Глава 6 Документы
— Ты чего смурной такой? — Антон с интересом всматривался в печальное лицо подчинённого. — Случилось что?
— Случилось, — Сергей угрюмо, с каким-то ожесточением затушил сигарету и глухо произнёс. — Машке документы делать надо.
— Зачем нечисти документы?
— Затем! Она же в окнах мелькает, иногда в магазин ходит. А тут эта старая... Васильевна, в общем, от скуки заинтересовалась, что это у меня за девочка живёт? В педофилии обвинила...
— Ну, забей. Она известная дура, — небрежно отмахнулся инспектор. — Пусть её...
Иванов с сочувствием посмотрел на коллегу и последний понял, что только что сморозил чушь, да ещё какую!
— Если бы только она одна... Эта идиотка своих подружек подключила, таких же старых склочниц. Инициативную группу собрали, жалобы во все службы полетели, понаписали козлячек от души... Что будто бы у меня в плену малолетний ребёнок!
Я уже скоро дверь вообще перестану закрывать — каждый день, иногда даже по два раза, со всех инстанций приходят — от безопасности до этих, по правам человека которые... И все тошно выясняют, где девочка, берут объяснение и пытаются пугать... Вон, смотри, — хозяин квартиры подошёл к окну. — Видишь, стёклышко блеснуло? Дом напротив, третье слева окно на четвёртом этаже?
— Ага...
— Это одна из товарок Васильевны видеокамеру установила, кочерга продвинутая... В режиме нон-стоп снимает. Я в бинокль видел... Очень старушкам, понимаешь, хочется тайну страшную узнать. Такую, чтобы аж дух захватило! Чтобы потом как минимум месяц по скамеечкам её облизывать и обсасывать. Только вот то, что они другим людям своим любопытством жизнь портят — им в голову просто не приходит!
Машка недавно шла из магазина — бабки напали. В бараний рог девчонку скрутили и как фашисты выпытывали — кто и откуда. Еле сбежала, синяки на руках показывала... Теперь из своего угла даже не высовывается, боится... Как ни крути, а надо ей документы выправить и прописать здесь, иначе не отстанут.
Швец искренне проникся всей глубиной проблемы. С домовой-кицунэ Машей они как-то сразу подружились, приняли друг друга. Ему нравилась весёлая и хозяйственная нечисть, всегда улыбчивая и умеющая варить правильный борщ.
Для Иванова она вообще стала словно заботливая сестричка, вот только старшая или младшая — он и сам пока понять не мог.
Пропел иволгой дверной звонок.
— Ну вот, опять... — совсем поник головой помощник и побрёл встречать незваного гостя, или гостей.
За дверью оказался местный участковый Кондрашов, человек нудный и туповатый.
— Иванов! Сигнал на вас по поводу проживания несовершеннолетней без соответствующих документов.
— Ты же позавчера был по этому поводу.
— Это новый сигнал, — он оловянно уставился в Серёгино лицо. — Из прокуратуры по подведомственности передали.
— Понятно. Осмотр делать будешь?
— Да. На предмет...
— Не тяни, — перебил его Иванов. — Смотри и проваливай. Скоро ещё кто-нибудь пожалует, так что не создавай толпу.
Участковый прошёл по квартире и, неожиданно, привязался к Антону.
— А вы кто? Что вы здесь делаете? Ваши документы? — совершенно хамским тоном начал он. — И встаньте, когда я с вами разговариваю!
Хозяин хотел было возмутиться, но инспектор жестом успокоил его, поднялся со стула и зажёг на руке Печать.
— Вот. Вас устраивает?
На Кондрашова было жалко смотреть. Он то краснел, то белел, то шёл пятнами. Глаза его прыгали с Печати на Швеца и обратно.
— Я... я... я не знал, товарищ подполковник... Перепутал... Сигнал отрабатываю... извините...
Между тем Иванов достал из папки, лежащей на холодильнике, лист с напечатанным текстом, сунул его в руки обалдевшему Кондрашову и понемногу начал выпроваживать из квартиры.
— Я тебе объяснение уже накатал, — напутствовал он стража порядка. — Шапку сам впишешь. Там стандартное: нет, не видел, не знал, не имею... Не потеряй смотри!
Закрыв дверь, Сергей вернулся на кухню и широко развёл руки.
— Вот так и живём, чтоб его... Объясниловки заранее для всех распечатываю пачками. А что ты показал этому дебилу в форме?
Антон закурил и, думая о чём-то своём, рассеяно ответил:
— Печать. После нашей первой встречи, когда она на тебя не подействовала, Карпович новую наложил. Оказывается, в той брак был. Символ какой-то криво лёг, или линии не соприкоснулись полностью... — не знаю. Теперь всё нормально.
— Пусть так, а показал что? — допытывался помощник.
Инспектор пожал плечами.
— Без понятия. Он увидел то, чего по работе боялся больше всего. Я сам её впервые в этом режиме тестировал. Прикольно... — и сразу сменил тему. — Ты прав. Надо Машке документы выправить. Только сложно это, а мне — вообще не под силу. Есть мысли?
— Да. Но деньги нужны. Много.
— Сколько?
— Не знаю, ещё не разговаривал. Это надо в область ехать к одному человеку, как раз хотел денька на три отгулов взять для этого.
Швец думал недолго.
— Бери, я прикрою, если что. И как только ситуации прояснится — сразу вызывай.
— Понял.
... Иванов сидел в кабинете у Дмитрия Александровича Осипенко, начальника ... РУВД ... области, человека с сомнительной репутацией и ни разу не доказанным криминальным прошлым.
По жизни это был жулик в погонах. Именно жулик, не оборотень. Но, надо признать, умный, хитрый и по-своему честный. Взяток с откровенных преступников он не брал, предпочитая крышевать проституток и металлоломщиков; очень любил лесхозы, а также умело, с размахом, строил собственный, полулегальный бизнес по экспорту древесины в заграничные края.
С Серёгой они познакомились случайно, ещё до карьерного взлёта Осипенко, и остались довольны друг другом. Особо не дружили, но периодически созванивались «просто так», поболтать за жизнь. Симпатия между ними неожиданно укрепилась после того, как Иванов нечаянно заметил за приятелем слежку.
— Собственная за меня взялась опять... планы меняются... Спасибо — ответил ему тогда будущий начальник.
Теперь помощник инспектора надеялся как раз на благодарность за тот случай и просто хорошее отношение.
— Дима, — проникновенно обратился он к товарищу. — Помощь нужна. Документы человеку выправить надо.
— Серёга! Ты обалдел?! — деланно удивился полицейский. — Да как это возможно!
Оба испытующе посмотрели друг на друга.
— На мне микрофона нет, и «жучков» я не приносил. Если тебя и слушают, то это не моя подача. Сразу уточню — документы прошу сделать тебя именно я, а не кто-то через меня. Для девушки. У неё их нет совсем. Если сомневаешься — пальцы ей откатаем и пробьёшь по базам, чтобы успокоиться. Так как? Только давай без витиеватостей — да или нет? За деньги отдельно поговорим.
Начальник долго, задумчиво смотрел на гостя. Взвешивал, решал. Сергей его не торопил.
— Ты понимаешь, о чём просишь? И сколько это стоит, если красиво делать? У тебя просто нет таких денег... К тому же девушка... Мало ли, как она себя потом поведёт? Вдруг истеричка?
— Дима! Я просил тебя не парить мне мозг! Нормальная там девушка, адекватная... И за деньги не твоя забота. Цифру озвучь — а дальше я сам разберусь.
— Да не в деньгах дело, дружище... У меня их и так в достатке, чтобы ещё и на тебе наживаться. Просто сложно это. Действительно сложно.
— Но возможно?
— Конечно, — улыбнулся он. — Если очень-очень хочется, но нельзя... Давай так! Ты мне поможешь в одной истории, а я решу тебе документы. Настоящие, весь пакет, отвечаю. Моё слово железное...
Иванов сразу заинтересовался. Если Дмитрий давал слово, то ему можно было верить. Но вот что за дело такое, если человек ради него от денег отказывается? Потому спросил осторожно:
— Что нужно?
— Не поверишь! Одного деда в нашем городе в больницу привезти! Не больше, клянусь! Да не смотри на меня, как на идиота! И подвоха никакого нет! Только то, что я сказал!
— Гадость в чём? — помощник инспектора не любил, когда что-то начиналось вот так, безобидно.
Начальник местной полиции горько усмехнулся, устроился поудобнее в своём кресле и пододвинул пепельницу, всем своим видом показывая, что за две минуты историю не рассказать.
— В общем, так, — начал он. — Жил-был на свете Арон Самуилович Лейц, 1919 года рождения. В войну воевал, потом в прокуратуре работал, хоть и по пятой графе не должен был, в суде отметился. Даже на пенсии консультировал важняков в особо мутных случаях. Половине прокурорской верхушки подзатыльники обучающие в их юные годы раздавал. Они его знают и помнят, и ценят... Детей тоже хороших вырастил. Сын в правительстве не последний человек, у дочки денег куры не клюют и связи те ещё...
— Достойная биография, — перебил его Иванов. — Только к чему ты это мне рассказываешь?
— Слушай дальше. С возрастом Арон Самуилович обрёл старческое слабоумие, провалы в памяти и прочие хвори очень пожилого человека. Его, естественно, домашние в лучшую клинику определили, с уходом и всесторонней заботой. А полтора года назад дед окончательно слёг, в беспамятство впал и в бой пошёл.
— Куда?!
— В бой. Арон Самуилович на аэродроме служил в техниках всю войну. Много раз рапорта писал на перевод в действующий лётный состав — не отпускали ни в какую, хотя у него аэроклуб за плечами был и училище... А сидел в механиках потому, что руки золотые имел, чинил любую деталь практически на коленке. Вот и берегли специалиста...
Он, как мне рассказали, из-за этого авиацию после сорок пятого забросил и в юристы подался — от обиды, что летать не дали. Не в этом суть... Всей истории не знаю, но ему однажды на аэродроме пришлось фактически разводным ключом от немцев отбиваться, прорвались эти сволочи как-то. «За отвагу» дали... И вот в том бою он на старости лет и застрял. В сорок четвёртом. Всё солдат собирал, в атаку рвался, самолёты защитить...
Год он так воевал на больничной койке, а потом неожиданно для всех в себя пришёл, ходить начал бодренько, кашку самостоятельно кушать. Даже врачи руками разводили — настолько редкий случай, тем более в его годы. Но прийти то пришёл, только изменился очень. Со всеми сразу разругался, детей чуть ли не пинками прогнал. Вернулся в город, заперся в квартире и доносы строчит с утра до ночи во все инстанции рангом повыше. Да грамотные какие! А, учитывая его авторитет в юридической среде, простой отпиской не отделаешься. По всей форме разбирательства проводят. Достали уже!!! — последние слова полицейский почти выкрикнул на эмоциях.
Иванов невольно ощутил искренне сочувствие к нему — сам в такой же ситуации находится, со всех сторон бумагомаратели обложили.
— Дим, а в чём проблема, растолкуй попроще? Ты что, пенсионера- склочника боишься? Сколько их было...
— Проблема в том, что мы уже устали тут отбиваться от его кляуз. И деньгами, и полянами, и бабами. И всё равно, как не подмазывай — каждый проверяющий обязан что-то накопать — иначе на верху скажут, что денег у нас взял и по шапке ему дадут. Потому положение местных властителей всё более шатким становится. Боимся мы, что головы полетят просто чтобы этот маразматик успокоился. На следующей неделе комиссию из столицы ждём. Только от трёх областных избавились и одной межрегиональной. Как тебе?
— Понимаю...
— Хорошо, что понимаешь. Мы — мэр, прокурор, да и остальные тоже, уже между собой договорились его на психиатрическую экспертизу отправить и невменяшкой признать — тогда проще будет. Отвезут детки старичка в какую-нибудь швейцарскую клинику годы доживать — и все вздохнут с облегчением. Вот только из квартиры деда выманить не можем. Сам он никому никогда не открывает, почту получает через почтовый ящик, который прямо в дверь вмонтировал, еду ему раз в месяц курьер привозит, и мы никогда не знаем этот день — он её прямо в области заказывает, денег у него в достатке... Исходящую корреспонденцию на почту пацаны за пополнение мобильников относят — через окно им передаёт. В общем — никак. И провода обрезали, и повестки слали, и по-хорошему просили — не выходит. Как только не изгалялись...
— Так вскрыли бы дверь по-тихому. Воров напрягите.
— Пробовали. Его дверь можно только направленным взрывом открыть. На совесть сделана, не Китай какой-нибудь. И, самое паскудное, дети за него. Мы аккуратно так обращались — мол, вашему папе к докторам надо, головушку пролечить. Арон Самуилович ведь и их на порог не пускает! А дочка в ответ — он наш отец и только попробуйте силу применить — пожалеете! Если сам пойдёт — нет вопросов, в лучшем виде лечение организуем, но без насилия! Знаешь, я ей верю — та тётка с братиком вполне могут тут всех по стенке размазать, и им за это ничего не будет!
— На что хоть жалуется старичок?
— На всё. Интернет открывает, местные новости читает — и давай строчить жалобы по поводу и без. Да какие! Будешь читать — заплачешь! Запугал всех. Почтальоны вообще трясутся, когда к нему стопки официальных ответов относят — он на них больше всего доносов нарисовал.
Короче, Серёга, если в больничку его довезёшь — я в лепёшку расшибусь, но тебе помогу. Попробуй, вдруг что получится, свежим глазом на проблему посмотришь, так сказать... Но без криминала!
— Не понимаю, почему вы ему справку от психиатра заранее не выпишите? — пытался разобраться дотошный Иванов. — С готовой бумажкой проще...
— Не получится. С этим деятелем по закону надо — комиссия там, все дела... Главврач прямо об этом сказал — он тоже проблем лишних на свою холку не хочет. Так как, берешься?
— Берусь. Адрес давай. На него бумаги какие-нибудь есть? Почитать для полноты картины...
На стол легла не слишком толстая папка.
— Тут, в основном, биография Лейца, медзаключение о выздоровлении и копии жалоб на меня. Чем богат...
... Инспектор с помощником сидели напротив серой пятиэтажки семидесятых годов прошлого века и внимательно смотрели на одно из зарешёченных окон второго этажа.
— Там он логово своё свил. Нам его добыть как-то надо оттуда. Может телепортнёшься, Антох?
— Хотелось бы... Но перемещаться я могу только туда, где уже был. Мне знать место надо... Так что не вариант. И дверь не вскрою, сразу говорю, не обучен. Ладно, — он встал со скамейки. — Давай на клиента посмотрим.
Они вразвалочку, словно два гопника, подошли под нужное окно, и Сергей принялся бросать в него мелкие камешки. Почти сразу из-за шторы выглянула голова древнего старичка семитской наружности с очень мерзопакостным выражением лица.
— Ах вы ублюдки! Я вам..., — завизжал дед, демонстративно тыкая сухоньким пальчиком в смартфон. — Сейчас... Сейчас... Полиция вам покажет, говнюки...
Но инспектор с помощником уже сворачивали за угол.
— Ты видел? — пребывая в глубокой задумчивости, поинтересовался Швец.
— Ага. Аура. Небольшая. Наш клиент.
— Плохо дело...
— Почему? Обычный бес, некрупный.
— Да это понятно. Помнишь, в деле была запись, что дед сначала в бой шёл, а потом резко выздоровел?
— Помню, конечно. И что?
— Старик не выздоровел. Это бес его полностью себе подчинил. Когда человек безумен или в коме — душа ослаблена и бессознательна, словно овощ. В ней нет разума, и чем дольше это продолжается — тем хуже. Она как воздушный шарик на длинной верёвочке, которая вот-вот оборвётся. Между небом и землёй, если упростить. Потому погань и может легко завладеть памятью и телом. Сам видел — адский вонючка знания человеческие на практике вон как лихо применяет, всем вокруг жизнь обгаживая...
— Твои предложения?
— Не знаю пока. Одно скажу — дело дрянь. Можно, конечно, через дверь проникнуть и Печатью засветить ему в лоб внезапно, но опасно это, очень опасно... Даже если мы беса изгоним — дед умрёт, в лучшем случае опять в атаку на фашистов побежит.
— А если не изгоним?
— Тоже умрёт, и довольно скоро, от естественных причин. А бес отправится дальше искать себе новую жертву. Только душу не спасём, она не разумней огурца останется. Возись с ней потом... Знаешь, — неожиданно доверительно продолжил Швец. — У нас в чистилище даже специальная терапия для таких есть. Долгая и кропотливая...
Иванов откровенность оценил. Инспектор редко рассказывал что-либо о делах наверху.
— Тогда давай думать, Антоха. Защита душ — наша прямая служебная обязанность. А как можно душу в себя привести?
— Пока не сильно закуклилась — стресс или шок какой-нибудь... Током, к примеру, бабахнуть тело или эмоцию сильную дать... На короткое время тогда она даже беса из разума вытеснить может. Но я совершенно не представляю, что может подействовать через дверь в этом, конкретном случае.
— Есть идея! — улыбка озарила лицо помощника. — Нам интернет с объявлениями об аренде нужен!
...Через три дня под окном Арона Самуиловича остановилась запылённая, немолодая ГАЗ-М1, или по-простому «Эмка». Из неё вышло двое людей в гимнастёрках с портупеями, яловых сапогах и в фуражках с голубым околышем. У одного были капитанские погоны, у другого попроще — старшины.
Зайдя в подъезд, капитан бравой походкой, цокая подбитыми каблуками по ступенькам, поднялся на второй этаж и бесстрастно нажал на кнопку звонка. Старшина замер изваянием за его спиной.
— Кто? — послышался старческий, дребезжащий голос; в дверном глазке мелькнул свет.
Вопрос капитан проигнорировал. Вместе этого казённо-требовательно заговорил сам.
— Арон Самуилович Лейц?!
— Кто спрашивает?
— Лейтенант! — заорал офицер. — Вы что себе позволяете! Если вы не знаете, как отвечать старшему по званию, то о каком переводе в действующий истребительный полк может идти речь! Доложите о своём, неподобающем офицеру, поведении непосредственному начальству! Я проверю. Лично!
— К-какой полк? — голос из-за двери стал неуверенным. — Вы в своём уме?
— Тот, о переводе в который вы все инстанции рапортами забросали! Или не вы пачку бумаги извели, надоедая всем?! Радуйтесь! Генерал-майор Иванов, командир нашего одиннадцатого авиакорпуса, утвердил ваше ходатайство, а вы тут как институтка кочевряжетесь! Собирайтесь, выезжаем в расположение немедленно!!!
Дверь неожиданно открылась. За ней оказался уже виденный ранее старичок, но теперь он был какой-то... не такой. Он плакал, счастливо глядя на капитана выцветшими глазами.
— Это... правда? — полушёпотом спросил он.
— Да, — ответил ему офицер и, неожиданно, приложил к его голове Печать.
Арон Самуилович медленно осел на пол, на глазах теряя сознание.
— Скорую вызывай.
— Не надо скорой, — неожиданно раздался густой, юный голос и рядом с телом старика прямо из воздуха появился молодой парень в тёмном, промасленном комбинезоне и пилотке с красной звездой. — Не надо, — повторил он. — Моё время пришло. Спасибо вам! Я к ребятам! — и растворился в воздухе.
Человек с погонами старшины пощупал пульс у лежащего на полу Лейца, вздохнул и констатировал: «Мёртв».
— Серёга! Валим отсюда, пока не набежали... Он умер своей смертью, не переживай.
... Они сидели на кухне и пили чай, а кицунэ варила им домашние вареники.
— Что там с документами? — лениво поинтересовался Швец.
— Делают. Сегодня Машку фотографироваться возил. Она полдня уши в пышную причёску прятала, так что теперь злая...
— А ты бы обрадовался, — взбеленилась стоящая у плиты домовая, — если бы у тебя воронье гнездо на голове выросло? Гадость, а не фотографии вышли!
— Выходит, твой приятель не наврал?
— Нет. Дима слово держит. Он как о смерти старичка узнал — сначала думал, что я его грохнул. Но вскрытие всё на свои места расставило. Так что договор выполнен — дед в больницу попал, правда не к психиатрам. Ты мне лучше другое объясни — как это вышло, что душа Лейца перед нами проявилась и почему он так молодо выглядел?
Антон закурил.
— Душа показаться может в последние секунды жизни, но это редко происходит. Обычно она за тело до последнего держится, а здесь... Сам понимаешь. Ну а молодая — потому что Арон Самуилович в последние дни жизни себя помнил именно таким — юным и сильным, а не старой развалиной.
Закурил и Серёга.
— У меня к тебе имеется финансовый интерес, начальник... Аренда «Эмки» и костюмов в копеечку стали, а до зарплаты далеко... Ты намекал, что есть варианты деньгами разжиться, помнишь?
Швец поморщился.
— Помню. Только по головке не погладят за такие номера. Это на самый крайний случай...
— Точнее.
— Ну, к примеру, лешего поймать и печень ему отбить, чтобы про клады рассказал. Или призрака какого-нибудь заарканить чёрной магией и как поисковую собаку использовать, на всякие ценности натасканную... Поверь, не надо тебе это.
— Уже понял.
Помолчали. Все мысли неизменно возвращались к Арону Самуиловичу.
— Жалко деда...
— Не жалей. Ему там лучше. Он был хорошим человеком, правильным.
— Давай помянем. Пиво же у нас есть.
— Давай.
