Глава 21. Будет ласковое солнце

1.

Как же странно видеть своё собственное лицо где-то, кроме зеркала или фотографий.

А это именно оно. Никаких сомнений. Пусть волосы у древа были густой буйной кроной, пусть из спины росло великое множество крыльев с зелёным оперением – подобные мелочи не меняли главного. Лицо принадлежало Броне Глашек. Оно повторяло все ключевые черты, от формы губ и разреза глаз до характерной бледности: кора ясеня, служившая монументальной фигуре кожей, демонстрировала необычный для большинства деревьев сероватый оттенок.

Подобная схожесть вызывала крайне неуютное чувство, усиливавшееся оттого, что колоссальная зленовласая дева ни на секунду не задумалась о том, чтобы скрыть свою наготу.

Не особо помогало даже наличие объяснения, описывавшего события технически возможные, но звучащие крайне невероятно. Впрочем, подобный эффект вполне мог возникнуть из-за того, как в своей речи расставлял акценты человек, взявшийся посвятить девушку в детали появления на свет необычного древа.

– А затем Сковронский просто лопнул! – именно такими словами Даркен закончил свой эмоциональный рассказ. И эта фраза слишком хорошо гармонировала по тону со всем, что было сказано в последние полчаса.

Маллой-младший был одним из тех, кто сопровождал этим субботним утром обновлённую Броню Глашек к своеобразному монументу, посвящённому её победе в так называемом “ковачском инциденте”.

Точнее, победе той из двух версий синеглазой попаданки, что пожертвовала собой во имя своего мелочного желания насолить форгерийским божествам.

Погода этим утром была довольно хорошей, несмотря на лёгкий прохладный ветерок, способный застать врасплох чрезмерно самоуверенного путника, не озаботившегося достаточно тёплой одеждой. Дождь, последние несколько дней омрачавший настроение жителей Праги отступил, оставив в память о себе лишь глубокие лужи, ещё не успевшие высохнуть под мягкими ласковыми лучами лениво потягивавшегося солнышка, время от времени протиравшего заспанное лицо небольшими пушистыми облачками.

Помимо слечны Глашек и её сопровождения – непривычно многолюдного, включающего в себя помимо всех членов её семейства, также семью пана ректора в полном составе и почти половину ковена плюшевого енота, – близь Стенающей Рощи и соседствовавшего с ней разрушенного предприятия можно было найти довольно впечатляющее количество людей в форме: как рядовых стражей правопорядка с метками центрального, напрямую подчинённого королевской семье, департамента, так и сотрудников тайной полиции, каждый из которых был отмечен обязательными атрибутами некромага.

Всё время рассказа, по тону и насыщенности деталями больше напоминавшего байку, Броня провела рядом с пчелиной чёрно-жёлтой лентой, ограждавшей территорию, куда было запрещено ступать любому человеку, кроме желающих провести ближайшие часы или дни в гостеприимных тюремных камерах в компании радушного палача, выясняющего, на самом ли деле нарушитель является идиотом, или и правда желал уничтожить какие-нибудь улики, которые могли бы дать подсказку следствию.

Девушка ощущала себя особенно неуютно. Но не из-за близости стенающих от печали и боли деревьев. Точнее, не совсем. Некромагичка к этому момента даже более-менее смогла смириться с наготой как две капли воды похожей на неё древесной девы. Главной причиной дискомфорта было то, сколько раз за время своего рассказа сын рода Маллой помянул имя главной зануды УСиМ с таким видом, будто бы не понимал объективной разницы между той Броней, что вчера нанесла сокрушительный удар по маленькому бизнесу Сковронских, и стоящей перед ним, способной только удивлённо взирать на последствия боя, произошедшего задолго до её пробуждения.

Даркену, очевидно, нравился эффект, который производила его байка, абсолютно неправдоподобная, но подкреплённая неоспоримыми и вполне осязаемыми доказательствами реальности описываемых событий.

Наконец, молодой человек замолчал. Рассказ подошёл к концу. Враг повержен. Гражданские спасены. Эпилог.

– Неясыть? Некромаг Неясыть? – таковы были первые слова Брони, прозвучавшие спустя секунд пять после окончания речи увлечённого сказителя.

– Ой, да ладно! – рассмеялся Дарк. Сейчас, в простых синих джинсах и чёрной, с белыми воротником и обшлагами, толстовке, он был совсем не похож на самого себя. Ни грамма того неуместного пафоса, характерного для золотой молодёжи. Даже шутки его не столь раздражали, как раньше. Неужели те тёмные очки так много меняли в восприятии фигуры сына ректора? – Я тебе поведал историю о том, как ты погибла за грехи человечества, а затем воскресла, и эта шутка про то, что я сплагиатил позывной у Ника Перумова – первое, что я от тебя слышу? Между прочим, ты её уже говорила вчера!

– Ты мне об этом не рассказывал, – девушка зябко обхватила плечики под пелериной.

Разумеется, не низкая температура была тому виной: лёгкое демисезонное пальтишко, перехваченное на талии широким поясом с золотистой круглой пряжкой, было вполне способно удержать тепло. Однако куда ему тягаться с той потусторонней мерзлотой, что порождала близость Стенающей Рощи?

И пусть обычно Броня любила этот магический холод, как многие люди любят летнее тепло, в данном конкретном случае всё обстояло слегка иначе: пробирающий до костей мороз, которым дышала Иггдрасиль, был подобен тому жару, что превращает пустыню в место, где почти нет жизни.

Ощутив движение хозяйки, под одежной шевельнулась Роя. Змейка медленно высунула свою изумрудную голову из-за пазухи пальто и с выражением сдержанного интереса на тупоносой морде осмотрелась вокруг, а затем застыла, едва лишь в поле зрения оказалась монументальная девичья фигура в окружении красно-коричневых низеньких деревьев.

– Бронь, если бы я тебе поведал каждую из тех шуток, что мы отпускали во время подготовки к бою, и процитировал бы каждый одухотворённый монолог – мы бы пробыли здесь до самого вечера, так как рассказ занял бы куда больше времени, чем описываемые события, – развёл руками некромаг. – Но… значит ли это, что тебе, на самом деле, наплевать на ковачский инцидент?

– Всё, что мне было интересно, ты поведал прежде, чем мы сюда приехали: тринадцать человек познали пытку, но не сломались психологически. Все остальные – спасены, – девушка не глядя потянулась правой рукой к голове Рояль, чтобы почесать ту под подбородком. – Всё остальное было нужно, по сути, тебе: за время рассказа я три раза услышала о том, что Даркен Маллой прошёл свою арку персонажа.

– Так вот, что тебя беспокоит? – взмахнул руками молодой человек. – Ты завидуешь моему личностному росту? Не беспокойся! У тебя, между прочим, тоже была арка.

– Да, и сейчас она стоит недвижимым деревянным памятником вон там, – некромагичка небрежно ткнула пальчиком в сторону Иггдрасиль. – Вот только я – здесь, и я не имею всего того прогресса. Не забывай, что ты говоришь, по сути, с той Броней Глашек, что в финальной битве не участвовала.

– И это, подруга – единственное ваше отличие, – Дарк наглым и лихим жестом обхватил собеседницу за плечи и прижал к своей груди, а затем наклонил голову, выставив перед собой правую руку, чтобы очертить её дугу над головой деревянной нагой девы. – Вы с ней – один и тот же человек. Все психологические изменения, в итоге превратившие ту Глашек, что всё же явилась на поля сражений, в живой памятник, который ты сейчас зришь пред собой, произошли в тот миг, когда она отхватила себе мизинец. Но я сейчас говорю не об этом. Нет-нет-нет. Ты свою арку персонажа прошла раньше. Намного раньше.

– Я сейчас исключительно из-за того, что нахожусь в крайне доброжелательном расположении духа, озвучу ожидаемый тобой вопрос, – проворчала синеглазка. – И когда же я всё-таки, по-твоему нескромному мнению, получила развитие, как персонаж.

– Назови мне главный формальный признак арки, – Дарк бодро стукнул девушку кулаком по плечу.

Не слишком сильно, конечно же: будь Глашек хоть десять раз боевой некромагичкой, синяки на её девичьем теле появлялись также легко, как и у остальных представительниц слабого пола. Жест, всё-таки, задумывался как грубое выражение симпатии, а не как несимпатичное проявление грубости.

– Некая черта персонажа меняется на прямо противоположную, – буркнула Броня.

– И-мен-но! – весело отозвался неунывающий босс. – Смотри! На начало сюжета ты была одиночкой, а сейчас – полноценный член ковена!

– Для меня это не новый опыт: я уже работала в команде в прошлой жизни, – ворчливо ответила девушка. – И даже жертвовать своей жизнью ради других мне уже приходилось. А вот становиться огромным деревом – ни разу. И весь этот прогресс улетел в трубу.

– Ты слишком к себе сурова, Бронь, – молодой человек отпустил подчинённую и демонстративно упёр руки в боки. – У тебя какие-то проблемы с самооценкой, раз ты не можешь принять свои успехи.

– Я принимаю свои успехи, просто мои критерии достижений отличны от твоих, – некромагичка принялась оправлять одежду. – И, кстати, не советую снова делать то, что ты сделал сейчас: Роя ещё недостаточно дрессирована. Может и укусить.

– Дрессируй! – щёлкнул пальцами Дарк, уверенно направляясь к стоявшей чуть в сторонке Ёлко.

Последние тридцать минут, что начальник потратил на свой эмоциональный рассказ, неформалка провела, уткнувшись носом в мобильный. Причём, лицо у неё было слишком сосредоточенным, чтобы можно было предположить, что главный аналитик ковена просто развлекалась таким образом.

– Мне через недельку яйцо неясытя привезут, – похвастался “номер один”. – И я начну взращивать гербовую сову. И будут они отжигать в паре с твоей змеюкой: главное, чтобы в местах будущих боёв было достаточно кустов, чтобы в них можно было спрятать Рояль.

– Я так уже шутила, – монотонно проворчала Броня. И этот её ответ привёл к взрыву хохота со стороны уже минут пять как давящейся смехом Илеги. – Тебе стоит работать над собой, чтобы стать пооригинальней.

– Ладно, хватит ссориться, как старая супружеская пара, – подала голос Ёлко, выныривая, всё-таки, из цепких гипнотических объятий гаджета. – Вы знали, что по результатам последних двух дней у вас появились прозвища, которые рискуют намертво прилипнуть?

– Нет, но я готов узнать! – хлопнул в ладоши Маллой-младший и в два прыжка оказался рядом с “номером два”. Рука главы ковена незамедлительно легла на талию штатного аналитика. – Вещай же!

– Думаю, никого не удивит, что Броню теперь куда как лучше знают по прозвищу “Лешая”, а не по имени и фамилии? – уточнила неформалка.

– Это было ожидаемо, – закатил глаза Дарк, после чего склонился ниже, словно бы собирался носом свайпнуть пару картинок на телефоне своей спутницы. – Неужели в зоне боевых действий были нонкомбаты, которые могли услышать речи Глашек? Я имею в виду, помимо тех, которых мы спасали. Откуда сделана вот эта фотка? – молодой человек нагло ткнул пальцем в экран мобильного.

– Знаешь, моя работа аналитика была бы куда как сложней, не будь в мире достаточно идиотов, плюющих на технику безопасности, – фыркнула Ёлко, после чего несколькими быстрыми жеста переключилась с фото на браузер с открытой соцсеточкой. По крайней мере, именно такие выводы сделала Броня, исходя из дальшейших реплик. – А вот что до тебя, мой дорогой “номер один”...

– А что до меня?

– Читай.

– Вот ты бука… могла бы просто сказать, – шутливо насупился глава ковена, но затем всё же принялся озвучивать текст с экрана телефона. – “Ну, если уж Лешая получила своё прозвище за то, что после её боя в Коваче выросло огромное сексапильное дерево, то что насчёт того парня, после которого моя любимая забегаловка превратилась в огромную картошк…”

Молодой человек осёкся. Его же спутница выглядела чрезмерно довольной. Она с огромным трудом сдерживала хохот и улыбку. И если с первой задачей “номер два” более-менее справлялась, то вот в вопросе борьбы с неумолимо ползущими к ушам уголками губ девушка потерпела бесспорное поражение.

– Картоший?!

В этот момент Ёлко окончательно сдалась. Закинув голову назад, она подарила миру характерный громкий, звонкий и излишне высокий смех.

– Картоший? – вопросительно поднял бровь Гало.

Громила выглядел так, будто бы последнее время находился мыслями где-то далеко, а тут встрепенулся, услышав что-то интересное, но не понимая контекста.

– Картоший. Это как леший, только картоший, – давясь смешками пояснила Ёла.

– Подобные клички прирастают намертво, – покачала головой Броня. – Тебе придётся серьёзно постараться, чтобы создать ассоциацию куда более “липучую” чем эта.

В эту секунду ко всеобщему веселью присоединился и сам Дарк. Его хохот не выглядел наигранно. Напротив. Казалось, некромаг получал удовольствие совершенно искренне.

– Не вижу смысла бороться с этим, Бронь! Картоший! Это же шикарно! Ты хоть представляешь, как будет опозорен тот, кого победил “Картоший”?! Это прозвище – ультимативный инструмент для обламывания чужого пафоса! Мне нравится! Ладно! – молодой человек поднял руку в прощальном жесте. – У меня сегодня много дел. А ты – отдыхай. Ещё увидимся!

С этими словами начальник двинулся прочь, уводя за собой ковен. Послушную Ёлко и ленивого, выглядевшего изрядно заторможенным Гало. Казалось, что вот-вот и за ним пойдёт Фортуна. Сразу после того, как ей надоест играть в гляделки с безродной. Однако же слечна Штернберк решила иначе.

– Я вас догоню, – бросила та своим товарищам и решительно направилась навстречу Броне.

Синеглазке сразу вспомнился вчерашний разговор и то, как они некрасиво расстались. Не то, чтобы попаданка считала, что в чём-то не права, однако она осознавала, что её собеседница могла воспринять ситуацию несколько иначе.

Тем не менее, Броня не стала начинать беседу первой. И не столько потому, что была слишком гордой. Всё куда как проще: девушка не была уверена, что её слова не приведут к эскалации конфликта.

– Я подумала над тем, что ты вчера сказала, – тихо произнесла высокородная.

Подобным тоном начинают беседы, которые полагается называть личными. Вот только понятия о приватности у дворян были весьма специфичными. Каждое прозвучавшее слово касалось не только тех ушей, которым изначально предназачалось, но и было доступно слуху внимательных камеристок: Илеги и её коллеги со стороны слечны Штернберк.

– Это хорошо, – сдержанно кивнула безродная.

– Ты очень категорична, потому что многого не знаешь о жизни шляхты, – красавица осторожно оправила выбившийся из причёски локон… воображаемый выбившийся из причёски локон. Жест очень красивый и женственный, но зело бессмысленный, ведь волосы Фортуны абсолютно послушны и даже не думали нарушать порядок, определённый утренней укладкой. – И я знаю, как убедить тебя пересмотреть взгляды, которых ты придерживаешься.

– Ты ведь знаешь, что я не поверю ни единому слову…

– Именно поэтому моими аргументами будут не слова, а действия, – уверенно кивнула Туна. – Я знаю, что нужно сделать, потому что когда-то у меня был выбор, стать ли такой, какой стала ты, или же превратиться в ту, кого все знают, как Фортуну Штернберк.

Попаданка и подменыш. Они стояли друг напротив друга, словно бы разделённые невидимой плоскостью метафорического зеркала. Две некромагички в сопровождении своих камеристок. Два человека, чьи личности, в теории, могли иметь истоки в одной точке.

Действительно ли когда-то Фортуна была такой же, какой как и Броня некогда? Слабой? Ненавидимой всеми? Уязвимой для чужой злой воли? Не потому ли подменыш так жаждала оказаться в центре всеобщего внимания, что пыталась таким образом отыграться за то, чего её в своё время лишила жизнь?

Могла ли синеглазка стать такой же, как та, кто стояла перед ней, если бы вместо ядовитых зубов отрастила себе красивую мягкую шкурку?

И имело ли это значение, если история не знает сослагательного наклонения?

– Я совру, если скажу, что буду ждать, – наконец ответила Броня. – Коль описанное вами случится – так тому и быть, а если же нет – мой мир и не пошатнётся.

– Понимаю, – кивнула Туна. – В любом случае, не хочу задерживать ковен. Нужно идти.

Она подняла руку в прощальном жесте и уверенно пошагала прочь, отбивая каблуками по асфальту бодрый, но весьма монотонный ритм, многократно отражавшийся от стен и заборов глухим и неестественным стуком. Фортуне действительно стоило покинуть Ковач. Благородная красотка, совершенная во всём, была чрезмерно противна изуродованному работами и изувеченному боями району-трудяге.

– Я смотрю, тебе нравится быть не согласной с мнением окружающих, – хихикнула Илега.

– Отнюдь… – едва лишь только Броня произнесла это слово, как хихиканье камеристки превратилось в громкий и совершенно никак несдерживаемый хохот.

Некромагичке только и оставалось, что дождаться, когда же её личная служанка перестанет столь откровенно ржать над своей госпожой. В конце концов, у камеристки было право веселиться: догадка остроносой попаданки оказалась крайне близка к истине. Нет, Броне ни в коем случае не нравится вечно выступать в пику общественному мнению. Ей, как и всем, было приятно, когда окружающие поддакивали и признавали её правоту. Просто… просто у синеглазки отлично получалось выступать оппозицией, что накладывалось на инстинктивное отвращение ко всему, что становилось хоть сколько-нибудь популярно.

В каком-то смысле некромагичке так было проще. Когда ты с чем-то соглашаешься, ты слишком быстро становишься частью толпы. А толпы девушку всегда пугали.

– Хочешь рассказать мне, как жить, Илега? – задала Броня вопрос, когда увидела, что запасы воздуха в лёгких камеристки уже подходят к концу.

– Зачем? – служаночка коротко хихикнула, утирая глаз кулачком. – Кажется, у тебя и без моих советов это довольно неплохо выходит.

– Думаешь, я не смогу быть с тобой не согласна, если ты станешь во всём меня поддерживать? – подняла бровь синеглазка.

– Дяп! – уверенно кивнула острым подбородочком собеседница.

– Как скажешь, – рассеянно пожала плечами некромагичка, после чего обернулась в сторону родителей.

Она хотела-было с ними поговорить – тем более, что тем для беседы ковачский инцидент породил великое множество, – но поняла, что сейчас не самый лучший момент для этого. Компанию чете Глашек составлял глава рода Маллой. В присутствии пана ректора вряд ли получится душевно поболтать с членами своей семьи.

Впрочем, ответ на вопрос, чем бы себя занять в ожидании, когда же можно будет потолковать немного с родными без назойливого присутствия шляхты, пришёл сам собой.

– Это она? Слечна Лешая?

– Она-она! Никаких сомнений! Это слечна Броня! И лицо, и имя совпадают.

Выкрики. Излишне громкие и бравурные. Пожалуй, не было никакого смысла говорить о том, сколь был неуместен шум в подобном месте: новые действующие лица были отнюдь не первыми, кто вытирал ноги от трагичную меланхоличность полуразрушенного Ковача. Маллой-младший и Илега преуспели в этом деле куда как лучше.

Но от них этого хотя бы ожидаешь. Но кто все эти люди? Около двух дюжин. Судя по одеяниям, челядь. Причём, не самая богатая. Среди них нашлись и представители четы Вейлис: их, правда, Броня выкупила в первую очередь по манере говорить, а не по внешнему виду. У некромагички было не очень хорошо с памятью на лица, но вот это характерное “слечна Броня” она запомнила хорошо.

– Ты что-нибудь об этом знаешь? – тихо спросила девушка у своей камеристки.

– Думаю, это люди, которых вчера спасли. Они явились возложить цветы в благодарность.

– Цветы?

Только сейчас синеглазка обратила внимание на букеты, которые несли в руках некоторые из представителей челяди. Не сказать, чтобы “торжественные веники” были излишне пышными, но разве хоть кому-то было до этого дело?

– Можешь их прогнать? – вновь задала вопрос Броня.

– Могу, – уверенно кивнула Илега. – Но не буду. Иди навстречу своим почитателям!

С этими словами служанка нагло и беспардонно толкнула свою хозяйку двумя руками в спину, вынудив некромагичку спешно перебирать ногами в попытке удержать равновесие.

Ещё секунда, и вот безродная обнаружила себя стоящей перед двумя с половиной десятками человек, преклонивших пред ней голову и колени.

Тишина.

В кои-то веки на Ковач вновь опустилась тишина. Та, каковой она и должна быть. Ни громких выкриков. Ни смеха. Всё правильно и чинно.

По крайней мере, по меркам Форгерии.

Однако Броня не видела ничего правильного в том, что треть из тех, кто упал пред ней на колени, сделали это прямо в границах одной из невысохших луж. Понятное дело, что в некоторых ситуациях этикет предписывал демонстрировать подобное почтение к вышестоящим безусловно и быстро, прямо там, где ты и стоял, невзирая на особенности местности. В частности, перед королём, если у тебя нет соответствующих статусных преференций.

Вот только даже вся глубина признательности этих людей не смоет грязь с их одежд.

– А ну, живо поднялись и отряхнулись: ваши извазюканные штанеля оскорбляют моё чувство прекрасного, – раздражённо прошипела Броня в унисон с Роей, ощутившей недовольство своей хозяйки.

Челядь послушно подскочила с места. Именно что “подскочила”. И пусть часть преклонивших колени двигалась, как и полагается живым людям, около половины из тех, кто слышал приказание некромагички, встали на ноги чуть ли не в один прыжок. Затем конечно же они принялись отряхиваться со всем возможным старанием и рвением, однако, по очевидным причинам, тем, чьи платья и брюки познакомились с водой из луж, подобная активность не то, чтобы сильно помогала привести себя в порядок.

Около минуты некромагичка молча взирала на всё это мельтешение, затем наконец тяжело вздохнула.

– Вы пытались. Сделаем вид, что вам это даже удалось. Ладно, вещайте. Зачем вы потревожили мой покой?

– Мы хотели вас поблагодарить, – слово взяла пани Вейлис, по всей видимости, избранная переговорщицей на основании того факта, что ей уже доводилось общаться с Броней. – И, если честно, не ожидали, что встретим вас здесь лично. Мы, вот, цветочки несли, чтобы положить их на краю Стенающей Рощи.

– Ну так и шли бы дальше, – девушка взмахнула рукой. – Стенающая Роща – вот же она. Слышите? – подняла палец синеглазка. – Стенает.

– Вы… сегодня не в духе, слечна Броня? – осторожно уточнила представительница челяди.

Некромагичка уже хотела возразить, что это её обычное состояние, но не успела: ровный мужской голос, уверенный и приятный, дал пани Вейлис ответ раньше.

– У слечны Глашек есть на то причины, – безродная не ожидала вмешательства пана ректора. Совсем недавно тот ведь был совершенно в другом месте. – Последние несколько дней у неё были весьма и весьма тяжёлыми. Юной госпоже пришлось преодолеть множество испытаний, и она хотела бы побыть немного одна. Если желаете, сможете отблагодарить её чуть позже: где-то через неделю, когда эта достойная дева отдохнёт от суеты, мы организуем мероприятие.

Пожалуй, достаточно внимательный человек смог бы прочесть по лицу некромагички всё, что она думала о подобных инициативах, но вслух Броня так ничего и не сказала. Лишь очень медленно, напрягая мышцы шеи куда как больше, чем это требовалось на самом деле, девушка повернула голову, дабы иметь возможность увидеть уверенный лик пана ректора.

– Правда? – для синеглазой попаданки было загадкой, что же так сильно воодушевило пани Вейлис, что её голос стал столь радостным, вплоть до экзальтации. – Тогда не будем сегодня тревожить юную госпожу Лешую. Скажите только, как мы узнаем о встрече?

– Объявлений будет довольно много, – с улыбкой заверил её пан Маллой. – Не думаю, что у кого-то возникнут проблемы с тем, чтобы быть в курсе столь важного события.

Броня молча смотрела на то, как челядь благодарила крайне дружелюбно настроенного пана ректора. Как вся толпа медленно шла к ленте, отделяющей Стенающую Рощу от внешнего мира. Как они возлагали цветы и вслух произносили благодарности. Так громко, что даже стоя в паре десятков метров от группы излишне признательных спасённых, девушка могла разобрать каждое слово.

И не по себе ей от этого становилось. Пусть разум и находил осмысленным, что человек, чья жизнь и чьи родные оказались в сохранности лишь благодаря твоим усилиям, будет испытывать к тебе тёплые чувства, вся эта картина не грела сердце, а напротив, вызывала исключительно отторжение. Хотелось подбежать к челяди, начать махать руками, топотать ногами и громко кричать, разгоняя их в сторону, пусть даже ценой их страха и непонимания.

Плечо Брони ощутило твёрдое, но аккуратное прикосновение ладони пана ректора.

– Не стоит их бояться.

Любой другой человек, вне всякого сомнения, услышал бы в ответ раздражённое “с чего бы некромагичке бояться невооружённой челяди”. Но не Маллой-старший. И дело не в том, что безродная испытывала какой-то особый пиетет к происхождению и статусу этого мужчины. Скорей, причины крылись проглядывавшейся за красивыми строгими чертами довольно молодого лица в мудрости, более присущей старикам.

Сколько лет было пану ректору, когда его прошлая жизнь оборвалась?

– Вы считаете, что у меня может быть повод бояться этих людей? – синие очи девушки ловили взгляд холодных серых глаз собеседника в тщетной попытке узреть хоть крупицу его истинных чувств и эмоций. Однако сие зеркало отражало не душу Маллоя-старшего, но душу того, кто в него смотрелся.

– Все мы склонны бояться того, чего не понимаем. Такие люди, как ты, обожающие рационализировать мир до полной потери его волшебности, особо уязвимы перед пугающей аурой неизвестного, – уголки губ чуть приподнялись вверх в лёгкой полуулыбке, выглядевшей в исполнении этого холодного мужчины несколько неестественно и потусторонне. Как у каменной статуи, пытающейся скопировать внешнее проявление человеческих эмоций.

– Вы сильно ошибаетесь, считая, что чрезмерная рационализация лишает мир красок. Отнюдь: красота идеального баланса элементов, занявших места, столь гармонично им подходящие, восхищает и поражает. Как же естественный ход эволюции биологической и социальной смог столь удивительно точно подогнать все шестерёночки в этой сложной машине реальности? – ответила девушка, после чего перевела взгляд на челядь, ещё не закончившую свой ритуал коленопреклонения пред соблазнительным древом. – Однако… если задуматься, то в своём предположении о том, что я боюсь излишне благодарной челяди, вы оказались правы. Не уверена, что после всего одной подсказки я сию секунду смогу полностью отрефлексировать своё к ним отношение и полностью осознать причины отторжения.

– Возможно дело в том, что когда-то ты сама была такой же, – предположил глава рода Маллой. – Все мы были такими. В самую первую нашу жизнь, когда только-только постигали законы мироздания. Однако ты изменилась, а они так и остались детьми, пусть даже очень ответственными.

– Деть… ми… – задумчиво прошептала некромагичка. – Царь-батюшка?

– Именно, – краем глаза девушка заметила, что улыбка ректора стала более широкой и самодовольной. Она ему шла куда больше, ведь делала похожим не на истукана, а на живое существо, подверженное простым человеческим слабостям. – Это особенность мышления простолюдинов в обществе, где сильна вертикаль власти. В частности, наш строй предполагает высокую роль шляхты.

– Они ждут от меня патернализма, – брови девушки сдвинулись к переносице, но хмурость эта была не суровой или недовольной, а задумчивой. – Пусть я поняла чаяния челяди, я вынуждена и дальше сторониться излишне благодарных простолюдинов: ведь я не смогу справиться с той ролью, которую они хотят возложить на мои плечи.

– Не только они.

Броня молчала. Она вновь посмотрела прямо в глаза собеседнику, однако, как и в прошлый раз, увидеть в них удалось не больше, чем в зеркальных стёклах очков Маллоя-младшего.

Пан ректор молчал пару секунд прежде чем ответить на немой вопрос.

– Почему ты считаешь, что не сможешь справиться с этой ролью?

– Моё положение слишком низко, – уверенно сказала девушка, уже осознавая, куда ведёт этот разговор. Куда он уже привёл. Это торги, пусть даже и скрывавшие своё лицо за ложной праздностью беседы. – Произошедшее в Коваче в определённой мере результат благоприятного стечения обстоятельств. Я не смогу на регулярной основе прыгать выше своей головы. Рано или поздно – и я склонна полагать, что “рано” более вероятный вариант развития событий – я сломаюсь.

– Тебе не придётся каждый раз бороться с господином Хотски, Ковача и Гобоя. Ведь Даркен победил. При этом он дискредитировал Сковронского и ВАТИ. С таким медово-сахарным casus belli вопрос установления власти дома Маллой на этих территориях является простой формальностью, – кивнул мужчина. – Иными словами, ты будешь выступать, как официальный представитель сюзерена.

– А если мои воззрения разойдутся с воззрениями вашего сына?

– Я думаю, что у моего сына будут проблемы посерьёзней, чем надоедать тебе, – сдержанно ухмыльнулся некромаг. – Тем более, что я бы предпочёл, чтобы твой паттернализм вышел за пределы того, который обычно ожидается от сюзерена в наши времена.

– Я… вас не понимаю, – брови девушки вновь сошлись к переносице.

– Посмотри на них, – трость пана Маллоя поднялась, дабы указать рукоятью на группу челяди, ставшую причиной этого разговора. – Разве они похожи на тех, кто просто отдаёт почести доброму дворянину?

Ректор был прав. То подобострастие, с которым люди падали на колени, из ныне живущих мог получить только король и его прямой наследник. Однако, даже у их статуй нельзя было увидеть подобных скоплений. Рядовые богемийцы в последний раз бились челом о землю и разводили руки в стороны, стоя на коленях перед изваянием своего правителя лет пятьсот назад, когда фигура самодержца в сознании масс была неотделима от воли Семерых.

Глядя на женщин, тянувших пальцы к древесной деве, на мужчин, воодушевлённо улыбавшихся, невзирая на выступившую на лбу после столкновения с шероховатым асфальтом кровь, на детишек, что-то шептавших себе под нос, закрыв глаза, Броня осознала, свидетелем чему она являлась.

Это не простая благодарность спасительнице.

Это религиозный экстаз.

– Если честно, я не планировала в ближайшие двадцать лет становиться главой секты, – попыталась отшутиться девушка.

Её слова заставили ректора поморщиться.

– Ох уж эти попаданцы из атеистических обществ… не “секта”, а “культ”. Между прочим, культ есть и у меня, и у моей жены. Будет и у Даркена. Мы, некромаги, властвуем над человеческими душами в самом прямом смысле этого слова. Нам подчинены смерть и посмертие. Мы ближе к богам, чем кто бы то ни было, – мужчина взял небольшую паузу, позволяя собеседнице собраться с мыслями и дать новое дыхание тому, что она изучала на уроках истории и социологии. Вспомнить, что в мире, где дворянство формировалось не из вождей, а из шаманов, сами шаманы так и не уступили никому свою роль священнослужителей. – Если ты становишься некромагом, нельзя наплевательски относиться к своим обязанностям. В конце концов, не ты ли громче других высказывалась о том, как тебя беспокоит судьба человеческих душ и посмертие челяди? Разве не будет проще распространить дендромагию в массы, если идеи её использования будут исходить не от безродной заучки, а от главы культа, чьи слова люди впитывают с той жадностью, с какой пески в пустыне впитывают воды долгожданного дождя?

– У вас язык гладкий, как поверхность талого льда, пан Маллой, – вздохнула Броня. – Мне даже в голову не приходит, что я могла бы вам возразить.

– А нужно что-то возражать? – высокомерно, но не раздражающе усмехнулся некромаг. – Разве то, о чём мы сейчас говорим, не форма того, к чему ты сама стремилась? Не для того ли ты обивала пороги домов шляхты, чтобы получить рекомендацию на обучение? Не для того ли ты столь фанатично тренировалась и жадно поглощала знания? Не потому ли ты выбилась в список лучших по потоку?

– Слишком быстро, – серьёзно сказала девушка. – Слишком. Быстро. Да, я стремилась именно к этому. Однако я оказалась не готова к такому головокружительному карьерному росту. Боязнь успеха… слышали о таком?

– Боязнь успеха? – мужчина задумался. – Да, слышал. Но я никогда не понимал, как можно бояться того, о чём мечтаешь.

– Очень просто: достаточно лишь осознания, каких трудов будет стоить удержаться на той вершине, на которую ты забрался, – зануда поймала себя на остром желании превратить этот разговор в очередную лекцию. – Ведь на новой должности от тебя потребуется совершенно иной набор навыков. И я могу с уверенностью сказать, что управление толпой не входит в список моих сильных сторон. Я могу себя представить на должности строгой начальницы, контролирующей небольшое количество специалистов, но не популисткой, способной долгое время оставаться любимой народными массами.

– Что же… именно поэтому ты идеально подходишь на должность моего амбассадора в бывших владениях Сковронского.

Броня ответила не сразу. Примерно секунд пять она молча смотрела вниз, на ту линию мокрого асфальта, что очерчивает границы стремительно испаряющихся под лучами вступающего в силу солнца луж.

– Я не буду причинять вам неудобств, которые мог бы повлечь мой отказ. Однако, могли бы вы ответить на мой вопрос? Просто, чтобы я понимала ваши ожидания от этого назначения? – уточнила некромагичка. – Почему, после всего сказанного выше, вы считаете, что я – лучший кандидат из возможных?

Пан ректор ответил не сразу. Он перевёл взгляд на солнце и сощурился, не в силах выдержать внимательного взора небесного светила. Будь юная попаданка художницей, она непременно запечатлела бы для потомков профиль Маллоя-старшего, черты лица которого особенно подчёркивали тени, ставшие более явными. В той или иной форме. Всё же, суровая мужская красота этого человека не могла отрицаться даже таким сухарём, как Броня Глашек.

– Я часто вспоминаю своего отца. Того, кто растил меня в прошлой жизни. Он был промышленником. Хтонически хорошим промышленником, смею заметить. А ещё – философом, – веки некромага сомкнулись. Сейчас его серые глаза могли видеть даже будучи закрытыми, ведь они смотрели сквозь время и пространство, в иной мир и в иную эпоху. – Этот человек очень часто облекал в слова, простые и хлёсткие великие истины, являющиеся столпами не только менеджмента и управления, но и межличностных отношений в целом.

Синеглазка обратилась в слух. Она понимала, что никогда нельзя слепо верить тому, что рассказывает попаданец о своей прошлой жизни. Однако Ришард Маллой был из тех людей, что слов на ветер не бросали. И даже если всё, что было сказано о загадочном отце-промышленнике из иного мира – ложь, ожидания, которые формировала в слушателе сия трогательная история – чистая правда.

– И мой отец всегда говорил: “на самую сложную работу я поставлю самого ленивого из подчинённых, ведь он найдёт способ выполнить задачу с минимальными трудозатратами” и “на должность, предполагающую наибольшую власть, я назначу человека, который от этой власти бежит, как от огня, – ведь он в полной мере осознаёт ту ответственность, которая приходит с правом отдавать приказы”, – пан ректор вновь открыл глаза. Пару мгновений его взгляд несколько рассеянно бегал, разыскивая объект, на котором можно было бы сфокусироваться, а затем вновь вернулся к лику собеседницы. – Свой страх перед властью ты озвучила только что, а твои успехи в учёбе порождены всепоглощающей ленью, заставляющей тебя абсолютно всё делать по-своему просто оттого, что так проще. Даже глубокое понимание магических процессов тебе нужно лишь затем, чтобы на лету создавать новые формулы: ведь это куда как легче, чем искать готовые в сети.

– Вы уже заметили, что я плохо работаю с источниками? – шутливо поморщилась Броня, ощущая, как её ушки начинают гореть от столь меткой и вдумчивой похвалы.

– У-жас-но, – отчеканил пан Маллой и снова улыбнулся. – Твоя курсовая процентов на двадцать состоит из изобретения велосипеда там, где всё было придумано задолго до тебя. Но это не плохо. Это просто особенности твоего типа мышления: не думаю, что у куда более прилежной Аянами Дийкстры получилось бы так быстро стяпляпать более-менее рабочую дендромагию.

Мужчина легонько кивнул в сторону огромной древесной девы.

– В этом вопросе вы с моим сыном весьма похожи. Даркен до сих пор считает двупотоковую магию своим ноу-хау, просто потому, что ему было проще её изобрести, чем рыться в источниках, описывающих мультицикличность.

– Вы меня смущаете, пан ректор, – Броня надеялась, что мужчина не заметит, как много правды в этой шутке. – Можно я немного разгружу свои уши от вашей, вне всякого сомнения, чудесной и мастерски приготовленной лапши, и мы вновь поговорим о работе? Чего именно вы ожидаете от меня на должности амбассадора?

– Не знаю, – беспечно пожал плечами мужчина.

– Э? – некромагика так и застыла с высоко поднятыми бровями и приоткрытым в изумлении ртом.

– Удиви меня. Воспринимай эту должность, как тест. Я изначально хотел отдать Хотску и её окрестности Даркену, чтобы увидеть, на что он способен без указаний свыше, однако… – пан Маллой вновь бросил короткий взгляд на лик Иггдрасиль. – Скажем так, я слишком хорошо представляю, что может учудить мой потомок. Вам же всё-таки удалось разок обмануть мои ожидания.

– Значит… представлять ваши интересы в Хотске, Коваче и Гобое – это не та работа, к которой вы меня изначально готовили? – синеглазка смогла уловить несоответствие между словами, которые говорила ранее жена ректора, и теми, что звучали сейчас.

– М-м-м… – некромаг ненадолго задумался. – Значит, Сепия, всё же, проговорилась?

– Женское сердце, вы же сами знаете, – улыбка на лице Брони вышла слегка виноватой. Девушка осознала, что невольно подставила другого человека, проявившего к ней доброту, и оттого сейчас спешно пыталась сгладить острые углы. – Она знает, что вы не любите лишний раз давать потенциальным подчинённым повод для гордости, опасаясь, что они могут удариться в тщеславие, но в тот день я себя чувствовала очень и очень плохо, и пани Маллой пыталась меня подбодрить.

– Кто-то произнёс моё имя? – ровно в этот момент к беседе присоединилась жена ректора, и мигом стало раза в два светлей: улыбка женщины сияла, словно бы юное солнце, создавая весьма заразное настроение весенней лёгкости и беспечности, казалось бы, способное обмануть саму природу, начавшую в последние недели неспешную и ленивую подготовку к надвигавшейся зиме.

– Именно так, – некромаг сместил брови к переносице, придавая своему лицу выражение столь нарочитой строгости, что в неё ни на секунду невозможно было поверить. – Наш небольшой проект всего секунду назад проговорилась, что знает о том, что её рассматривают, как проект.

– А разве время не пришло? – беспечно ответила его супруга, словно бы ненароком стрельнув взглядом в сторону огромного древа. – Кроме того, не вы ли несколькими минутами ранее обсуждали этот вопрос с родителями слечны Глашек?

Несмотря на наигранность, с которой чета Маллой сейчас обсуждала судьбу синеглазой попаданки, последняя могла осознать: тот факт, что её рассматривали, как кандидата на некую должность уже достаточно давно, оказался истинной правдой.

И в этот момент ей на плечи весь рухнул груз ожиданий семьи ректора. Ожиданий очевидно больших. Огромных. Сложно сказать, мог ли этот груз потягаться в тяжести с тем, что должен нести наследник рода Маллой: даже сблизившись с Даркеном в последние несколько дней, девушка так и не могла понять, как к нему относятся родители. Со всей строгостью или с изрядной долей попустительства?

Сколь не выглядела дружелюбной та рука, что сейчас помогала безродной некромагичке подняться на вершину, не стоило и на секунду забывать о том, что эта же длань небрежным жестом способна смахнуть Броню с новых высот, не обращая никакого внимания на то, сколь долгим будет полёт, и сколь болезненным окажется приземление, если девушка не оправдает надежд своего благодетеля.

И пусть пан ректор совсем недавно упомянул слечну Дийкстру в контексте, описывавшем безусловное превосходство синеглазки над ней, Глашек не спешила радоваться. Она отлично осознавала, насколько сильным соперником являлась Аянами. Особенно учитывая умение последней вливаться в общество. И у Брони не было никаких причин сомневаться, что на должности, в рамках подготовки к которой девушке приходилось мириться с “полагающимися по статусу” косметическими процедурами, вышеупомянутый навык ценится особо высоко.

Нет. Безродная не видела ни малейшего повода для тщеславия. А вот причин волноваться полученная информация давала крайне много: ведь получалось, что многие из достижений, которые синеглазка считала своими собственными, на деле могли оказаться лишь частью незримых преференций, которых удостаивается некто, кого ректор избрал в качестве “проекта”.

– Да, обсуждал, – мужчина вздохнул. – Но что-то мне подсказывает, что слечна Глашек узнала наш большой секрет отнюдь не сегодня. В частности, она обронила пару фраз…

– Ой, ну хватит вам, – пани Маллой скользнула за спину своему мужу и, аккуратно положив пальчики тому на плечи, бодро ткнулась носом в его золотистую шевелюру. – Самое время выложить все карты на стол. Если честно, я даже волнуюсь, так как не уверена, что задав вопрос, мы услышим положительный ответ.

– Мы только-только поговорили с юной Глашек на тему страха перед успехом, – пан ректор ободряюще кивнул Броне, видимо заметив, как у той древенеют руки и ноги, словно бы в ближайшее время в Коваче должен был появиться уже второй вросший в землю истукан с лицом одной известной зануды. – Мне показалось, что мы поняли друг друга.

– Мужчи-и-ины, – дворянка картинно закатила глаза. – Всё же, не свойственно вам учитывать все факторы. Как минимум один из них может весьма серьёзно повлиять на решение кандидатки.

– Отнюдь, – в очередной раз усмехнулся пан Маллой, мягко накрывая пальчики жены своей ладонью. – Уверен, что именно в данном случае тот фактор, о котором вы думаете, не сыграет никакой роли. Слечна Глашек крайне презрительно относится к большинству проявлений эмоциональной сферы.

– Может, всё-таки, спросим? – хитро прищурилась женщина. – Разумеется, со всей возможной тактичностью?

Предмет разговора, вынужденный последнюю минуту молча наблюдать со стороны за этим загадочным обменом репликами, подарил миру натянутую неловкую улыбку, целью которой, пожалуй, было просто показать, что Броня Глашек всё ещё способна реагировать на внешние раздражители, и делать это с должной степенью осмысленности.

– Что ж… бенэ, – вздох некромага прозвучал несколько устало. Словно бы его вымотала эта полушутливая беседа. – Моя супруга считает, что ты не способна работать в паре с моим сыном.

По лицу пани Маллой было ясно, что её данная формулировка одновременно развеселила и возмутила. Однозначный признак подвоха, которого, впрочем, Броня итак ожидала.

Она всегда ожидала подвоха.

– Думаю, события последних нескольких дней могли показать несостоятельность данной точки зрения, – осторожно ответила безродная.

– А что бы ты сказала о том, чтобы занять должность, предполагающую более плотное сотрудничество с Даркеном?

– Всё зависит от моих обязанностей и тех преференций, которые я получу на новой должности, – голос девушки стал решительней. – Я не склонна брать кота в мешке, пан Маллой. Вы не услышите однозначного “да”, покуда у меня на руках не будет всей необходимой для принятия решения информации. И, само собой, я предпочла бы взять достаточно времени на размышления, если это возможно. В противном случае вам придётся сразу же смириться с моим отказом.

– Времени на раздумья у тебя будет предостаточно, – спокойно кивнул некромаг. – В разумных пределах, разумеется. Я бы не стал на твоём месте тянуть с ответом несколько лет.

– Сроки? – вопрос прозвучал несколько жёстче, чем ему бы полагалось.

– Полгода. Но советую ограничиться двумя месяцами, – уточнил пан Маллой. – несмотря на то, что тебе удалось проявить себя заметно раньше, чем мы с супругой планировали, в подобных вопросах время способно сыграть злую шутку. Мне бы хотелось увидеть на месте человека, занимающего столь ответственную должность, кого-то, кто способен балансировать между осторожностью и решительностью.

Броня выжидающе подняла бровь. Очевидно, что собеседнику нравилось играться со словами и оттягивать момент, когда все карты на столе будут раскрыты, как можно дольше. Поэтому она решила, что если её реакции станут достаточно скучными, пан ректор быстрей перейдёт к делу.

Расчёт оказался верным.

– Что же, мы достаточно ходили вокруг да около. Озвучу последний пункт, который мог бы тебя смутить: придётся сменить фамилию.

– Фамилию? – некромагичка оказалась не готова к подобному повороту событий, а потому, всё же, отреагировала куда эмоциональней, чем планировала..

– Фамилию, моя дорогая, – взрослый мужчина был так доволен своей проказой, что в кои-то веки стал похож не на творение рук известного скульптора, а на самого обычного кота, втихую съевшего недельный запас сметаны.

– Зачем? – уста девушки сами произнесли этот глупый вопрос просто потому, что разговор предполагал хоть какую-то реплику с её стороны, а разум всё ещё не смог предоставить ничего более адекватного, чем данный вариант.

– Потому люди не поймут, если жена Даркена Маллоя будет носить простолюдинскую фамилию “Глашек”, – небрежно фыркнул пан ректор. – Не настолько она прославлена, чтобы имело смысл её сохранять после свадьбы, не так ли?

– Так… – механически кивнула синеглазка. И лишь спустя ещё мгновение она осознала, что именно ей предлагают. – Что-о-о-а?! Свадьбы?!

– Да, – медленно и многозначительно кивнул мужчина, очевидно, осознавая, что пришло время продемонстрировать максимальную серьёзность. – Ты ведь сама сказала, что Богемии имеет смысл сблизиться с ЕССР. А разве можно придумать способ продемонстрировать лидерам страны, низвергнувшей дворян, что ты разделяешь их официальные доктрины, чем скандальный отказ от выгодного брака с представительницей шляхты в пользу девушки из рабоче-крестьянской семьи?

Броня бросила короткий взгляд на Илегу. Лицо камеристки, разом удивлённое и восхищённое, служило достаточно надёжным маркером, что как минимум ещё один человек стал свидетелем этого необычного и неожиданного предложения. Значит всё-таки не показалось. Пан Маллой действительно сказал именно то, что некромагичка и услышала.

– Дерзкий план… – синеглазка облизнула пересохшие губы. – Очень дерзкий. Вы думаете, это имеет какой-то смысл?

– Я несу слишком большую ответственность, чтобы делать хоть что-то, что не имеет абсолютно никакого смысла, – на несколько секунд тон ректора стал крайне холодным. – Так что, будь уверена: я взвесил достаточно “за” и “против”, когда несколько лет назад взял этот курс. Не взваливай на себя забот больше, чем тебе определили старшие: пока ещё у вас с Даркеном есть я, чтобы думать о глобальных проблемах.

– Вот как… – рассеянно произнесла Броня. – Это… весьма неожиданное развитие событий. Мне потребуется время, чтобы всё осмыслить.

– А по мне, так вполне ожидаемое, – пожал плечами мужчина. Он ловко перехватил трость и, выскользнув из объятий жены, положил левую руку той на талию. – Я слышал, как вы, в последнее время, много шутили на тему того, что являетесь героями книги. И мне кажется, что история, в которой безродная девица столько времени проводит в усадьбе красивого богатого молодого человека, попросту не могла иметь иного финала!

Он сделал первый шаг прочь от всё ещё пребывающей в лёгком ступоре из-за последних новостей синеглазки и лихо крутанул трость у над головой.

– Мне уже интересно узнать, будет ли сиквел? Как он будет называться? Мне почему-то кажется, что должно быть что-то в стиле “Некромагичка для мажора: Мезальянс”.

Броня медленно опустила голову. Сиквел? Не разделяла девушка этой бодрой позитивности клана Маллой. Не умела она смотреть в будущее уверенно. Видеть в нём возможности, а не преграды. Ей предстояло хорошенько всё взвесить.

Не хотелось принять решение, о котором придётся жалеть всю оставшуюся жизнь.

Некромагичка ощутила мягкое прикосновение между лопаток.

– Выше нос, elsis, – тихий голос Илеги убаюкивал. Успокаивал. – Видишь эти лужи? – теперь, когда пан ректор ушёл прочь, камеристка позволила себе сделать шаг вперёд и занять место рядом со своей госпожой. Она подняла правую руку и очертила острым пальчиком в воздухе контур одного из стремительно подсыхающих миниатюрных водоёмов. – Знаешь, что значит эта толстая тёмная линия на асфальте вокруг них?

– Да… знаю… – Броня медленно подняла взгляд на небо.

Мир, в котором открыла глаза некромагичка, отличался от того, каким она его помнила. Он обновился. Смыл с себя грязь. Стал чище, чем был раньше. По крайней мере на некоторое время.

– И что же? – с лёгкой ехидцей в голосе спросила служанка, не желая ждать, когда же elsis, наконец, соизволит озвучить это вслух.

Илега добилась своего. Уголки губ синеглазки изогнулись в лёгкой, слегка расслабленной улыбке.

– Будет ласковое солнце...