Он словно оказался в одной комнате с полудюжиной маньяков-убийц, страдающих от похмелья. До Марка доносилось их тяжелое дыхание. Они собрались в кают-компании рядом с главным тактическим центром «Перегрина». Только Элен Ботари-Джезек на своем месте во главе стола и сидящий справа от нее лейтенант Харт по-корабельному чистенькие и подтянутые. Остальные пришли в том виде, в каком вернулись с операции: Таура, сержант Фрэмингем, лейтенант Кимура, Куин, сидевшая слева от Ботари-Джезек, и, конечно, он сам – в одиночестве, на противоположном конце длинного стола.

Капитан Ботари-Джезек нахмурилась и молча пустила вдоль стола пузырек с болеутоляющими таблетками. Сержант Таура взяла шесть. Только лейтенант Кимура отказался. Таура передала пузырек через стол Фрэмингему, не предложив лекарство Марку. Он жаждал этих таблеток, как глотка воды в пустыне. Пузырек обошел всех сидящих и вернулся в карман капитана. У Марка виски пульсировали в такт боли, а кожа на голове стянулась, как высыхающая шкура.

Ботари-Джезек заговорила:

– Нам предстоит решить только два вопроса – и предельно быстро. Что произошло и что нам делать теперь? Записи из шлемов сейчас будут здесь?

– Да, мэм, – ответил сержант Фрэмингем. – Их принесет капрал Абрамс.

– К сожалению, самого важного у нас нет, – заметила Куин. – Так, Фрэмингем?

– Боюсь, что да, мэм. Надо думать, записывающее устройство воткнулось в стенку в туннелях Бхарапутры вместе с остальными частями шлема Норвуда. Чертовы гранаты.

– Проклятие!

Куин ссутулилась в своем кресле.

Дверь скользнула в сторону, и рысцой вбежал капрал Абрамс. Он нес четыре небольших прозрачных пластиковых подноса, сложенных стопкой, с этикетками «Зеленый отряд», «Голубой отряд», «Желтый отряд», «Оранжевый отряд». На каждом подносе лежал ряд из десяти – шестнадцати крошечных пуговичек. Записывающие устройства шлемов. Личные записи каждого бойца: каждое движение, каждый удар сердца, каждый поворот, выстрел, удар, каждое слово. События, которые в реальном времени происходили слишком стремительно, могли быть замедлены, проанализированы, разобраны на кусочки. Ошибочные действия можно было выделить и исправить в следующий раз.

Абрамс отдал честь и вручил подносы капитану Ботари-Джезек. Поблагодарив, она отпустила его и передала подносы Куин, которая поочередно вставила их в паз моделирующего устройства и переписала данные. Кроме того, она сделала этот файл чрезвычайно секретным. Ее ободранные пальцы стремительно двигались по пульту.

Над крышкой стола возникло уже привычное изображение трехмерной карты медкомплекса дома Бхарапутра.

– Я сразу перескочу на тот момент, когда на нас напали в туннеле, – сказала Куин. – Вот где мы. Голубой отряд, часть Зеленого отряда… – Переплетенные спагетти голубых и зеленых нитей появились в глубине призрачного здания. – Тонкин был Номером шестым Голубого отряда, и далее сохраняет свой шлем. – Ради контраста она высветила маршрут Тонкина желтым. – На Норвуде все еще был надет Номер десятый Голубого отряда. Марк… – она сжала губы, – был в шлеме Номер один. – Этот маршрут, естественно, на изображении отсутствовал. Она выделила маршрут Норвуда розовым. – В какой момент вы с Норвудом обменялись шлемами, Марк?

Задавая этот вопрос, она на него не посмотрела.

«Пожалуйста, отпустите меня».

Он не сомневался, что болен – его все еще трясло. На шее сзади все время судорожно сокращалась какая-то мышца, прибавляя неприятные ощущения к общему фону боли.

– Мы спустились до конца этой лифтовой шахты. – У него получился только сухой шепот. – Когда… когда шлем Номер десять снова поднимется наверх, он будет уже на мне. Норвуд и Тонкин пошли вместе дальше – и я их больше не видел.

Действительно, розовая линия снова выползла из шахты и двинулась следом за скопищем голубых и зеленых. Желтый маршрут пошел дальше один.

Куин быстро прокрутила голосовую связь. Басок Тонкина звучал, словно писк накачавшегося амфетаминами комара.

– Когда я последний раз с ними говорила, они были вот здесь. – Куин отметила место сверкающей точкой – внутренний коридор еще под одним зданием. Она замолчала, наблюдая, как желтая линия змеится дальше, вниз по лифтовой шахте, через еще одну подземную коммуникацию, под зданием, через еще одно.

– Здесь, – вдруг сказал Фрэмингем. – Вот этаж, где они попались. Мы связались с ними вот здесь.

Куин сделала еще одну пометку.

– Значит, криокамера должна быть где-то недалеко от их маршрута между этим и тем местом. – Она указала на две светящиеся точки. – Просто обязана. – Она всмотрелась в план, прищурив глаза. – Два здания. Может, два с половиной. Но в голосовой связи Тонкина ничто не может служить подсказкой.

Комариный голосок просил о помощи, снова и снова, но не упоминал о криокамере. У Марка перехватывало горло в такт его словам.

«Куин, отключите его, пожалуйста…»

Программа закончилась. Все дендарийцы, сидевшие за столом, уставились на изображение медкомплекса, словно надеясь услышать что-то еще. Но больше ничего не было.

Отодвинувшаяся в сторону дверь впустила капитана Торна. Марк еще никогда не видел столь измученного человеческого существа. На Торне все еще была грязная полевая форма, только аккумулятор плазменного зеркала отстегнут. Серый капюшон сдвинут, темные волосы слиплись. Движения Торна торопливые и резкие: сила воли боролась со смертельной усталостью.

Торн наклонился, опираясь о стол заседаний, мрачно сжав губы.

– Ну, получилось узнать что-нибудь от Тонкина? – спросила у Торна Куин. – Мы только что видели то, что осталось в компьютере. И, по-моему, этого мало.

– Медикам удалось на время привести его в сознание, – доложил Торн, – и он говорил. Я надеялся, что по записям удастся понять, что он сказал, но…

– Так что же он все-таки сказал?

– Он сказал, что, когда они попали вот в это здание, – Торн показал на карту, – их отрезали. Еще не окружили, но перекрыли дорогу к катеру, и противник стал быстро замыкать кольцо. Тонкин сказал, что Норвуд крикнул: «Есть идея!» Он что-то видел «позади». Он велел Тонкину отвлечь противника и охранять один коридор – должно быть, вот этот. Норвуд схватил криокамеру и побежал с ней обратно. Он вернулся довольно скоро, не больше чем через шесть минут, и сказал Тонкину: «Теперь все в порядке. Адмирал отсюда выберется, даже если у нас с тобой не получится». Примерно через две минуты его убило той гранатой, а Тонкин потерял сознание – контузия.

Фрэмингем кивнул:

– Мой отряд добрался до них не больше чем через три минуты. Мы оттеснили бхарапутрян, которые обыскивали тела: то ли грабили, то ли искали информацию, капрал Абрамс не может сказать определенно, – взяли Тонкина и тело Норвуда и побежали. Никто из отряда не докладывал, что видел где-нибудь криокамеру.

Куин рассеянно закусила обглоданный ноготь. Казалось, все собравшиеся за столом пытаются переварить эту последнюю новость, глядя на карту.

– Он сделал что-то хитрое, – сказала Ботари-Джезек. – Или по крайней мере ему это казалось хитрым.

– У него было всего минут пять. Какую хитрость можно устроить за пять минут? – пожаловалась Куин. – Будь он тысячу раз проклят, этот хитрец, за то, что не доложился!

– Он наверняка собирался это сделать, – вздохнула Элен. – Мне кажется, не надо тратить время на выяснение, кто виноват и в чем. Вины на всех хватит.

Торн содрогнулся – Фрэмингем, Куин и Таура тоже. Потом все они посмотрели на Марка. Тот еще сильнее вжался в кресло.

– Прошло всего, – Куин взглянула на часы, – меньше двух часов. Что бы Норвуд ни придумал, криокамера должна все еще быть там. Просто должна.

– И что мы будем делать? – сухо поинтересовался лейтенант Кимура. – Организуем еще одну операцию по высадке?

Куин поджала губы, показывая, что сейчас не время для шуток.

– Вы вызываетесь добровольцем, Кимура?

Кимура промолчал.

– Тем временем, – сказала Элен, – станция Фелл нас вызывает – и достаточно настоятельно. Нам надо начать переговоры. Мне представляется, что они должны включить нашего заложника. – Отрывистый кивок в сторону Кимуры отметил единственный безоговорочно успешный эпизод операции, и Кимура ответно кивнул. – Кто-нибудь из присутствующих знает, что адмирал собирался сделать с бароном Бхарапутрой?

Никто не знал.

– И ты не знаешь, Куини? – удивленно переспросил Кимура.

– Нет. Времени поболтать не было. Я даже не знаю, Кимура, рассчитывал ли адмирал, что твое похищение окажется успешным, или задумал его как отвлекающий маневр. Это больше похоже на его стратегию: вся операция не строится в расчете на один непредсказуемый результат. Полагаю, он собирался, – ее голос стал тише, – сориентироваться по обстановке. – Она села прямее. – Но я совершенно определенно знаю, что намерена делать я. На этот раз сделка должна быть в нашу пользу. Барон Бхарапутра может стать для нас всех обратным билетом отсюда – и для адмирала тоже, но нам надо правильно разыграть все карты.

– В таком случае, – сказала Ботари-Джезек, – думаю, нам не следует говорить, насколько ценный груз мы оставили внизу.

Тут Ботари-Джезек, Торн, Куин – все – повернулись и посмотрели на Марка, холодно и расчетливо.

– Я тоже об этом думала, – согласилась Куин.

– Нет, – прошептал он. – Нет! – Вместо крика у него получился только резкий хрип. – Вы это не серьезно. Вы не можете заставить меня быть им. Я больше не хочу быть им. Господи! Нет!

Его трясло, тошнило, ломало.

«Мне холодно».

Куин с Ботари-Джезек переглянулись. Ботари-Джезек кивнула в ответ на какую-то безмолвную фразу.

Куин сказала:

– Все могут возвращаться к исполнению своих обязанностей. Кроме вас, капитан Торн. Вы освобождаетесь от командования «Ариэлем». Лейтенант Харт вас заменит.

Торн кивнул, словно ожидая именно этого.

– Я под арестом?

Куин зажмурилась, словно от боли.

– Черт, у нас нет на это времени. И людей. И вы еще не сделали доклад, и кроме того, мне нужен ваш опыт. Эта… ситуация в любой момент может быстро измениться. Считайте себя арестованным и поступившим в мое распоряжение. Можете охранять себя сами. Займите гостевую офицерскую кабину на «Перегрине» и можете называть ее камерой, если считаете нужным.

Лицо Торна стало еще мрачнее.

– Слушаюсь, мэм, – невыразительно отозвался он.

Куин нахмурилась:

– Пойдите и приведите себя в порядок. Продолжим позднее.

Кроме Куин и Ботари-Джезек, все вышли. Марк попытался последовать за ними.

– Ну нет, – сказала Куин, и слова ее прозвучали как удары погребального колокола. Он снова упал в свое кресло и съежился. Когда из зала ушел последний дендариец, Куин протянула руку и отключила все записывающие устройства.

Женщины Майлза. Возлюбленная юности Элен, теперь капитан Ботари-Джезек. Ее Марк изучал тогда, когда комаррцы готовили его к исполнению роли лорда Форкосигана. И все же она оказалась не совсем такой, как он ожидал. Дендарийка Куин стала для комаррцев неожиданностью. Две женщины случайно оказались похожи: короткие темные волосы, тонкая бледная кожа, влажные карие глаза… Или не так уж случайно? Может, Форкосиган подсознательно выбрал Куин как подмену Ботари-Джезек, когда не смог получить оригинал? Даже имена у них были похожи: Элли и Элен.

Ботари-Джезек была выше на целую голову, с длинным аристократическим лицом. И держалась она более холодно и сдержанно, что еще сильнее подчеркивал офицерский мундир. Элли, в полевой форме и боевых ботинках, была ниже, хотя и на целую голову выше его самого и не такая надменная, как Элен. Обе внушали ужас. Собственный вкус Марка, если когда-то он сможет проявить его, скорее склоняется к той блондиночке, которую они извлекли из-под кровати, но только чтобы возраст у нее соответствовал внешности. Невысокая, мягкая, розовая, робкая – чтобы она не сожрала его после совокупления.

Элен Ботари-Джезек наблюдала за ним с каким-то брезгливым любопытством.

– Так похож на него. И не он. Чего ты трясешься?

– Мне холодно, – пробормотал Марк.

– Холодно! – возмутилась Куин. – Ему холодно! Ты, проклятый всеми богами маленький негодяй…

Тут она стремительно развернула свое кресло и села спиной к ним.

Элен встала и прошла к его месту за столом. Она прикоснулась к его лбу, покрытому холодным потом. Он резко отпрянул. Наклонившись, она заглянула ему в глаза:

– Куини, он в психологическом шоке.

– Он не заслуживает того, чтобы с ним считались! – прошептала Куин.

– Но он все равно в шоке. Если хочешь получить результаты, то следует это учитывать.

– Дьявол! – Куин снова повернулась к ним. От ее глаз по перепачканному лицу пролегли влажные чистые дорожки. – Ты-то не видела. Ты не видела, как Майлз лежал с взорванным сердцем!

– Куини, он же на самом деле не умер. Правда? Он просто заморожен и… потерялся.

Не слышится ли в ее голосе слабого оттенка неуверенности, отрицания?

– О, еще как умер. На самом деле умер и заморожен. И таким останется навечно, если мы не вернем его обратно!

Элен глубоко вздохнула:

– Давай сосредоточимся на ближайших задачах. Самый важный вопрос: Марк сможет провести барона Фелла? Фелл один раз встречался с настоящим Майлзом.

– Я именно поэтому и не посадила Бела Торна под настоящий арест. Бел при этом присутствовал и, надеюсь, сможет что-то посоветовать.

– Да. И вот что странно… – Она уселась на край стола, раскачивая ногой. – Шок или не шок, но Марк не выдал тайну Майлза. Имя «Форкосиган» в его устах не звучало, так?

– Да, – признала Куин.

Ботари-Джезек изучающе посмотрела на него.

– Почему? – внезапно спросила она.

Он еще сильнее скорчился в кресле, пытаясь спрятаться от ее взгляда.

– Не знаю, – пробормотал он. Она безжалостно продолжала ждать, и он постарался говорить чуть громче. – Наверное, по привычке. – Главным образом, по привычке Сера Галена избивать его до полусмерти при каждой ошибке в те старые злые времена. – Если я играю роль, то я ее играю. М-Майлз никогда не сделал бы такой ошибки – и я тоже не сделал.

– А кто ты, когда не играешь роли? – Элен оценивающе прищурилась.

– Я… почти не знаю. – Он сглотнул и попытался еще раз заставить свой голос звучать громче. – Что теперь будет с моими… с клонами?

Когда Куин собралась ответить, Элен остановила ее, подняв руку.

– А что бы ты хотел, чтобы с ними было?

– Я хочу, чтобы они были свободны. Чтобы их отпустили на свободу где-нибудь в безопасности, откуда дом Бхарапутра не сможет их снова украсть.

– Странный альтруизм. Я все пытаюсь понять: почему? Почему ты вообще предпринял всю эту операцию? Что ты рассчитывал получить?

Он открыл было рот, но не смог издать ни звука. Он не мог ответить. Он все еще был покрыт холодным липким потом, его колотила дрожь, и сил совсем не было… Голова болела по-черному, словно оттуда отхлынула вся кровь. Он помотал головой.

– Ха! – фыркнула Куин. – Ну и слабак. Что за чертов анти-Майлз! Сумел вырвать поражение из пасти победы.

– Куин, – негромко сказала Элен. В этом одном слове была глубокая укоризна, которую Куин услышала и признала, пожав плечами. – Думаю, мы обе не слишком понимаем, что нам тут досталось, – добавила она. – Я знаю, когда дело мне не по силам. Но знаю я и кого-то, кому оно будет по силам.

– Кому?

– Графине Форкосиган.

– Хм-м, – вздохнула Куин. – Вот и еще одно. Кто расскажет ей о… – Она ткнула в них пальцем, обозначая Архипелаг Джексона и роковые события, которые там произошли. – И да помогут мне боги: если я действительно теперь командую всей этой конторой, то мне предстоит доложить обо всем этом Саймону Иллиану. – Она помолчала. – Хочешь взять командование на себя, Элен? Как старший из присутствующих здесь капитанов кораблей – после ареста Бела – и все такое прочее… Я просто взяла командование на себя, потому что так надо было – в бою.

– У тебя прекрасно получается, – отозвалась Элен, чуть улыбаясь. – Я буду тебя поддерживать. Ты все время была больше связана с разведкой, так что выбор логически падает на тебя.

– Да, знаю. – Куин поморщилась. – Если до этого дойдет, ты скажешь семье?

– Тут, – вздохнула Ботари-Джезек, – выбор логически падает на меня. Да, я скажу графине.

– Заметано.

Но у обеих был такой вид, словно обе не уверены, кому досталось дело похуже.

– А что до клонов… – Ботари-Джезек снова всмотрелась в Марка, – хочешь заработать их свободу?

– Элен, – предупреждающе проговорила Куин, – не надо давать обещаний. Мы еще не знаем, что нам придется предложить за то, чтобы отсюда вырваться. Чтобы получить… – она снова указала вниз, – его обратно.

– Нет, – прошептал Марк. – Вы не можете. Не можете… отправить их снова туда – после всего.

– Я отдала Филиппи, – сурово сказала Куин. – И тебя бы отдала не колеблясь, если не считать того, что он… Ты знаешь, почему мы вообще оказались на планете и начали эту чертову операцию?

Он безмолвно покачал головой.

– Из-за тебя, дерьмо. Адмирал почти обо всем договорился с бароном Бхарапутра. Мы могли выкупить Зеленый отряд за четверть миллиона бетанских долларов. Это было бы не дороже операции, если посчитать, сколько оборудования мы потеряли вместе с катером Торна. И сколько жизней. Но барон отказался включить тебя в сделку. Не знаю, почему он отказался тебя продавать. Больше никому ты не нужен. Но Майлз не мог тебя оставить!

Марк уставился на свои пальцы, которые беспокойно дергались. Подняв глаза, он увидел, что Ботари-Джезек снова разглядывает его так, словно он какая-то ключевая криптограмма.

– Как адмирал не мог оставить своего брата, – медленно проговорила Ботари-Джезек, – так Марк не может оставить клонов. Так ведь? А?

Он судорожно сглотнул.

– Ты сделаешь все, чтобы их спасти, а? Все, о чем мы просим?

Его рот открылся и закрылся снова. Это могло быть глухим, беззвучным «да».

– Ты сыграешь для нас роль адмирала? Мы, конечно, тебя подготовим.

Он полукивнул, но сумел выдавить:

– Какое обещание?

– Когда мы улетим, мы заберем всех клонов. Мы высадим их где-нибудь, куда дом Бхарапутра не достанет.

– Элен! – запротестовала Куин.

– Мне нужно… нужно слово женщины Барраяра. Ваше слово, – сказал он Элен.

Куин закусила нижнюю губу, но промолчала. После долгой паузы Элен кивнула:

– Хорошо. Даю тебе мое слово. Но ты будешь во всем нам помогать, ясно?

– Ваше слово как кого?

– Просто мое слово.

– …Да. Ладно.

Куин встала и посмотрела на него сверху вниз:

– Но сможет ли он сейчас сыграть эту роль?

– В таком состоянии – нет. Наверное, нет. Пусть сначала приведет себя в порядок, поест, отдохнет. Тогда видно будет, что делать дальше.

– Возможно, барон Фелл не даст нам времени нянчиться с ним.

– А барону Феллу мы скажем, что он принимает душ. И это правда.

Душ. Еда. Он так проголодался, что уже даже есть не хотелось, он чувствовал только отупение, слабость и холод.

– Ну что ж, единственное, что я могу сказать, – не выдержала Куин, – что он чертовски неудачная имитация настоящего Майлза Форкосигана.

«Да, ведь именно это я вам и твержу».

Элен покачала головой и не стала оспаривать это утверждение.

– Пошли, – позвала она Марка.

Она провела его в офицерскую каюту, маленькую, но, слава Богу, отдельную. Каюта необжитая, чистая и по-военному суровая. Воздух немного застоявшийся. Наверное, Торна устроили где-то поблизости.

– Я распоряжусь, чтобы с «Ариэля» прислали чистую одежду. И закажу еду.

– Сначала еду – можно?

– Конечно.

– Почему вы ко мне добры?

Вопрос прозвучал жалобно и настороженно – боялся, что все его сочли слабаком-параноиком.

Какое-то время Элен задумчиво молчала.

– Я хочу понять… кто ты. Что ты такое.

– Вы же знаете. Я – клон, искусственно изготовленный. И изготовленный именно здесь, на Архипелаге Джексона.

– Я не имела в виду твое тело.

Он автоматически ссутулился, хоть и знал, что это только подчеркивает его уродство.

– Ты очень замкнут, – заметила она. – Очень одинок. Это не похоже на Майлза. Хотя иногда он бывает и таким…

– Он вообще не человек, а толпа. За ним повсюду таскается целая армия. – «Не говоря уже о чудовищном гареме». – Надо полагать, ему это нравится.

И вдруг она улыбнулась. Марк впервые увидел, как она улыбается. У нее даже лицо стало совсем другим.

– Да, наверное, нравится. – Улыбка погасла. – Нравилось.

– Вы делаете это ради него, так? Обращаетесь со мной хорошо, потому что он бы этого хотел.

Ну разумеется, не ради него самого, а из-за Майлза и его проклятой одержимости братом.

– Отчасти.

«Так я и думал».

– Но главным образом, – добавила она, – потому, что в один прекрасный день графиня Форкосиган спросит меня, что я сделала для ее сына.

– Вы планируете обменять его на барона Бхарапутра, да?

– Марк… – Ее глаза потемнели от странной… иронии? Жалости? Он не мог разгадать ее взгляда. – Она спросит, что я сделала для тебя.

Резко повернувшись, она оставила его одного в каюте.

Он принял самый горячий душ, какой только можно было в такой крошечной кабинке, а потом долго стоял в жаре воздушной сушилки, пока кожа у него не покраснела, и только тогда его перестало трясти. От усталости кружилась голова. Выйдя из душа, он обнаружил, что кто-то заходил в его каюту и оставил еду и одежду. Он поспешно натянул нижнее белье, черную дендарийскую футболку и серые брюки из корабельного трикотажа, принадлежавшие его родителю. А потом набросился на обед. На этот раз ему не предложили специально нейсмитовские лакомства – это была стандартная готовая еда, предназначенная поддерживать на должном уровне энергию крупного и физически активного рядового. Отнюдь не гурманский стол, но зато впервые за несколько недель у него на тарелке оказалось достаточно еды. Он проглотил все, словно та фея, которая доставила обед, может вновь появиться и все отнять. До боли набив живот, он кинулся на кровать и лег на бок. Его больше не трясло от холода, слабость и неуверенность, вызванные пониженным содержанием сахара в крови, тоже прошли. Но какое-то психологическое эхо прошедших событий все еще раскатывалось по его телу, словно черный прилив.

«По крайней мере тебе удалось вывести клонов».

«Нет. Это Майлзу удалось вывести клонов».

О, черт…

Этот полупровал вовсе не походил на триумф, о котором он мечтал. Ну а какими он представлял себе последствия? Плетя свои отчаянные интриги, он фактически никаких планов и не строил – кроме возвращения на Эскобар с «Ариэлем». Да, именно так он все и представлял – вернуться на Эскобар, с улыбкой и клонами под крылышком. Ему очень отчетливо виделась картина встречи с разъяренным Майлзом, но тогда Майлз уже не смог бы его остановить, отнять у него победу. Он почти ожидал ареста, но собирался пойти смело посвистывая. Чего же он все-таки хотел?

Избавиться от чувства вины, что он единственный оставшийся в живых? Разбить то старинное проклятие? «Никого из тех, кого ты знал тогда, уже не осталось в живых…» Он считал, что им движет именно это – если он вообще думал о том, что им движет. Может, все было не так просто. Он хотел от чего-то освободиться… В последние два года, избавившись от Сера Галена и комаррцев благодаря Майлзу Форкосигану и расставшись с самим Майлзом на рассвете на улице Лондона, он не нашел того счастья, о котором мечтал, томясь в рабстве у террористов. Майлз разбил только физические цепи, сковывавшие его: другие, невидимые, врезались в его плоть так глубоко, что вросли в нее.

«На что ты рассчитывал? Что, если будешь таким же героем, как Майлз, к тебе и относиться будут, как к Майлзу? Что они вынуждены будут тебя полюбить?»

И кто такие «они»? Дендарийцы? Сам Майлз? Или, за Майлзом, те грозные и манящие тени: граф и графиня Форкосиган?

Образ родителей Майлза был нечетким, размытым. Ненормальный Гален изобразил их, своих ненавистных врагов, как черных негодяев – Мясник Комарры и его ведьма-жена. Но другой рукой он заставил Марка изучать их, пользуясь непроцензурированными материалами: их письмами, публичными выступлениями, частными видеозаписями. Родители Майлза, конечно, люди сложные и отнюдь не святые, но все-таки это не необузданный садист-содомит и сука-убийца, как можно было бы решить из маниакальных излияний Галена. На видео граф Эйрел Форкосиган оказывался просто седеющим коренастым мужчиной: резкие черты лица, пронизывающий взгляд, хрипловатый, красивый голос. Графиня Корделия Форкосиган говорила реже: высокая женщина с темно-рыжими волосами и удивительными серыми глазами, слишком сильная, чтобы ее можно было назвать хорошенькой, но такая уравновешенная и уверенная, что казалась красивой, хотя, строго говоря, таковой не была.

И теперь Ботари-Джезек грозится доставить его к ним…

Он сел и включил свет. Быстрый осмотр каюты обнаружил, что покончить с собой нечем. Ни оружия, ни режущих предметов: дендарийцы разоружили его, когда он вошел на корабль. Прицепить ремень или веревку не к чему. Сварить себя заживо в душе не получится: спрятанный датчик автоматически отключает воду, когда ее температура превышает физиологически допустимую. Он снова лег.

Образ маленького, настойчивого, кричащего человечка со взрывающейся грудью, разлетающейся карминовыми брызгами, медленно прокручивался в его голове. Он изумился, когда понял, что плачет. Шок – конечно, все дело в шоке, вот и Ботари-Джезек так подумала.

«Я ненавидел этого маленького паскудника, когда он был жив, так почему же я плачу?»

Это абсурд. Наверное, он сходит с ума.

После двух бессонных ночей он вымотан до опустошения, но заснуть сейчас просто нереально. Можно только дремать, погрузившись в какие-то полусны и недавние обжигающие воспоминания. Ему полупривиделось, что он плывет на резиновом плотике по реке крови, отчаянно маневрируя в красном потоке. Так что когда Куин пришла за ним всего после часа отдыха, он испытал настоящее облегчение.