1.

Ужасное место, чтобы умереть.

Подъезд выглядел отвратительно. Он был просто пропитан ощущением старости, чувством безысходности, заброшенностью и всеобщим наплевательством. Причём местами - буквальным. Все краски давно уже потеряли свой цвет. Куда-то пропал весь контраст. Подобный эффект крайне легко получить, если запечатлеть мир на некачественную плёнку и забыть об отснятом материале на полвека, а затем показать полученный результат человеку, никогда в жизни не видевшему оригинал.

Чёрное стало коричневым. Белое – серым. Остальные цвета выглядели так, будто бы с самого начала их наносили не краской, а горчицей. При этом, ворованной. Фасованной в такие маленькие-маленькие пластиковые упаковки. Именно из-за этого толщина слоя на каждом отдельном участке стены отличалась от таковой на любом из соседних участков.

В подобных местах особенно неприятно появляться без сопровождения: стоит входной двери закрыться за спиной, как молкнут все звуки внешнего мира, а мерзкое чувство одиночества и безвременья тянет к тебе невидимые руки, чтобы заключить в неприятные и непрошеные объятия.

Хрупкие на вид плечи вошедшей дёрнулись, сбрасывая с себя это фантомное ощущение.

Лифт, само собой, отсутствовал. Впрочем, даже если бы кому-то пришло в голову воткнуть в это царство старости и запустения подобный изыск высоких технологий, факт его существования вряд ли бы удостоился внимания со стороны посетительницы. Не было у высокой гостьи ни единой унции доверия к этим местам: здесь даже стены, которым полагается служить физическим воплощением понятия надёжности, потихонечку рассыпались в мелкое, хрустящее под подошвой тупоносых туфель крошево. Что уж говорить о лифте? Без демона внутри ни одно порождение технологий тут не выживет. А гостья не вселяла демонов в механизмы.

Она их изгоняла.

Внимательный взгляд посетительницы на время отвлёкся от изучения окружающей обстановки и сосредоточился на экране смартфона. Бедолага цеплялся за малейшие признаки мобильной сети, как осуждённый на смертную казнь – за надежду на помилование. Тщетно. Сигнал отсутствовал. Благо, гостья догадалась заранее перейти на страничку, где был записан нужный ей адрес.

– Ей-Форде, эта клоака заставляет меня мыслить, как в нуарном детективе.

Звук собственного голоса вселил в говорящую немного оптимизма. Ведь даже раздражённое ворчание было лучше гнетущей тишины. Потому что оно было живым. Молодым. Полным антиподом могильной атмосферы этого царства потёртых горчичных стен. Как и сама ворчливая особа: несмотря на нашивки некромага, а также характерные для классического облика Чезаре бледную кожу и длинные прямые чёрные волосы, девица не производила стереотипного впечатления “ожившего трупа”. Тёплые живые любопытные синие глаза и выразительная мимика довольно сильно мешали подобным ассоциациям.

Недовольный излишним оптимизмом гостьи дом тут же нанёс контрудар.

Ни одна из ближайших дверей не пожелала обозначить свой номер ни красивенькой биркой, ни даже намалёванной маркером циферью. Пришлось вернуться. Спуститься этажом ниже. А затем ещё раз. И всё для того, чтобы понять принципы и алгоритмы нумерования местных могил… в смысле, квартир.

Словно бы этого всего было мало, так ещё и нужная дверь соседствовала не с нормальным звонком, а с парой торчащих проводков, какие следовало замыкать вручную.

– Думаешь победить меня, мистер дом? – гордо вздёрнула носик посетительница. – Плохо стараешься! Я видела вещи и похуже! Яжнекромаг!

С этими словами девушка встала спиной к двери и два раза ударила пяткой в её основание. Потом ещё два раза. И только после третьей попытки преграда соизволила сдать свои позиции и открыть проход в помещения, куда столь стремилась настырная особа.

Впрочем, было бы странно ожидать, что у столь грубых методов не будет никаких последствий. Последние не заставили себя должно ждать, явив себя миру в виде громкой раздражённой отповеди.

– Ох, я сейчас кому-то настучу! – хозяин квартиры оказался не особо оригинален в своей угрозе. Зато убедителен. С невысокого, но крепко сбитого типа в грязной майке-алкоголичке сталось бы привести сказанное в исполнение. – Неделю потом мозги отмывать будут! Ни один некромаг не соберёт! А? Что?

Поток громких слов иссяк также резко, как и начался. Стоило только говоруну разглядеть на чёрной безрукавке побеспокоившей его девицы характерный знак одного из четырёх крупнейших некромагических университетов города: раскрывшая крылья суровая сова, восседающая верхом на черепе, из пустой глазницы которого выползает змея. По меркам хозяйки безрукавки эмблема была, с точки зрения дизайна, весьма перегружена. Но зато исправно бросалась в глаза.

– Рот… закрыть, – гостья властным жестом, двумя пальцами толкнула отвисшую челюсть собеседника вверх. Тяжёлый браслет с выпирающим регулировочным болтом, обмотанным шёлковой лентой, прибавлял особого веса любому движению. – И грязную майку было бы неплохо прикрыть, хотя бы какой-нибудь рубахой, а то она оскорбляет моё чувство прекрасного. Это улица Крессе, дом двадцать девять, корпус один, квартира тридцать?

Хозяин квартиры молча кивнул, сглотнул, а затем, всё же, решился открыть рот. Но уже не ради бессмысленных угроз, а чтобы задать осмысленный вопрос. Вопрос, вновь заставивший некромагичку мысленно поморщиться, когда выяснилось, что её имя в очередной прочитали, как элемент защиты боевых машин.

– Вы – слечна Броня?

– Ударение на “о”. Бро-оня, – протянула девушка, демонстрируя правильное звучание. – Значит, я по адресу, – заключила она. – Мне обувь снимать?

– М-м-м-м… да, я дам вам тапочки, – пробормотал мужчина, делая шаг назад, прежде чем склониться к калошнице. – Не сочтите за неуважение, вы так молодо выглядите… вы уже имели дело с неупокоенными?

Интонации собеседника резали слух: это характерное испуганное лебезение. К подобному обращению Броня ещё не привыкла. Она всего несколько лет носила форму Университета Смерти и Магии, и до того момента к ней относились также, как и ко всем другим девушкам её возраста и достатка. Хреново, если честно. Достаточно хреново, чтобы задуматься над идеей поднятия вопросов системного патриархального угнетения.

Но эмблема УСиМ всё меняла. Девчушка с эмблемой УСиМ на груди, возможно, умеет колдовать. Девчушка с эмблемой УСиМ на груди и корсиканским браслетом на левой руке, работающая фрилансером-некромагом, вне всякого сомнения умеет колдовать.

Так устроена жизнь. Сильный жрёт слабого. А некромагия даёт много силы.

Сразу встаёт вопрос, какого лешего в мире, знающем о существовании Интернета, данное ремесло не освоил каждый первый, ведь абсолютно все материалы лежали в открытом доступе? И ещё более непонятно, почему, когда общество привыкло, что любой маг – обязательно некромаг, корень “некро” не отвалился за очевидной ненадобностью?

Насчёт каждой из озвученных выше непоняток у Брони имелись догадки. Но догадки не могли считаться полноценным знанием. Максимум они сойдут за гипотезу. Даже теорией их с чистой совестью назвать не получалось.

– Разумеется, нет. Я не имела дела с неупокоенными, – Броня не удержала лёгкой улыбки.

Выражение лица хозяина квартиры было божественно. Он бы и хотел высказаться насчёт малолеток, имеющих наглость тренировать свои навыки за деньги заказчиков, да не решался.

Продолжение фразы последовало, лишь когда девичьи ножки оказались в потрёпанных, на пару размеров больше, чем нужно, но весьма уютных тапках.

– Это они имели дело со мной.

Некромагичка выпрямилась и привычным жестом убрала волосы за левое ухо. К этому моменту в коридоре появилась ещё пара действующих лиц: высокая немолодая женщина – из тех, что выглядят старше, чем есть на самом деле, – и парнишка лет двенадцати. Последний попросту не мог пропустить появление некромага с невероятно брутальным, за счёт неверного прочтения, именем.

– Так, дорогой, не смущай гостью ненужными вопросами, – деловито произнесла хозяйка квартиры, после чего начала подталкивать муженька в сторону комнаты. – И тебе сказали одеть рубашку.

Фраза “одеть рубашку” заставила Броню поморщиться, как от зубной боли. Вроде бы и не по-русски говорят, а ошибки одни и те же. Даже имя коверкают совершенно также, как это сделали бы в России. Впрочем, этой приятной женщине можно было и простить такое надругательство сразу над целой кучей языков. Её стараниями квартирка крайне выгодно отличалась от всего остального дома. Да, выглядело захолустно и потрёпано. Но зато уютно. Хотя на нормальный звонок тут поскупились. Но… кто такая Броня, чтобы в чём-то обвинять эти гостеприимных людей? Может быть, в подъезде в самом разгаре соседские войны? Кто знает?

Мужчина, что-то ворча под нос, послушно покинул коридор, а его жена тем временем продолжала.

– Может быть, чаю? Кофию? Кокавы? – поинтересовалась та, заламывая руки. Ох уж этот характерный жест типичных хозяюшек.

– Кок… – осознав, что в этом доме “кокава”, скорей всего, будет дешёвая и невкусная, Броня осеклась. – Лучше чаю. Некрепкого. Холодного. Пять ложек сахара. Так вы, значит, пани… э-э-э… Веилис?

– Вейлис, – поправила Броню собеседница, уже пошуршавшая в сторону кухни. – С двумя точками над “и”.

Некромагичка бросила взгляд на всё ещё стоящего в дверном проёме между коридором и комнатой молчаливого паренька. Не отметив в его облике никаких интересных для себя деталей, девушка двинулась следом за куда более словоохотливой пани Вейлис.

– Итак, расскажите, почему вы решили, что у вас тут именно неупокоенный буянит?

– Ну, так всё началось после того, как свекровь умерла. Она и при жизни кровь окружающим портила, с чего бы ей после смерти успокаиваться? – спросила женщина, набирая воду в чайник. Слава Форду, что в электрический. Будь тут посуда со свистком на носике, так Броня окончательно утонула бы в ностальжи. Уж больно обстановочка фактурно выглядела.

– Значит, до смерти свекрови ничего подобного не наблюдалось? – продолжила уточнять некромагичка.

– Да нет, не наблюдалось… - неуверенно начала пани Вейлис.

Оказавшись на кухне, девушка тут же облюбовала табуреточку у стены. Кухонка, ожидаемо, была маленькой до клаустрофобичности. Но талант хозяйки чувствовался. Пространство использовалось на полную. Каким-то образом в этот незначительный пятачок умудрились впихнуть аж два холодильника – вне всяких сомнений, для раздельного хозяйства с “вредной свекровью” – и даже маленький пузатенький телевизор поверх более коренастого из семейства рефрижераторов. А тот из представителей славного рода холодильного оборудования, что был повыше, стыдливо скрывал своими белыми телесами раскладушку. Ещё один символ бедности. До недавнего времени в очевидно однокомнатной квартирке ютилось аж четыре человека.

Последняя деталь привлекла внимание синеглазой некромагички, слишком хорошо усвоившей слова преподавателя ритуалистики, настаивавшего на том, чтобы профессионал, берущийся за работу по упокоению духов, забыл словосочетание “незначительная мелочь”.

– Кто на раскладушке спит?

– Раскладушке? – пани Вейлис бросила быстрый взгляд в сторону означенного предмета. Ей явно не хотелось об этом говорить. – Уже никто. Она для гостей.

– Мы хотели бы, чтобы для гостей, – вмешался в беседу доселе молчавший парнишка.

Голос бойкий. Уверенный. Наглый. По сути, он, сам того не понимая, требовал признания равенства не только от матери, но и от заезжей некромагички. Ой, дурак… ой, дурак… это Броня мягкая и добрая. А многие из её однокурсников и однокурсниц, действительно, могли бы и оскорбиться. Особенно те, кто достаточно беден, чтобы тратить время на приём заказов от челяди: таким даже причины для обиды не нужны. Достаточно лишь повода.

– На ней сплю я, – уточнил мальчуган. – В старой кровати бабушки мне снятся кошмары.

– Ма-акс, – шикнула на него хозяйка, но тут же замолчала, заметив поднятую руку Брони.

Жест, который не только призывал родительницу помолчать, но и говорящий о том, что избежать внимания важной гостьи у паренька уже не выйдет.

– Вы сейчас оба неправы. Совершенно неправы, – девушка стрельнула из указательного пальца в сторону пани Вейлис. – Вот вы, потому что скрывали подробности от некромага. Я бы могла начать изгонять не того духа, за которого вы мне платите. И это в лучшем случае. В худшем – подобные недомолвки допустимо счесть оскорблением… – Броня подняла бровь, переводя взгляд на Макса. – А вы, юный пан, потому что позорите родителей. В столь грубой форме даже к соседке по лестничной клетке обращаться недоупстимо, – парнишка закатил глаза и скривился. – А некромаг за подобное неуважение может и проклясть. Легонько так. На пару часиков. И не надо кривиться, я же могу и на пару часов мышцы в таком положении заклинить. Болеть начнёт уже минут через десять.

Небольшой урок хороших манер явно не повредит мальчишке, очевидно, ещё не понимающему, как устроена жизнь. Это здесь, внизу, у далёкой от магии челяди могут быть “простые” и “свойские” отношения. Там же, наверху, всё совсем иначе. Неверное слово могло обойтись крайне дорого. И пусть миры челяди и некромагов пересекались не слишком часто, никогда не стоило забывать о главном.

Некромаг – не узкий специалист, который явился к вам в гости за вашей денюжкой. Некромаг – это представитель особой касты, по тем или иным причинам снизошедший до того, чтобы взять заказ у простолюдинов. И пусть по форме эти два события и могут быть похожими, по сути они различны в той же мере, в какой различны пламя и лёд.

– А ну извинился перед слечной, – это подоспел отец семейства. Уже в белой рубашке, сквозь которую частично просвечивала майка. Желая услужить высокой гостье и продемонстрировать свой статус в рамках отдельно взятой квартиры, он выдал Максу душевного подзатыльника.

– Ай… – новый владелец оплеухи, ясное дело, тут же слегка склонился и потёр саднящее место удара рассеянным жестом.

– Не надо, – покачала головой Броня. – Во-первых, я проявляю строгость не ради уважения чьего бы то ни было. Последнее меня волнует не больше, чем размер земельного налога в Узбекистане. Моей целью было уберечь вашего мальчишку от плодов его наглости, – девушка нахмурилась. – Во-вторых, мои коллеги по цеху как правило смотрят на факт извинения сквозь пальцы. Профессиональная деформация. Мёртвые не прощают и не забывают. Да и в целом, холодность и жестокость очень полезна в нашем ремесле.

Внимательные синие глаза некромагички вновь строго посмотрели на хозяйку.

– Итак, расскажите, чем, кроме кошмаров, вас беспокоит дух.

– Ну-у-у… – женщина бросила взгляд на мужа. – Постоянно крупы сыпятся… перец… соль… телевизор время от времени включается сам по себе.

Броня проследила за направлением взгляда женщины. Объектом интереса был тот самый маленький пузатый кинескоп на холодильнике.

– Пан Макс. Вам спать это хтоническое устройство по ночам не мешает?

– Мешает, но я звук ставлю потише и полотенцем накрываю, – объяснил мальчонка. – Поэтому оно только слегка мерцает сквозь покрывало.

Броня задумалась. Значит, что выходит? Призрак насылает кошмары на тех, кто покусился на его кровать, но не трогает тех, кто спит на раскладушке в месте, где, судя по одной из основных жалоб, чаще всего проявляет свою активность. По сути, дух…

– А ещё…

Броня подняла руку, призывая заговорившего отца семейства помолчать. Она не любила, когда ей мешают сосредоточиться в самый разгар мыслительного процесса.

По сути, дух не проявлял враждебности к семье. По крайней мере, ничто из озвученного не указывало на обратное. А это значит, что призрака можно было попытаться упокоить, не уничтожая окончательно.

– Хорошо, продолжайте.

Ещё некоторое время девушка выслушивала жалобы, между делом уточняя детали, на которые семейство, скорей всего, внимания не обращало. Нужно было выяснить, имелись ли пункты, которые опровергали гипотезу Брони.

Их не было.

Почившая бабуля не проявляла никакой по-настоящему опасной и вредной активности. Ни нашествия вредоносных насекомых, ни повышенной активности пауков. Продукты портились только в том случае, если оказывались в маленьком холодильнике, при жизни принадлежавшем этой беспокойной собственнице. Никаких кошмарных видений, которых нельзя было избежать, соблюдая несложные правила, в общем и целом укладывающиеся в формулировку "не лезь туда, где бабушка хозяйничала при жизни". Болезней в доме тоже не стало больше; даже у растений.

– Значит так, – с лёгким стуком на стол приземлилась чашка с остатками пакетированного чая. Самого пакетика, ясное дело, некромагичка не видела с самого момента заваривания: хозяйка аккуратно его выловила, озаботившись тем, чтобы гостье было как можно более комфортно. А ещё на дне осталось немного сахара, который не растаял, несмотря на все усилия температур, влаги и старательно размешивавшей его женщины. – Дух, очевидно, не враждебен к вам. Он просто очень хочет жить. Некромаги, обычно, ловят таких в ловушку опустошённых костей, чтобы потом использовать в своих целях. Но мы с вами поступим иначе. Способ, который я хочу применить, нетрадиционный. Мы попытаемся сделать бабулю защитницей вашей семьи. Дадим духу новое пристанище, новое тело и новый смысл существования.

– А-э-эм… а это не опасно? – спросил мужчина и тут же получил от заботливой жёнушки локтем под рёбра.

– Магия не бывает безопасной, пан Вейлис, – ответила Броня. – В любом случае, если мой план не сработает, я просто приеду вновь и бесплатно изгоню духа традиционными методами. Так или иначе, вашему семейству придётся просто смириться. Некромаг хочет провести эксперимент, и он проведёт его, хотите ли вы того или же нет. Нам потребуется новый горшок. Земля. Семена растения, которое непокойная любила больше всего, и тот из вас, кто умеет высаживать эти семена.

Броня видела скептицизм отца семейства и его сына, явно разбирающегося в вопросе магии получше папки. Губы парня шевелились, будто бы он пытался что-то сказать, но не совсем успешно сдерживался. Открыто перечить некромагичке не желал никто.

– За работу, – хлопнула в ладоши Броня. – И вы, пан пездюк, – девушка кивнула на Макса. – Ритуал ляжет на ваши пречи. Так что, готовьтесь морально. Будет холодно и больно.

2.

Шаговая доступность торговых точек сильно влияла на ритм жизни людей. Даже в таком захолустном районе, как Гобой, в пределах пяти минут ходьбы можно было найти что универмаг, что магазин “всё для дома”, что лавку для садоводов. А наличие в доме молодого быстроногого Макса сократило время ожидания до рекордных, в хорошем смысле, значений.

– Хм… мандарины?

Броня задумчиво и слегка скептически посмотрела на пани Вейлис. Почему-то синеглазая некромагичка была уверена, что это именно мать семейства была ответственна за выбор растения.

– Ну-у-у… – женщина виновато улыбнулась. – Свекровь их любила. И само по себе растение красивое. И не очень дикое...

– Ладно, Форд с вами, – смирилась девушка, после чего протянула руку. – Нож, пожалуйста. Мне нужно немного поколдовать над семенами. Ритуал будем проводить прямо здесь. Дайте пану Максу инструкции о том, как производить посадку растения уже сейчас, и убедитесь, что он всё правильно понял. Когда начнётся действо, вы должны будете говорить только то, что я вам велю и ни словом больше.

– Ам… простите, что спрашиваю… – хозяйка запнулась, подбирая слова. Благо, обмен столовыми приборами благоволил полезной в подобных ситуациях паузе. – Но почему ритуал будет проводить именно Макс?

– Потому что мне нельзя, – Броня приняла предложенный нож. – Я уже рассказывала о том, какие у некромагов традиционные методы. Дух будет бояться меня, и опасения его имеют под собой абсолютно рациональную основу. Мне действительно проще будет его сожрать, чем умаслить. А бояться кого-то из вашей семьи мёртвой не будет никакого резона, – девушка покачала лезвием, как обычно покачивают пальцем люди, излишне углубившиеся в объяснения. – Макс же был выбран потому, что показался мне человеком, который хотя бы немного о магии читал. Это единственная причина, почему я указала на него, а не, скажем, на вас или вашего мужа. Но, если я ошиблась, и вы разбираетесь в некромагии лучше, чем ваш сын…

Пани Вейлис торопливо замахала руками.

– Нет-нет-нет. Я совсем не разбираюсь в некромагии. Она и компьютеры для меня – густой тёмный лес, в котором сам леший ногу сломит. Это именно Макс додумался до того, что у нас на кухне дух хозяйничает.

Толковый парнишка выходил. Вообще семья произвела на Броню достаточно хорошее впечатление. Жена хозяйственная. Мальчонка – сметливый. Отец семейства, правда, не проявил каких-то особых качеств. Но, с другой стороны, он содержал семью. Хотелось думать о человеке только лучшее. Даже если вслух говоришь гадости и демонстративно капризничаешь.

– Бенэ, – кивнула Броня. – Как я уже сказала, мне нужно поколдовать над семенами, чтобы они стали пригодны для ритуала.

Некромагичка отвернулась, всем своим видом показывая, что продолжать разговор не намерена. Её собеседница улыбнулась, кивнула и даже слегка поклонилась – и это в одном жесте – после чего направилась давать инструкции сыну.

Ничто более не мешало сосредоточиться на магических формулах.

Так что, Броня тоже принялась за работу. Ножом она вскрыла пакетик, высыпала его содержимое на одно из заранее заготовленных блюдец, а затем подтянула к себе второе – с сахаром. Другие некромаги, если бы они оказались в подобной ситуации, использовали бы соль, но Броня всегда любила сахар. Мама даже шутила, что Броня стала некромагом исключительно из-за возможности никогда не беспокоиться о фигуре. У магии было много преимуществ. И отсутствие риска разжиреть при употреблении кучи сахара, блинчиков и шоколада была одним из этих преимуществ. Особенно последнее было справедливо для корсиканской магической школы: самой ресурсозатратной из известных.

Аккурат тот момент, когда синеглазая некромагичка уже сформировала в голове формулу и уже была готова запустить процесс перегонки энергии, из сумочки раздалась весёлая трель, дополняемая игривым женским смехом. Звук рингтона прозвучавший в столь неподходящее время, заставил девушку вздрогнуть.

Невнятно проворчав себе под нос что-то столь же недовольное, сколь и невнятное, синеглазка извлекла телефон из недр ридикюля и свайпнула подрагивающий значок трубки по направлению, соответствующему приёму вызова.

– У аппарата, – с максимальным пафосом поприветствовала звонящего девушка.

– Бронь, ты где там? – вопросил капризный бойкий женский голос.

Некромагичка закатила глаза.

– Ну, где я могу быть, мам?

– На свидании? – хохотнула та.

– Не дай Форд! – возмутилась дочь. – Я работаю. Заказ подвернулся интересный.

– Бе-бе-бе, зануда, – отозвалась мама. – Дома когда будешь? Я сегодня сырно-мясной пирог приготовила.

Организм тут же доложил Броне, что она очень-очень хочет этот пирог. Желательно, весь.

– Если мне не оставите половину угощения, я вас прокляну. Всех.

Мама весело рассмеялась.

– Четверть, не больше. Так когда дома будешь?

Девушка бросила взгляд в сторону пустого коридора.

– Ну, положим, полчаса на ритуал. Потом ещё, может быть, минут пятнадцать на драку с духом, если ритуал сорвётся. Час на погоню, если призрак сбежит с поля боя…

– Воу-воу-воу, астанавися! Бронь, я всё поняла. Значит, через часик ты дома будешь?

– Не могу гарантировать…

– Ладно, пока-пока, – с характерным звуком, похожим на последний выдох умирающего, звонок завершился.

За время последней жизни Броня успела уже привыкнуть к тому, насколько многолика и вездесуща эстетика мортидо в этом мире. Иначе не могло и быть в обществе, в котором на вершине иерархии стоят люди, чья магия черпает силу из боли, смерти и страданий. Власть имущие всегда задают моду. И все остальные следуют ей настолько, насколько это возможно при их стиле жизни и достатке. Черепа, кости, бледные лица, фотографии пост-мортем в фотоальбомах. То, что в другом мире являлось бы элементом неформальной субкультуры, здесь служило центральной темой.

Впрочем, к лешему все эти философствования. К лешему! Броне нужно было работать. Она решительно положила левую ладонь на семена, а правую – на сахар. Левой забираешь, а правой – отдаёшь. Необходимо было вытянуть всю жизнь и память из будущего вместилища духа. Сделать их “пустыми”, “полыми”, пригодными для заселения беспокойной бабули. Нет, само по себе это не уничтожит их. Вся химия, все питательные вещества семечек мандарина, останутся на месте. Просто они навсегда, полностью, “забудут” о цели своей жизни. Забудут, как расти. Никогда не пустят корни, сколько их не поливай. Эти семена не будут мертвы в полном смысле этого слова. Они просто перестанут жить.

Всё, что ты забираешь, необходимо отдать. И Броня отдавала. В самой примитивной форме. В форме разрушительной волны тепла.

Было холодно.

Некромагия была полна парадоксов. Забирая жизнь, ты забираешь не ту её часть, которую предстоит прожить служащему донором существу, а ту – которую оно уже прожило. Если всё упрощать до максимально понятного челяди языка, выходило, что творящий заклинание в качестве топлива использует воспоминания, навсегда изымая их из того носителя, который решил осушить. Формулировка, конечно же, неправильная в корне, однако человеку, от некромагии далёкому, так было проще понять суть процесса.

Но это ещё не самое интересное.

Забирая жизнь, которую ты тут же отдаёшь в виде тепла, ты чувствуешь холод. Но не тот, к которому привыкли люди. Это особый холод. Могильный. Потусторонний.

По сути, этот холод и есть жизнь. Когда речь заходит о некромагии, не холод – это отсутствие тепла, а тепло – отсутствие холода. И это нисколько не мешает существованию в физическом аналога нуля по Кельвину, который, всё ещё, является отсутствием тепла.

А всё потому, что в этом мире законы физики и магии существуют одновременно. Да, мозг хранит память, но при этом, как вместилище информации, человеку он не нужен и используется в данных целях исключительно “по инерции”, необравданно снижая вычислительный потенциал биологического компьютера.

А ещё, тут работает химия с классическими элементами периодической таблицы местного Менделеева, но, при этом, имеет объективную силу алхимия, в которой ты смешиваешь Вторник и Солнце.

Но если говорить проще, законы физики – это то, что работает, пока в дело не вмешается магия.

Жизни у семян оказалось немного. По крайней мере сахар нагрелся не то, чтобы сильно. Он стал тёплым, но не обжигал руку. Было бы удивительно, если бы из каких-то жалких семян получилось бы забрать больше энергии, чем из воспоминаний о встрече пальца с углом тумбочки.

– Эй, панове! – позвала некромагичка, протирая обе руки влажной салфеточкой. – С моей стороны уже всё готово!

– Минуточку, слечна Броня! – раздался ответ из комнаты. – Где ритуал будем проводить?!

– На кухне! – некромагичка поднялась с места и подошла к ящику, где семья хранила столовые приборы в надежде найти зубчатый нож для резки хлеба. Тщетно. Впрочем, глупо было надеяться, что семья, очевидно не имеющая лишних денег будет баловать себя подобными излишествами. Зачем, когда уже имеется гладенький и многофункциональный инструмент, способный справиться как с овощами, так и с мясом? К сожалению, для целей гостьи он не годился.

Вилкой попробовать? Нет, это будет, скорей, нелепо. А нелепость в столь ответственном деле недопустима.

От собственных мыслей девушку отвлёк звук кашля. Такого характерного, натужного, когда человек пытается привлечь к себе внимание, не решившись подать голоса.

– Какие-нибудь ещё указания по подготовке к ритуалу? – уточнил пан Вейлис, когда понял, что Броня обратила на него внимание.

– А, да… – гостья бросила взгляд на стол. – Убрать блюдце с сахаром, на стол поставить горшок с готовой для пересадки землёй и уже выкопанными ямками и принести мне…

Девушка осеклась. Она, вдруг, поняла, что не помнит, как на местном языке называются пассатижи.

– Корнцанг доме есть?

– Что?

– Медицинский зажим, – уточнила Броня. – Как ножницы, только не режет, а фиксирует объекты меж двух плоских или рифлённых поверхностей..

– М-м-м… нет. Есть плоскогубцы, – предложил пан Вейлис.

– Вот, их и принесите, – подняла палец некромагичка. – Да, а ещё, нужно, чтобы у мальчишки было открыто правое плечо. Мне нужен прямой доступ к коже.

Дальнейшая подготовка не заняла много времени. Большую его часть отцу семейства приходилось искать остатки гальки, которая “ну точно где-то была”. Его жена отказывалась подавать к ритуалу горшок без улучшенного отвода воды. А ещё она беспокоилась о том, что по технологии правильней было не высаживать семена сразу, а вымочить. Пришлось её заверять, что ритуал будет полноценной магической заменой этому традиционному подготовительному этапу.

И вот, через некоторое время всё было готово. На столе стоял горшок. По правую руку от него – блюдце с семенами мандарина. Перед ними сидел Макс с закатанным рукавом футболки. Ближе к противоположной стене в полный рост стояли его родители. А Броня… а Броня с интересом рассматривала пассатижи с обмотанными синей изолентой рукоятками.

Нет, серьёзно, это были пассатижи, а не плоскогубцы. Хотя… опять-таки, девушка не особо разбиралась в местной языковой норме по отношению к инструментам подобного толка. В конце концов, сам перевод “плоскогубцы” был, скорее, литературным. Дословный звучал бы, как “плоскоклювцы”. Быть может, с точки зрения местных вообще не было различий между плоскогубцами и пассатижами, как для англоговорящих нет никаких различий между синим и голубым? Кто знает? Тот факт, что, на слух, богемийский напоминал языки славянской группы, ничего не значил.

Тут много чего казалось знакомым, но являлось таковым лишь на первый взгляд.

Наконец семейство Вейлисов всё же дождалось, когда же некромагичка вынырнет из пучины своих мыслей и соизволит заговорить с ними.

– Итак, пан Макс, слушай меня внимательно. Ритуал должен пройти как можно более гладко, словно бы многократно отрепетированным. Так что слушай внимательно: по ходу действа с моей стороны пояснений уже не будет. Если даже ты забудешь что-то из моих указаний, лучше просто импровизируй или выдумай правило: для духа твоё эмоциональное состояние и ритмика процесса будет куда как важней, чем наличие или отсутствие ошибок в методологии. В конце концов, ритуатистика – самая древняя из дисциплин некромагии, наиболее лояльная к попыткам тыкать пальцем в небо, – объясняя суть задачи, Броня уделяла больше внимания именно передаче информации, а не сохранению формальности речи. – Первым делом, вы всей семьёй попросите прощения у неупокоенной и пригласите её стать своей защитницей. В свободной форме, – она подняла пассатижи, как если бы поднимала палец. В наставительном жесте. – Я знаю, что говорила о том, что мертвецы не прощают. Я прочитала вопрос в ваших глазах. Так вот, потому вам и надо попросить прощения, что бабуля не держит на вас зла. Это вежливость. Просить прощения и призывать неупокоенную стать вашей защитницей вы будете до тех пор, пока Макс… – девушка подняла левую руку над головой, ладонью к потолку, четырьмя перстами строго назад, за спину. Большой палец располагался строго перпендикулярно им и смотрел, условно, в сторону головы. Для неё жест был настолько привычным, что не доставил даже лёгкого дискомфорта. А вот новичку держать его долгое время будет неприятно и даже тяжело. – Не ощутит ладонью холод.

Броня склонилась к мальчугану и провела пассатижами по центру его ладони, ближе к бугорку большого пальца. Макс внимательно следил за движением инструмента. Хмуро и серьёзно.

– Во-о-от здесь. Это будет холод жизни. На этом сложная часть ритуала закончится… и начнётся та часть, когда станет больно.

Паренёк удивлённо поднял бровь, а вот его мать прикрыла рот руками. Правда, её беспокойство тут же переродилось в возмущение, с которым она ткнула локтем под рёбра мужу. Пану Вейлису показалась забавной постановка вопроса о том, какую именно часть мероприятия некромагичка считала самой сложной.

– Когда будешь окончательно уверен в том, что ощутил холод, ты должен будешь резко замолчать и опустить голову, а затем положить руку на семена. Правую, – подчеркнула инструктировавшая паренька некромагичка. – Левой забираешь, а правой – отдаёшь. Ты должен будешь представить, как холод, который ты почувствовал, перетекает от одной ладони к другой. Как можно более ярко и детально.

Пассатижи коснулись вновь ладони парня и заскользили вверх по его руке к плечу.

– Вот, как сейчас ощущаешь холод плоскогубцев, также ты должен будешь ощущать этот переход. Поверь, когда ты перестанешь представлять и начнёшь делать то, что нужно, ты почувствуешь: грань между воображением и реальностью ты ни за что не перепутаешь Тебе особо колдовать и не надо. Всё сделает бабуля. Ты будешь лишь проводником. Как я уже и сказала: ритуалистика наиболее лояльна к тем, кто пытается тыкать пальцем в небо.

Девушка и не заметила, как перешла с вежливого “вы” на покровительственное “ты”. Это была её дурная привычка, с которой было крайне тяжело бороться. Сложно сопротивляться тому, что замечаешь лишь постфактум.

– И если за минуту попыток у тебя не получится… – гостья постучала мальца инструментом по правому плечу. – Я начну тебя щипать плоскогубцами. Боль – сильная эмоция. Она должна будет привлечь духа. Не бойся, я буду наращивать давление постепенно и не переборщу. И даже не спрашивай, почему я так уверена в своём мастерстве причинять другим людям страдания.

– А это обязательно? – не выдержала пани Вейлис.

– Боль – это магия, – строго ответила женщине некромагичка. Спустя секунду тон девушки изменился. Гостья пыталась придать ему больше мягкости. – То, что я сейчас хочу сделать – совершенно необязательно. Мы всегда можем воспользоваться традиционными методами… но это лишит умершую посмертия. Низведёт до топлива для заклинаний. Лишит возможности переродиться. Исключит её душу из потока...

Броня хотела уже было продолжить, но мальчишка её перебил. Снова. Ей-Форде, когда-нибудь он получит по шапке от какого-нибудь некромага. Когда-нибудь. Вот стоило на секунду показать слабину, как этот малолетка вновь начинает хамить.

– Если слечна Броня терпит боли ради магии, то уж я, как мужчина, точно потерплю ради бабушки. Да, она была вредной, но ведь она не хочет семье зла. Она просто хочет жить… – Макс не довёл до конца эту мысль. Вместо этого он обратился к единственной из присутствующих представительнице магического сословия. – Я вам верю, слечна Броня. Мой меч, мой щит и моё сердце сегодня послушны вашей воле.

Мальчуган склонил голову и приложил сжатую в кулак правую руку к груди. Словно бы в старомодной театральной постановке. И жест довольно неплохо дополнял эти сказанные высоким штилем громкие слова.

3.

Семнадцать минут.

Макс держался очень хорошо. У него всё получилось. Он смог вложить силу в семена. Свою ли силу? Силу бабушки? Кто знает? К сожалению, магию не вскрыть отладчиком. Не поставить точку останова. Не проверить значение каждой из доступных переменных. Магия творится по формулам, по законам, но, неизменно, наугад. Она никогда не укажет тебе, что ты ошибся в каком-нибудь из элементов заклинания или подобрал совершенно не ту формулу, какую на самом деле требует сложившаяся ситуация.

Необходимо будет проверить семейство через неделю, справиться о здоровье растения и выяснить, удалось ли устранить проблему, ради которой, собственно, и был вызван некромаг.

Да, у Макса получилось. Что-то. Он был счастлив. И чета Вейлис была счастлива. Мальчишка даже пошутил, что хочет в будущем заниматься некромагией серьёзно.

А его мать тем временем обрабатывала измочаленное пассатижами плечо своего ребёнка. Броня отлично знала, насколько это больно. Она прекрасно представляла, насколько долго эта боль будет цепляться за тело мальчишки. И во власти девушки было убрать эту боль. Излечить. При должной степени осторожности, даже стереть память о ней. Но не стала.

Быть некромагом всегда больно. Либо больно телу, либо больно душе. И чем твёрже Макс это усвоит, тем лучше.

В конце концов, Броне тоже хотелось унять боль. Другую. Душевную. Она чувствовала себя отвратительно из-за того, что произошло в этой маленькой однокомнатной квартирке. Это было мерзко и противно. Хотелось попросту забыть обо всех событиях того ритуала. И ведь некромагичке был доступен инструмент, способный избавить её от мук совести. Достаточно просто вложить неугодные воспоминания в заклинание, и они уйдут. Навечно. А вместе с ними исчезнут и муки совести.

Но какой тогда смысл в самом понятии совести, если от неё станет возможно отмахнуться? Да и невозможно стать сильней, если о своей боли ты будешь просто забывать. Ты откажешь себе в развитии. В адаптации. Не будешь готов не просто к новым испытаниям, но даже к повторению старых.

Поэтому магическое сословие, несмотря на наличие социальных лифтов с набором учеников из всех слоёв общества, всё ещё остаётся элитой. Именно поэтому, несмотря на то, сколько власти, как по древнему праву силы, так и просто по закону, даётся некромагам, их ряды так медленно и неохотно пополняются. Потому что даже самый ощипанный, тупой и трусливый некромаг имеет ряд моральных качеств, возвышающих его над серой массой. Потому что он готов к испытаниям.

И это хуже всего. Ведь моральные качества, необходимые для того, чтобы влиться в магическое сословие – это не доброта, самопожертвование и альтруизм, а целеустремлённость, сила воли и выносливость. Среди некромагов, сумевших добраться до власти, слишком много озлобившихся. Комбинация из общественного попустительства, фактической силы и тех лопат навоза, которые приходится съесть, чтобы этой силы достичь, очень часто ведёт к одному и тому же предсказуемому результату.

Но как Броня сможет кого-то упрекать в том, что он замарал свой моральный облик по пути к силе, если сама испачкается лёгкой победой над совестью?

– А ну, стой!!!

Кто-то схватил некромагичку сзади за воротник и рванул на себя. Представительница магического сословия уже набрала воздуха в грудь, чтобы громко возмутиться, но осеклась.

Прямо перед её носом с громким и противным “би-и-и-и-ип” пролетела машина. И у этого авто были все права омерзительно гудеть клаксоном: алая ладонь сигнала светофора достаточно красноречиво говорила о том, что ныне дорога принадлежит механическим животным с круглыми ногами, а не хрупким человекам.

И вот, когда опасность миновала, тот же бойкий девичий голос, которому хватило наглости всего парой секунд ранее окликнуть некромагичку, изрёк крайне странную фразу и неожиданную фразу.

– О? Ха! Ха-ха-ха! Да это же ты!

Броня сделала шаг назад, обратно на тротуар, после чего, наконец, соизволила окинуть взглядом свою спасительницу.

Да, это была девушка. Заметно ниже Брони. Русоволосая. На одежде не было ни единого признака принадлежности к какой-либо из магических сообщностей. У незнакомки, в целом, не было ни единого колдовского атрибута: ни кошеля с прахом, ни державы, ни кобуры для магических палочек, ни корсиканского браслета.

Ничего.

– Прошу прощения, – подняла бровь некромагичка. – Я вас знаю?

– Нет… – собеседница покраснела и прикрыла рот ладошкой. – Конечно же, нет. Это так забавно. Мы, конечно, номерами телефонов не обменялись, но я не думала, что за каких-то жалких две недели ты забудешь даже, как я выгляжу.

– Кажется, вы меня с кем-то путаете, слечна, – у Брони не было никаких встреч две недели назад. Убедившись, что светофор сменил алую ладонь на синий большой палец, смотрящий влево, девушка вновь ступила на переход. – У меня есть важные дела. Прошу меня простить.

– Теперь точно не путаю, – незнакомка поспешила следом. – Это была ты. Повадки один в один. Ну да ладно… ты какая-то дико задумчивая. Какие-то проблемы?

– Вам никогда не говорили, что связываться с некромагами опасно? – спросила Броня в ответ, совсем не глядя в сторону своей преследовательницы. – Потому прошу, если вам не сложно, потеряйтесь немедля в ужасе.

Однако, эффект предупреждение имело прямо противоположный.

– Хихик! Бу-у-у-ука. Сколько не пыжься и не тужься, не выйдет из тебя страшной-страшной некромагички. М-м-м-м… – незнакомка обогнала “нестрашную некромагичку” и продолжила путь уже спиной вперёд, задумчиво изучая свою жертву. А жертва, тем временем, вынуждена была смотреть в лицо этой наглой особе.

И было это лицо… “уродливо-красивым”. Это такой тип внешности, когда, формально, красоты быть не может вовсе. Нос острый, лоб, скрытый длинной чёлкой, очевидно низковат. Незнакомка отчаянно напоминала бы крысу, если бы не подбородок, который своей остротой пытался поспорить с носом. Васильковые глаза раскосы… нет, остры! Именно так. Словно бы вся внешность определялась словом “острый”. И раскосые глаза раскосы именно потому, что это делает их уголки более острыми по форме. И открытые коленки были остры, и ключицы выделялись. Пальцы длинные, тонкие, музыкальные: самый острый из всех возможных типов пальцев. И даже уголки губ, однозначно, то и дело обретали форму лезвия. Да что там “уголки губ”? Серёжки в форме звёздочек! Девица явно понимала всю суть своей “острой” внешности и пыталась подчеркнуть её всеми силами.

Объективно каждый отдельный элемент казался неправильным. А всё неправильное некрасиво. Но в этой неправильности была своя гармония. А гармония… всегда прекрасна.

– Ха! – весело выкрикнула незнакомка. – Знаю! У тебя сегодня случилось неприятное событие в жизни!

– Ничего особенного, – поморщилась Броня. – Рабочая рутина.

– Неприятное событие в жизни является рутиной? – прищур сделал черты лица ещё острее. – Не привыкла к жизни в этом мире?

– И не хочу привыкать!

Некромагичка застыла, осознав, что ответ вышел слишком резким и громким. Подавляемые эмоции выплеснулись на свободу обдав окружающих людей мерзким смрадом раздражения и озлобленности.

Той самой озлобленности, которую сама Броня не так давно мысленно критиковала в других некромагах.

Простые прохожие предпочли обойти стороной потенциальный источник опасности, маркированный магическими нашивками. Кое-кто двинулся по настолько широкой дуге, что вовсе сошёл с асфальта и протопал часть пути по травке. И только незнакомка смотрела на Броню и мягко улыбалась.

Мягкость улыбки при настолько острых чертах… это что-то, подобное нежному почёсыванию кончиком ножа. Весьма “на любителя”, так сказать. На такие вещи приятней смотреть со стороны, а испытывать самому… по нраву не каждому.

– Давай я угощу тебя… что там некромаги пьют-едят?

– Милкшейк, – вздохнула Броня. Хотелось выпить чего-нибудь потяжелей милкшейка. Намного тяжелей. Но нельзя. Не сегодня. Не сейчас. Некромаг должен употреблять алкоголь исключительно в одиночестве, в бункере, но с доступом в Интернет.

– Ох… – та улыбнулась, рассеянно зарываясь пятернёй в свои тёмно-русые волосы. – Ну да ладно… ладно… хм… пойдём в Бургер-Тауэр?

– Да, у них неплохие коктейли, – некромагичка устало опустила голову.

Несмотря на всю нелепость ситуации, невзирая на совершенно неправильное поведение новой знакомицы, представительница магического сословия не чувствовала отторжения по отношению к личности этой особы. Наверное, потому, что в этот конкретный момент чемпионом по отторжению был мир, в котором им обеим приходилось жить, и поступки, неуместные с точки зрения мира, парадоксальным образом вызывали отклик понимания у человека, чувствующего себя чужим, относительно местных порядков.

– Броня. Меня зовут Броня.

– А меня – Илега, – удовлетворённо качнула подбородочком теперь-уже-не-незнакомка и кивнула за спину собеседнице. – Тогда, нам с тобой по тому переходу назад.

И новообразованная парочка направилась обратно. Хоть путь до проезжей части был недолгий, затраченного на него времени хватило, чтобы неуютное молчание вынудило Броню первой подать голос.

– Так как мы с вами встретились в прошлый раз, слечна Илега?

– Как-то вечерком ко мне пристало несколько парней, а ты их всех прогнала, – в очередной раз улыбнулась спутница. – Я так поняла, для тебя это уже “серые будни”? Ты меня ведь даже не запомнила.

Некромагичке потребовалось время, чтобы покопаться в памяти.

– Не слишком много в этом героичного, слечна Илега. Они ведь даже не попытались оказать сопротивления. Как увидели готовый к бою поводок, так сразу врассыпную бросились.

– Ну, как сказать… я прибыла из мира с куда как более приятным источником магической силы. Мне было известно несколько боевых заклинаний, но я, всё равно, раз десять подумала бы, прежде чем вступиться за незнакомца против пяти человек, лишённых магии.

Броня удивлённо подняла брови. Она смотрела на свою спутницу новым взглядом, пытаясь понять, являются ли правдой её слова или же нет. Нет, разумеется, в Форгерии каждый пятый был попаданцем. Тут куда более сомнительной считалась история о том, что человек прибыл не из иного мира, с другими законами магии и развития человечества, а из этого же – но прошлых столетий. Пожалуй, именно власть некромагов, которые активно использовали останки предков и пускали в магический котёл души умерших, и привела к тому, что новорождённые детишки данной земли то и дело помнили свои жизнь и смерть в иных мирах.

Возможно, дело в том, что этот мир не успевает плодить новые души. А, быть может, в каждом из миров поток душ работает именно так. Просто именно здесь, в Форгерии, мозг нужен только для создания воспоминаний, а не их хранения. Он может их хранить, как и в любой другой реальности, но не обязан и даже для этого не нужен. Так что, факт объективной пустоты новорождённой головёшки никак не мешает обращаться к уже накопленным знаниям прошлых жизней.

Именно потому, первый год в новом мире для попаданцев настолько отвратителен. Ты, фактически, оказываешься заперт в парализованном теле, способном только мочиться под себя. Без возможности понять окружающих тебя чужих людей или объяснить им хоть что-то. Мало того, что ты даже не знаешь языка, так твой речевой аппарат, в принципе, не способен ещё к эффективной коммуникации.

Многие сходят с ума в младенчестве. И тогда, приглашённый некромаг попросту стирает малышу всю доступную память, оставляя его в счастливом детском неведении.

– А почему же вы сейчас не захотели стать магом, слечна Илега? – Броня поступила так, как поступают многие в этом мире, услышав чужую прохладную историю о прошлой жизни: выказала недоверие.

– В моём прошлом мире источником магии была не смерть, а жизнь. Потому колдовать могли только женщины, но только после соития с мужчиной, – светофор продемонстрировал девушкам синий большой палец, предлагая продолжить свой путь. – В итоге, я оказалась в роли сильного пола, который вынужден постоянно искать себе спутника жизни и бороться за него с другими женщинами. Ох, я так устала от этой гонки. Да и магом я была посредственным. Поэтому, оказавшись в Форегрии, решила: хватит с меня этой гонки! В этом мире мужики гоняются за девками! А я буду нежной, милой и красивой! Пусть за мной гоняются, а я – не буду!

– И как это связано с магией? – подняла бровь некромагичка, мысленно представляя себе целый мир нежных, милых и красивых метросексуальных мужиков с типично-женскими повадками.

На тот пункт, что собеседница уверена, что некромаги черпают силу из смерти, а не из жизни, она даже не обратила внимания. Это одна из самых распространённых ошибок от профанов. Тем более, что некромаги сами часто говорят, что черпают силу из смерти. Но это, скорей, в бытовом и философском значении, а не в техническом и энергетическом.

– Магия – это один из способов стать сильней и занять позицию в гонке, – развела руками бывшая магичка. – По крайней мере, именно такие стойкие ассоциации у меня с ней складываются. Плюс ко всему, местное колдунство всё такое болезненное и злое. Нихатю. Нибуду… ладно, я рассказала о себе, теперь твоя очередь рассказать о своём прошлом мире. Иначе будет нечестно.

Броня хмыкнула.

– Я не задавала вам вопросов о вашем прошлом мире, это была исключительно ваша инициатива мне о нём поведать, слечна Илега. Я вам ничем не обязана.

– Так и знала, что все эти психологические трюки из пабликов – чушь, – обиженно надула щёки остроносая попаданка. – Но как нам тогда беседовать о твоей адаптации к этому миру, если ты не хочешь рассказать о том, к чему именно приходится привыкать?

– Ко всему, – небрежно пожала плечами синеглазка. – В прошлой жизни я была другим человеком, в совершенно другом мире. У меня была другая семья. Другие родители. Другое количество, комплектация и возраст сиблингов. Другая экономическая ситуация в стране. Другая форма правления. А две точки можно было поставить только над одной гласной, а не над каждой из существующих. Разрешающий сигнал светофора здесь синий, а не зелёный. Пешеходный переход рисуется не продольными, а поперечными линиями, как мост. Даже волосы и глаза у меня были другого цвета. Нет смысла подчёркивать какое-то конкретное отличие, когда отличие есть, буквально, во всём.

– Но… – собеседница хитро прищурилась. – Ты явно привыкла к новому цвету волос и глаз. Не думаю, что тебя сильно раздражают две точки над буквами “алеф” и “омикрон”. Ненависти к синему сигналу светофора и поперечному пешеходному переходу тоже будет недостаточно… как бы ты не хотела показаться каменной леди, способной справиться со всеми трудностями, всё же, есть что-то, что не даёт тебе спокойно спать.

Новая знакомая быстро забежала по ступенькам и помахала глазку фотоэлемента. Двери послушно открылись.

– Что-то мне подсказывает, что ты, вообще не упомянула главную причину своего раздражения в списке отличий между мирами. Чтобы я по интонации не догадалась, что именно тебя бесит.

– На психолога учитесь, слечна Илега? – невесело усмехнулась Броня, заходя в торговый центр следом. Если исключить некоторый флёр хэллоуина и хард-рока в дизайне рекламы и торговых площадок, местный интерьер выглядел совершенно также, как и в родном мире синеглазки. Другие страны, другие границы, другое развитие мировой истории, другие войны… а торговые центры везде одинаковы.

– Не-а, на педагога, – махнула рукой остроносая. – Буду учить мелких спиногрызов тому, что такое – хорошо, а что такое – плохо. Буду вещать им, как правильно ставить две точки над гласными.

Речь завершилась коротким довольным хихиканьем.

– В прошлой жизни вы тоже учили детей, слечна Илега? – Броня сама не заметила, как втянулась в этот разговор.

Парадокс, но в мире, где каждый пятый был попаданцем, оказывается, крайне тяжело найти родственную душу. Особенно если ты не особо-то пытаешься искать, и концентрируясь на своих собственных бедах и проблемах не обращаешь внимания на других. Каждый хочет, чтобы поняли именно его и не хочет понимать других. Но, при этом, каждый притворяется кем-то, кем он не является.

Синеглазка притворялась страшной-страшной некромагичкой. И сейчас, когда случайная незнакомка, наплевав на все правила приличия, подошла и нагло сорвала с неё эту маску, доминирующей эмоцией было не возмущение, а облегчение. Маска натирала. А временами и вовсе прирастала к лицу.

– О, нет, я разабатывала на жизнь тем же… чем занимается он, – новая знакомая без обиняков ткнула пальцем в сторону салона. Вывеска обещала самую высокоэнергетичную костно-мясную муку и самые лучшие волшебные палочки на заказ каждому заплатившему. Салоном заведовал фактурный южный мужчина с короткими волосами и холодным внимательным взглядом. – Только я больше работала с деревом, а не останками живых существ.

Некромагичка почувствовала, как у неё дёрнулось ушко.

– Слечна Илега, я бы хотела, чтобы вы мне дали пару уроков на тему того, как создавать волшебные палочки из дерева.

– Зачем? – удивлённо похлопала глазами спутница. – Здесь иные законы магии. В этом мире ценятся останки разумных существ, желательно, замученных насмерть. Деревянные волшебные палочки просто не будут работать.

– Я бы не была так в этом уверена, – усмешка Брони сопровождалась лёгким хитрым прищуром.

4.

На классическом оранжевом подносе, пред взором некромагички, словно перед фотокамерой, расположилось множество привлекательных вкусностей. Они выставляли свои жирные, но крайне желанные телеса, облачённые в дешёвую одноразовую упаковку с корпоративными рекламными метками. Оранжевая магическая башня, нарисованная так, чтобы в ней угадывался бургер недостижимой высоты и невероятного количества слоёв котлет, сыра и салата – неизменный символ “Бургер-Тауэр”. Дизайнер был молодец. Смог упростить этот значок настолько, что даже бездарная, в плане рисования, Броня могла без труда повторить этот рисунок на листочке в клеточку.

– Семь богов Смерти, а ты не лопнешь? – удивлённо и, пожалуй, завистливо спросила Илега. На фоне пиршества из “самого толстого бургера” и “самой жирной картошечки”, дополненных маффином, коктейлем и мороженкой, её собственный заказ с маленькой колой и стандартным вегбургером выглядел бедно.

Ясное дело, Броня не стала наглеть и всё, кроме самого милкшейка, оплатила из своего кармана.

– А вы налейте и отойдите, – хмыкнула обжорка, первым же делом подцепляя пальчиками длинный ломтик картошечки. – У меня есть дела поважней, чем считать калории и смотреть голодными глазами на окружающих меня людей. М-м-м-м, это почти также приятно, как доказать кому-то в интернете, что он не прав, – заключила девушка, когда кусочек жирно-солёного лакомства провалился в животик.

– А я в очередной раз убеждаюсь, что нет большего ребёнка, чем тот, кто пытается делать вид, что он слишком взрослый, – скептически хмыкнула будущая учительница. – Значит, тебе не нравится магия этого мира. Не нравится настолько, что ты решила всю её переделать?

– Пф-ф-ф-ф, кто я по-вашему, подменыш? – в старом мире Броня использовала бы слово “попаданец”, но здесь, несмотря на большую уместность шутки, люди, как правило, её не понимают. Очень многие прибыли из менее развитых миров, а в Форгерии нишу попаданцев в дрянной макулатуре заняли фейские подменыши. – Я отлично понимаю, что системы не формируются на пустом месте. Та, в которой мы сейчас функционируем, в мире магов показала себя, как самая устойчивая. А некромагия была эффективней любой иной магии.

– А разве есть магия, кроме некромагии? – подняла бровь Илега.

– Сейчас – нет. Раньше была. На это указывает само слово “некромагия”, включающее уточнение. В прошлом существовали и другие школы. Но это было ещё в те времена, которые попадают в нашу историю с пометкой “до нашей эры” рядом с датой. Завоёванный противник навсегда лишался всех учителей и рукописей, описывающих магическую науку…

– Звучит, как конспирология, – заметила учительница.

– Нет, конспирология – это утверждение, что некромагия, на самом деле, слабое и неэффективное искусство, просто владеющие ей давят развитие альтернатив, – подняла палец лектор. – А уничтожение культуры вражеской магии – это задокументированный историками факт. Однако, более, чем за пару тысяч лет безальтернативного доминирования некромагии, миллионами учёных мужей и жён магические практики были развиты настолько хорошо, что у любой возможной альтернативы попросту не осталось шансов потеснить магического гегемона. Потенциальный аналог, например дендромагия, будет страдать слишком большим количеством “детских болезней”, чтобы быть интересным хоть кому-то, кроме таких энтузиастов, как я.

– Ну и депрессивность, – хмыкнула слушательница. – Знаешь, в моём старом мире никому в голову не приходило разработать новую магию вместо существующей. Новые заклинания – да. Новых магических существ – тоже. Но, чтобы выдумать новую магию…

– У всех разные “старые миры”, – пожала плечами Броня. – Даже здесь, в Форгерии, постоянно находятся энтузиасты. Скажем, две сотни лет назад один невысокий корсиканский энтузиаст с большими амбициями так увлёкся созданием новой магии, что создал вот эту штуку, – девушка подняла левую руку и продемонстрировала обхвативший предплечье браслет. В меру массивный на вид, с шёлковой лентой-поводком, намотанной на контролирующий ширину аксессуара болт.

– Я в магии не разбираюсь, но… – собеседница нахмурилась и взяла паузу на пару глотков коктейля. – Этот браслет ведь помогает тебе колдовать, не черпая силы из останков мертвецов?

– Именно, – кивнула девушка. – Сама по себе эта побрякушка совершенно не магическая. Если я закручиваю болт, браслет начинает сжимать свои жёсткие рёбра, причиняя мне боль. Предшественники сеньора Бонапарта истязали людей и животных, чтобы впоследствии собирать с трупов как можно больше силы. Но наш амбициозный коротышка видел очевидные проблемы такого подхода. В первую очередь, логистические. И он решил задачу, как самый настоящий оптимизатор: зачем дожидаться смерти разумного существа, дабы использовать его сильные воспоминания о боли, если можно использовать эти воспоминания при его жизни? А любые физиологические повреждения некромаг, если он выживет, может исцелить этой самой магией.

– Продолжение истории мне рассказывать не надо, – подняла руку Илега. – Дальше были Наполеоновские Войны. Боня построил империю, которая развалилась из-за переизбытка амбициозных детишек, втянувших страну в череду междоусобных войн. Хм… в школьном курсе рассказывают о том, что Наполеон был великим магом и полководцем, но детали опускают.

– Мне кажется, это общий элемент для всех миров, где был сеньор Бонапарт, – хмыкнула Броня. – Детали его гениальности изучают на специализированных курсах, а не в рамках общеобразовательной программы. В частности, в этом мире, в Форгерии, корсиканец победил противников именно благодаря повышенной мобильности своих боевых магов. У противника уничтожались запасы останков, а малые отряды противника брались измором: ведь у магов Наполеона ресурсы не были ограничены запасом праха.

– Значит, у тебя в родном мире тоже был Наполеон? – вновь хитро прищурилась остроносая.

– Это не важно, – махнула рукой лектор. – А вот, что действительно важно, так это то, что, несмотря на все преимущества, корсиканская магическая школа не стала родоначальницей кардинально новой магии. У нас не появилось в дополнение к некромагам каких-нибудь садомазомагов. Могучая школа некромагии попросту поглотила и интегрировала учение сеньора Бонапарта. А потому, я, пожалуй, не буду ожидать головокружительного успеха своих исследований, – девушка принялась старательно приминать ладошкой чрезмерно толстый бургер класса “разорви себе хлебало”, чтобы тот стал потоньше. – Несомненно, я смогу открыть новую магическую традицию. Я в себе даже не сомневаюсь. Однако, если это попадёт хоть куда-то, кроме архивов магистерских диссертаций, это уже будет невероятная удача. Вряд ли кто-то будет изучать и развивать новую дендромагию, когда в мире есть развитая и доказавшая свою эффективность некромагия. Это самоподдерживающаяся система.

– Ну, не знаю, по-моему, всё равно круто, – ответила Илега. – Целая новая магия… мне нравится. Я помогу тебе, но при одном условии.

Некромагичка выжидающе подняла бровь. Уж больно довольной выглядела новая знакомая. Лицо хитрое, как у кошака, который съел всю сметану и свалил на домашнего пёселя.

– Условия вперёд.

– Я хочу, чтобы ты стала моей elsis.

– М-м-м… что? – не поняла Броня.

– Elsis… в языке этого мира я не знаю аналога, который описывал бы этот тип взаимоотношений. Это что-то вроде романтических взаимоотношений между магами. Отношения между мужчиной и женщиной – это не то. Они слишком по-бытовому практичны. Он – источник магии, ты – его владелица. Только отношения между магами – на моём родном языке “widze” – могут быть по-настоящему чистыми и не испорченными порочной материальной природой, – вдохновенно, почти до экзальтации, рассказывала Илега. – В этих отношениях есть elsis и lesis. Elsis – это инициатор отношений.

Синеглазка поджала губы. Она понимала, что разница в понятийном ряде между простым и грубым “лесбухи” и одухотворённым “elsis+lesis” огромная… но насколько, даже представить себе не получалось. Наверное, примерно также тяжело представить себе суть демократических выборов какому-нибудь выходцу из феодального средневековья.

– Мне казалось, что вы хотели, чтобы за вами ухаживал мужчина, – после некоторой паузы произнесла Броня, чтобы выиграть время на размышления. Несмотря на формальный тон, некромагичка, всё же, начала волноваться. Нет, дело не в том, что мысль о том, куда могут зайти отношения elsis и lesis казалась противной. Отнюдь. В конце концов, не об этом её просят. Илега жаждет романтики и конфетно-букетного периода, очевидно. Проблема была в том, насколько быстро последовало такое предложение, какое, казалось бы, требует куда более подготовленной почвы, чем один ужин в ресторане быстрого питания. Насколько “из ниоткуда” предложение взялось и насколько было неуместным.

– И это тоже, – отмахнулась будущая учительница. – Но я ещё в прошлой жизни хотела стать lesis. В моём старом мире это был единственный способ для widze ненадолго забыть о гонке и насладиться чужими ухаживаниями.

Броня вновь взяла паузу. Причина помолчать была уважительной: она пыталась прожевать достаточно большой кусок легендарного в своих размерах бургера. Однако под острым взглядом бывшей магички кусок, что говорится, в горло не шёл.

Тем не менее, даже этой неуютной паузы хватило на размышления. Романтика. Новая попаданка ведь хотела… романтики. Она достаточно внятно выразила свои желания: не гнаться за призом, а побыть призом. Не доказывать никому, что она достойна любви, а быть достойной любви просто так, по факту существования. Удивительно, как холодный разум мог помочь в вопросах чувств. Память услужливо подкидывала определения и факты старого мира, зачастую оказывающиеся верными и в Форгерии.

Романтика – это ведь не только и не столько любовь. Романтика – это поиск себя. Реконструкция своей собственной личности через эмоциональную и чувственную сферу. Человек, пребывающий в гармонии с собой, не нуждается в романтике ни в каком виде, ибо не нужен процесс поиска себя тому, кто всё уже нашёл.

Любовные страдания и переживания – всего лишь попытка найти недостающее в ином человеке. Перебороть отчуждение, отыскав того, кто примет тебя таким, какой ты есть. Без необходимости притворяться и носить маски. Примитивнейшая форма, к которой стремятся, подсознательно надеясь получить нечто иное. То что в самом начале развития идеологии романтизма, под этой формой скрывалось.

И вот они нашли друг друга, две личности, ощущающие свою неполноценность и отчуждённость от мира. Одна прячет свою уязвимость под маской опасного некромага, а другая срывает маску с каждого встречного в надежде увидеть там лицо, способное стать родным.

– Это… ваша мечта, слечна Илега? – серьёзно спросила Броня, откладывая бургер в сторону. Ну не обладает фастфуд должной степенью романтичности.

– М-м-м… да, – острый носик собеседницы уловил изменение атмосферы. Тоненькие ручки тут же соскользнули со стола. Спинка выпрямилась.

Броня чувствовала себя сволочью. Снова. Всё нутро кричало, что согласиться на это заманчивое предложение – значит использовать Илегу. Ведь Броня не умела ухаживать. У неё попросту не было положительного опыта ни в этой жизни, ни в предыдущей. По сути, остроносая попросту выпросила себе отношения. Буквально. Проклятье, что у неё с самооценкой? Ладно в том мире с его дурацкими правилами. А в этом что? Совсем никто не ухаживает? Зачем вот так назойливо выпрашивать?

Некромагичка выпрямилась и решительно направилась вдоль стола. Она уже приняла решение. Всё, что надо сделать, это поднять девочке самооценку, подарить сказку. Это возможно. Были же фильмы, книги. Были примеры перед глазами. Как будто бы в первый раз в своих жизнях синеглазке браться за дело, в котором она ничего не понимала?

Пальцы Брони коснулись острого подбородочка собеседницы и приподняли его в жесте, столь часто мелькающем в кино.

– Вот тебе кусочек информации о моём мире. В нём существует литературный жанр, в котором герой или героиня попадает в иной мир. И в этом ином мире все мечты попаданцев становятся явью. Кто сказал, что мир этот – не Форгерия?

Илега улыбнулась. Она не сдержалась и с её губ сорвался смешок.

– Прости. Просто мне подумалось: если ты – мой романтический интерес, то кто же будет вставлять нам палки в колёса на должности антагониста?