Книга: Зажечь небеса [litres]
Назад: Глава тридцатая Отем
Дальше: Глава тридцать вторая Уэстон

Глава тридцать первая
Уэстон

По оконному стеклу монотонно барабанили тяжелые капли дождя. Я сидел на диване и таращился в телевизор, вспоминая другой дождь. В тренировочном лагере лило как из ведра, так что я промок до костей, пока выполнял отжимания, а сержант-инструктор Денрой орал мне в ухо, дескать, я безмозглый кусок дерьма.
«Он не ошибся, Носочный Мальчик».
– Заткнись, – пробормотал я.
Этот внутренний голос уже сидел у меня в печенках. Я сожалел о тех словах, которые бросил в лицо Коннору, и ненавидел себя за всю ту ложь, которой потчевал Отем, в то время как настоящие, искренние слова, порожденные моим сердцем, лежали на поверхности, ждали, что я их произнесу или запишу.
Я написал очень искреннее стихотворение, посвященное Отем, но оно осталось в Сирии. Те слова пропали, и мне их не вернуть, не повторить, потому что когда я их записывал, они пропитались моими слезами и кровью.
Я смотрел бейсбол, когда зазвонил мой мобильный: на экране высветился незнакомый номер.
– Уэс Тёрнер?
– Да?
– Это Иэн Браун.
– О, здрасте, тренер.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Голос у тебя какой-то простуженный.
– Нет, я в порядке.
– Отлично, потому что в субботу ты мне нужен здоровый и готовый к бою.
– Отборочные? – Я нахмурился. – На последней тренировке вы сказали, что я еще не готов.
– Ты и не готов. – Тренер хохотнул. – Твои навыки управления коляской далеки от совершенства, мягко говоря, но ты быстрый, а мне нужна скорость. Зак потянул запястье, так что он выбывает, а ты в деле. Готов к борьбе?
«К чему ты готов, Носочный Мальчик? К гонке в инвалидной коляске? На глазах у толпы?..»
– Я в деле, – ответил я. – Я это сделаю.
– Отлично. Тренировки во вторник и в четверг, как обычно. Вне зависимости от погоды – хотя, надеюсь, она будет хорошей.
– Увидимся во вторник, тренер.
Охватившее меня радостное предвкушение быстро сошло на нет. Неужели теперь моя жизнь станет такой? Плохие дни будут еще хуже, а хорошие будут омрачены отсутствием Отем? Всё то же самое, только чуточку хуже? Потому что я сам разрушил наши отношения.
В памяти всплыли слова профессора Ондивьюжа:
«Ты должен бороться за себя, за того, кто ты есть. В конце концов, борись за себя и за свою любовь. За ту, кого ты любишь».
Я переключал каналы, пытаясь понять, как можно бороться за тех, кого любишь, не навредив им.
По кабельному шел «Гражданин Кейн». Я взял телефон и заказал пиццу, потом перебрался с дивана в инвалидное кресло, подъехал к двери и положил на столик двадцатку, заехал в ванную комнату, помочился и вернулся обратно на диван.
Смеркалось, из-за дождевых облаков ранний вечер казался ночью. Свет исходил только от экрана телевизора, черно-белые кадры зловеще поблескивали.
В дверь постучали.
– Открыто! – крикнул я, не оборачиваясь. – Просто оставьте на столе. Деньги там же.
– Спасибо, но я здесь не ради денег.
Мое сердце остановились, а потом сорвалось с места в карьер, я повернулся и увидел Отем.
– Можно войти?
Я кивнул, не в силах произнести ни слова. Девушка сняла куртку и повесила на вешалку.
На ней было темно-синее платье до колен, дождевые капли в рыжих волосах поблескивали, как бриллианты.
– Привет, – сказала Отем, открывая сумочку.
– Привет.
Я увернул звук в телевизоре и уставился на Отем. Боже мой, оказывается, до сих пор я просто умирал от необходимости увидеть ее лицо. Несколько секунд я впитывал ее образ, потом наконец обратил внимание на тетрадь, которую девушка держала в руках.
«Моя тетрадь».
У меня перед глазами мгновенно всплыли воспоминания о том, как я записывал свое последнее стихотворение в Сирии, в ушах загремели взрывы, пронзительные крики и выстрелы. Рядом взорвалась граната, расколовшая мою жизнь и в то же время спасшая меня. Секунды, в течение которых я совершал свой последний забег на двух ногах, которыми больше никогда не смогу воспользоваться. Тетрадь с посвященными Отем словами лежала у меня за пазухой, под сердцем, пока я бежал спасать своего лучшего друга.
– Я думал, она потерялась, – сдавленно проговорил я.
– Так и было. А теперь она нашлась.
Отем присела на корточки возле моих ног и протянула тетрадь мне. В ее глазах светилась доброта и…
«Прощение?»
Я не смел надеяться. С другой стороны, разве она пришла бы ко мне, если бы не простила?
Дрожащими пальцами я открыл тетрадь и стал читать стихотворение вслух. Слова, написанные в жаркой и душной пустыне, звучали не менее искренне в этот сырой, дождливый вечер.
– Посмотри на обороте, – подсказала Отем.
Я перевернул страницу и увидел надпись, накорябанную дрожащим почерком Коннора – там он своими собственными словами говорил правду. В груди у меня словно завязался тугой узел, я судорожно вздохнул и сказал:
– Это правда. Всё это я написал для тебя. И я прошу прощения. – Я сгорбился, судорожно сжимая в руках тетрадь. – Мне так жаль, что я тебе не признался…
Я почувствовал, как диванные подушки прогибаются: Отем присела на диван, поджав под себя ноги, и обняла меня. Мне показалось, я прямо сейчас умру от этого прикосновения. Ее прощение засияло, как восход солнца после темной, непроглядной ночи, и впервые за долгое время в моем холодном мирке стало тепло.
Я обнял ее и заплакал. Тело Отем под моими руками дрожало от рыданий. Когда она отстранилась, из ее глаз текли слезы, но взгляд был твердым, голос звучал нежно, но уверенно.
– Ваши с Коннором поступки причинили мне боль. Знаю, ты поступил так ради любви – любви к Коннору и ко мне, но я заслуживаю честности и уважения. Надеюсь, мне никогда не придется сомневаться в том, что мое место именно здесь. Я заслуживаю искренности.
– Да, – сказал я. – Да, заслуживаешь.
– И, Уэстон. – Ее пальцы погладили мою щеку. – Ты тоже этого заслуживаешь. Ты давно перерос того мальчика, бежавшего за машиной по пустой улице. Ты тоже заслуживаешь счастья. Скажи… – Ее голос дрогнул. – Последние несколько месяцев ты был счастлив?
– Да, – ответил я. – Я был счастлив, хотя прежде мне казалось, что счастье уже невозможно. Раньше я думал, что инвалидное кресло навсегда перечеркнуло мою жизнь. – Я поцеловал ее ладонь. – Один потрясающий человек сказал мне, что я должен принять себя таким, какой я есть, что нужно перестать убегать. И он оказался прав.
– Ты нравишься мне таким, какой ты есть, – проговорила Отем. – Ты очень мне нравишься.
Эти слова проникли мне под кожу, просочились в кости и спинной мозг. Ее любовь пронизала все клетки и молекулы моего тела. Даже в моем нынешнем половинчатом теле я ощущал эту любовь.
– Боже мой, Отем. – Я сжал ее лицо в ладонях. – Я так давно тебя люблю. Наша первая встреча в библиотеке стала чем-то вроде воссоединения. Мне кажется, я любил тебя на протяжении тысячи прошлых жизней. Понимаешь?
– Да, – прошептала она. – Я ждала тебя всю жизнь.
– Я здесь. – Она запустила пальцы в мои волосы, другая ее рука лежала у меня на груди, под ее ладонью билось мое сердце. – Я прямо перед тобой.
Я перетащил ее к себе на колени и поцеловал, вложив в этот поцелуй всё, что имел: все слова, которые когда-либо написал и все еще не написанные стихи. Я мог бы посвятить Отем множество стихотворений, и всё равно этого оказалось бы недостаточно.
Теплое, мягкое тело девушки прильнуло к моему, она отвечала на мой поцелуй со страстью и настойчивостью, брала всё, что я отдавал, и отдавала в ответ. В ее горле родился тихий стон, и я поймал его губами; я вдыхал аромат Отем, мои пальцы запутались в ее волосах, потом заскользили по спине вниз. Кончиками пальцев я вбирал каждый дюйм ее тела, потому что на этот раз Отем была настоящей.
Наши поцелуи становились всё более страстными. Отем прижималась ко мне, ее пальцы перебирали мои волосы, а мои руки скользили по ее телу, всё ниже и ниже, пока не оказались на ягодицах. Девушка застонала мне в рот.
Вначале мое тело ниже пояса почти ничего не чувствовало, но потом я как будто стал слышать далекое эхо: сигналы, поступающие с огромного расстояния – и всё же они зазвучали, становясь всё громче. Шрам на пояснице покалывало, ощущение поднялось выше, к груди, к сердцу, потому что там обитало огромное желание, которое я испытывал к Отем. Похоть, страсть и любовь превратились во всепоглощающую потребность.
Рука Отем скользнула между нашими телами и погладила мою промежность, прикрытую пижамными штанами.
– Боже, ты такой твердый, – прошептала она мне в рот. – Чувствуешь?
Я проследил за ее рукой и понял, что штаны становятся мне тесны.
– Чувствую, – ответил я. – Боже, я чувствую тебя.
Она наклонилась и поцеловала меня, наши языки соприкасались. Отем потянулась к завязкам моих пижамных штанов, а я начал расстегивать пуговицы на ее платье. Пуговиц было много, и я уже хотел разорвать платье, но тут в дверь позвонили, и мы, подскочив, отпрянули друг от друга.
– Черт возьми, – прошипел я и откинулся на спинку дивана, обессиленно уронив руки.
Отем тихо рассмеялась и прижалась лбом к моему лбу.
– Китайская еда?
– Пицца.
– Позже ты будешь рад, что она у нас есть. – Чмокнув меня в губы, она слезла с меня, подошла к двери, заплатила курьеру и отнесла пиццу на кухонный стол. Две минуты показались мне вечностью.
– Хочешь пойти в спальню? – предложил я, когда она наконец ко мне вернулась
Отем покачала головой и начала расстегивать платье.
– Предпочитаю диван. Хочу закончить то, что мы начали той ночью.
«Да, черт возьми…»
Я стянул с себя футболку, а Отем тем временем закончила расстегивать пуговицы, поочередно высвободила руки из рукавов, и темная материя упала к ее ногам. Она расстегнула застежку бюстгальтера и сняла трусики. Она стояла передо мной обнаженная, и в мерцающем свете черно-белого кинофильма ее кожа казалась сияющей и идеально гладкой.
– Боже мой, ты такая красивая, – хрипло пробормотал я.
Она наклонилась и снова меня поцеловала, ее волосы упали мне на грудь, от сладости ее губ кружилась голова. Отем взялась за пояс моих штанов.
– Я так тебя хочу, – прошептала она.
– Отем… – У меня перехватило дыхание. – Не знаю, как… смогу ли я это сделать.
– Давай просто попробуем, – предложила она. – Мне всё равно, что случится, но я не хочу останавливаться.
– Да, – выдохнул я. – Не останавливайся…
Она помогла мне снять штаны и белье, отбросила одежду в сторону. Все мои сомнения и тревога улетучились, когда Отем уселась на меня верхом. Я перестал думать о том, что могу и чего не могу сделать, и просто сделал.
Хрипло застонав, я обнял ее, приподнял и накрыл губами маленький сосок. Отем тихо вскрикнула и ухватилась за спинку дивана. Удерживая ее в таком положении, я переключился на вторую грудь.
– Сейчас, – умоляюще прошептала она. – Пожалуйста…
Я поцеловал ее, мои ладони скользнули по ее шелковистым бокам и обхватили тоненькую талию. Отем снова уселась на меня, и ее длинные волосы защекотали мне запястья.
Я погладил ее бедра, собираясь с духом, потому что первый раз бывает лишь однажды. Любовь и желание накрыли меня мощной волной, это ощущение распирало меня, так что я едва мог дышать.
– Я еще никогда не чувствовала ничего подобного, – прошептала Отем, прижимаясь мокрой щекой к моей щеке.
– Не плачь.
– Я не хотела плакать, просто всё так чудесно. Правда?
Я побоялся отвечать, потому что не знал, что сорвется с моих губ: плач, смех или ругательство. Вместо ответа я поцеловал Отем, а она просунула руку между нашими телами, и я почувствовал легкое давление.
– Ты готов? – прошептала она.
Я кивнул. Я знал, что никогда не смогу почувствовать ее так, как хотелось бы, никогда не узнаю, какая она горячая и влажная внутри. Я никогда не почувствую наше соитие в полной мере. На миг я выругал себя за то, что остановился в ту ночь, накануне отъезда на фронт. Не будь я таким принципиальным, смог бы почувствовать, каково это – быть в ней. В тот раз я остановился только потому, что Отем не знала правду.
Но теперь она знала всё.
Я затаил дыхание.
Отем вздохнула, потом ахнула.
– Боже… – Она поерзала, обняв меня за шею. – Чувствуешь меня?
Возможно, воспоминания и воображение заполнили лакуны, образовавшиеся в моем восприятии из-за парализованного тела, но я чувствовал Отем.
Слабое давление усилилось, стало теплее.
– Я тебя чувствую, – пробормотал я. – Чувствую.
Глядя мне в глаза, она поцеловала меня, ее длинные волосы рассыпались по моим плечам. Отем приподнялась и снова опустилась.
Еще один вдох, еще один поцелуй, на этот раз еще более страстный. Она хрипло выдохнула и запрокинула голову, на ее лице было написано наслаждение.
– Пожалуйста… Сильнее… – Она ухватилась за мои плечи. – Я так тебя хочу.
Я крепче сжал ее талию; мне ничего не стоило приподнять ее и снова опустить, сделать это сильнее и быстрее – на мой взгляд, она почти ничего не весила. Я смотрел, как Отем движется вверх-вниз, и от этого зрелища во мне проснулись ощущения, которые, как мне казалось, умерли навсегда.
Ладони Отем гладили мою грудь, плечи, спину, шею, волосы… Она двигалась, не останавливаясь ни на секунду, даря мне ощущения, которые я мог почувствовать.
– Хочу довести тебя до экстаза, – прошептал я.
– Да, – сдавленно прошептала она в ответ. Ее лицо было так ослепительно прекрасно в мерцающем свете телеэкрана. Я почувствовал, как напряглось ее тело, ее пальцы впились в мои плечи, стоны сделались громче.
– Сейчас, Отем, – пробормотал я сквозь зубы. – Покажи мне…
– Да. Да…
Голос Отем сорвался, тело выгнулось дугой, на миг она замерла, ее рот открылся в беззвучном крике, а потом она обмякла и привалилась ко мне. Ее мягкая грудь прижималась к моей груди, наши сердца стучали рядом, так, словно стали одним целым.
Немного отдышавшись, девушка прошептала мне на ухо.
– Теперь ты.
Наши губы встретились, мы стали целоваться, а рука Отем скользнула между диванными подушками и моей спиной. Ее пальцы нашли шрам от ранения и погладили его. Я хрипло застонал, в основании моей спины зажглась искра.
– Так хорошо?
– Да… Черт, да…
Тепло и жар ее тела, ее пот, ее губы. Ее рука поглаживала мое искалеченное тело, вдыхая жизнь в искореженную плоть. Она поглаживала и ласкала, даря мне всё более сильное наслаждение. Отчасти ощущение, отчасти воспоминание, отчасти желание, отчасти любовь.
Теплые волны нахлестывали друг на друга.
– Я люблю тебя, – прошептала Отем.
И я взорвался.
Это было не прежнее раскаленное добела ощущение удовольствия, скорее ощущение сдавливания, как будто мой детородный орган сжали в кулаке, а потом невидимые пальцы разжались, и получилась причудливая смесь жара и холода. Это ощущение затопило мою грудь, отозвалось в шраме, оставшемся в нижней части спины. Мое тело пело. Любовь и вожделение слились в идеальной гармонии и нарастали, пока волна не достигла пика и не взорвалась. Она окатила меня с головой, а потом схлынула, оставив чувство умиротворения.
Я содрогнулся и разжал пальцы, убрав руки с бедер Отем – на ее нежной коже остались отметины.
«Потому что она принадлежит мне», – возникла у меня в голове первобытная мысль.
«А я принадлежу ей. Отныне и до самой моей смерти».
– Уэстон, у тебя получилось, – пробормотала Отем и поцеловала меня. – Я почувствовала.
– О, черт, да… Я чувствовал… всё.
Она сжала мое лицо в ладонях, снова поцеловала меня, а потом обняла. Ее кожа была липкой от пота, теплое дыхание щекотало мне плечо.
Наши тела соприкасались в тысяче разных мест, и я чувствовал каждое.
Назад: Глава тридцатая Отем
Дальше: Глава тридцать вторая Уэстон