Глава 6

Столкновение, сотворившее Индию

Падение индуистской цивилизации

В “Ригведе”, самом древнем традиционном тексте индуизма, бог войны Индра скачет на своих врагов, нечистых даса, на конной колеснице, разрушает их крепость (называемую пура) и освобождает земли и воды для своих людей ариев, или, по-другому, арийцев¹.

“Ригведа”, составленная на древнем санскрите между 4 и 3 тысячами лет назад, в течение двух тысячелетий передавалась изустно и лишь после этого была записана; это напоминает нам историю с “Илиадой” и “Одиссеей” – изначально их сложили на каком-то индоевропейском языке, а спустя несколько столетий записали на греческом². “Ригведа” является удивительным окном в прошлое, сквозь которое можно взглянуть на индоевропейскую культуру времен, близких к периоду расхождения индоевропейских языков из общего праязыка. Но спросим: какое отношение имеет “Ригведа” к реальным событиям? Кто такие даса, кто такие арии и где те крепости-пуры?

В 1920–1930-е годы всех чрезвычайно вдохновляла идея, что археология может пролить свет на эти вопросы. В тот период археологические экспедиции открыли остатки древних цивилизаций, обнесенные стенами города Хараппа, Мохенджо-Даро и другие в Пенджабе и Синде, датированные периодом от 4500 до 3800 лет назад. Эти города и поселения рассыпались по долине Инда на территории современного Пакистана и отчасти Индии, под защитой их стен проживали десятки тысяч человек³. Может быть, это и есть те самые крепости-пуры из “Ригведы”?

Города в долине Инда по периметру окружали стены, а внутри по сетке располагались постройки, в том числе внушительные хранилища для зерна, выращенного поблизости на пахотных землях речной поймы. Здесь жили искусные мастера, работавшие по золоту, меди, умелые гончары и резчики по дереву и раковинам. Люди активно занимались торговлей и коммерцией, как это видно по найденным каменным гирькам и измерительным лекалам, а их торговые партнеры находились в Афганистане, Месопотамии и даже в Африке⁴. Они использовали резные печати с изображениями животных и людей. На этих печатях имеются различные символы, значение которых пока не расшифровано⁵.

Со времени первых раскопок многое в цивилизации долины Инда, в том числе письменность, так и осталось неразгаданным. И самая большая тайна – закат этой цивилизации. Около 3800 лет назад поселения в долине Инда были заброшены, а центр жизни сместился в долину Ганга⁶. Именно тогда и была составлена на древнем (ведийском) санскрите “Ригведа”. Ведийский санскрит является предковым для большинства языков сегодняшней Северной Индии, которые за тысячу лет до написания “Ригведы” сформировались на базе иранских языков. А те, в свою очередь, связаны косвенным родством с европейскими языками, так что все они вместе составляют индоевропейскую языковую семью. Религия “Ригведы” с ее пантеоном божеств, управляющих природой и обществом, обнаруживает несомненное сходство с мифологией других частей индоевропейской Евразии, включая Иран, Грецию, Скандинавию, что лишний раз подтверждает активные культурные связи на обширных евразийских территориях в ту эпоху⁷.

Выдвигалось предположение, что упадок цивилизации долины Инда был спровоцирован появлением чужаков-мигрантов с севера и востока, так называемых индоариев, говорящих на индоевропейском языке. В “Ригведе” написано, что оккупанты прибыли на колесницах, запряженных лошадьми. А мы знаем из археологических данных, что цивилизация долины Инда была долошадной. Никаких следов лошадей и никаких следов тележного передвижения в местонахождениях не обнаружено, хотя имеются глиняные фигурки, изображающие повозки с впряженными быками⁸. Лошади и колесницы со спицевыми колесами были оружием массового поражения в Евразии бронзового века. Возможно, индоарийцы, владевшие этими военными технологиями, привели к краху цивилизации в долине Инда.

После раскопок в Хараппе за концепцию “арийского вторжения” ухватились и европейские, и индийские националисты, поэтому теперь трудно обсуждать ее в научном ключе. Европейские расисты, включая и нацистов, склонялись к мысли об оккупации Индии белокожими североевропейскими воинами, взявшими верх над темнокожими индусами и насадившими у них иерархическую общественную систему, запрещавшую межгрупповые браки. Для нацистов распространение индоевропейских языков, связывающих воедино Европу и Индию и обходящих стороной Ближний Восток, родину евреев, служило свидетельством древнего завоевательного движения из родных мест на новые территории, замещения и порабощения народов в занятых странах. Нацисты усматривали в этих событиях пример для подражания⁹. Некоторые из них родиной индоариев считали Северо-Восточную Европу, в том числе Германию. Они даже взяли на вооружение некоторые черты ведической мифологии, именуя себя арийцами, как персонажей “Ригведы”, переняли традиционный индуистский символ доброй удачи – свастику¹⁰.

Интерес нацистов к теме миграций и распространения индоевропейских языков создал в Европе серьезные трудности для содержательного научного обсуждения переноса индоевропейских языков с потоком переселенцев¹¹. С другой – индийской – стороны, все тоже выглядит не слава богу, потому что если падение цивилизации долины Инда произошло по вине оккупантов с индоевропейской лексикой, то и с важными элементами южноазиатской культуры могла быть похожая история – они могли сформироваться где-то еще.

Однако гипотеза о массовой миграции с севера не пришлась по душе специалистам не только из-за ее политизации, но и потому, что стала понятной сложная природа культурных сдвигов, видимая по археологической летописи, – дело оказалось не только в массовых миграциях. А кроме того, практически нет археологических свидетельств таких миграций. Нет и явных прослоев пепла, которые относились бы к периоду около 3800 лет назад – такие могли бы говорить о пожарах и грабежах в индийских городах. Если что и есть, так это признаки постепенного упадка городов: на протяжении десятилетий люди покидали города, природа вокруг деградировала. Однако отсутствие археологических доказательств не означает, что все происходило без вмешательства внешних побудительных сил. Около 1600–1500 лет назад под давлением германской экспансии пришла в упадок Западная Римская империя: когда вестготы и вандалы взяли под контроль римские провинции и высосали их досуха, за этим последовал политический и экономический обвал империи. При этом археологических свидетельств разрушения римских городов в тот период времени на удивление немного, и если бы не было подробных описаний, мы бы, возможно, и не догадывались обо всех этих драматических событиях¹². Может быть, и в опустевшей долине Инда мы встретились с той же проблемой – археологам трудно выявлять внезапные события. Те картины, что проступают из археологических данных, могут скрывать за собой кратковременные, быстрые события, послужившие стимулом видимых изменений.

Что к этой картине может добавить генетика? Она не может рассказать про конец цивилизации долины Инда, но в ее власти ответить, имело ли место смешение людей с разным историческим наследием. И хотя примеси сами по себе не являются доказательством миграций, но генетические признаки смешения указывают на глубокие демографические преобразования и, следовательно, на возможный культурный обмен, по времени примерно совпадающий с падением Хараппы.

Территория столкновений

Гималайские горы сформировались около 10 миллионов лет назад в результате столкновения Евразии и Индийской континентальной плиты, двигавшейся на север по Индийскому океану. Так же и сегодняшняя Индия – она оказалась производным от столкновения разных культур и разных народов.

Возьмем фермерство. Индийский субконтинент является на сегодня мировой хлебной житницей – он кормит четверть мирового населения. И 50 тысяч лет назад он тоже был одним из великих центров становления современного человечества. Но при этом фермерство изобрели не в Индии. Индийское сельское хозяйство рождено столкновением двух аграрных систем Евразии. Согласно археологическим данным, к примеру, из местонахождения Мехргарх на западной окраине долины Инда в Пакистане ближневосточные озимые культуры, пшеница и овес, пришли в долину Инда позже 9 тысяч лет назад¹³. 5 тысяч лет назад местные фермеры смогли адаптировать эти культуры к муссонному климату с летними дождями, и тогда они распространились по всему полуострову¹⁴. Китайские сорта риса и пшена, пригодные для выращивания в муссонном климате с летними дождями, тоже попали в Индию около 5 тысяч лет назад. Так в Индии впервые столкнулись китайская и ближневосточная системы сельскохозяйственных культур.

Следующее столкновение – это язык. Языки Северной Индии (а это индоевропейские языки) близки к языкам Ирана и Европы. Дравидийские языки, на которых говорят на юге Индии, похожи на языки Южной Азии и ни на какие другие. Есть также сино-тибетские языки, свойственные группам, населяющим горное обрамление Северной Индии. Есть и австроазиатские языки, на которых говорят небольшие обособленные племена в Центральной и Восточной Индии, родственные камбоджийскому и вьетнамскому, – они, как считается, сформировались на базе языков первых рисоводов, освоивших Южную и частично Юго-Восточную Азию. В “Ригведе” есть слова, заимствованные из дравидийских и австрозиатских языков, – лингвисты их могут выделить, потому что они не типичны для индоевропейских языков; отсюда следует, что дравидийские и австроазиатские языки имели хождение в Индии уже как минимум 3 или 4 тысячи лет назад¹⁵.

По своей внешности индийцы очень разнородны, что дает наглядное представление об их смешанной природе. Если пройтись по улице вдоль торговых прилавков в любом индийском городе, тут же становится ясно, насколько разнообразен этот народ. Оттенки кожи меняются от темных до совсем светлых. У некоторых черты лица европейские, у других напоминают китайские. Сразу начинаешь думать, что это разнообразие отражает смешение людей в какой-то исторический период и что их наследие намешано в разных пропорциях в сегодняшних группах индийцев. Но нужно помнить, что внешние признаки легко переоценить, ведь они, как известно, отражают влияние среды и диеты.

Первые работы по генетике индийцев дали на первый взгляд противоречивые результаты. Их митохондриальная ДНК (напомню, она наследуется строго по материнской линии) по большей части уникальна для Индийского субконтинента. Она близка лишь с одним из основных типов мтДНК за пределами Индии, но при этом их общий предок существовал десятки тысяч лет назад¹⁶. Это означает, что предки индийцев (по материнской линии) в течение очень долгого времени существовали на полуострове Индостан изолированно, не смешиваясь с соседними западными, восточными или северными популяциями. Зато заметная доля Y-хромосомы, передаваемой от отца к сыну, демонстрирует близкое родство индийцев с западными евразийцами: с европейцами, центральноазиатами и жителями Ближнего Востока, а это уже указывает на смешение¹⁷.

Некоторые историки, глядя на путаные генетические результаты, опустили руки и решили вовсе не брать в расчет генетические данные. Ситуацию усугубляло и то, что генетики плохо разбирались в археологии, антропологии и лингвистике – фундаментальных для изучения ранней истории человечества науках, – а потому допускали элементарные промахи и, обобщая факты из этих дисциплин, пускались в давно развенчанные ошибочные рассуждения. Однако выпускать из виду генетику попросту нелепо. Мы, генетики, может, и были налетевшими на готовое варварами, но игнорировать варваров всегда неразумно. У нас имелся доступ к принципиально новым данным, и с их помощью можно было попробовать подступиться к самому неподатливому вопросу: кто же те древние люди?

Жители крошечных Андаманских островов

Мой исследовательский интерес к ранней истории Индии начался с книги и письма.

Книга называлась “История и география человеческих генов”, это главный труд Луки Кавалли-Сфорца. В ней он упоминает негритосов, населяющих Андаманские острова, расположенные в Бенгальском заливе в сотнях километров от материка. Андаманские острова были надежно изолированы глубоким морем на протяжении всей долгой истории расселения современных людей по Евразии, хотя уединенность самого крупного из островов – Большого Андамана – за последние несколько столетий постоянно нарушалась: британцы основали на острове тюрьму и колонию для заключенных. На одном из островов, Северном Сентинеле, живет одно из последних в мире неконтактных племен – несколько сотен человек, использующих каменные орудия. Индийское правительство запрещает внешние контакты с ними, так что эти люди “не от мира сего” расстреливали из луков вертолеты с гуманитарной помощью, посланной после цунами в Индийском океане в 2004 году. Андаманцы говорят на таких странных языках, что среди существующих евразийских языков не нашлось ни одного даже отдаленно родственного с ними. По внешнему виду андаманцы тоже сильно отличаются от соседних народов: они более стройные, с мелкокурчавыми волосами. В одном из разделов своей книги Кавалли-Сфорца рассуждает, что андаманцы могли быть потомками ранней экспансии современных людей из Африки, может, даже более ранней, чем экспансия 50 тысяч лет назад, давшая толчок к заселению всей внеафриканской территории.

В 2007 году, прочитав эту книгу, мы с коллегами написали письмо Лалджи Сингху и Кумарасами Тхангараджу из Центра клеточной и молекулярной биологии в Хайдарабаде в Индии. За несколько лет до того Сингх и Тхангарадж опубликовали исследование митохондриальной ДНК жителей Андаманских островов¹⁸. Оно показало, что люди с Малого Андамана отделились от евразийцев десятки тысяч лет назад. И я спросил в письме, есть ли возможность изучить полные геномы андаманцев для более ясного представления этой истории.

Рис. 17а. На севере Индии говорят в основном на индоевропейских языках, и, соответственно, там высока доля западноевразийского наследия. На юге страны в хождении дравидийские языки, там доля западноевразийского наследия понижена. Многие группы на севере и востоке говорят на синотибетских языках. В центральной и восточной частях страны некоторые обособленные племена используют австроазиатские языки.

Сингх и Тхангарадж очень обрадовались такой возможности и быстро уверили меня, что будет правильно расширить картину, включив данные по различным материковым группам индийцев. Они открыли нам доступ к собранной ими огромной коллекции ДНК. В морозильниках Центра в Хайдарабаде хранились образцы, представляющие фантастически разнообразное население Индии. Когда я последний раз проведывал эту коллекцию, там было более 18 тысяч индивидуальных образцов из трехсот с лишним группировок. Чтобы ее собрать, студенты со всей Индии объезжали сотни поселений и брали анализы крови у тех, чьи бабушки и дедушки были родом из этих же мест. Из этой коллекции мы выбрали 25 групп как можно более разнообразных и по географии, и по культуре, и по лингвистике. В нашей выборке присутствовали группы высокого и низкого социального статуса по индийской кастовой системе, а также ряд племен, существующих вне кастовой системы.

Рис. 17б. Анализ главных компонент показывает, что генетическая изменчивость большинства групп Юго-Восточной Азии образует постепенный ряд в координатах пропорции наследия, где на одном – северном – конце оказываются носители индоевропейских языков, на другом – южном – дравидийские носители.

Через несколько месяцев Тхангарадж приехал ко мне в лабораторию в Бостон и привез уникальные и драгоценнейшие образцы ДНК. Мы их решили исследовать методом микрочипирования однонуклеотидных замен (SNP). Эту технологию незадолго до того разработали в США, и в Индии она была еще недоступна. Поэтому Тхангарадж смог получить разрешение на вывоз образцов ДНК (по индийским государственным законам, если исследование биологических материалов можно провести внутри страны, то их вывоз запрещен).

SNP-микрочип содержит тысячи микропикселей, в каждом из которых сидит искусственно синтезированный кусочек ДНК из интересного для исследования места генома. Микрочип инкубируется с образцом ДНК исследуемого генома, и когда микрочип в конце промывают, то участки генома, соединенные с искусственными кусочками и потому связанные с субстратом прочнее, не вымываются. Оценивая относительную прочность связи исследуемой ДНК с искусственной “наживкой”, можно определить (а это делает камера, снимающая флуоресцентные метки на исходных образцах), какие генетические варианты содержатся в конкретном образце. С помощью SNP-микрочипирования мы исследовали много сотен тысяч позиций в геноме, по которым люди отличаются друг от друга, – в каждой из этих позиций у них стоят разные нуклеотиды. По этим вариабельным позициям можно определить, кто с кем теснее связан. Эта технология гораздо дешевле, чем полногеномное секвенирование, потому что можно направить все внимание только на значимые для исследования позиции, именно на те, по которым у людей есть различия и, следовательно, они дают максимум информации по истории популяций.

Чтобы получить общее представление о связях образцов друг с другом, мы применили статистический прием – метод главных компонент, описанный в предыдущем разделе об истории западноевразийской популяции. Метод главных компонент основан на поиске комбинаций однонуклеотидных замен в ДНК, наиболее четко отделяющих одну группу людей от другой. Выложив на координатную плоскость полученные значения по индийским группам, мы увидели, что все они расположились вдоль одной линии. На самом конце линии, далеко от других точек, оказались западные евразийцы – европейцы, центральноазиаты, индивиды с Ближнего Востока, которых мы включили в рассмотрение специально для сравнения. Мы назвали неевразийскую часть линии “индийский клин”: градиент изменчивости среди индийских групп, который на графике направлен, как стрела, к западным евразийцам¹⁹.

Данный градиент изменчивости, выявленный на плоскости главных компонент, может быть обусловлен несколькими, совершенно различными, историческими событиями. Однако, глядя на эту недвусмысленную “стрелу”, мы предположили, что многие нынешние индийские группы могут быть смешанными и в них в разных пропорциях присутствует западноевразийское наследие и наследие еще от какой-то очень непохожей популяции. На графике дальше всего от западных евразийцев расположились южные группы индийцев, говорящих на дравидийских языках, поэтому мы построили модель, согласно которой нынешние индийцы сформированы за счет смешения двух предковых популяций. А потом проверили ее на наших данных.

Для проверки мы придумали новые методы. Те самые методы, которые были использованы в 2010 году для выявления скрещивания между неандертальцами и современными людьми²⁰, – но изначально они были разработаны для изучения истории индийских популяций.

Сначала мы протестировали гипотезу, где европейцы и индийцы произошли от общей предковой популяции, которая еще раньше отделилась от предков восточноазиатов (восточноазиатов представляли китайцы хань). Мы определили все буквы ДНК, по которым различаются геномы индийцев и европейцев, а потом оценили, насколько часто у китайцев встречаются европейский или индийский варианты. И получили ответ: у китайцев явно больше “индийских” букв ДНК, чем европейских. Теперь можно было отбросить идею, что европейцы и индийцы произошли от общей гомогенной предковой популяции, отделившейся от пракитайцев.

Альтернативная гипотеза, которую мы рассмотрели, предполагала, что китайцы и индийцы произошли от общей предковой популяции, отделившейся от ствола европейцев. Но и этот сценарий не подтвердился: европейские группы теснее связаны со всеми индийцами, чем со всеми китайцами.

Мы обнаружили, что частоты генетических мутаций, усредненные по всем группам индийцев, имеют промежуточное значение между европейцами и восточноазиатами. Единственное, что могло объяснить такую картину, – это смешение древних популяций, одна из которых имеет отношение к европейцам, центральноазиатам и людям Ближнего Востока, а другая связана отдаленным родством с восточноазиатами.

На начальных этапах мы называли первую популяцию “западными евразийцами”, подчеркивая широкий территориальный охват включенных популяций – и Европа, и Ближний Восток, и Центральная Азия, между которыми различий по частоте мутаций было не так уж много. Масштаб этих различий на порядок меньше, чем между европейцами и народами Восточной Азии. В свете этого было удивительно заметить, что одна из двух популяций, имевших отношение к генетическому наследию нынешних индийцев, сгруппировалась с западными евразийцами. Для нас это выглядело как восточный предел распространения западноевразийского наследия, где западные евразийцы смешивались с совсем непохожими на них людьми. Мы могли видеть, что та “непохожая” популяция теснее связана с сегодняшними восточноазиатами, например с китайцами, но все равно они должны были разделиться десятки тысяч лет назад. Эта группа походила на рано отделившуюся линию, вклад которой остался лишь в геномах нынешних южноазиатских популяций, и, в общем, больше нигде.

Поняв, что смешение имело место, мы стали искать, у кого из нынешних групп индийцев этого смешанного наследия поменьше, то есть кто избежал смешения. Во всех группах континентальной Индии западноевразийское наследие присутствовало. Зато его не было у жителей с Малого Андамана. Андаманцы, долго существовавшие в изоляции, оказались наследниками той древней группы, которой родственны восточноазиаты и которая оставила наследие южноазиатам. Сотня туземцев с Малого Андамана (столько их осталось согласно последней переписи) послужили ключом к пониманию истории индийских народов.

Схождение востока и запада

Самым напряженным временем моей научной жизни стали двадцать четыре часа, которые мы с Ником Паттерсоном в октябре 2008 года провели в Хайдарабаде с Сингхом и Тхангараджем, обсуждая наши первые результаты.

Наша встреча 28 октября была решающей. Сингх и Тхангарадж, казалось, собирались закрыть весь проект. Перед встречей мы прислали им резюме результатов, и там было сказано, что сегодняшние индийцы представляют собой смешение двух различных предковых популяций, одна из которых “западные евразийцы”. У Сингха и Тхангараджа сразу возникли возражения против этого названия, потому что, как они считали, это означало массовую миграцию западных евразийцев в Индию. Они справедливо указали, что наши результаты не являются прямым доказательством для такого заключения. И даже выдвинули предположение, что миграция могла идти в другом направлении, из Индии на Ближний Восток и Европу. Согласно их собственным работам по митохондриальной ДНК, подавляющая часть митохондриальных линий современного населения Индии существует уже много десятков тысячелетий²¹. И они не желали участвовать в проекте, который утверждал бы внедрение в Индию западных евразийцев, по крайней мере, без внятного объяснения разногласий между полногеномными и митохондриальными данными. Кроме того, они полагали, что заключение о миграции западных евразийцев будет политической бомбой. Они не говорили о политике прямо, но эти обертона явственно звучали в обсуждении преобразующего влияния чужаков извне на весь субконтинент.

Для описания взаимосвязи между западными евразийцами и индийцами Сингх и Тхангарадж предложили термин “генетическая общность”. Под этой формулировкой может подразумеваться происхождение от общей предковой популяции. Но наши генетические изыскания указывали, что имело место смешение, реальное и очень значимое, что две совершенно разные популяции оставили свой вклад во всех группах современных индийцев, а их термин допускал, что никакого смешения могло и не быть. Мы намертво застряли. Временами мне казалось, что из-за каких-то политических нюансов мы не можем двигать дальше нашу науку.

Был вечер, вокруг нашего корпуса вовсю праздновали Дивали, один из главных праздников в Индии: взрывались огнями фейерверки, мальчишки поджигали бенгальские огоньки и бросали их под колеса движущихся грузовиков, а мы с Паттерсоном заперлись в его кабинете в институте у Сингха и Тхангараджа и пытались понять, что делать с проектом. До нас постепенно доходило, какой культурный резонанс будут иметь наши открытия. Поэтому мы занялись поиском подходящих формулировок, с одной стороны, научно корректных, с другой – не ранящих чувства индийцев.

На следующий день мы собрались в кабинете у Сингха. Сели и вместе придумали новые названия древним группам индийцев. Мы написали, что нынешнее население Индии происходит от смешения двух разнородных популяций – “предков северных индийцев” (Ancestral North Indians, ANI) и “предков южных индийцев” (Ancestral South Indians, ASI). До смешения эти предковые популяции были столь же различны, как сегодняшние европейцы и восточноазиаты. ANI родственны европейцам, центральноазиатам и населению Ближнего Востока, а также жителям Кавказа, но никаких указаний на родину ANI или их миграции мы не дали. ASI произошли от какой-то популяции, не связанной ни с какой нынешней группой за пределами Индии. Мы показали, как в Индии перемешались ANI и ASI: теперь каждый житель континентальной Индии несет оба наследия, правда, в разных пропорциях: одно из них родственно западным евразийцам, а второе ближе к восточноазиатам и населению Южной Азии. Так что никто в Индии не может претендовать на генетическую чистоту.

Предки, власть и гендерное доминирование

Найдя это решение, мы начали рассчитывать долю западноевразийского наследия в каждой группе индийцев.

Мы оценивали степень сходства в группах с западными евразийцами, с одной стороны, а с другой – с геномом жителя Малого Андамана. Главными фигурантами здесь выступали андаманцы, потому что они, хоть и отдаленно, но были связаны с ASI, а с западными евразийцами, чья примесь обнаруживалась у всех материковых индийцев, никаких связей не нашлось. Поэтому андаманцев можно было рассматривать в качестве группы для сравнения. Затем мы повторили расчеты, но только заменили индийцев кавказцами. Таким способом мы получили представление о фоновой величине сходства, которое должно быть, если геном связан родством только с западными евразийцами. Сопоставляя цифры по индийцам с фоновым значением, можно было ответить на вопрос, насколько далеко каждая из индийских групп отстоит от гипотетического чисто западноевразийского наследия. И отсюда высчитывается пропорция западноевразийского наследия в группах индийцев.

Выполнив эти расчеты, а также и другие с большим числом групп индийцев, мы выяснили, что доля западноевропейского наследия варьирует от 20 % (это самое низкое значение) до 80 % (самое высокое)²². Вот и объяснение “индийского клина”, который мы увидели на плоскости главных компонент: это постепенный сдвиг величины западноевразийского наследия. Нет ни одной группы, не затронутой смешением, ни у самых высокородных каст, ни у самых худородных, ни даже у племен, существующих вне кастовой системы.

По доле примеси можно реконструировать некоторые события прошлого. Взять хотя бы языки – генетические данные указывают, на каких языках могли говорить древние ANI и ASI. В группах индийцев, говорящих на индоевропейских языках, больше наследия ANI, чем у носителей дравидийских языков, у которых, соответственно, повышена доля ASI. Мы отсюда заключили, что среди ANI, по всей видимости, были распространены индоевропейские языки, а среди ASI – дравидийские.

По генетическим данным мы смогли судить и о социальном статусе ANI и ASI: в среднем более высокий у первых и более низкий у вторых. У нас получилось, что в группах с традиционно более высоким социальным статусом, определяемым по системе каст, повышена доля ANI, а у низкокастовых групп больше ASI, и эта закономерность выполняется даже на территории одного и того же штата, где все группы говорят на одном языке²³. Например, у браминов, касты священнослужителей, доля ANI увеличена по сравнению с представителями других каст, среди которых они живут и с которыми говорят на одном языке. И хотя есть группы, которые выбиваются из общей картины, скажем, хорошо задокументированные случаи повышения социального статуса целой касты²⁴, но статистически выводы очень надежны: смешение ANI и ASI происходило в контексте социального расслоения.

Генетические данные по современным индийцам также приоткрывают историю социального неравенства мужчин и женщин. Если посмотреть на Y-хромосому, то окажется, что 20–40 % индийцев и 30–50 % восточных европейцев (естественно, мужчин) имеют Y-хромосому определенного типа, который произошел, судя по плотности мутаций, от единого предка, жившего 6300–4800 лет назад²⁵. А митохондриальная ДНК, которая передается по женской линии, напротив, имеет сугубо индийское происхождение. Значит, она практически целиком, даже у северных групп, пришла, по-видимому, от представительниц ASI. Единственным возможным объяснением может быть миграция западных евразийцев в Индию в бронзовом веке или позже. Мужчины, несущие тот конкретный тип Y-хромосомы, показали себя исключительно успешными самцами, оставив множество потомков, а вот женщины-иммигрантки внесли более скромный вклад.

Рассогласованные картины наследия по Y-хромосомам и митохондриальной ДНК сначала ставили историков в тупик²⁶. Но здесь можно предположить, что большая часть наследия ANI получена от мужчин. Подобная картина половой генетической асимметрии подозрительно знакома. Вспомним афроамериканцев. У них примерно 20 % европейского наследия, и три четверти его пришло с мужской стороны²⁷. Вспомним латиноамериканцев в Колумбии. У них 80 % европейского наследия, и соотношение мужского и женского вклада еще менее сбалансированно, перевес мужского пятьдесят к одному²⁸. В третьей части я буду рассматривать, что это означает в свете отношений между популяциями, между мужчинами и женщинами, но общим знаменателем остается то, что мужчины из более властных и влиятельных групп обычно берут себе женщин из менее влиятельных. И знаете, если по генетическим данным можно выявить настолько важные сведения о прошлом, это очень отрадно.

Смешение популяций на закате Хараппы

Чтобы понять, как в контекст индийской истории встраиваются наши открытия о смешении популяций, хорошо бы знать не только сам факт смешения, но и когда оно происходило.

Мы обсуждали, например, такую возможность: смешение стало следствием крупных перемещений людей в конце последнего ледникового периода, то есть примерно 14 тысяч лет назад. Климат тогда начал улучшаться, пустыни превращались в пригодные для жизни земли, происходило множество других природных сдвигов, и в итоге люди мигрировали по всей Евразии в самых разных направлениях.

Другая возможность – движение фермеров с Ближнего Востока в Южную Азию, объясняющее появление ближневосточного сельского хозяйства в долине Инда позже 9 тысяч лет назад.

Третья возможность предусматривала смешение в последние 4 тысячи лет и ассоциировалась с распространением индоевропейских языков, бытующих сейчас и в Индии, и в Европе. Это объяснение затрагивает события, описанные в “Ригведе”. Но даже если смешение происходило позже 4 тысяч лет назад, то очень возможно, что смешивались популяции, давно укоренившиеся в Индии, одна из которых прибыла из Западной Евразии за несколько столетий или даже тысячелетий до того, но до поры не смешивалась с ASI.

Все три возможности так или иначе включают миграцию из Западной Евразии в Индию. Сингх и Тхангарадж для объяснения связи между западноевропейскими популяциями и ANI продвигали идею об обратной миграции из Индии далеко на запад, до самой Европы, но я сам всегда считал, что данные указывают на миграцию в другом направлении – в Южную Азию с севера или запада. Ведь у сегодняшних западных евразийцев нет следов наследия ASI, да и окраинное географическое положение Индии на фоне всех территорий, где распространено западноевразийское наследие, тоже вполне показательно. Поэтому нужно было датировать смешение, тогда у нас появится больше конкретики.

Датировать это смешение – совсем не простая задача, и, решая ее, мы разработали серию новых методов. В основе этих методов лежало следующее соображение. В первом поколении полукровок соединятся хромосомы ANI и ASI в чистом виде. С каждым последующим поколением будут составляться комбинации отцовской и материнской хромосом, и в последовательном ряду потомков фрагменты ANI и ASI будут дробиться на более мелкие кусочки; в каждом поколении происходит один-два новых разрыва и перетасовки. Поэтому, оценивая среднюю длину фрагментов ANI или ASI у нынешних индийцев, можно подсчитать, сколько поколений потребовалось для текущего размера нарезки. И с этими хронологическими подсчетами успешно справилась Прия Мурджани, дипломница из моей лаборатории²⁹.

Результаты показали, что во всех группах индийцев из нашего исследования смешение имело место 4–2 тысячи лет назад, при этом у носителей индоевропейских языков смешение в среднем более недавнее, чем у дравидийских групп. Нас очень удивило, что самая древняя датировка оказалась именно у дравидийцев. Мы ожидали, что датировки будут самые древние на севере, населенном группами, говорящими на индоевропейских языках, – по идее, именно там и должно было начаться смешение. Но потом мы поняли, что древнейшее смешение на юге среди дравидийских групп тоже имеет смысл, потому что современная локализация не обязательно такая же, как в прошлом. Представим, что первая волна смешения происходила на севере примерно 4 тысячи лет назад, а затем были другие экспансии через северную границу, и с каждой следующей волной происходило новое смешение оседлого местного населения с людьми с западноевразийским наследием. На протяжении тысячелетий потомки от первого смешения в Северной Индии смешивались с южными соседями или сами уходили в южные районы Индии, и в итоге датировки южных индийцев отражают в большой мере то первое смешение. Поздние волны смешения западных евразийцев с индийцами на севере дали в среднем более близкие к современности датировки, чем у южных индийцев.

А если посмотреть на данные ДНК еще внимательнее, то идея о множественных волнах вселения находит подтверждение. У северных индийцев между короткими фрагментами ANI бывают вставлены сравнительно длинные, это отвечает относительно недавнему смешению с людьми, не имеющими примеси ASI³⁰.

Обратим внимание: все закономерности, которые мы выявили, согласуются с гипотезой, что все популяционные смешения в Индии, связанные с ANI и ASI, происходили в течение последних 4 тысяч лет, а значит, популяционная структура до 4 тысяч лет назад была совсем другой, чем сейчас. Тогда существовали ясно очерченные популяции, а потом все они решительно перемешались, не оставив в стороне ни одну группу.

Итак, в интервале 4–3 тысячи лет назад – как раз когда цивилизация долины Инда пришла в упадок и была написана “Ригведа” – происходило смешение прежде разделенных популяций. И в сегодняшней Индии люди из разных языковых групп и из разных социальных слоев имеют различную долю наследия ANI. Это наследие, как выясняется, представляет по большей части мужской вклад, а не женский. И это как раз то, что должно было получиться, если 4 тысячи лет назад носители индоевропейских языков взяли верх в политическом и социальном смысле над сословно стратифицированным местным населением, и в итоге облеченные властью мужчины находили себе наложниц среди бесправных групп.

Древность каст

Как же получилось, что генетические следы столь далеких событий не затерлись со временем и остались различимыми после многотысячелетней истории?

Одна из главных отличительных черт индийской социальной структуры – это касты. Система каст диктует людям, на ком они могут жениться (или за кого выйти замуж), какие у них права и роль в обществе. Репрессивную природу каст подчеркивают различные религии – джайнизм, буддизм, сикхизм; каждая из них призывает отказаться от кастовой системы. Ислам в Индии прижился столь успешно в том числе и из-за обещанного спасения: низкоранговые касты массово обращались к новой религии заправил из империи Великих Моголов. Провозглашение демократической Индии в 1947 году привело к отмене кастовой системы, но она продолжает работать, когда дело касается социального общения или женитьбы.

Социологическое определение касты позволяет ее членам взаимодействовать с другими кастами, выполняющими предписанные экономические роли, на деловом уровне, но запрещает межкастовые браки, размежевывая членов касты со всеми прочими. Евреи Северо-Восточной Европы (чьим потомком являюсь я сам) до “еврейской эмансипации”, начавшейся в конце XVIII века, в любом месте, даже в бескастовых в целом обществах, составляли свою касту. И тогда, и сейчас религиозные евреи отграничивают себя от остального общества соблюдением особой диеты (правила кашрута), ношением особой одежды, манипуляциями с телом (обрезание у мужчин), а также строгостями в отношении браков с иноверцами.

Касты в Индии имеют двухуровневую организацию, так называемые варны и джати³¹. Варны делят все общество как минимум по четырем группам: самый верхний ранг занимают священнослужители (брамины) и воины (кшатрии); средний ранг имеют купцы, фермеры и крестьяне (вайшья), а на низшей ступени стоят разнорабочие (шудра). Кроме них есть шандалы, или далиты (“зарегистрированные касты”), это люди вне каст или неприкасаемые, они считались настолько низкими, что изгонялись из любого общества. И наконец, индийское законодательство учитывает “зарегистрированные племена” – так называют группы, не исповедующие ни индуизм, ни мусульманство или христианство. Кастовая система является важной частью индийского общества, она подробно описана в священных текстах (“Ведах”), составленных после “Ригведы”.

Система джати, которую за пределами Индии мало кто понимает как следует, включает как минимум 4600 (а по некоторым сведениям, 40 тысяч) эндогамных групп³². Каждая джати приписана к определенному рангу варны, однако строгие и сложные правила не допускают браков с людьми других джати, даже из одной и той же варны. Из истории известно, что иногда джати всей группой, целиком, переходила из одного ранга варны в другой. Например, джати гуджар (по ним назван штат на северо-западе Индии – Гуджарат) в зависимости от локализации в стране имеет разные ранги. Это означает, что в разных регионах гуджары с успехом поднимали уровень своей джати в иерархии варна³³.

По вопросу, как соотносятся между собой варны и джати, ведутся бесконечные споры. Согласно одной гипотезе, предложенной Иравати Карве, тысячи лет назад индийцы жили обособленными племенными группами и не смешивались, примерно как живут сегодня племенные группы в других частях мира³⁴. Затем политическая элита (священники, цари, торговцы) удобно поставили себя над всеми племенами, создав социальное разделение, при котором племена входили в общество в качестве трудящегося населения, они составляли, соответственно, низы общества, как шудры или далиты. Племенное деление срослось с социальной стратификацией, и получились ранние джати. В конце концов структура джати внедрилась в высшие иерархические уровни, поэтому сегодня есть и высокоранговые джати, и низкоранговые. Древние племена сохранили границы своих групп за счет системы каст и правил эндогамии.

Другая гипотеза утверждает, что правила эндогамии не такие уж и древние. Сама кастовая система, безусловно, древняя, потому что она описана еще в “Законах Ману”, индуистском тексте, составленном через несколько столетий после “Ригведы”. “Законы Ману” описывают с тонкими подробностями социальную иерархическую систему варна и вместе с ней бесчисленные группы джати. Таким образом, вся система устанавливается на религиозную основу и принимает вид естественного порядка жизни. Однако, на взгляд критически настроенных историков, главный из которых антрополог Николас Диркс, в Древней Индии не практиковалась строгая эндогамия, она в большой степени была привнесена британским колониализмом³⁵. Как показали Диркс с коллегами, британское правление с самого начала (а это XVIII столетие) в целях эффективного контроля усиливало кастовую систему, потому что колонистам нужно было организовать новый кастовый “выдел” для самих себя. Для этого колонисты усилили институт каст в тех местах Индии, где он не играл важной роли, и выработали единые кастовые правила для различных регионов. С учетом всего этого Диркс предположил, что нынешние законы эндогамии в их сегодняшней строгости, вероятно, не такие древние, как кажется.

Мы решили выяснить, есть ли в группировках джати какая-то генетическая составляющая, и для этого стали анализировать и сравнивать частоту мутаций в каждой из имеющихся у нас выборок джати³⁶. И обнаружили, что величина различий по меньшей мере второе больше, чем между группами европейцев, разделенных аналогичными географическими расстояниями. Не получалось объяснить полученную картину ни за счет разницы в наследии ANI, ни за счет особенностей местоположения джати на территории Индии, ни за счет социального статуса. В выборках, сгруппированных по любому из этих критериев, генетическая разница между парами джати все равно заметно превышала аналогичную разницу в Европе.

Найденные закономерности позволили предположить, что многие сегодняшние группы в Индии некогда прошли через популяционные “бутылочные горлышки”. Бутылочным горлышком называют ситуацию, когда сравнительно небольшое число индивидов оставляет множество продолжателей рода и у них, в свою очередь, тоже рождается множество потомков, но при этом вся группа остается генетически изолированной от других групп за счет социальных или географических барьеров. Из хороших примеров бутылочных горлышек среди европейских популяций можно вспомнить финнов, чье наследие сложилось около 2 тысяч лет назад, евреев-ашкеназов (изрядная доля их наследия сформировалась примерно 6 столетий назад), религиозные группы амишей и гаттеритов, перебравшихся в итоге в Северную Америку (их история началась 300 лет назад). В каждом из этих случаев в ряду поколений наращивалась частота тех редких мутаций, которые имелись у родоначальников с высоким уровнем репродукции³⁷.

Мы стали искать характерные признаки бутылочных горлышек в индийских группировках – и нашли их: у членов каждой группы обнаружились одинаковые длинные фрагменты последовательностей ДНК. Присутствие подобных длинных фрагментов можно объяснить, только если два индивида унаследовали данный фрагмент от одного и того же носителя, жившего в интервале последних нескольких тысяч лет. А если посмотреть на среднюю длину общих фрагментов, то можно оценить поточнее, когда жил этот предок-носитель, потому что фрагменты дробятся во время рекомбинации хромосом с известной и относительно постоянной скоростью в пересчете на поколение.

Полученные данные по генетике обрисовали очень ясную картину. Примерно треть индийских групп прошли через бутылочные горлышки столь же жесткие, как у амишей или ашкеназов. Позже мы подтвердили это заключение на большом материале, собранном в ходе совместных работ с Тхангараджем, – в результате у нас имелись образцы по 250 джати со всей Индии³⁸.

Многие бутылочные горлышки индийских групп оказались исключительно древними. Одно из таких выявлено в южном штате Андхра-Прадеш у касты комати, насчитывающей около 5 миллионов человек; эта каста среднего ранга, относимая к вайшья. Датировки бутылочного горлышка, которые мы получили для этой касты из оценок среднего размера общих для касты фрагментов, дали сроки от 3 до 2 тысяч лет назад.

Эти датировки поразительны: они означают, что после прохождения бутылочного горлышка предки современных комати в течение всех этих тысячелетий соблюдали строгую эндогамию, не допуская сколько-нибудь значительной примеси других групп. Даже однопроцентная посторонняя примесь в каждой генерации затерла бы сигнал бутылочного горлышка. При этом у предков комати не было никакой географической изоляции. Они жили бок о бок с другими группами в густонаселенной области Индии. Однако, несмотря на тесное соседство, они с помощью жесткой эндогамии и правил групповой самоидентификации ухитрялись из поколения в поколение поддерживать социальную и культурную изоляцию.

Комати в этом смысле не уникальны. У трети всех изученных джати картина примерно такая же, так что в Индии тысячи групп существовали сходным образом. Наверное, мы даже недооценили ту долю индийского общества, где с очень давнего времени практикуется эндогамия. Ведь чтобы выявился сигнал бутылочного горлышка, у группы должно быть небольшое число основателей. Потому что если число родоначальников велико, то даже со строгой эндогамией мы этот сигнал с помощью статистики не поймаем. Никакого влияния колониализма изобретать не потребовалось – институт эндогамии, встроенный в индийскую кастовую систему, играл исключительно важную роль не только в современном мире, но и на протяжении тысячелетий.

Вся эта “индийская эпопея” оказала на меня огромное влияние. Когда я только начинал работать с индийскими материалами, я смотрел на них глазами ашкеназа, члена одной из древних каст Западной Евразии. Мне всегда было чуточку неловко из-за своего еврейства, но я не очень понимал, с чего бы это. По мере продвижения индийских исследований это понимание становилось все яснее. Мне никуда не деться от того, что я еврей. Я вырос в семье, где главным приоритетом была открытость всему миру, но мои родители были воспитаны среди людей, бежавших из Европы от репрессий, что заставляло их держаться своей религиозной и этнической индивидуальности. Дома в нашей семье соблюдались правила кашрута (еврейской диеты) – думаю, отчасти из-за того, что родители надеялись таким образом создать более комфортные условия жизни для своих родителей, – девять лет я ходил в еврейскую школу и много летних каникул провел в Иерусалиме. Я перенял от своих родителей, бабушек и дедушек, двоюродных братьев и сестер сильное ощущение инакости – чувство, что наша группа особенная, – а вместе с ним и понимание, что я очень всех подведу, если женюсь на нееврейке (я знаю, что и мои братья и сестры испытывали то же самое). Понятно, что мое опасение расстроить свою семью не идет ни в какое сравнение со стыдом, гонениями и жестокостью, какие ожидают индуса, взявшего брачного партнера не из своих. Со своей собственной “еврейской” позиции я глубоко сопереживал всем Ромео и Джульеттам, чья любовь на протяжении тысячелетий индийской истории перечеркивалась кастовыми правилами. Еврейское прошлое помогло мне понять даже не головой, а всем своим существом, как этот институт мог успешно поддерживаться столь долгое время.

Наши исследования показали, что генетические различия между индийскими джати во многих случаях не надуманные, а самые настоящие, и все благодаря долгой истории эндогамных отношений на территории Индии. Когда мы вспоминаем Индию, первое, что приходит на ум, – это ее гигантская популяция, более 1,3 миллиарда человек; так считают и иностранцы, и сами индийцы. Но с позиций генетики такое представление неверно описывает реальное положение дел. Китайцы – тоже очень большая популяция. Они свободно перемешивались в течение многих тысяч лет. А вот у индийцев, напротив, едва ли найдется демографически крупная группа, и генетический контраст между индийскими джати, пусть даже живущими по соседству в одной деревне, будет в два-три раза больше, чем между северными и южными европейцами³⁹. На самом деле индийское население состоит из огромного числа маленьких популяций.

Генетика, история и здоровье индийцев

Такие группы, как ашкеназы, финны, гаттериты, амиши, население региона Сагеней – Лак-Сен-Жак во французской Канаде, – то есть популяции европейского происхождения, прошедшие через очень узкие бутылочные горлышки, – служат предметом бесконечных и плодотворных медицинских изысканий. Из-за бутылочных горлышек в этих популяциях заметно увеличена частота опасных редких мутаций, привнесенных через геномы основателей. Если у человека только одна копия такой редкой мутации (то есть она унаследована только от одного из родителей), то ее вредное действие никак не проявляется. В таком случае говорят, что ее влияние рецессивно: чтобы проявилась болезнь, нужны обе копии, и если в геноме копий две – по одной от каждого родителя, – это может оказаться летальным. После прохождения бутылочного горлышка частота таких редких мутаций увеличивается, а значит, возрастает вероятность наследования двух копий мутации от обоих родителей. Так, у ашкеназов повышен риск болезни Тея – Сакса, вызывающей дегенерацию мозга и смерть в течение первых лет жизни. Одна из моих двоюродных сестер родилась с синдромом Цельвегера, типичной болезнью ашкеназов, и прожила лишь несколько месяцев, а одна из кузин моей мамы тоже умерла в юном возрасте от синдрома Райли – Дея (или, по-другому, семейной вегетативной дисфункции), еще одной ашкеназской напасти. Сейчас в популяциях европейского происхождения с выраженным, как у ашкеназов, эффектом основателя известны сотни таких болезней, и для каждой определены гены-участники. Они помогают понять глубокую причину заболевания и в некоторых случаях предложить лекарственные препараты, уравновешивающие действие дефектных генов.

В Индии с ее огромным населением очень многие люди принадлежат к группам, прошедшим узкие бутылочные горлышки: примерно треть индийских джати представляет именно такие “узкогорлые” сообщества, и даже более узкогорлые, чем ашкеназы или финны. Поэтому, изучая генетические дисфункции людей той или иной индийской группы, можно выявить факторы риска для тысяч болезней. И хотя планомерных массовых исследований еще не проводилось, некоторые показательные примеры уже имеются. Так, известно, что у комати повышен риск продолжительного мышечного паралича в ответ на релаксанты, которые дают пациентам перед операциями. Поэтому врачи в Индии знают, что если пациент из группы комати, то лучше не давать ему эти релаксанты. А причиной такого синдрома у комати является недостаток белка бутирилхолинэстеразы. Почему так? Генетики показали, что дело здесь в рецессивной мутации, присутствующей у 20 % комати. Это гораздо чаще, чем в других группах индийцев, и, скорее всего, данную мутацию комати унаследовали от одного из основателей группы⁴⁰. При частоте в 20 % две копии мутантного гена встречаются вместе у 4 % комати, и в результате носители двух мутантных копий дают ужасную реакцию на анестезию.

Как показывает пример с комати, исследование истории индийских групп обещает множество открытий и в биологии, тем более что выявление редких вредных генов при современных технологиях сильно подешевело. Все, что требуется, – это доступ к материалам даже по небольшому числу пациентов из группировок джати с последующим секвенированием их геномов. Генетическими методами можно определить, какие из тысяч джати проходили бутылочные горлышки. А врачи и медсестры на местах могут сказать, какие болезни чаще встречаются у той или иной группы. Местные акушеры, принявшие тысячи родов, безусловно, хорошо знают нарушения и заболевания, более характерные для одних групп, чем для других. Этой информации в принципе достаточно для исследования, и всё, что нужно сделать, – взять образцы крови для генетического анализа. Если их собрать, то генетикам останется только определить гены, связанные с конкретными заболеваниями.

Медицинские исследования на индийском материале, направленные на выявление редких вредных рецессивных мутаций, сулят множество возможностей, потому что в Индии браки нередко заключаются по сговору. Как бы мне ни претили любые брачные ограничения, нужно признать, что в Индии браки по сговору очень распространены, примерно как в среде ортодоксальных евреев. Именно таким образом и вышли замуж некоторые из моих двоюродных сестер, поддерживающих ашкеназские традиции. В 1983 году ребе Иосиф Экштейн, сам ортодоксальный ашкеназ, организовал генетическое тестирование. Он решил это сделать после того, как четверо его детей умерли от синдрома Тея – Сакса. В результате тестирования многие болезни у ашкеназов, спровоцированные рецессивными мутациями, теперь почти сошли на нет⁴¹. В еврейских религиозных школах США и Израиля почти все подростки проходят генетическое тестирование, и у них, таким образом, выявляются редкие рецессивные мутации, вызывающие заболевания. Если подросток оказывается носителем определенных мутаций, то ему никогда не подберут пару с такими же мутациями. В Индии можно ввести такую же практику, ведь тут речь идет не о нескольких сотнях тысяч человек, а о многих миллионах индийского населения.

Повесть о двух субконтинентах: исторические параллели Индии и Европы

До 2016 года в генетических исследованиях в Индии основной упор делался на соотношение наследия ANI и ASI: в каких пропорциях смешивались эти две популяции и как в результате получилось гигантское разнообразие существующих эндогамных групп.

Но в 2016 году направление исследований резко изменилось. Случилось это, когда несколько лабораторий опубликовали первые полностью прочтенные геномы самых ранних фермеров, живших 11–8 тысяч лет назад на территории Израиля, Иордании, Анатолии и Ирана⁴². Изучая данные по ранним земледельцам Ближнего Востока, мы выяснили, что у нынешних европейцев обнаруживается тесное генетическое родство с анатолийскими фермерами, что согласуется с гипотезой о миграции фермеров из Анатолии в Европу 9 тысяч лет назад или позже. Нынешнее население Индии при этом больше сходно с древними фермерами на территории Ирана, а значит, расселение ближневосточных жителей шло на восток к долине Инда, и это стало важным звеном формирования индийской популяции⁴³. Но помимо этого, как выяснилось, население сегодняшней Индии имеет сродство и с древними степняками-скотоводами. И как же совместить расселение ближневосточных земледельцев и свидетельства степного влияния? Ситуация несколько напоминает европейскую, ту, с которой мы мучились, пока не выяснилось, что сегодняшние европейцы не просто смесь местных охотников-собирателей с пришлыми ближневосточными земледельцами, а к ним еще пристраивается третья крупная группа, имеющая степное происхождение.

Чтобы вникнуть в суть дела, Иосиф Лазаридис из моей лаборатории написал математическую программу, в которой смоделировал нынешние индийские группировки в виде суммы трех слагаемых – популяции, генетически схожие с жителями Малого Андамана, с древними земледельцами иранских территорий и с древними степняками. И такая модель соответствовала сегодняшнему положению в индийских группах: каждая включала все три компоненты⁴⁴. Ник Паттерсон сопоставил данные по 150 нынешним индийским группировкам и на их основе предложил общую модель, позволявшую оценить вклад этих трех предковых популяций в генофонд современных индийцев.

Работая с моделью, Паттерсон вывел, какой должна быть гипотетическая популяция с чистым наследием ANI, то есть вообще без примеси андаманцев: она будет представлять коктейль из наследий иранских земледельцев и степняков. Но когда он то же самое проделал для гипотетически чистых ASI, то есть моделировал популяцию с нулевым родством с ямниками, то опять получил микс с иранскими земледельцами (вторым слагаемым было родство с андаманцами).

Рис. 18. И в Южной Азии, и в Европе выявляются две последовательные волны миграций. Первая миграция шла около 9 тысяч лет назад с Ближнего Востока (1); это были фермеры, которые смешивались с местным населением охотников-собирателей. Вторую волну около 5 тысяч лет назад составили пастухи-скотоводы, возможно говорившие на индоевропейских языках; они смешивались с оседлыми земледельцами, чьи территории захлестнула эта вторая волна. Получились смеси из уже смешанных групп, и их генетическое наследие выразилось в виде двух градиентов – один в Европе, другой в Индии.

Все очень удивились. Раз и ANI, и ASI несут значительный груз иранского родства, значит, мы ошибались в своем изначальном предположении, будто одна из двух предковых популяций индийского клина не имела западноевразийского наследия. На самом деле выходило, что наследники иранских фермеров оказали двойное влияние на население Индии: и со стороны ANI, и со стороны ASI.

Паттерсон предложил новую версию нашей рабочей модели индийской истории⁴⁵. Пусть ANI состоят наполовину из степняков, связанных отдаленным родством с ямниками, а вторую половину представляют люди с наследием иранских фермеров; этих последних степняки инкорпорировали в ходе экспансии на юг. А ASI тоже будут смешением: на 25 % – это земледельцы, пришедшие из Ирана, а остальные 75 % – местные, южноазиатские охотники-собиратели. Так что генетическое наследие ASI вряд ли пришло от исконных охотников-собирателей этих территорий, скорее оно принадлежало носителям ближневосточной сельскохозяйственной традиции, распространивших ее по всей Южной Азии. А так как ASI тесно скоррелировано с дравидийскими языками, весьма вероятно, что вместе с формированием ASI шло и распространение дравидийских языков.

Эти результаты раскрывают замечательные параллели в древней истории двух сходных по площади субконтинентов Евразии – Европы и Индии. 9 тысяч лет назад в оба региона приходили мигранты с Ближнего Востока, ключевой земледельческой области: в Европу из Анатолии, а в Индию из Ирана. 9–4 тысячи лет назад они принесли совершенно новый тип хозяйствования и, вступая в браки с местными охотниками-собирателями, уже обжившими эти места, сформировали новую, смешанную, общность. Затем и тот и другой субконтинент принял еще одну волну мигрантов из степи. Это были пастухи-ямники, говорившие на индоевропейских языках. Новые вселенцы стали смешиваться с оседлыми земледельцами, через чьи территории шла миграция: так в Европе сформировалась популяция культуры шнуровой керамики, а в Индии – популяция носителей ANI. Обе популяции со смешанным наследием степняков и фермеров вступали в браки с населением на местах, и, таким образом, на обоих субконтинентах получились свои градиенты генетического наследия, которые выявляются у сегодняшних жителей этих регионов.

Как показывают генетические данные, степную часть наследия и в Европу, и в Индию привнесли ямники, и они же, вероятнее всего, распространили там индоевропейские языки. Что интересно, проведенные Паттерсоном исследования истории индийских популяций дали этому дополнительное подтверждение. Его модель “индийского клина” в своей основе построена на идее простого смешения двух предковых популяций ANI и ASI. Но когда он начал проверять каждую группу по отдельности, насколько она укладывается в его модель, то выявилось шесть групп, у которых соотношение степняки / иранские фермеры было сильно сдвинуто в сторону степняков против ожидаемого модельного. И все эти шесть групп входили в варну браминов, выполняющих в обществе роль священнослужителей и хранителей традиционных древних текстов на санскрите (санскрит относится к индоевропейским языкам). А при этом на долю браминов приходилось лишь 10 % всей изученной Паттерсоном выборки. Напрашивается вывод, что сами носители ANI, которые смешивались с ASI, не были гомогенной массой, а, напротив, представляли набор социально разграниченных общностей со своим характерным наследственным соотношением степняков и иранских фермеров. Хранители языковых и культурных индоевропейских традиций имели повышенную долю степного наследия и в силу строгостей кастовой системы сохраняли из поколения в поколение и свою социальную роль, и своеобразие своего генетического наследия. Таким образом, даже спустя тысячелетия древняя структурированность ANI просматривается в сегодняшних браминах. Мы также видим здесь еще одно подтверждение степной гипотезы: не только языки, но и индоевропейские культурные традиции, духовными хранителями которых на протяжении тысячелетий были брамины, распространялись народом степного происхождения.

По сравнению с Европой картина перемещений индийских народов менее четкая, потому что нет данных по древней ДНК из Южной Азии. Остается великой загадкой, кто были те люди из долины Инда, населявшие эти места и часть Северной Индии 45–38 веков назад и оказавшиеся на перекрестье всех древних переселений. Пока у нас нет генетических данных по представителям этой цивилизации, но над задачей работает немало специалистов, включая и нашу лабораторию. На одном из лабораторных совещаний в 2015 году наши аналитики заключили пари о генетических корнях цивилизации долины Инда, и спорщики придерживались весьма различных взглядов. Обсуждались три главных возможности. Согласно первой, те люди представляли собой чистых потомков иранских фермеров и говорили на раннем дравидийском языке. Вторая возможность, что они были ASI, то есть уже смешанной группой иранских фермеров и южноазиатских охотников-собирателей; смешанная группа, скорее всего, тоже использовала дравидийские языки. А третья возможность – это ANI: тот народ уже имел и степное генетическое наследие, и наследие иранских фермеров, и разговаривали они на индоевропейском языке. Следствия из этих гипотез будут очень разными, но, как бы то ни было, древняя ДНК поможет разгадать великие тайны истории Индии – и эту, и многие другие.