***

Он долго провозился, силясь добиться от прибора хоть какой-нибудь реакции. Щелкал рычажками, давил кнопки – поодиночке и по две-три сразу, тряс шкатулку. Птица на дне линзы мерцала ровно и равнодушно к его усилиям. Потом в отчаянии он решил обыскать Найвела и нашел у того в кармане брюк смятую, затрепанную, полностью исписанную бумажку.Еще добрые пятнадцать минут ушли на разбор торопливых каракулей и соотнесение чернильных закорючек с выгравированными на кнопках символами. Джил заглядывала через плечо, щекотала волосами, тыкала в бумажку: «смотри, три раза написано, а ты всего два нажал». У Джона ничего не получалось, он огрызался, бросал на полдороге и начинал все заново. Повернуть самый большой рычаг. Сдвинуть тот, что рядом, поменьше, и поставить оба нижних переключателя параллельно друг другу... Или параллельно земле? Ладно, пусть будет так, а в следующий раз попробуем иначе. Теперь – кнопки. Первая, седьмая, снова первая, потом вот эта, с финтифлюшкой... Джил, нет, не с той финтифлюшкой, у той хвост вправо, а здесь – вниз. Вот же боги драные, перепутал. Теперь всё сначала. Пойди лучше проверь, как там парень, жив ещё или...

На пятый раз, когда он закончил с кнопками и вновь повернул большой рычаг, кристаллы вспыхнули, а из линзы ударил свет, такой яркий, что Джон ослеп и едва не выронил шкатулку. Потом зрение вернулось, и стало видно, что вокруг стоит туман. Белый, плотный, как вата, он колыхался со всех сторон, нависал над головой, но держал границу, не подступал близко, оставив вокруг людей свободный круг шириною в несколько шагов. Будто на землю опустилось облако, и в нем кто-то вырезал аккуратную полусферу, центром которой оказался Джон с раритетом на коленях. Под облачным куполом гасли все звуки: рев пожара сюда не проникал, хрипение Найвела стало глухим, как сквозь подушку, и, когда Джил подошла ближе, Репейник не услышал шагов.

– Чего это? – спросила Джил. Голос был далеким и тусклым. – Это Сомниум?

– Видимо, да, – растерянно отозвался Джон. – Странные, однако, мечты у парня.

Джил огляделась.

– Что-то на мечты не похоже, – заметила она. – Схожу посмотрю.

И, не дожидаясь ответа, шагнула в туман. Джон выругался, поставил на землю шкатулку и бросился следом. Вокруг сомкнулась белая субстанция. Джон невольно задержал дыхание, потом осторожно потянул воздух. Дышалось нормально. Он прошел несколько шагов вперед. Протянул руку – и не увидел её. Посмотрел вниз. До пояса еще как-то можно было различить себя самого, ниже все терялось в мутной белизне. «Джил», – позвал он. Получилось очень тихо. «Джил!» – крикнул он, испугался собственного каркающего голоса, стал шарить руками и вдруг, когда уже потерял надежду, схватил чью-то очень знакомую ладонь. Подтянул к себе из тумана русалку, обнял.

– Ты что же творишь, – сказал он шепотом. Отчего-то шепот прозвучал нормально.

– Извини, – шепнула в ответ Джил. – Думала – выйду из тумана этого. А он не кончается. Пойдем назад?

– Боги знают, где тут назад, – сердито буркнул Джон и, держа за руку Джил, пошёл вслепую. Какое-то время (показавшееся Джону бесконечным) ничего не менялось: все та же белая облачная вата перед глазами, все та же оглушительная тишина. Потом, когда Джон уже начал думать, что застрял в этом сомнительном «мире мечты» навсегда, туман расступился, и взору сыщика открылась знакомая круглая поляна – центр странной вселенной. Найвел, лежавший на земле, по-прежнему тихо хрипел, и Джону почудилось, что хрипы теперь доносятся реже. Шкатулка стояла на земле, матово сияя линзой. Джон уселся рядом и перевел дух. Вынув бумажку, он в сотый раз просмотрел записи. Вроде, всё было сделано правильно. О том, что придется начинать сначала, не хотелось и думать. Джил тоже опустилась на траву.

– А что за пятно в конце? – спросила она.

Джон повертел бумажку. По краям её расплывались желтые потеки. В самом низу листа темнел отпечаток пальца.

– Грязь, – сказал Репейник. – Найвел свой пальчик оставил. Находка для сыщика, – он невесело усмехнулся.

– Грязь? – усомнилась Джил. – Больше на чернила похоже.

Джон наклонил листок так, чтобы упал свет от линзы прибора.

– Да, – сказал он, – точно, чернила.

Какая-то мысль словно махала ему с задворков разума – эй, смотри на меня, я тут...

– А почему это вся бумажка чистая, а внизу палец отпечатался? – спросил он задумчиво.

– Ручка протекла? – неуверенно сказала Джил. Они посмотрели друг на друга. Потом Джон медленно поднялся на ноги и взял шкатулку.

– Это специально, – сказал он. – Мол, в конце надо палец приложить. И заработает.

– Его палец? – спросила Джил быстро.

– Да, только давай осторожно, – Джон поставил раритет подле распростертого тела Мэллори-младшего, Джил взяла бесчувственную руку юноши и аккуратно приложила к светящейся линзе подушечку большого пальца.

Все осталось по-прежнему. Туман клубился вокруг непроницаемым маревом. Линза прибора мерцала, кристаллы светились фиолетовым, и вид у шкатулки был такой, словно она сделала все, что могла.

– Н-да, – протянула Джил. – А так красиво придумали...

– Да нет, – устало возразил Джон. – Идея дурацкая. Ну зачем бы ему понадобилось в записке напоминать самому себе, что надо приложить куда-то палец? Это ведь не последовательность кнопок, это легко запомнить. Просто схватил немытыми руками...

– А может, это не он писал? – проронила Джил.

Джон снова взял бумажку. Кажется, русалка была права. Темный оттиск намного превышал размеры любого пальца Найвела. Лишь теперь Джон понял, что записка была не просто затертой и мятой – она была старой. Желтизна по краям, та, которую он впопыхах принял за потеки, свидетельствовала о почтенном возрасте листка, сохранившегося до нынешних времен только благодаря прекрасному, довоенному качеству бумаги. «Инструкция, – подумал Джон. – Монахи?..» И отпечаток пальца – его оставили не чернила и не грязь, а чья-то застарелая, потемневшая от времени...

Найвел громко, протяжно захрипел и утих. Опять захрипел.

– Кончается! – вскочила Джил.

Джон захлопал по карманам. Он всегда носил с собой нож, но тот куда-то запропастился – должно быть, выпал в суматохе. «Как всегда, – отчаянно подумал Джон, – когда надо...» Найвел захрипел надсадно, между ключиц глубоко запала ямка. Губы были синие. Джон схватил его за руку, протянул Джил:

– Кусай!

– Чего? – отшатнулась та.

– Кровь нужна, кусай! У тебя зубы отросли уже! Быстрей, ну!

Русалка нагнулась, сделала резкое движение головой. Сплюнула. Джон сжал прокушенный палец юноши и, заливая кровью шкатулку, ткнул им в середину линзы. Силуэт хищной птицы вспыхнул и померк. Найвел вырвал руку, изогнулся дугой, заскреб каблуками по траве, и вдруг туман вокруг рассеялся, и стало солнечно.

«Получилось?!» – с радостным сомнением подумал Джон. Он встал, огляделся, сделал несколько шагов. Пустошь, вновь проступившая сквозь туманную завесу, казалась прежней: зеленой, цветистой. Но не было видно башен, ни одной, и не поднимался над землей черный дым там, где упал дирижабль. Кроме того, было еще что-то, неуловимо, но значительно изменившееся, и Джон никак не мог понять – что. Он как раз собрался позвать Джил, когда услышал за спиной её удивленный вздох. Обернулся и увидел, как с земли встает целый и невредимый, совершенно живой Найвел.

– Друзья! – сказал он радостно. – Как же я вам благодарен! Какие же вы...

Не найдя слов, он широко улыбнулся Джил, ступил к обалдевшему Джону и обеими руками стиснул его ладонь, а затем, словно этого не хватило для выражения чувств, заключил сыщика в объятия.

– Погоди, – сказал Джон, и, морщась от стрельнувшей головной боли, отпихнул Найвела. Обошел юношу, разглядывая со всех боков. Тот стоял, улыбался смущенно. Лицо его было чистым, без синяков и ссадин, одежда вновь стала целой, зажил даже большой палец на руке, прокушенный русалочьими клыками. Джон отошел в сторону, поднял с земли шкатулку. Кнопки по-прежнему были залиты кровью, экран пестрел красными отпечатками. Инвентарный нумер пятьсот шестнадцатый перенесся сюда, в Сомниум, оставшись напоминанием о том, что все вокруг – ненастоящее, и весь этот солнечный, яркий мирок держится на силе маленькой коробочки со стекляшками внутри. Джон перехватил шкатулку поудобней и, держа перед собой, приблизился к Найвелу. Увидев раритет, тот просиял:

– А, вы догадались! Нашли инструкцию! И даже поняли насчет крови. Я... – он слегка помрачнел, – это ведь моя кровь, да?

– Твоя, твоя, – подтвердил Джон. – Твоя кровь, и мир мечты – тоже твой. Не изволь беспокоиться. А теперь слушай внимательно. Коробочка останется у меня. Если что-то в твоем поведении мне не понравится – выдерну кристаллы, и все вернемся в реальность. Я, конечно, не ученый, но, думаю, без кристаллов шкатулка работать точно не станет. Верно?

Найвел поджал губы. Лицо мгновенно осунулось, стало бледным, как несколько минут назад, словно он опять лежал, умирая, в туманном плену.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Сейчас отправляемся в Кинки, – сказал Джон. – Пешком. Неблизко, но что поделать. Там садимся на дирижабль – надеюсь, дирижабли в твоем мире имеются? Ну, и летим в Дуббинг. В Дуббинге идём в хорошую больницу и там выключаем шкатулку.

– Да не обязательно её выключать! – вырвалось у Найвела. – Чтобы выйти, надо просто проделать то же, что при процедуре входа!

– Хорошо, – согласился Джон. – Вот сам её берёшь, крутишь ручки, и все возвращаются домой. После чего ты, дружок, моментально падаешь на пол, так как во взаправдашнем мире ты был при смерти. А мы зовем бригаду врачей, и... В общем, будем надеяться, что тебя спасут. Полежишь на коечке в гипсе, попьёшь микстуры. Ну а как получше станет – там и до суда недалеко. Всё ясно?

Найвел помолчал. Между бровей прорезалась вертикальная неровная морщинка.

– Я был при смерти? – спросил он.

– На тот момент, когда включилась шкатулка, ты почти забыл, как дышать, – любезно объяснил Джон. – Зрачки на свет не реагировали. Фингал в пол-лица – видно, здорово тюкнулся. Ах да, и еще обе ноги – в кашу.

– Ноги – помню, – хмуро сказал Найвел. – Упал осколок башни. А голова... Не помню.

Джил подобралась к Джону и незаметно толкнула в бок.

– Да... – Репейник потер шею. – Будешь хорошим мальчиком – перед больницей заедем к Ширли. Здесь, в Сомниуме. Повидаешься.

– А если не соглашусь? – спросил Найвел строптиво.

Джон усмехнулся.

– В таком случае Джил наденет на тебя наручники, и Ширли ты не увидишь.

Найвел с минуту думал, сверкая глазами и кусая мосластую костяшку пальца. Сказал, откидывая волосы со лба:

– Согласен.

– Тогда пойдем? – предложил Джон. – Если тут география такая же, как в настоящей Энландрии, к ночи доберемся до Кинки.

Найвел улыбнулся, впрочем, довольно невесело:

– Это ведь Сомниум. Здесь всё так, как я мечтал. А я мечтал летать. Не на дирижабле, а чтоб были такие машины... Впрочем, что рассказывать.

Он закрыл глаза, приложил ко лбу кончики пальцев и так застыл. Джон и Джил переглянулись. Ничего не происходило.

– Ну хватит, – сказал Джон. – Айда пешком.

– Подождите, – не открывая глаз, пробормотал Найвел. – Кажется, сейчас прилетит...

Сверху застучало, загудело, на траву упала тень. Джон задрал голову и увидел, как, закрывая солнце, с неба опускается диковинный агрегат, весь округлый и блестящий, будто яйцо из полированной стали. Размером он был примерно с дилижанс – да это и был дилижанс, только летающий, понял Джон: верхняя часть агрегата оказалась сделанной из стекла, и внутри угадывались очертания кресел. Воздушный экипаж, гудя, приземлился на ажурные ножки, в боку его, прежде незаметная, отворилась дверца.

– Прошу! – сказал Найвел и по-детски взмахнул рукой.

– Чего это? – спросила Джил сдавленным голосом. Джон обернулся: русалка пряталась у него за спиной.

– Летательный аппарат, – пояснил Найвел. – На магической тяге, разумеется.

– Ты о таких мечтал? – спросил Джон.

– Я его придумал, – с нотками гордости сказал юноша. – Даже схему набросал. В том мире он, конечно, не работал бы. А тут магия дармовая. Никаких богов, никаких башен – всё из воздуха!

Джон с каменным лицом подошел к двери воздушного дилижанса и перешагнул блестящий порог. В экипаже было тесновато, но уютно – кожаные подушки кресел, толстый ковер под ногами, даже маленький, красного дерева столик посредине. Откуда-то поддавали света незаметные лампы, и свет этот был того же голубого оттенка, что Джон увидел в БХР: «свет божественный», работающий от чар. Джон сел, положил шкатулку на стол. Пышное сиденье опустилось под ним медленно и величаво. В экипаж влез Найвел, за ним с опаской, почти крадучись, вошла Джил. Села рядом, покосилась настороженно, хотела что-то сказать, но тут дверь с механическим сипением закрылась.

– А где пилот? – спросил Джон, чувствуя себя довольно глупо.

– А не нужен пилот, – ответил Найвел, чуть улыбаясь. – Само полетит. Вы куда хотите?

– В Дуббинг, – сказал Джон, чувствуя себя еще глупее.

– Вот и скажите адрес.

Джон собрался.

– Темброк-лэйн, двадцать три, – сказал он, глядя Найвелу в глаза. – И летим поскорей, а то кое-кто заждался.

Найвел отвел взгляд, скрестил руки на груди. Джон видел, как напряглись его плечи. Джил посмотрела в окно и горлом издала тихий клокочущий звук – как закипающий чайник. Джон тоже глянул в окно: экипаж с огромной скоростью поднимался в воздух. Кусты на зеленом теле пустоши, блестящая лента ручья в распадке, какие-то маленькие домики, которых не было в прежнем, настоящем мире – все стремительно летело вниз, уменьшаясь в размерах. Внутри кабины лихой подъем никак не ощущался. Набрав приличную высоту – никак не ниже дирижабля на марше – летающий дилижанс завис на месте.

– Всегда мечтал это сделать, – пробормотал Найвел. Встав, откинул одну из округлых секций прозрачного верха кабины. Джон с возрастающим удивлением смотрел, как он протянул руку и коснулся чего-то в воздухе – чего-то над самой крышей экипажа. Поводив рукой в пустоте, Найвел опустился на сиденье и, поднеся руку к лицу, зачем-то понюхал собственные пальцы.

– Мятой пахнет, – сказал он.

Джон понял, что отличало этот мир от настоящего. Другим было небо. Он приметил это сразу, когда рассеялась туманная завеса, только не сообразил, в чем дело, а теперь видел ясно – небо здесь было очень ярким, очень близким. Слишком близким.

Джил несмело поднялась с места.

– Можно? – спросила она, кивая на открытое окно.

– Конечно! – сказал Найвел. Джил, зажмурившись, тоже протянула руку. Тут же глаза её удивленно распахнулись, брови полезли на лоб. Она стала шарить в воздухе, потом отдернула ладонь и недоверчиво её осмотрела.

– Твердое, – сказала она с изумлением. – Джонни, тут небо... оно твердое! Как потолок!

– А облака, наверное, можно есть, – добавил Найвел. – Сейчас подлетим.

Экипаж двинулся к небольшой тучке, оказавшейся при ближайшем рассмотрении довольно плотной. Джил вдруг хихикнула, высунулась по плечи, оторвала от неё кусок размером с подушку и втащила в кабину. Найвел отщипнул, сунул в рот.

– Вкусно, – пожевав, сообщил он. – Есть охота...

Джил поделила облачную подушку на три части: одну дала Найвелу, другую оставила себе, а третью протянула Джону. Облако из мира мечты походило на сахарную вату, но было намного нежней, словно бы таяло прямо в руках, исходя холодком. Джон поднял глаза. Найвел ел свою долю с жадностью, широко разевая рот, причмокивая. Джил с увлечением жевала, покачивая головой от удовольствия и, поймав взгляд Джона, с улыбкой показала большой палец. Чувствуя, что теряет последнюю связь с реальностью, Джон откусил небольшой, для пробы, кусочек и осторожно прижал языком к нёбу. Через пару секунд он уже вгрызался в прохладную, сочную мякоть. Облако было сладким, как молоко с сахаром, и пряным, как коричные палочки, пахло хмелем и липовым цветом, и еще угадывались порой солоноватые нотки, словно от овечьего сыра – одним словом, ничего подобного он раньше не ел. Покончив с куском, Джон потянулся в окно за добавкой и на сей раз сам разделил добытое на три части. Некоторое время под стеклянной крышей экипажа слышались только хруст и сдержанное чавканье. Когда нежданная трапеза кончилась, Джон снова глянул вниз и обнаружил, что они с хорошей скоростью летят над морем. Море Сомниума тоже оказалось особенным; верней, не само море, а то, что в нем водилось.

– Ничего себе, – вырвалось у Джона. Найвел посмотрел вниз.

– Да-а, – сказал он негромко. – Я такое видел.

– Где? – спросил Джон. Найвел покачал головой:

– Во сне... Давайте снизимся, а?

– Ладно, – согласился Джон. Экипаж стремительно, так что закружилась голова, рванул вниз, к воде – к огромным, черным телам, медленно плывшим по сверкающему морю. Чем ближе они становились, тем сильней захватывало дух от исполинских размеров этих чудовищ. В сотню раз больше любого кита, блестящие, как уголь на изломе, они шли бесконечной вереницей, растянув строй от горизонта до горизонта. Резали воду бронированные носы, треугольными флагами поднимались к небу плавники на спинах. Порой из воды, окутанный брызгами, взметался ласт размером с линейный корабль, описывал в воздухе величавую, неспешную дугу и с пушечным грохотом погружался обратно. И – люди, тысячи людей на стальных платформах, устроенных между плавниками: парами и по одиночке, стоя и развалившись в шезлонгах, разговаривают, смеются, едят, пьют... Увидели экипаж над собой, завертели головами, принялись махать. Джил помахала в ответ.

– Что это? – спросил Джон, не в силах оторваться от зрелища. – Что за... монстры?

– Рыбы, – сказал Найвел. Он забрался на кожаное сиденье с ногами, чтобы лучше видеть. – Вместо кораблей. Пассажиров возят, грузы...

«Почему рыбы?» – хотел спросить Джон, но вспомнил небо, которое можно потрогать рукой, вспомнил съедобные облака, и промолчал. Экипаж тем временем снова набрал высоту. Приближался окутанный синей дымкой берег – должно быть, здешняя Энландрия. Море выцвело в зелень, мелькнула белая каемка пляжа, вспух и пропал небольшой островок леса. Не было видно ни городов, ни заводов, лишь пустошь стлалась навстречу, бесконечная, разноцветная, плоская. Потом впереди показалась непостижимых размеров туча, внутри которой что-то поблескивало и двигалось. Туча росла от самой земли, а вершина её терялась в вышине. Джил, явно беспокоясь, взглянула на Джона. Тот наморщил лоб, покачал головой. Покосился на Найвела. Юноша глядел в окно, молчал, наблюдая. Экипаж подлетал все ближе к туче, стали видны мелкие детали – на самом деле, вовсе не мелкие, просто далекие – и Джон вдруг понял.

– Это... Дуббинг? – спросил он, показывая для верности рукой. Найвел повернул голову – сверкнули глаза – и кивнул:

– Красиво, да?

– Но зачем? – обескураженно спросил Джон, тут же пожалев о вопросе – это был Сомниум, здесь небо пахло мятой, а гигантские рыбы возили на спинах людей, без всяких «зачем», просто так. Найвел пожал плечами:

– Не знаю. Я ведь не создавал такой мир. Он сам возник. А эти вещи... – он сощурился, глядя на то, что было впереди. – Такое мне привиделось однажды. Да, точно, помню – болел инфлюэнцей, бредил. Увидел в забытьи. Наверное, должен был тогда испугаться, но... почему-то стало как-то спокойно, легко. Даже весело. Потом проспал сутки и проснулся здоровым. Похоже, что-то для меня значило такое видение. Раз воплотилось... здесь.

Он застенчиво улыбнулся, а Джон все смотрел на приближавшуюся стену – не тучу, а стену, закрытую плотными клубами смога, какой обычно висит над большими городами. Там, на стене, под дымным покровом, и был город – Дуббинг, такой, каким его помнил Джон, но непостижимым образом поднявшийся на дыбы, повернутый набок и так застывший. Нарушая закон тяготения, росли из вертикальной мостовой дома, поднимались навстречу экипажу хрустальные шпили, ползли по улицам – не мобили, не кэбы, а какие-то диковинные повозки, такие же блестящие, как летучий дилижанс, и таких же округлых очертаний. Город жил: странный, невозможный, словно и впрямь сотканный из бреда тяжелобольного человека.

– Башни остались, – промолвила Джил, до этого молчавшая. – Ты говорил, богов нет. Магия из воздуха берется. А башни – есть.

Найвел опять пожал плечами.

– Они всегда мне нравились. Высокие... такие, знаете, на вид нежные, что ли. Тронь – рассыплются. А стоят веками. Наверное, поэтому...

Экипаж подлетел к расползшемуся по огромной стене Дуббингу, нырнул в смог, круто повернул вверх и понесся над улицами. Джон, преодолевая головокружение, попытался быстро сориентироваться: «внизу» – это бывшее «впереди», а «впереди» – это бывшее «наверху»... Когда прошла тошнота, и он заставил себя открыть глаза, то обнаружил, что экипаж летит над привычным, знакомым городом. Набережная Линни, Парламентский проспект, площадь Тоунстед (с невредимой башней), плечистая громада Большого собора, наполовину заслоненная фабричным зданием – все это осталось прежним. Полыхнула закатными окнами Опера, пронесся длинный особняк какого-то аристократа, замелькали дома попроще: экипаж повернул к порту. Вот и Темброк-лэйн, вот дом номер двадцать три. Летучий дилижанс снизился, невесомо прикоснулся к земле и затих. Джон кашлянул.

– С прибытием, – сказал он.

Найвел сидел на своем месте, сутулясь больше обычного. Руки повисли между коленями, волосы упали на лоб. Он протяжно вздохнул, похлопал по бокам, встал и шагнул в предупредительно открывшуюся дверь. Джон и Джил выбрались за ним.

Втроём они стояли перед двадцать третьим домом. Тени тянулись из-под ног, змеились по мостовой и карабкались на кирпичную стену. Город, настроенный на мечты Найвела, превратил место, где жила его возлюбленная, в райский уголок: здесь не чадила фабрика, не шатались пьяные, вечернее солнце золотило небольшой, но бойкий фонтан посреди улицы. Сам двадцать третий дом из хмурого многоквартирника превратился в ухоженное бунгало, где Ширли проживала, очевидно, в роскошном одиночестве. Джон смотрел на побеги вьюна, облепившего стену: глянцевые листья застили оконные проемы, и нельзя было понять, что творится внутри.Джил поглядывала на людей, спешивших куда-то по Темброк-лэйн. Выглядели они так же, как и в настоящем Дуббинге: озабоченные, вечно занятые, безрадостные, в общем – обычные люди, ничего такого. Похоже, им было невдомек, что они живут в придуманном мире, в мире мечты Найвела Мэллори. А что, если наш мир – тоже чья-то мечта, подумал Джон. Мы-то у себя ходим и даже не знаем, кто всё вокруг придумал. Вот бы найти эту сволочь...

– Ну? – сказал он Найвелу грубовато. – Идешь или нет?

Юноша выдохнул, одернул куртку и, решительно шагнув к двери, позвонил. Звонок отозвался мелодичным приглушенным «динг-донг-динг-донг» – точь-в-точь куранты на парламентской ратуше. Раздались шаги, дверь отворилась. Найвел отступил на шаг. Джил еле слышно ахнула. Джон крепче сжал шкатулку, которую держал в руках с тех пор как покинул летучий дилижанс. Дверь открыла не Ширли.

На пороге стоял высокий, сутуловатый парень. Правильные, даже красивые черты лица: большие глаза, яркий рот, крепкий подбородок. Волосы – длинные, до плеч. Такого легко узнаешь и ни с кем не спутаешь, даже если не веришь своим глазам. Джон обычно доверял собственному зрению и вынужден был признать, что видит двух Найвелов Мэллори. Один – который прилетел вместе с ними на воздушном экипаже – стоял перед домом, и лицо его было бледным, как у замерзшего трупа. Другой – точная копия первого – смотрел с порога, опершись на дверную ручку. Они были одеты в одинаковые рубашки, клетчатые, с широкими рукавами, и носили простые шерстяные брюки, в каких ходит половина мужского населения Дуббинга. «Ошибка, – подумал Джон, – прибор не сработал. Верней, сработал, но неправильно. Должно быть, разбился при падении, или протух от старости, или мы что-то сделали не так. Или все-таки?..» Додумать он не успел: Найвел из Сомниума, Найвел-два нахмурился и спросил:

– Чем обязан?

Найвел-один – настоящий – растерянно заморгал. Из глубины дома послышался женский голос:

– Кто там, милый?

– Какие-то люди, детка, – бросил Найвел-два, с неприязнью глядя на шкатулку в руках Джона. – Коммивояжеры или что-то вроде... Чем обязан, господа? – повторил он громче, обращаясь к Найвелу-первому, который стоял ближе всех. Тот развел руками, лоб его страдальчески наморщился. В этот момент из-за плеча Найвела-второго показалось девичье лицо. Ширли – в жизни она была еще краше, чем на портрете – выглянула на улицу. Увидела Найвела-первого, недоуменно прищурилась. Узнала. Ахнула, прикрыла рот ладонью.

– Что такое? – обернулся Найвел-два. – Ты их знаешь?

Ширли, качая головой, пятилась обратно в темную прихожую. Взгляд её был устремлен на Найвела-первого. Найвел-два снова поглядел на своего двойника, и лицо его вдруг стало очень серьезным.

– Кто ты такой? – спросил он тихо. Найвел-один развернулся и быстро зашагал к экипажу. Джон поспешил следом. «Началось, – думал он мрачно. – Поехало. Как бы не сбежал теперь». Мэллори-младший запрыгнул в воздушный дилижанс. Джон торопливо полез за ним, но Найвел, по-видимому, не собирался взлетать. Когда Репейник, кряхтя от боли в боку, забрался внутрь дилижанса, то увидел, что юноша сидит, закрыв лицо руками, и чуть раскачивается из стороны в сторону. Джон сел рядом и положил шкатулку на столик. Просунув ладонь под куртку, в двадцатый за день раз потрогал бок. В месте удара боль была острой, колючей, и к тому же как-то нехорошо отдавало в спине, там, где ребра крепились к хребту. В принципе-то, подумал Джон, шкатулка всё сделала правильно. Вышло так, как мечтал Найвел. Он мечтал, что будет счастливо жить с Ширли? Пожалуйста – вот Найвел, вот Ширли, и они вместе. Похоже, счастливы. Мечта сбылась, формально говоря. И остальное – небеса, которых можно коснуться рукой, сладкие облака, волшебные киты, даже город этот придурочный, боком поставленный – всё устроено, как хотелось Найвелу.

В кабину влезла Джил. Настороженно присмотрелась, вопросительно кивнула Джону: как, мол? Тот махнул рукой: никак. Джил села напротив, подложив под себя ладони. Задумчиво покачалась на упругой подушке.

– А может, ты того... неправильно что-то сделал? – спросила она. Найвел не ответил.

– Или мы что-то напортили, – продолжала Джил. – Вон запускается сложно как...

Юноша со вздохом отнял руки от лица и выпрямился.

– Это прототип, – сказал он. – Не серийная модель. Оттого и запуск такой сложный. Монахи сделали только один экземпляр. Больше не стали. Потому что вышла – шкатулка глупца.

– В смысле? – не понял Джон.

– В монастырских хрониках была очень странная запись, – сказал Найвел спокойно. – Если правильно помню... Да, вот так: «Вошедши, узришь то, что любезно тебе; но буде ты глуп, то узришь одно скудоумие своё, ибо глупцы самовлюбленны суть».

Джон не нашелся, что ответить.

– А вот ещё, – все так же спокойно продолжал Найвел. – «Глупец счастия своего не зрит, доколе лоб о него не расшибает». Я, знаете, неплохо запомнил, потому что много раз перечитывал. Всё искал указания на побочные эффекты. Что ж, можно считать, теперь нашел. Похоже, все, кто пользовались этим прибором, испытали побочный эффект на себе. Видимо, были недостаточно умны, чтобы увидеть счастье в реальном мире. И полезли за ним в Сомниум. А в Сомниуме встретили копии самих себя. Полностью счастливые копии. Так уж, видно, устроен прибор, что, создавая идеальную копию мира, создает вдобавок идеальную копию мечтателя.

– Так что ж, они все дураки были? – серьезно произнесла Джил. Найвел качнул головой:

– Монахи думали, что умный человек шкатулкой пользоваться не будет. Не знаю... Может, постарается изменить что-то в настоящей жизни. А в Сомниуме будет искать счастья только глупец. С соответствующими результатами. Так они решили. Отсюда и название такое.

Он улыбнулся, потом вдруг черты его сложились в плачущую гримасу, и он с размаху грохнул обоими кулаками о стол. Раздался хруст фигурных деревянных ножек, столешница рухнула сидящим на колени. Джил попыталась её подхватить со своей стороны, но только сделала хуже: доска косо подпрыгнула, лежавшая на ней шкатулка взлетела в воздух и, описав кульбит, грянулась об пол экипажа. От удара распахнулась крышка. Что-то зазвенело, покатилось со стеклянным бряканьем. Кристалл-накопитель, сверкая гранями, стукнулся о носок Джонова ботинка и замер. Он все еще светился фиолетовым светом, хоть и тускнел на глазах, а в шкатулке, в опустевшем его гнезде, тлело голубое пламя. «Работает, – подумал Джон. – Кристалл выпал, а прибор работает». Он еще успел заметить испуганное лицо Джил, её выставленную руку – не то в запоздалой попытке удержать падение, не то в защите от возможной беды – а затем Найвел вскочил, перемахнул через остатки разбитого столика и подхватил с пола шкатулку.

Джон прыгнул. «Разобью, – сверкнуло в голове, – вдребезги! Всё, хватит, возвращаемся!» Но, к огромному своему удивлению, он промахнулся и больно врезался плечом в стену. Джил, рыкнув, кинулась – и встретила пустоту: Найвел выскочил за дверь. Джон поднялся, тряхнул головой, полез наружу. Что-то мешало, воздух стал липким, карамельно-тягучим, и никак не удавалось преодолеть жалкие два шага до двери. Рядом выла от ярости Джил, рвалась, как опутанная сетью, но двигалась к выходу не быстрей Джона. Подняв залитое потом лицо, она прохрипела:

– Что? Почему?!

– Сомниум! – оскалившись, выдохнул Джон. – Защищается!

Похоже, это было правдой: вселенная мечты боролась за жизнь, и, как Джон мог догадаться, вина за происходящее лежала на нём. Пока он всего лишь грозился отключить пятьсот шестнадцатый, Сомниум не предпринимал никаких действий. Когда же Найвел осмелел и смог завладеть шкатулкой, Джон погнался за ним, чтобы на самом деле уничтожить этот странный, нелепый мир. Теперь, беспомощный, Репейник барахтался, как утопающая в ведре муха, надежно схваченный самим здешним мирозданием.

В открытую дверь экипажа было видно, как Найвел колотит по двери двадцать третьего дома. Спустя минуту дверь открылась. Двойник на пороге сказал Найвелу несколько слов. Тот ответил, сопроводив слова резким жестом, словно что-то отбрасывал. Двойник насупился, покачал головой. Найвел заговорил, указывая то на себя, то на шкатулку, то на экипаж. Его собеседник, недоверчиво заламывая бровь, слушал. В какой-то момент он поднял руку и произнес нечто, ухмыльнувшись довольно глумливо. Найвел топнул ногой. Двойник помахал ладонями: иди, мол, аудиенция окончена. Найвел ступил на крыльцо, хотел войти, но тот, другой загородил дверной проем. Они принялись толкаться. Джон не видел, что в точности произошло – чей удар был первым, кто не выдержал и завязал драку. Видел только, как невидимая сила отбросила Найвела на мостовую. Шкатулка полетела в сторону.

Двойник, вразвалку ступая, подошел к упавшему. От шагов дрожала земля, и что-то непонятное происходило с фигурой Найвела-второго – руки и ноги были как бревна, голова казалась маленькой на бычьей шее. Громадный, он остановился над распростертым Найвелом-первым, сгреб того за грудки и поднял над головой, как ребенка. Но и настоящий Найвел менялся – обрастал чешуей, отращивал хвост. Яростно протрубив, он выпростал длинные лапы с когтями и наотмашь хлестнул Найвела-второго по лицу. Великан заревел, обрушил ящера на мостовую. Тот извернулся в полете, приземлился по-кошачьи на четыре лапы, разинул пасть. Стукнул лапой по булыжникам. От когтей веером разошлись глубокие трещины, земля ухнула в черный провал под ногами великана. Найвел-два спасся прыжком, упал, засучил ногами, отползая от трещин. Махнул ручищей. Мостовая взорвалась каменным фейерверком, из-под брусчатки вылетели зеленые цепкие лианы. Опутали ящера, притянули к земле, спеленали когтистые лапы. Тот дергался, клацал зубами, но лианы держали крепко. Великан поднялся, помотал головой и, гулко топая, побежал к врагу.

– Какого хера? – Джил сплюнула. – Что за балаган? Джонни, ты это видишь?

– Вижу, – прорычал Джон, борясь с вязкой пустотой. – Это Сомниум. У него оказалось двое хозяев. И обоим надо... угодить.

Великан тем временем настиг ящера и дубасил его по голове. Найвел-один (если его можно еще было так называть) слабо взвизгивал, силился увернуться. Потом как-то вмиг схлопнулся, усох. Лианы не успели затянуться и выпустили его. Ящер – окровавленный, двуногий, почти человек – прихрамывая, бросился прочь. Великан понесся вдогонку. Найвел-один на бегу раскинул передние лапы, превратившиеся в крылья, и тяжело взлетел, изгибая чешуйчатое брюхо. Найвел-два стал прыгать, ловя крылатую тварь, а ящер, кружа, извергал из пасти дымный яд. Потом с неба полились снопы огня, ящер крикнул, упал на великана, и они схватились в один визжащий, рявкающий комок. Вокруг били сполохи, поднимались брызги гравия, взметались и опадали лианы. Вдруг морок рассеялся: не стало чудовищ, вместо них снова были два похожих друг на друга молодых парня, один из которых лежал на брусчатке, закрываясь руками, а второй что есть силы его пинал. Одежда их превратилась в лохмотья, тела пестрели кровоподтеками и ссадинами. Вокруг простиралась разоренная улица: на грудах щебня догорали огни, слабо дергались умирающие лианы.

– Конец сопляку, – пробормотал Джон. – Плохо.

Джил со стоном выдохнула, и тут он понял, что нужно делать. Не просто понял – ясно представил, в подробностях и красках. В тот же миг невидимые узы ослабли. Не удержав равновесия, он кувырнулся на пол, но тут же вскочил и ринулся наружу, к крыльцу дома, туда, где лежала выпавшая из рук Найвела-первого шкатулка. Перепрыгнув через кучу битого камня, Джон схватил устройство, бросился к дерущимся. Тот, кто бил лежащего, не видел ничего вокруг, только выдыхал со свистом и, обходя жертву, наносил редкие удары. Избиваемый после каждого пинка стонал – устало и словно бы нехотя. Джон крикнул:

– Вот! Возьми! Отправь его, отправь нас всех! Давай! Умеешь?

И принялся совать шкатулку юноше. Найвел сначала дико водил глазами, убирал руки, все рвался ударить лишний раз двойника, но затем сообразил. Взял шкатулку, опустился на землю. Ободранными, непослушными пальцами повернул большой рычаг, сдвинул тот, что поменьше, и поставил два переключателя параллельно друг другу. Кнопки – первая, седьмая, снова первая... Закончив, вернул прибор Джону.

– Главный тумблер сейчас нажмите, – сорванным голосом сказал он. – Потом – кровь.

– Сам знаю, – сказал Джон. – Отойди.

Найвел попятился к дому: рубашка сплошь в клочьях, волосы свалялись от грязи. Он неотрывно смотрел на Джона и на шкатулку в его руках. Дверь дома открылась, на улицу выглянула Ширли, вскрикнула, подбежала и стала обнимать Найвела, а тот все глядел на Джона, шевеля губами, словно хотел что-то сказать.

– Ты чего делаешь?

Джон обернулся. Джил сидела на корточках рядом с лежащим парнем.

– Возвращаю нас домой, – пробормотал Репейник, вставая рядом на колени и примериваясь к избитому телу. Кровь лилась из большой раны на голове, текла из сломанного носа, большими темными пятнами расплывалась на порванной одежде. Джон, испытывая странное ощущение – все повторялось вновь – взял Найвела за окровавленную руку, приложил к экрану. Ничего. Он сжал челюсти и выругался сквозь зубы.

– Рычажок сначала, – тихо напомнила Джил.

– Точно, – буркнул Джон, – забыл.

Он повернул рычаг, и ослепительный свет выбелил все кругом. Джон проморгался, обнаружил над собой уже знакомый купол тумана. Все было, как тогда, только на этот раз под ногами вместо мягкой травы оказалась развороченная мостовая. Руку Найвела Джон так и не отпустил и теперь с силой впечатал его ладонь в светящуюся линзу шкатулки, оставив на стекле свежий карминовый след. Кристаллы перемигнулись, раритет чуть слышно загудел, вибрируя под пальцами Джона. «Не сработает, – в ужасе подумал Джон. – Кристалл выпал, заряда не хватит. Сейчас рванет, или превратит всех в лягушек, или просто ничего не будет, так и останемся тут, в тумане...» Но туман начал отступать, медленно тая, поднимаясь от мостовой, и за его призрачной стеной неторопливо проступала Темброк-лэйн, привычная, грязная и людная. Джон выдохнул и отпустил ладонь юноши. Дуббинг. Настоящий Дуббинг. Мимо спешили горожане, мужчина в котелке и потасканном плаще споткнулся о ноги лежащего Найвела и, ругнувшись, пошел прочь. Вдалеке стучала красильная фабрика Майерса, веяло смрадом, но это был просто запах промышленных отходов, а не гарь выжженной земли. Мэллори-младший натужно дышал, всхлипывая разбитым ртом. Прохожие, косясь, старательно их обходили. Накрапывал дождик.

– Кэб! – заорал Джон. – Позовите кто-нибудь кэб, человеку плохо! Кэб!..

Никто не останавливался. Джил бросила: «Сейчас» и убежала вниз по улице, к перекрестку с Портовой дорогой, где было больше транспорта. Джон остался с Найвелом, стонущим, бледным, перемазанным кровью. Люди шли и шли, дождь набирал силу, капли затекали за шиворот и холодными червяками щекотали шею. Джон поднял воротник куртки. «Ни одна сволочь раненому не поможет», – подумал он, но без злости, а больше по привычке, почти равнодушно. Раскрытая шкатулка лежала у ног, кристаллы сияли фиолетовым светом, из-под красных потеков на линзе тускло мерцал силуэт богини. Инвентарный нумер пятьсот шестнадцатый работал исправно, и, пока он работал, где-то невообразимо далеко были счастливы влюбленные, живущие в городе на вертикальной стене... Сломанные рёбра вдруг нестерпимо заныли. Джон погладил бок, закрыл глаза и стал ждать, пока вернется Джил.