Глава 14
Сам Геронтий, несомненно, тоже слышал доносящиеся звуки, но даже бровью не повел. Впрочем, я тоже никоим образом не собирался реагировать. Пусть хоть сама Палеологиня в голос песни поет.
Ближе к концу беседы митрополит поинтересовался, не буду ли я против, если падре Эухенио тоже нанесет несколько визитов в епархию. И даже любезно прояснил, зачем ему сдался доминиканец.
- Увы... – скорбно вздохнув, сообщил Геронтий. – Несмотря на различия между нашими церквями, мы сталкиваемся с одинаковыми вызовами. А общение поможет нам их преодолевать.
Ага... как я и предполагал. Ереси, мать их ети. Прям уж натерпится перенять православным церковникам у своих коллег немного опыта. Как же мне хочется тебе отказать. Но не откажу. Дипломатия, мать ее ети.
- Не против, отче...
Разговор с митрополитом не продлился долго и был... скучным, что ли? Ненавязчивые попытки выведать, за каким хреном меня послали, несколько вопросов о Фебусе и обо мне лично, вот, пожалуй, и все. Cоздалось такое впечатление, что меня пригласили на смотрины для кого-то. Того, что шебуршал за стенкой.
После того как разговор исчерпал сам себя, я взял у диакона шкатулку и положил на стол перед митрополитом.
- Отче, прошу примите мой скромный дар... – открыл крышку и достал из нее переплетенный в кожу толстый фолиант со страницами из пергаментных листов.
В свое время, это древнее рукописное Евангелие на греческом языке, подарили мне мои левантийские партнеры по торговле. А когда пришло время отправляться на Русь, я вспомнил о подарке и решил передарить – по ситуации – кому понадобится по ходу дела. Надеюсь, старикан оценит. Подарок-то шикарный.
Оценил. У митрополита даже руки дрожали, когда он перелистывал страницы. А потом... Потом случился совершеннейший афронт...
Тот самый гобелен, из-за которого слышались звуки, с легким шелестом спал со стены, а за ним, в проеме ведущем в смежную комнату, обнаружилась полноватая круглолицая дама в парче и соболях. Молодая, миловидная, эдак лет двадцати с хвостиком возрастом. За ней маячили еще парочка женщин, видом попроще.
Геронтий страшно побледнел и часто задышал. Мне показалось еще чуть-чуть, и его хватит кондрашка.
Секретарь не растерялся и невозмутимо заступил собой нежданную гостью.
А она, как ни в чем не бывало неспешно развернулась и удалилась.
В келье воцарилась мертвая тишина.
- К-х-х... – митрополит гулко прокашлялся. – Сие недоразумение...
- Вы о чем, отче? – я сделал вид, что ничего не видел. – Увы, не понимаю.
- Сын... – старик запнулся. – Сын мой...
- С момента начала нашей беседы ничего особенного не произошло. Ровным счетом ничего, кроме самой беседы, – твердо отчеканил я.
Больше мы к этому вопросу не возвращались. Разговор ожидаемо скомкался, после чего я откланялся и свалил домой на том же возке. А по пути нещадно ломал себе голову над тем, кто это могла быть.
Явно родовитая боярыня, очень влиятельное лицо в государстве, если Геронтий позволил ей подсматривать и подслушивать. И кто тогда? Неужто сама Софья? Вряд ли, эта слишком молода. Ептыть... А если Елена Стефановна, прозванная Волошанкой? А что, вполне может быть. Ее муж, Иван Молодой, официальный наследник престола, и на данный момент числится соправителем Ивана. А она, соответственно – второй дамой всея Руси и готовится стать первой. Такое вполне может вскружить голову. Вот митрополит и пошел на поводу, тем более, что он ей сочувствует в ереси. Вроде бы. Н-да...
Ладно, если это все-таки она, то как я могу использовать сей факт? Иван явно не обрадуется, если узнает, что Ленка навела позору на княжескую фамилию. А на расправу он крут. Может и в монастырь заточить. Как сделал это с ней лет так через двадцать, но уже по другой причине.
В общем, буду действовать по ситуации. Не каждый день такие козыри выпадают.
Дома, то есть в резиденции, меня уже ждал Курицын. С толпой неких сомнительных личностей, один из которых щеголял свежим фингалом под глазом.
- Княже... – с поклоном сообщил он мне. – Прием состоится на днях. А пока, по нашему обычаю, надобно описать дары.
Персонаж с подбитым оком отчаянно закивал.
Мне очень захотелось его послать. Бля... Так и вспоминается русская же пословица про коня, подарки и зубы.
Но, в очередной раз сдержался. Познаю азы дипломатии, едрена вошь. Но не преминул съязвить.
- Описывайте. Я отдам приказ моему эконому. И не дай бог, что пропадет. Лично уши обрежу.
К удивлению, русичи даже и не подумали оскорбиться. Н-да...
Переписке даров нашлось более-менее логичное объяснение. Как выяснилось, подарки представлять будем не мы, а сотрудники службы великокняжеского протокола. Причем согласно заранее составленного списка и в строгой определенной последовательности. Соответственно, им надо знать в подробностях, что дарят.
Почему бы и нет, пусть их.
Остаток для, я провел, обсуждая с Курицыным как раз эти особенности великокняжеского протокола. А когда он наконец убрался, вздохнул с облегчением, принял с ближниками по паре бокалов вина и отправился спать.
А утро как всегда началось черт знает, как...
- Все, сир, он отошел... – Август обтер руки тряпкой и встал.
На полу кухни остался лежать дружинник Ханс Добряк, фламандец из Гента. Лицо парня исказилось в страшной посмертной гримасе, глаза остекленели и вылезли из глазниц, а на губах запеклась розовая пена.
Как я уже говорил, утро началось с новых неприятностей. Один из очередных помощников Себастьяна по кухне, пользуясь случаем, потянул со стола крынку топленого молока, тайком выхлебал ее, после чего в течении пятнадцати минут скончался. В страшных мучениях. Парня в буквальном смысле вывернуло наизнанку.
- Яд?
- Да, – медикус согласно качнул головой. – Скорее всего в его состав входил мышьяк. Все симптомы говорят именно об этом.
- Дьявол! – я со злостью пнул табурет. – Когда доставили эту партию продуктов?
- Вчера, сир... – бледный как смерть Себастьян сорвал с себя колпак и упал на колени. – Вчера вечером, сир. Я только собирался пустить их в дело. Господи...
- Встань... – я схватил его за шиворот и вздернул на ноги. – Ты тут не причем. Срочным порядком отдели в одну кучу последнюю поставку провизии. Еду готовить только из проверенных продуктов. Всю посуду обжечь на открытом огне и перемыть. Воду из колодца кипятить. Управляющего связать и под замок. Как только появится дьяк – ко мне его. Труп пока пусть так и лежит. Выполнять...
Курицына долго ждать не пришлось.
- Как это понимать?
- Княже... – дьяк виновато опустил голову. – Нет в том нашего умысла...
- Значит по недомыслию отправить пытались?
- Княже...
- Ты хоть понимаешь, что скажут о великом князе при королевских дворах Европы?
- Княже, молю!
- Встань и успокойся, – я налил в бокал вина и сунул дьяку в руки. – Кто это мог сделать?
- Не ведаю... – Курицын с опаской покосился на вино. – Пока не ведаю. Розыск покажет...
- Пей, не бойся. Я своих врагов не травлю. Кому это может быть выгодно?
- Не ведаю...
- Вот же заладил. Подсказываю, тому кто хочет, чтобы посольство сорвалось. И выходка того татарина тоже была неспроста. Ганзейские в Москве есть?
- Есть... – дьяк махом влил в себя вино и зажмурился, словно ожидая смерти.
- Вот, от этого и начинайте плясать. Пока только их выгоду вижу.
- Все сделаем...
- Надеюсь. И не думай, что получится свалить вину. Лично результаты розыска проверю. Ты понял?
- Понял, чего уж...
- И уведомь великого князя о случившемся. Иначе я сам ему все сообщу. Понимаешь, что с тобой тогда будет.
- Немедля уведомлю. Разреши приступать?
- Ты еще здесь? Сроку вам провести розыск – два дня. Если нет – я вернусь в Европу.
Не переставая кланяться и кивать, дьяк убрался из комнаты.
А я налил себе вина и принялся размышлять о случившемся. Вряд ли хотели отравить именно меня, скорее всего, просто создавали повод для скандала, чтобы посольство убралось к себе без результатов. Информацию о том, что я приезжаю особо не скрывали, так что, она вполне могла дойти и до ганзейских. Те сразу просекли чем может для них грозить визит посланцев из Наварры по новому пути и решили вмешаться. Но травили не сами, однозначно, Ганза успела обзавестись среди местных влиятельным лобби, вот через них и действовали.
Да уж... Хотя никто и не ожидал, что будет легко. Правда, я даже не подозревал, что дойдет до такого. Очень хочется верить, что русы вскроют этот гнойник, иначе вовсе трудно придется. Как-то не хочется помирать молодым. Одно дело если в бою, а так... Мерзкая смерть.
Ближники и личный состав восприняли случившееся вполне спокойно. Жизнь сейчас такая, отвоевал минуту у старухи с косой – уже хорошо. Правда настроения в коллективе случай не прибавил. А вот дамы...
- Дикие люди! – шипела, заливаясь слезами Федора. – Того и гляди всех потравят. Варвары!
- Ненавистные... – вторила, всхлипывая Забава. – Всегда у нас так. Скорей бы уехать...
Ты смотри, обе русских кровей, а вишь как заворачивают. Быстро перекрасились.
Я послушал немного и дабы окончательно не обозлиться – самоустранился, назначив главными утешителями Луиджи с Ваняткой. И ушел к себе.
У самого на душе тошно. Свалил бы к чертовой матери домой, но дело само себя не сделает. Взялся за гуж не говори, что не дюж. Страшно, спору нет, но голова боится, а руки делают. Тьфу ты, пословицами заговорил. Короче, не все так плохо. Посмотрим, может этот случай еще нам на руку сыграет.
Русы не бездействовали. Уже через час, охрана вокруг посольства была удвоена, а то и утроена. А ближе к вечеру, вместе с Курицыным заявилась целая делегация. Моложавый старец с ухоженной бородищей до пупа, а с ним трое не столь внушительных, но тоже донельзя представительных персонажей, как я понял, окольничих, среди которых я с удивлением опознал Старицу.
Повысили? Славная карьера; из тмутараканьских приказчиков в московские окольничии. Впрочем, мужик добрый, великого ума, заслужил.
Принял я их холодно, с каменной рожей, да еще в трапезной, а не в личных покоях. Пусть знают, что великий посланник в гневе. Нет, в самом деле, кто виноват? Уж извините, травить послов как-то неприлично.
Думный боярин Дмитрий Владимирович Ховрин, так величался глава делегации, гулким басом лично зачитал послание от великого князя. В котором, великий князь всея Руси, величая меня и Франциска своими братьями, в витиеватом слоге высказал великое прискорбие к произошедшему, обещался сурово наказать лиходеев и изъявил всяческое благоволение к нашим персонам.
Я молча выслушал, после чего в упор поинтересовался у боярина.
- Тебе передали, сколько я дал сроку на розыск?
- Дык, все уже, – с достоинством сообщил Ховрин.
- И кто? – честно говоря, я не поверил в такую оперативность. Хотя, цепочка тут ясно просматривается, низовые звенья очень легко выявить. А вот выше – уже сложнее.
- Сия измена государева, – осторожно доложил боярин, – вельми обширна и касается тебя, княже, только краем. Однако, дабы не было сомнений, приглашаю тебя на допыт одного из лихоимцев.
Естественно, я не отказался. Отчего не глянуть. Подмену я очень быстро выявлю. Хотя, черт его знает, может и правда вышли на уродов. В средневековье умеют вести розыск не хуже, а то и получше, чем в современности. Сам уже успел убедиться.
Путешествие снова состоялось в возке без окон, так что я опять толком не опознал куда меня привезли. Судя по стенам из белого камня, мы находились около одной из башен Кремля.
Встречающий, плотный кривоногий азиат, повел нас куда-то вниз по узкому наклонному коридору, облицованному обожженным красным кирпичом.
Подземелье, скорее всего, построили недавно, потому что железные держатель для факелов еще не покрылись ржавчиной, да и свод над ними не успел окончательно закоптиться. По стенам шастали здоровенные мокрицы и, как всегда под землей, пахло сыростью и плесенью. Симпатичный антураж, ничего не скажешь. Фен, которого пришлось взять с собой, весь скукожился и старался держаться рядом. Да и мне самому, признаюсь, было не очень по себе.
Шли недолго, уже через несколько минут провожатый остановился возле крепкой окованной железными полосами двери.
А внутри...
Внутри, в большом помещении с низким сводчатым потолком располагалась пытошная. Антураж камеры пыток не особо отличался от ее западных аналогов, та же атмосфера страха и боли, запах крови, фекалий и свежего мяса. Разве что инструментарий был беднее – никаких тебе «испанских сапог», «масок трубадура» и прочего средневекового пыточного хайтека. Разнообразные клещи с ножами, да кнуты с батогами в широком ассортименте, вот, пожалуй, и весь снаряд. Впрочем, не сомневаюсь, что местные заплечных дел мастера вполне обходятся этим минимумом без всякой потери эффективности.
По центру комнаты, к простенькой дыбе был привязан голый тщедушный мужчина с коротко стриженной по европейском образцу бородкой. Следов особого изуверства на нем, я не заметил, но мужик находился в полной прострации. Тихонечко поскуливал, пускал слюни со слезами – то есть, уже был полностью готов раскрыть душу.
Рядом с ним застыли два голых по пояс, здоровенных и узкоплечих детины с выпирающими из-под кожаного фартука брюхами, лицами жизнерадостных дебилов и ручищами длиной почти до колена. Что характерно – оба азиаты, причем братья-близнецы. Однако, как я понял, хозяевами пытошной были не они – а сухенький козлобородый старичок с добрыми глазами, державшийся чуть поодаль от места действия.
С лавки подорвался писец в черном кафтане и такого же цвета колпаке со стрелецкими отворотами, было наладился докладывать, но Ховрин властным движением руки остановил его, сам взял лист исписанной бумаги и вслух зачитал с него.
- Оный ганзеец Конрадка Мюлькин, будучи в полном здравии и сознании, при легком устрашении сознался, что имел подлый умысел помешать соотношению великого князя всея Руси с посольством брата его, Франца, королуса Наваринского, ибо видел в том помеху своим делам. А дабы спотворствовать тому, вошел в сговор с...
Боярин вдруг резко замолчал и продолжил читать про себя. Дочитав, аккуратно скрутил свиток и спрятал его себе за пазуху. Подождал пока Фен переведет все мне, а потом грозно рыкнул на «оного Конрадку Мюлькина»:
- Подтверждаешь сие?
Писарь на бойком ломаном немецком языке отбарабанил показания и вопрос узнику.
Один из подручных ката тут же щелкнул здоровенными щипцами у паха ганзейца.
Тот испуганно взвизгнул, дернулся и запричитал:
- Так, так, да, подтверждаю. Имел умысел...
Ховрин обернулся ко мне и с широкой улыбкой пробасил:
- Вишь, княже, сам признался лихоимец какой. Даже пытать особо не пришлось. Но ничего, ужо за приговором дела не станет. И всей ихней братии спуска не дадим. Ничего подобного более не случится. А вину загладим, не сомлевайся, доволен останешься.
Вот тут я почувствовал, что меня лихо дурят. Верней, не дурят, а подают только часть информации. Не спорю, ганзеец может и причастен, но самому, без поддержки местных, ему такое ни за что не провернуть. Самому что ли допрос устроить?
Я шагнул к дойчу и тихо поинтересовался у него по-немецки:
- Как вас зовут?
- Конрад, Конрад Мюле, – плаксиво зачастил купец. – Я же говорил уже. Прошу вас, не надо, я все сказал. Я лишь только хотел... – он поднял глаза, распознал во мне европейца и с отчаянной надеждой завопил. – Молю, спасите меня от этих варваров. Я лишь только намекнул, что было бы неплохо, если переговоры сорвутся, не более того, а все сделали они...
- Княже, княже... – Ховрин попытался оттереть меня от ганзейца. – Пошто оно тебе...
К нему присоединился Старица и остальные окольничие.
- Брось, княже, поехали лучше конюшни мои глянем. Ей-ей, глянется какой жеребчик– твой будет!
- И псарни! Сам выберешь псину! У меня лучшие волкодавы во всей Москве. Да что там, весь выводок заберешь! А беркуты какие!
- Не марайся княже, лишнее оно...
Не оборачиваясь, я бросил Фену:
- Скажи им, если не заткнутся – я завтра же убираюсь домой ко всем чертям...
На то что русичи уступят, почти не надеялся. Гнул свою линию больше из гонора. Уж очень местные не хотели, чтобы я узнал, кто еще причастен к отравлению. Не знаю, чем бы все закончилось, но тут послышались приближающиеся шаги в коридоре, дверь с грохотом отворилась, и в пытошную вошел...
Вошел среднего роста крепкий мужик. Властное, но уставшее лицо, борода ухоженная, нос картошкой, скуластый, губы упрямые, пухлые – ничего примечательного в гостье кроме роскошной шубы и шапки не было – эдакий типаж председателя колхоза из доперестроечных фильмов. Ближайший аналог – внешность замечательного советского актера Пуговкина.
Да-да, вы не ошиблись, это был сам великий князь всея Руси Иван III Васильевич. Что и подтвердила внушительная свита и реакция моих спутников. Палач и подпалачники попадали на колени, а Ховрин со окольничими согнулись в земных поклонах. Пленный дойч поклонится не смог в виду некой стесненности в движениях и просто лишился сознания от ужаса.
- Сделали, как я сказал? – властно бросил великий князь, повел взглядом по пытошной, на мгновение остановил на ганзейце, а потом увидел меня.
Вот тут Жан Жаныча слегка понесло. По ходу событий, я должен был исполнить церемониальный придворный, так называемый, «королевский» поклон, больше похожий на танцевальное па, но посчитав, что он будет смотреться слишком вычурно, совершил некий самоизобретенный кунштюк: не снимая берета, приложил правую руку к сердцу, а левую, одновременно с полупоклоном отвел в сторону. Эдак по походно-полевому получилось. С уважением и без манерности.
- Граф божьей милостью Жан VI Арманьяк, к вашим услугам, ваше... – тут я на мгновение запнулся, подыскивая походящее обращение, – ваше величество...
А вот ответная реакция князя, признаюсь, слегка порвала все мои шаблоны. Ожидал официоза, а получилось...
- И ты здесь, князь... – Иван остановился и крепко, по-мужицки пожал мне руку, а потом приобнял за плечи и повел в сторону от бояр. – Вишь как оно, по недоброму поводу свиделись. Не обессудь, тут целились в меня, а попали в тебя. Эти... – он глянул на ганзейца, – гадят как могут, душат лихоимцы, да еще вдобавок свои хуже чужих. Но ничего, будет у нас еще время для разговоров... Это толмач твой? Эй, косоглазый, переводи давай, да слово в слово. Во-от, молодец... На послезавтре назначил большой прием. А потом видно будет. Верю, с добрым делом ты приехал, но хитрости не потерплю, понял, князь?
- Хитрость мне, сродни урону чести, – твердо ответил я. – А оные ганзейцы, нам тоже поперек горла стоят.
Государь выслушал Фена и кивнул.
- Добре, князь. Поговорил бы больше с тобой, да не могу. Все самому приходится делать... – Иван злобно зыркнул на Ховрина и стольников. – Чуть упустишь, все изговняют. Подожди... – он отступил на шаг. – Чегой-то ты неладно одет. Чай не лето на дворе. Вот, держи...
После чего сдернул с себя шубу и накинул ее мне на плечи.
- Вот так-то лучше будет. А вы чего уставились? Проводите князя, да смотрите мне! Провизию ему с моего стола поставлять. Чтобы ни в чем нужды не было. Головами ответите!
Вот так и случилась встреча с государем всея Руси.
Бояре всю дорогу домой завистливо поглядывали на мою обновку. А мне шуба не понравилась. Авантажно, тепло и красиво, не спорю, но тяжелая и неудобная, зараза. Пожалуй, повешу ее на манекен, словно доспех – пусть висит себе как память.
Етить... вот и удосужился еще одной обновки с царского плеча. Доспех государи дарили, и не раз, а вот шубу еще нет.
Ну, с почином тебя Жан Жаныч.
