встрече, забрали меня из дворца и отвезли в ваш лагерь за городом. Не северяне помешали устроить присягу как следует, на Дворцовом Острове. Это вы нарушили традиции с единственной целью: разбудить меня встряскою чувств. Сию благородную цель вы скрыли и от меня, и от Стэтхема, и ото всех своих офицеров, с кем мне довелось беседовать в Престольной Цитадели. Мотивом ваших действий была не забота обо мне, а подготовка марионетки для другого хозяина.

– Я всегда верно служил Короне, – выдавил генерал медленно и раздельно, как умирающий. – Я всегда действовал вам во благо.

– Но – во благо не только мне, верно? Цели вашего хозяина совпадали с моими… а если бы разошлись?

Она нашла глазами командира кайров и слегка кивнула. Двуцветное кольцо сжалось вокруг полководца. Мире вдруг стало сложно говорить – будто в глотку засыпали фунт песка.

– Первый вопрос, генерал. Что вы знаете о смерти владыки Адриана?

Он побагровел. Все жилы на шее вздулись темными веревками.

– Клянусь Софьей, ничего, – слова еле процеживались сквозь сжатые от ярости зубы. – Я не причастен к его гибели.

– Допустим… – Мира сглотнула, но новый спазм сдавил горло. На глаза навернулись слезы от предчувствия ответа. – Второй вопрос. Вы намеренно… проиграли ночной Лабелин?

Лязгнула сталь.

И тут же в ответ – другая. Северные мечи уперлись в живот и спину генерала. Он даже не заметил их. Смотрел прямо в лицо владычице, сверкая глазами от обиды и злости. А в руке сжимал искровый кинжал, нацеленный себе же в сердце.

– Тьма. Вас. Сожри. Я бился с мятежником. На пределе сил. Я делал, что мог. Он обхитрил. Меня.

– Вы поддались мятежнику по приказу хозяина?

– Никогда. Нет. Верить ли – ваш выбор. Но этим… я не сдамся.

Он хлестнул взглядом по кольцу северян и положил палец на лепесток кинжала.

Верить ли…

Мира поверила. Отчасти потому, что будь генерал способен так хорошо имитировать чувства, он начал бы гораздо раньше. А отчасти потому, что вспомнила себя, стоящую на подоконнике со взведенным арбалетом. Тогда и мысли не было солгать. Слишком низко и дешево – лгать на самом пороге.

Она медленно кивнула. Сделала знак кайрам, и те убрали мечи в ножны.

– Хорошо, генерал. Это уже немало. Но теперь хочу знать все. Кому, кроме меня, вы служили? Что входит в его дальнейшие планы?

– Наедине, – ответил генерал. – Только так.

Снова – вопрос веры. Мира не отвечала. Алексис сказал:

– Клянусь, я на вашей стороне. Что бы ни случилось. Но слышать нельзя никому, кроме вас.

Она кивнула:

– Пускай. Будьте добры, господа, оставьте нас.

Гости нерешительно покинули комнату. Кайры отсалютовали и вышли следом. Шумно выдохнув, Серебряный Лис убрал кинжал в ножны.

Лейла Тальмир сказала:

– От меня не избавитесь, ваше величество.

Капитан Шаттэрхенд встал рядом с нею:

– Виноват…

Мира улыбнулась им:

– Благодарю. Ваше место по праву – подле меня. …Итак, генерал, вам слово.