Глава 25
На следующее утро Майлз, как всегда после припадка, проснулся с головной болью. Пара болеутоляющих таблеток мало помогла. Похоже, последствия с каждым разом все хуже и хуже.
«Мне необходимо как можно скорее увидеться с Ченко».
Он приволок к себе в комнату кофейник и заперся наедине с коммом и докладом Гароша. Он провел – или потратил – все утро, читая и перечитывая этот доклад.
Скудость данных придавала им еще большую достоверность. Если все это задумывалось как двойная подстава, сведений должно быть больше. Как ни пытался Майлз, он не мог найти ни изъянов в изложенных доводах, ни обрывов в логической цепи.
С такими итогами он не осмеливался пойти к Дуву, которого продержали всю ночь в камере предварительного заключения – маленькой комнатушке, пришедшей на смену казематам времен Эзара. Там Галени будет сидеть все время предварительного следствия, до официального предъявления обвинения, а потом его скорее всего переведут в более мрачную военную тюрьму. «Задержан по подозрению». В барраярском военном законодательстве не очень четко определялось, сколько можно держать человека в заключении по подозрению. «Скорее, задержан по причине чьей-то паранойи».
Мрачные размышления прервал звонок доктора Уэдделла, который жалобно поинтересовался, когда он сможет поехать домой. Майлз пообещал прийти за докладом и после этого отпустить доктора. Надев свежий, пусть и не лучший мундир и цепь Аудитора, Майлз замазал разбитый рот и приказал Мартину подать машину.
Запах медицинских и химических препаратов, витавший в клинике СБ, до сих пор вызывал у Майлза неприятные ощущения в желудке. Войдя туда, он немедленно направился в лабораторию, облюбованную Уэдделлом. Спальный мешок в углу свидетельствовал о том, что Уэдделл-Канабе четко следовал указаниям и не оставлял без присмотра образец и полученные результаты. На докторе была та же одежда, что и вчера утром, однако он умудрился побриться. Каким-то образом он выглядел менее помятым, чем Майлз.
– Ну, милорд Аудитор, вы скорее всего не удивитесь, услышав, что я твердо уверен в том, что ваша находка полностью идентична прокариоту, который ввели шефу Иллиану. Даже из той же партии. – Подведя Майлза к комму, он ударился в подробное сравнение двух образцов, подкрепляя рассказ цветными картинками и перемежая все это самовосхвалениями, поскольку Имперский Аудитор не соизволил проронить ни слова.
– Я говорил с Иллианом, – проговорил наконец Майлз. – Он не помнит, чтобы глотал в последние четыре месяца маленькую коричневую капсулу. К сожалению, память у него не та, что прежде.
– А эту капсулу и не глотали, – уверенно заявил Уэдделл. – Они и не предназначены для глотания.
– Откуда вы знаете?
– Капсула влагоустойчива и не растворяется. Ее нужно сломать – например, раздавить пальцами, – и тогда прокариоты смешиваются с воздухом, а затем вдыхаются. Дизайн указывает именно на это. Они сделаны в виде спор.
– Не понял.
– Вот. – Уэдделл убрал с экрана схему молекулярной цепочки и вывел изображение предмета, напоминавшего сферический спутник, утыканный антеннами. – Прокариоты сами по себе чрезвычайно малы, и их нельзя положить без оболочки в большие капсулы. Поэтому их упаковали в эти спорообразные частицы, – Уэдделл ткнул пальцем в экран, – которые летают в воздухе, пока не соприкоснутся с влажной поверхностью вроде слизистой или бронхов. Здесь оболочка растворяется, выпуская содержимое наружу.
– Их можно разглядеть, как облачко дыма или пыли? Почуять запах?
– При достаточно ярком освещении, полагаю, в момент вскрытия капсулы можно увидеть небольшое облачко, но оно быстро исчезает. Запаха они не имеют.
– Как долго… они могут висеть в воздухе?
– Как минимум несколько минут. В зависимости от работы вентиляции.
Майлз зачарованно смотрел на сферу.
– Это новые сведения.
Которым, впрочем, он пока не видел применения.
– Этого нельзя было выяснить при анализе чипа, – несколько агрессивно заметил Уэдделл, – потому что куски рассасывающейся оболочки никак не могли попасть в чип. А существуют и другие потенциальные способы введения.
– Я… понимаю. Так. Большое спасибо.
Майлз представил себе, как идет к Иллиану: «Ты не можешь вспомнить каждый свой вздох за последние четыре месяца?» Прежний Иллиан мог бы вспомнить и это.
Его размышления прервал сигнал комма. Изображение споры сменилось лицом генерала Гароша.
– Милорд Аудитор, – почтительно кивнул Гарош. – Прошу прощения, что прерываю вас. Но, раз вы здесь, я хотел узнать, не могли бы вы заглянуть ко мне? Когда вам будет удобно, разумеется.
Майлз вздохнул:
– Конечно, генерал. – По крайней мере это дает ему повод отложить визит к Галени еще на некоторое время. – Я буду у вас через несколько минут.
Взяв дискету с докладом и запечатанные останки прокариота, Майлз отпустил доктора Уэдделла, который с радостью удалился. Невольно ускоряя шаг, Майлз шел по знакомым коридорам штаб-квартиры СБ, вверх и вниз, к кабинету, прежде принадлежавшему Иллиану, а теперь – Гарошу. Может быть – дай-то Бог, – Гарош обнаружил что-то новенькое. Что-то, отчего вся эта головоломка перестанет быть столь болезненной.
Гарош запер за ним дверь и собственноручно принес Имперскому Аудитору стул.
– Вы что-нибудь надумали за ночь, милорд? – поинтересовался генерал.
– Боюсь, что нет. Уэдделл подтвердил идентичность образцов. Наверное, вы захотите иметь копию.
Майлз протянул Гарошу дискету с докладом. Тот, кивнув, вставил дискету в комм и скопировал содержимое.
– Спасибо. – Вернув оригинал Майлзу, он продолжил: – Я пригляделся повнимательнее к остальным четырем ведущим аналитикам по Комарре. Двое из них вообще не имели возможности узнать о существовании образцов. У двух других отсутствует мотив. Во всяком случае, я такового не обнаружил.
– Идеальное преступление, – пробормотал Майлз.
– Почти. Действительно идеальное преступление – такое, которое не раскрывают вообще. Расследуемое нами близко к идеалу. Попытка вас подставить, по всем признакам, имела второстепенное значение и, следовательно, проделана менее тщательно.
– За все время, что я работал с дендарийскими наемниками, мне ни разу не удалось реализовать ни одного идеального плана операций, – вздохнул Майлз.
– Смею вас заверить, Департаменту внутренних дел этого тоже не удавалось, – признал Гарош.
– Все это очень косвенно, без признания.
– Да. И я не знаю, как его получить. Суперпентотал отпадает. Я тут подумал… может быть, вы сможете с этим помочь. Учитывая, что вы хорошо знаете этого человека. Используйте ваш знаменитый дар убеждения.
– Мог бы, – снова вздохнул Майлз, – если б был убежден в виновности Галени.
Гарош покачал головой.
– Как бы нам ни хотелось иметь больше доказательств, я сомневаюсь, что мы их получим. Часто приходится двигаться дальше, отталкиваясь от того, что есть. Необходимо двигаться вперед. Нельзя останавливаться.
– Пусть колесница катится вперед независимо от того, что давят ее колеса? – поднял брови Майлз. – И как же вы собираетесь двигаться вперед?
– Военный трибунал, скорее всего. Дело должно быть доведено до конца по всем правилам. Как вы справедливо заметили, оно не может оставаться подвешенным.
Какое решение примет трибунал, если ему в затылок будет дышать вся махина СБ, принуждая к быстрому решению? Виновен? Не виновен? Или более туманное «За недоказанностью»? Ему потребуется найти лучшего военного адвоката…
– Нет, черт возьми! Не желаю, чтобы кучка военных судей ломала себе голову, а потом все пошли домой ужинать. Если можно догадаться, я и сам могу гадать целый день напролет. А я хочу знать. Вам придется продолжить поиски. Мы не можем останавливаться на одном Галени.
Гарош шумно выдохнул и потер подбородок.
– Майлз, вы хотите, чтобы я начал охоту на ведьм. Это может нанести огромный ущерб моей организации. Вы заставите меня перевернуть СБ вверх дном, и ради чего? Если комаррец виновен – а я почему-то уверен, что так оно и есть, – то вам придется очень далеко зайти, чтобы получить подозреваемого, который будет вам по вкусу. Где вы остановитесь?
«Уж точно не здесь, черт побери!»
– Будущая императрица вряд ли будет довольна вами. Или мной.
Гарош скривился.
– Я отдаю себе в этом отчет. Кажется, она очень милая молодая женщина, и мне не доставляет удовольствия думать, что это может ее огорчить. Но я присягал не ей, а Грегору. Как и вы.
– Верно.
– Если у вас нет других конкретных предложений, я готов предъявить обвинение, и пусть решает трибунал.
«Ты-то готов предъявить обвинение, да я не готов его поддержать».
– Я могу отказаться закрыть аудиторское расследование.
– Если трибунал вынесет приговор, вам придется это сделать, милорд.
«А я этого не сделаю». Майлза вдруг осенило. Он может не закрывать аудиторского расследования вечно, и Гарошу ни черта не удастся с этим поделать. Неудивительно, что сегодня он столь изысканно вежлив, просто рахат-лукум. Майлз может даже наложить вето на трибунал… Но имперские аудиторы традиционно осторожны со своими огромными полномочиями. Их выбирают не за блестящие успехи в карьере, а за доказанную годами кристальную честность и неподкупность. Раньше даже пятидесятилетней проверки бывало недостаточно. Он не должен нарушать внутренние правила СБ больше, чем минимально необходимо для…
Гарош устало улыбнулся:
– В конце концов мы можем договориться, что не согласны друг с другом, но постарайтесь понять мою позицию. Когда-то Галени был вашим другом, и я понимаю ваше огорчение. Вот что я могу сделать. Вместо обвинения в измене я выдвину обвинение в попытке покушения на старшего по званию. Ничего страшного. Год тюрьмы, отставка без почестей, и Галени свободен. Вы даже можете надавить на имеющиеся у вас рычаги, чтобы добиться для него Высочайшего помилования и избавить от тюрьмы. Я не возражаю, лишь бы он убрался отсюда.
То есть сломать Дуву карьеру. А Галени – честолюбивый человек, стремящийся служить Комарре в новом и более мирном будущем, которое запланировал Грегор, и отчетливо сознающий открывающиеся перед ним возможности.
– Помилование – для виновных, – задумчиво произнес Майлз. – Это не то же самое, что быть оправданным.
Гарош почесал затылок и снова скривился. А может, это была попытка улыбнуться.
– Я… На самом деле у меня была другая причина, чтобы пригласить вас сюда, лорд Форкосиган. Я смотрю в будущее по многим позициям. – Поколебавшись, он продолжил: – Я позволил себе вольность и затребовал копию доклада вашего невропатолога. Относительно ваших припадков. Мне кажется, предложенный им метод лечения довольно перспективен.
– Имперская безопасность, – пробормотал Майлз, – вездесуща, как тараканы. Сначала прослушивает мой комм, затем смотрит мое медицинское досье… Напомните мне завтра утром, чтобы я снял сапоги.
– Приношу свои извинения, милорд. Думаю, вы меня простите. Я должен был знать это, прежде чем сказать то, что собираюсь сказать. Но если контролирующий припадки чип будет работать так, как вы надеетесь…
– Он только контролирует, а не лечит.
Гарош отмахнулся.
– Это не имеет практического значения. А я практик. Я тут изучил доклады о дендарийских операциях, выполненных по заданию СБ. Вы с Саймоном Иллианом были потрясающей командой.
«Мы были лучшими, да!» Майлз неопределенно хмыкнул, вдруг перестав понимать, к чему клонит Гарош.
Гарош криво улыбнулся.
– Занимать место Иллиана – чертовски непросто. И я не намерен упускать хоть какие-нибудь преимущества. Теперь, когда у меня появилась возможность лично с вами работать и подробно изучить ваши досье… Я все больше прихожу к выводу, что, уволив вас, Иллиан допустил серьезную ошибку.
– Это не ошибка. Я это заслужил. – У Майлза пересохло во рту.
– Я так не думаю. По-моему, Иллиан отреагировал слишком болезненно. Достаточно было бы письменного выговора с занесением в ваше досье. – Гарош пожал плечами. – Вы бы прибавили его к своей коллекции. Я и раньше работал с людьми вроде вас. Теми, кто готов идти на риск там, где никто не хочет рисковать, и добиться результатов там, где никто другой не может добиться. Я люблю получать результаты, Майлз. Очень люблю. Дендарийские наемники имели огромную ценность для Службы безопасности.
– Они и сейчас ее имеют. Командор Куин возьмет ваши деньги. И доставит товар. – Сердце Майлза начало бешено колотиться.
– Я эту Куин не знаю, к тому же она не барраярка. Я бы предпочел, если ваше лечение будет успешным, вернуть туда вас.
Майлзу пришлось сглотнуть, чтобы вновь приобрести способность дышать.
– Чтобы все… было, как прежде? Начать с того, на чем я закончил?
«Дендарийцы… Адмирал Нейсмит…»
– Не совсем. Во-первых, по моим подсчетам, вы еще два года назад должны были получить капитана. Но я думаю, что смогу составить с вами в паре команду не хуже, чем была у вас с Иллианом. – В глазах Гароша мелькнул огонек. – Возможно, вы простите мне мою амбициозность, если я скажу, что даже лучшую. Я был бы горд иметь вас на борту, Форкосиган.
Майлз сидел, совершенно ошеломленный. Какое-то мгновение в его голове вертелась лишь одна идиотская мысль: «Какое счастье, что припадок случился нынче ночью, иначе я бы сейчас катался тут на ковре».
– Я… я… – Руки у него тряслись, в голове шумело от радости. «Да! Да! Да!» – Я… должен сначала закрыть это дело. Вернуть Грегору его шоколадную цепочку. Но потом… конечно! – Поврежденная губа треснула, когда он расплылся в неудержимой улыбке. Майлз слизнул выступившую кровь.
– Да, – терпеливо сказал Гарош, – именно это я и хотел сказать.
На Майлза будто вылили ушат холодной воды. Восторг погас. «Что?!» Он едва мог собраться с мыслями. Перед глазами возникло видение дока, забитого до отказа дендарийцами, скандирующими: «Нейсмит! Нейсмит!»
«Моя первая победа».
«…А ты помнишь, чего она стоила?»
Улыбка застыла у него на губах.
– Я… я… я… – Он дважды сглотнул, затем прокашлялся. Как из глубокого колодца услышал он свой – которого себя? – голос, говоривший: – Мне нужно обдумать это, генерал.
– Пожалуйста, – добродушно кивнул Гарош. – Думайте сколько угодно. Но не оставляйте меня в неизвестности навечно. Я уже вижу, что могут сделать дендарийцы в одной скользкой ситуации, которая вырисовывается возле Станции Клейн. Мне бы хотелось ее с вами обсудить, если вы примете мое предложение.
Глядя на него широко раскрытыми глазами, бледный и взмокший Майлз прохрипел:
– Спасибо, генерал. Большое спасибо.
Он сполз со стула, все еще улыбаясь кровоточащими губами. Он чуть не воткнулся в дверь, как пьяный. Гарош успел ее открыть как раз вовремя, поэтому Майлз не стукнулся. Секретарь Гароша, правильно уловив смысл его невнятного бормотания, обеспечил наличие Мартина с машиной у входа как раз к тому моменту, когда Майлз вышел из здания СБ.
Отмахнувшись от шофера, Майлз сел на заднее сиденье. Он затемнил стекло кабины, сожалея, что не может так же легко снять выражение полного потрясения со своего лица. У него было такое ощущение, что он бежит с поля боя.
Он влетел в особняк Форкосиганов, проскочил мимо слуг матери и обошел подальше апартаменты Иллиана. Запершись в своей спальне, он мерил шагами комнату, пока не обнаружил, что стоит, уставившись на комм. Казалось, комм смотрит на него Глазами Гора. Тогда он поднялся этажом выше, в крошечную каморку со старым креслом. Маленькая, тесная, как смирительная рубашка. То, что ему нужно. На сей раз он не взял с собой ни бренди, ни кинжала. Это было бы уже излишеством.
Заперев дверь, Майлз плюхнулся в кресло. У него не только тряслись руки, его всего бил озноб.
Получить обратно любимую работу. Все будет, как прежде.
«А теперь расскажи мне об отречении!» Он-то думал, что покончил с Нейсмитом. Ну конечно, лорд Форкосиган превыше всего. Прикидывается, будто ему все равно, что Нейсмиту пришел конец. Прикидывается, что идет по воде аки посуху. Когда ему это надо. А почему нет?
«Так вот почему мне кажется, что я тону. Правда вылезла наружу».
«Ты этого хочешь? Хочешь получить обратно дендарийцев?»
«Да!»
Но действительно ли он к этому готов с медицинской точки зрения? Ведь ему придется сидеть на капитанском мостике, он не сможет больше участвовать в операциях. Это не ново. С этим он справится. Он боролся со своей физической ущербностью всю жизнь, это всего лишь очередная травма, только и всего. С этим он умеет бороться. «Я смогу! Как-нибудь смогу!»
Он получит обратно Куин. И Тауру – на все то драгоценное время, что ей осталось.
Только вот что делать с этим маленьким демоном, шепчущим где-то в глубине сознания: «Есть тут одна маленькая загвоздка…»
Наконец, медленно, нехотя, он поглядел на этого демона. Сначала краем глаза, а потом повернулся к нему лицом.
«Гарош хочет, чтобы я принес в жертву Галени». Его билет к дендарийцам – закрытое дело, которое Гарош передает в трибунал. У Имперского Аудитора, безусловно, большая власть, но она обрывается там, где дело касается восстановления на службе в Имперской безопасности. Здесь власть целиком в руках Гароша.
Он раскачивался в кресле, постукивая ногой по полу. Что, если Галени действительно виновен? Кстати, об отречении. Опасения Гароша по поводу охоты на ведьм весьма заразны. Майлз с Галени друзья. А если бы обвиняли другого, того, кого он не знал бы, цеплялся бы он так, как сейчас? Или вполне удовлетворился бы представленными Гарошем доказательствами?
Проклятие, да дело вовсе не в дружбе! Дело в знании. Оценке людей. «Я привык считать, что хорошо разбираюсь в людях». Так должен ли он сейчас усомниться в своих суждениях? Но, дьявол, люди такие странные существа. Хитрые и скользкие. Ты никогда их не знаешь до конца, даже после долгих лет дружбы.
Майлз вцепился в ручки кресла. Ему почему-то вдруг вспомнился тот прыжковый пилот, которого он приказал допросить сержанту Ботари во время своей самой первой встречи с дендарийцами тринадцать лет назад. Его очень беспокоило, что он не может вспомнить имени того человека, хотя он и лицемерно говорил речь на его похоронах. Тогда они отчаянно нуждались в кодах, от этого зависела их жизнь. Ботари получил нужную информацию. Получил очень жестоким способом. Их жизни были спасены. Но прыжковый пилот погиб.
Его военная карьера началась с человеческой жертвы. И для ее возобновления требуется еще одна. Бог знает, он жертвовал друзьями и прежде, много раз, когда вел их в смертельный бой за правое дело, и не все они возвращались обратно. И не все они были добровольцами.
«Я хочу, я хочу…» Прочитал ли Гарош у него на лице откровенное желание? Да, конечно. Майлз видел это в темных глазах Гароша, в его уверенной улыбке, видел по его рукам, спокойно лежавшим на гладкой поверхности стола. Сильные руки, могут дать или отнять так много по своему желанию. «Он видит меня насквозь, о да!» Глаза Майлза сузились, пересохшие губы раскрылись. Он резко выдохнул, будто получил удар кулаком под дых.
«Бог ты мой! Это не просто предложение работы. Это взятка».
Лукас Гарош пытался подкупить Имперского Аудитора.
Пытался? Или подкупил?
«К этому мы еще вернемся…»
И какая взятка! Какая умная взятка. Разве смог бы Майлз когда-нибудь доказать, что это именно взятка, а не искреннее восхищение?
«Я уверен. О, я совершенно уверен! Лукас Гарош, хитрый ты сукин сын, я недооценивал тебя с самого начала».
Вот тебе и твое хваленое знание людей.
Ему не следовало недооценивать Гароша. Гарош – такой же выкормыш Иллиана, как и сам Майлз. Иллиану нравились хорьки. Но Иллиан умел держать их под контролем. Прямой, сдержанный, унтер-офицерский стиль Гароша – всего лишь маска, за которой скрывается острый как бритва ум. Гарош тоже умеет добиваться результатов любыми доступными ему путями, иначе он не возглавил бы Департамент внутренних дел. Не у Иллиана.
Гарош не осмелился бы сделать это свое предложение, если бы не был уверен в Майлзе. А почему бы ему не быть уверенным? Имея доступ ко всем досье Иллиана, он имел массу возможностей изучить карьеру адмирала Нейсмита, ее начало и конец. Особенно конец. Гарош знал, что маленький адмирал – такой же хорек, как и он сам. Он мог с уверенностью предсказать, что Майлз пожертвует всем, даже честью, чтобы сохранить Нейсмита, потому что однажды он уже это сделал. Девственников тут нет.
Капитанское звание. Его капитанское звание. «Гарошу не составило большого труда понять, где мое слабое место». Но Гарош – лояльный хорек, Майлз готов был в этом поклясться. Верный Грегору и Империи, настоящий брат по оружию. Если деньги что-то значили для него, Майлз этого не заметил. Его страсть – это служба в Имперской безопасности, как у Иллиана, да и у самого Майлза. Работа, которую он получил после Иллиана.
У Майлза оборвалось дыхание. На мгновение он заледенел, как криотруп.
Нет. Работа, которую он отнял у Иллиана.
«Ох!»
Майлз согнулся пополам и начал ругаться, тихо и грязно. Ему было худо от ярости и стыда, но больше от ярости.
«Я слепец, слепец, слепец! Мотив! Что нужно сделать слону, чтобы его признали и выдвинули?»
Это Гарош, все время Гарош! Должен быть он. Это Гарош вышиб мозги Иллиану, чтобы украсть его место.
Конечно, вся информация на коммах была профессионально отредактирована. Гарош получил все коды Иллиана и уйму времени для игры. У Гароша десятилетний опыт работы с внутренней системой СБ.
Майлз пулей вылетел из кресла и заметался по комнате, сильно ударяя ладонью по стенке при каждом развороте. Этот слон сильно смахивает на змею, все верно.
«Это Гарош, черт побери! Это Гарош! Я знаю!»
«Да? Ну так докажи это, мальчик – Имперский Аудитор!»
Все вещественные доказательства давно исчезли, а вся документация целиком и полностью под контролем Гароша. У Майлза намного меньше улик против Гароша, чем у Гароша против Галени.
Не может же он обвинять человека голословно. Его немедленно обвинят тоже бог знает в чем, в лучшем случае – в истерии. Имперский Аудитор обладает властью, но и у шефа Имперской безопасности власть тоже не маленькая. У него есть один-единственный шанс, а потом Гарош обрушится на него всей своей мощью. «Со мной начинают твориться действительно странные вещи. Неотслеживаемые вещи». На самом деле, если Майлз не примет фантастическую взятку, предложенную Гарошем, генерал немедленно поймет, что ему все известно. «Времени у меня практически не осталось».
Мотив. Суждение. Доказательства. Дым.
Он бросился на пол и уставился в потолок. Стиснутыми кулаками стукнул по траченному молью стертому ковру.
Но… предположим, он сыграет в предложенную Гарошем игру. Примет взятку и выждет, чтобы вцепиться в генерала позже, при первой же возможности. Он ведь может и получить дендарийцев, и добиться справедливости.
«ДА!»
Гарош с Майлзом на некоторое время будут в одной упряжке. Во всяком случае, Гарош будет так считать… Запоздало он сообразил, что раз это взятка, то медоточивая лесть Гароша, все его «вы с Иллианом были потрясающей командой» – чушь болотная! Гарош отнюдь не влюблен в адмирала Нейсмита. И как скоро Гарош устроит «случайную» гибель Майлза, причем на сей раз без всякого криооживления? Жизнь галактического агента так или иначе сопряжена с риском. Честность между ворами, ха! Захватывающая гонка! Интересно было бы посмотреть, кто кого достанет первым. Смерть, традиционная награда за предательство, в виде толовой шашки, подожженной с середины и горящей к обоим концам. «Какой бы жизнью мы оба жили некоторое время! Очень интенсивной!»
Стук в дверь резко оборвал поток его мыслей. Майлз аж подскочил.
– Кто там?
– Майлз? – донесся из-за двери звенящий от волнения голос матери. – С тобой там все в порядке?
– С тобой не случилось припадка? – Это уже был Иллиан.
– Нет… нет, все хорошо.
– Что ты там делаешь? – спросила графиня. – Мы слышали непрерывный звук шагов, удар по полу…
– Я всего лишь… борюсь с искушением, – тщательно подбирая слова, ответил Майлз.
– И кто побеждает? – весело поинтересовался Иллиан.
Глаза Майлза пробежали по трещине на потолке.
– Думаю… я выиграю два сражения из трех, – звонко сообщил Майлз.
Иллиан рассмеялся:
– Ладно, увидимся позже.
– Наверное, я скоро спущусь.
Они удалились, голоса затихли вдали.
«Лукас Гарош, по-моему, я тебя ненавижу».
Но предположим, Гарош ведет с ним честную игру. А это вполне возможно. Допустим, его предложение именно то и только то, чем кажется, и никакого ножа в спину потом не последует. Каков тогда будет его ответ? Да и в любом случае, что он ему скажет?
Гарош правильно просчитал адмирала Нейсмита, это так. Нейсмит закричал бы «Да!», а потом постарался бы ускользнуть от выполнения договора. Но Гарош совсем не знает лорда Форкосигана. Да и откуда ему знать? Его вообще никто не знает, в том числе и сам Майлз. «Я сам только что с ним познакомился». Когда-то давно он знавал мальчика с таким именем. Мальчика, совсем запутавшегося и помешанного на армии. Совершенно справедливо этого мальчика опередил адмирал Нейсмит, дерущийся за свое «я» и за более широкий мир. Но нынешний новый лорд Форкосиган – это кто-то другой. Майлз даже не осмеливался гадать о его будущем.
Ему вдруг надоели до смерти голоса в голове. Гарош, кукловод, заставил его бегать по кругу в попытке укусить себя за хвост. Что, если он не станет играть в запутанную игру Гароша? Что, если он просто… остановится? Какие тут еще могут быть игры?
«Кто ты, парень?»
«…А кто ты, спрашивающий?»
Наступила блаженная тишина. Сначала Майлз воспринял это с внутренним разочарованием. Разочарованием, сродни свободному падению – вечному и не имеющему конца. Никакого движения вообще, ни вперед, ни назад, ни в сторону.
«Я тот, кем предпочту быть. Я всегда был тем, кем предпочитал… Хотя и не всегда тем, кем хотел…»
Его мать часто говорила: «Принимая какое-то решение, ты принимаешь и последствия этого решения». Иногда она выражалась даже куда более прямо: «Если хочешь получить последствия, то лучше тебе самому сделать то, что эти последствия вызовет».
Майлз, взмокший от напряжения, лежал не двигаясь и был очень этим доволен. Странный миг – как кусочек вечности, подхваченный на бегу. Интересно, эта спокойная заводь у него внутри только что появилась или прежде ему просто не доводилось на нее набредать? Как нечто столь огромное могло так долго оставаться незамеченным? Дыхание его замедлилось и стало глубже.
«Я выбираю… быть самим собой».
Гарош отодвинулся, превратившись в далекую-далекую крошечную фигурку. Майлз не думал, что может заставить своего противника так уменьшиться, и это его поразило.
«Но мое будущее рискует оказаться очень коротким, если я чего-нибудь не предприму».
…Правда? Вообще-то, если уж быть честным, Гарош никого не убил. Пока что. А смерть Имперского Аудитора в разгар расследования вызовет огромные подозрения. На месте Майлза встанут, как многоголовая гидра, как минимум полдюжины аудиторов, опытных, раздраженных и обладающих хорошим иммунитетом ко всякого рода дерьму. Гарош не сможет контролировать их всех.
А вот за жизнь Галени Майлз сейчас не дал бы и ломаного гроша. Что может быть более традиционно, чем самоубийство обесчещенного офицера? Очень по-форски. Это будет истолковано как признание вины, жест отчаяния. И дело закрыто. Это будет, несомненно, отлично отрежиссированное самоубийство. У Гароша огромный опыт в такого рода делах, и он не допустит дилетантских ошибок. Как только Гарош поймет, что Майлзу все известно, начнется гонка со временем. А у Майлза в распоряжении только дым и миражи.
Дым.
Воздушные фильтры!
Глаза Майлза широко распахнулись.
