Когда мы с Джекаби покинули дом на Авгур-лейн и направились к центру города, нас окутала изнуряющая жара. Когда я зимой этого года впервые ступила на заснеженные улицы Нью-Фидлема, здания в стиле барокко сверкали от инея, а из переулков вырывался похожий на ледяное дыхание самого города, пронизывающий до костей ветер. Теперь же, когда летнее солнце поджаривало брусчатку мостовой, город, казалось, не столько дышал, сколько пыхтел, порождая влажные приторные испарения.

Джекаби, по-прежнему облаченный в свое неуклюжее пальто, передвигался с присущей ему живостью, отказываясь сдаваться перед натиском удушающей жары.

– Сэр, – обратилась я к нему, – при всем уважении не думаю, что лейтенант Дюпен станет охотно помогать нам в этом расследовании, узнав, что это мы похитили его записи.

– Позаимствовали, – поправил меня Джекаби. – Мы позаимствовали его скудные замечания, относящиеся к этому делу. Но я согласен. Сомневаюсь, что лейтенант окажет нам какую-либо помощь в предстоящем расследовании. Он всего лишь артерия.

– Он – что, извините?

– Артерия. И неплохая. Но не сердце. Нет, нам нужно обратиться непосредственно к комиссару Марлоу. Если на улицах этого города произойдет нечто из ряда вон выходящее, Марлоу обязательно об этом узнает.

Мне до сих пор было трудно привыкнуть к мысли, что теперь я занимаюсь убийствами и темными тайнами Нью-Фидлема. Причем далеко не все из них были столь привлекательны, как могло показаться по моим запискам. Честно говоря, несмотря на все эти интриги и все возбуждение, путь искателя приключений не казался мне такой уж блестящей карьерой. Я росла на другом берегу Атлантики настоящей англичанкой. В десять лет я могла по акценту безошибочно определить, где я нахожусь и кто меня окружает. Примерно такую же мысленную карту я начала составлять и для запахов Нью-Фидлема. И заполнение пробелов на ней не так уж меня и радовало.

Промышленные районы на западе пахли углем и древесиной, а доки на востоке – солью и рыбой. Между ними раскинулось пульсирующее сердце Нью-Фидлема, исходящее запахом каждого своего обитателя. Острый аромат обильно сдобренных приправами жареных, печеных и вареных блюд перемешивался с вонью свинарников и загонов для кур, которую, в свою очередь, перебивал густой, почти осязаемый смрад выгребных ям и дымящихся канализационных стоков. Содержимое помойного ведра, выплеснутое на раскаленные камни мостовой, испарялось за несколько минут, но запах его еще несколько дней бродил между рядами покосившихся хибар, словно бездомный кот.

Мы с Джекаби прошли мимо уличного уборщика, телега и лошадь которого перегородили почти весь узкий переулок. Мужчина рявкнул на нас, выкрикнув несколько слов, которые я даже не стремилась разобрать, и сопроводив их грубым жестом.

Я любила Нью-Фидлем. Да и сейчас люблю. Нью-Фидлем был добр ко мне с самого приезда – он всего лишь один раз пытался меня убить. Но существуют два Нью-Фидлема: один, купающийся в свете дня, и другой, предпочитающий держаться в тени. Некоторые его уголки, как я узнала на собственном опыте, всегда погружены в полутьму, словно назло солнцу. У подножия крутого холма я увидела бельевую веревку, на которой висели выстиранные вещи с так глубоко въевшимися в ткань пятнами, что, казалось, только они и не дают развалиться этим обноскам на части. Между лохмотьями затесалось маленькое платьице из грубой холстины. Было видно, что его шили с любовью, но на подоле все еще виднелись слова «Гэдстон-Голдс» и рисунок картофелины – напоминание о мешке, которым оно когда-то было. Ткань выглядела застиранной до предела.

Меня вдруг пронзила острая боль сочувствия. Выросшая в достатке, я с легкой завистью смотрю на аристократию – на людей, которые вряд ли подозревают, что в мире существуют неприятности серьезнее того, что служанка перекрахмалила платье на выход. О тех же, кто родился во тьме, я никогда даже не задумывалась. Джекаби ускорил шаг, поднимаясь по холму. Он редко выбирал одну и ту же дорогу дважды, но я уже довольно хорошо знала местность, чтобы понять, что мы не приближаемся к полицейскому участку.

– Сэр, – крикнула я ему вслед, – мне казалось, вы говорили, что мы собираемся пообщаться с комиссаром?

– Так и есть, хотя сегодня в кабинете его не застать. Комиссар Марлоу договорился о неофициальной встрече с мэром Спейдом. Он отложил все другие дела и ясно дал понять подчиненным, что не потерпит, если ему помешают. Отсюда я сделал вывод, что данная встреча носит весьма деликатный и срочный характер.

– Полагаю, мы не станем дожидаться конца встречи?

– Принимая во внимание новости лейтенанта Дюпена, которые были доставлены ему сегодня утром и от труда передачи которых я его избавил, прежде чем покинул участок, думаю, не ошибусь, предположив, что мы уже знаем тему обсуждения. А поскольку нас в настоящее время заботит одно и то же, им придется простить нам это вторжение.

– Должно быть, вам не в первый раз требуется прощение мэра.

– В одних случаях все проходит гладко, в других не очень, – признался он, подмигнув. – Не всем по нраву мои методы.

По мере того как мы поднимались на холм, окружающие нас постройки с каждым шагом становились все добротнее и роскошнее. Мы проходили кварталы, где соседние дома стояли все дальше и дальше друг от друга, и вскоре расстояние между ними стало так велико, что дома эти уже никак не получалось назвать соседними. Горделивые белые здания, которые были бы больше достойны названия поместий, – окружали не стены соседних домов, а обширные и ухоженные сады. Здесь мы и нашли дом мэра – величественное здание в колониальном стиле. Его широкую входную дверь обрамляли мраморные пилястры, а само сооружение представляло собой настоящий гимн симметрии и прямым углам. Невозможно было представить себе другое здание, настолько отличавшееся от нашего жилища на Авгур-лейн.

Джекаби громко постучал дверным молотком. Нам открыл длиннолицый мужчина в накрахмаленном воротничке и черном галстуке.

– О боже, – простонал мужчина.

– Бертрам! – приветливо похлопал его по плечу Джекаби, протискиваясь в переднюю. – Сколько лет, сколько зим. Как дети?

– Я по-прежнему не женат, мистер Джекаби, и боюсь, сейчас с вами никто не сможет встретиться.

– Что за чушь. Мисс Рук, как вы считаете, мы с Бертрамом встретились?

– Определенно, сэр.

– Ну вот. Вам следует быть более логичным, Бертрам. Так где проходит встреча, в гостиной? Надеюсь, я не опоздал. Не хотелось бы заставлять комиссара ждать.

Не давая дворецкому времени на ответ, Джекаби зашагал в глубь дома, а Бертрам поспешил следом, тщетно пытаясь обогнать моего работодателя. Я следовала за ними по пятам.

– Нет, мистер Джекаби, он вас не ждет. И никто вас сегодня не ожидает. Прошу вас!

– Ах, кабинет, конечно. Не утруждайтесь, я помню дорогу.

– Мистер Джекаби! Это частная собственность, а не общественная приемная мэра. Моя госпожа, миссис Спейд, предъявляет высокие требования к тем, кого пускает в свой дом.

– Да будет вам, Бертрам. Я уверен, что принадлежу как раз к тем людям, которых ваша леди Спейд будет только рада принять.

– Вообще-то, вы единственный человек, кого она запретила пускать.

– Так значит, она все еще помнит меня спустя столько лет. Как мило! А ведь мы даже не были толком представлены. Похоже, я умею производить впечатление.

– Скорее, умеете оставлять осадок, – проворчал Бертрам.

Джекаби стремительно прошагал через холл со сводчатым потолком и подошел к двери из красного дерева.

– Прошу вас, мистер Джекаби! – взмолился Бертрам.

– Ну что ж. Если так настаиваете, – сказал Джекаби, распахивая дверь. – Я буду любезен. Спасибо, что проводили, Бертрам. Вы были так добры.

Лицо Бертрама побагровело. Казалось, он собирается что-то возразить, но тут из комнаты донесся голос его хозяина.

– Не утруждайтесь, Бертрам. Все в порядке.

Слуга выдохнул, развернулся и одарил меня неодобрительным взглядом, прежде чем исчезнуть. Я пожала плечами, словно извиняясь, и поспешила войти вслед за своим работодателем.

Кабинет украшали мебель из ценных пород дерева и ковры в густых красных и шоколадных тонах. На полках выстроились книги в кожаных переплетах, каждая из которых выглядела очень дорогой и ни одна – прочитанной. Мэр Спейд и комиссар Марлоу сидели друг против друга на стульях с высокими спинками по разные концы стола вишневого дерева, изогнутые ножки которого заканчивались элегантными когтистыми лапами. Третий стул пустовал.

Марлоу был облачен в свой обычный двубортный мундир с серебряным орлом на лацкане. И выглядел он тоже как обычно – усталым, но полным решимости.

– Джекаби, – произнес Марлоу.

– Марлоу, – отозвался Джекаби. – Доброе утро, мэр Спейд.

Спейд сбросил пиджак, перекинув его через спинку стула, и ослабил кофейного цвета галстук, повисший над бежевым жилетом. У него были густая борода и совершенно лысый череп, и еще он носил очки с толстыми линзами. Мэр и в лучшие свои минуты никогда не внушал благоговения, а сегодня и вовсе выглядел так, будто провел несколько раундов в боксерском поединке, выигрывать который у него не было ни малейшего желания. Он казался куда более энергичным даже на поминках, когда мы впервые встретились.

– Сто лет здесь не был, – продолжил Джекаби. – Вы что-то сделали с садом перед домом, верно?

– Да, – ответил Спейд. – Позволил ему снова вырасти. Мэри до сих пор вас не простила.

– Так вот почему она меня избегает? Ваши брови, кстати, удачно восстановились. И можете передать жене, что у роз как никогда здоровый вид. Уверен, что уничтожение гнезда тех скверных домовых благоприятным образом сказалось на корнях. Да и небольшое количество золы в почве должно было пойти на пользу.

– Никогда не видел никаких домовых, но на золу вдоволь насмотрелся, – проворчал Спейд. – Огонь так быстро распространялся, что мы вообще чудом смогли его остановить.

– В следующий раз попробуйте взорвать дракона, – сказала я. – Хотя нет, забудьте. Это было ужасно. Никому не посоветую.

– Зато радиус взрыва просто потрясающий, – подтвердил Джекаби.

Мэр Спейд перевел взгляд с меня на моего работодателя и потер переносицу.

– Господи, вас и одного было более чем достаточно. Неужели потребовался еще и помощник?

– Знаете, я, как и все, просто обожаю всякие забавные истории о порче имущества и угрозе жизни населению, но сейчас мы заняты, – вставил Марлоу.

– Тогда перейдем к делу. – Джекаби опустился на свободный стул рядом с Марлоу. Я огляделась, с растущей неловкостью понимая, что единственная осталась стоять.

– Боюсь, детектив, мы с комиссаром обсуждали крайне деликатные вопросы, – начал Спейд. – И мы на самом деле не вправе…

– Да-да, понимаю. Супруги Маккэфери – муж пропал, жена убита. Также в воде обнаружен труп Лоуренса Хула с дыркой на шее. Нам все это известно. Как известно и то, что это не единичные случаи, а часть какого-то более крупного и зловещего замысла. Все это взаимосвязано и происходит на протяжении как минимум десятилетия, так что надо проследить, чтобы это не затянулось на еще одно. Скажите, джентльмены, что вам известно о Корделии Хул?

Марлоу откинулся на спинку стула, не сводя глаз с Джекаби. Вместо него ответил мэр Спейд.

– Корделия пропала.

– Похищена? Еще одна жертва?

– Не похищена. Неизвестно. Экономка видела, как она собирала чемодан. Никто не знает, куда она отправилась.

– Тогда, возможно, с этого и стоит начать, – предложил Джекаби. – Мы здесь, чтобы помочь с этим делом.

– Когда вы помогали с делом в прошлый раз, – заговорил наконец Марлоу, – то провели неделю, исследуя гибель одного человека, после чего в докладе фигурировали уже пятеро убитых, одна оторванная конечность и два разрушенных здания. А вот найти хоть сколько-нибудь значимые зацепки у вас так и не получилось.

– Не вся конечность, – уточнил Джекаби. – Всего лишь кисть. Кстати, Хадсон на удивление ловко обращается с крюком. Он ему очень идет. И мы вернулись, выяснив одно крайне важное обстоятельство. Напали на след подозреваемого.

– Ах да, точно. «Мужчина». Очень полезное уточнение. Не хотите что-нибудь добавить? Позвольте угадать… «не человек»?

– Ну, я бы не стал утверждать это наверняка, пока не встречусь с ним лично, но зато могу назвать его имя и дать точное описание. Его зовут Петров, или что-то вроде того, и у него проклятая аура с отчетливым лавандовым оттенком.

Марлоу состроил недовольную мину. Джекаби не обычный детектив. Он еще и ясновидец. Я быстро поняла, что он не настолько опытен в расследовании преступлений, как комиссар Марлоу, и что уж греха таить, часто пропускает различные улики, мимо которых не может пройти даже такой дилетант, как я. Но Джекаби было доступно то, что оставалось сокрытым для всех остальных. Он видел ауру и потоки энергии – реальность за маской, как он сам это называл. Истина открывалась ему, какой бы невероятной она ни казалась. А вот убедить в важности и правдивости этой истины кого-то еще было вечной проблемой.

– Вообще-то его зовут Павел, – вмешалась я, подавшись вперед. – Или, по крайней мере, звали десять лет назад.

– Да, точно, – подтвердил Джекаби. – Павел.

– Это невысокий мужчина, – добавила я. – Я бы сказала, с меня ростом, с редеющими черными волосами и очень бледной кожей. Он выглядит лет на сорок, самое большее сорок пять, но выглядел так и десять лет назад. Одевается, как правило, во все черное. Это поможет расследованию?

Спейд с Марлоу переглянулись. Марлоу посмотрел на меня.

– Неплохо для начала, мисс Рук. Джекаби, в следующий раз предоставьте первое слово ей. У нее лучше получается, чем у вас.

– Павел вернулся, – сказал Джекаби, не обращая никакого внимания на его замечание. – И что самое главное, он занимается этим кровавым делом очень долго. Убийство Маккэфери не единственное. Вам должно быть известно, что десять лет назад произошел потрясающе похожий случай. Женщину звали…

– …Дженнифер Кавано, – закончил за него Марлоу. – Дело не раскрыто.

– Верно! – воскликнула я. – Значит, вы изучали его?

– Помогал составлять, – проворчал Марлоу. – В восемьдесят втором я был стажером-детективом. Моему наставнику, сержанту, поручили расследовать убийство Кавано. По большей части всю черную работу делал я. Все указывало на то, что в убийстве как-то замешан жених. Перед тем как покинуть город, Говард Карсон получил очень большую сумму, а все его коллеги умерли или куда-то пропали.

– Нет, это не Карсон, – возразил Джекаби. – Бледный мужчина, Павел…

– У него свой уникальный почерк. Я знаю. Единственный прокол на шее. Обескровливание. Очень чистая работа. Никаких свидетелей. Но убийство Кавано было совсем другим. Жуткая рана. Море крови. Соседи слышали крики. Элис Маккэфери закончила жизнь похожим образом. Кто бы ни убил Кавано или Маккэфери, он это сделал совершенно иначе, не так, как этот ваш бледный мужчина.

– Но вы же не думаете, что эти убийства совсем не связаны между собой! – не выдержала я.

– Да, мы так не думаем, мисс Рук, – мрачно согласился Марлоу. – Уж слишком много зловещих совпадений. И то, как жертвы погибли, их занятия и связь друг с другом, общая предыстория…

– Общая предыстория? – переспросила я.

Мэр с комиссаром снова переглянулись. На этот раз заговорил мэр Спейд.

– Двенадцать лет назад мой предшественник Осло Поплин учредил совет по развитию и внедрению новых технологий в городе. Технологический центр Нью-Фидлема должен был стать наследием мэра Поплина. Он нанял команду специалистов для строительства того, что обеспечило бы городу ведущую роль в последующем развитии всей промышленной индустрии.

– Будущее, – выдохнула я. – Они создавали будущее.

– Вполне достойная цель, – кивнул Джекаби.

– Да, но не слишком популярная, – продолжил Спейд. – Целых два года Поплин расходовал все средства только на нее, позабыв обо всех других общественно важных делах. Парки приходили в запустение, дороги покрылись ямами и рытвинами. Будущее стало для него всем, несмотря на гигантские траты и то, что ради этого будущего приходилось жертвовать настоящим. Возможно, оно того и стоило, но чем ближе становилось завершение проекта, тем больше все шло наперекосяк.

Спейд снял очки и рассеянно протер стекла свободным концом своего галстука.

– Весной тысяча восемьсот восемьдесят второго года исчезли ведущий архитектор и два главных инженера. А затем пропали еще несколько ученых и изобретателей, отказавшихся принимать в этом участие. Началось крупное расследование. Какое-то время Поплину удавалось избегать огласки в газетах. Проект продолжал, хоть и медленно, продвигаться вперед. На его удачном завершении основывалась вся кампания по переизбранию.

– Но потом убили Дженни, – глухо вставил Джекаби.

Спейд кивнул.

– Да, Дженни все любили. Когда очаровательная мисс Кавано была обнаружена мертвой, а ее жених как под землю провалился, все и раскрылось. Журналистов уже нельзя было заставить молчать ни за какие взятки. Общественность вознегодовала. Из-за скандала проект оказался под угрозой срыва. А затем все рвануло.

– Что именно произошло? – спросила я.

– Взрыв, в буквальном смысле слова. Технологический центр сровнялся с землей. Обсерватория рухнула, стены развалились. Годы работы и тысячи долларов пошли насмарку. От дерзкого плана Поплина по преобразованию мира остались лишь груды искореженного металла и тлеющие головешки. Говорят, взрыв согнул пополам металлические балки и расплавил стекла в окнах.

– На меня не смотрите, – сказал Джекаби. – Я переехал сюда в восемьдесят седьмом.

– Думаете, я не проверял? – спросил Марлоу.

– В двух обнаруженных телах опознали пропавших ученых Ши и Гроурок, – продолжил Спейд. – Были и другие останки, но их идентифицировать не удалось. Карсона среди них не обнаружили.

– Тогда он, может, еще жив? – предположила я.

– Если и так, то его след давно простыл. Забрал деньги и был таков. Обвиняли во всем Поплина, от саботажа собственного проекта до похищения и убийства архитекторов. Разумеется, его не осудили, потому что никаких доказательств не нашлось. Если кто-то и знал, что случилось на самом деле, то эти люди либо давно исчезли, либо были погребены под обломками. Понятно, что на этом политическая карьера Поплина закончилась. Он был совершенно раздавлен.

– Ясно, – сказал Джекаби. – Но теперь, десять лет спустя, снова пропадают ученые, а их близких убивают в их собственных домах. Трудно не провести параллели. Хорошо еще, что вы не собираетесь восстановить Технологический центр, иначе нас, чего доброго, ожидал бы очередной фейерверк.

Мэр Спейд громко прочистил горло.

– Вы же не… – начала я.

– Ну, не то чтобы… – Мэр вдохнул поглубже. – Поплин вел дела из рук вон плохо, но кое-какой толк от его затеи имелся. Нам действительно нужно держать курс по ветру, иначе мы окажемся на обочине современного мира, так что за последние несколько лет я предпринял ряд попыток подтолкнуть Нью-Фидлем к модернизации. На улицах города Кроули уже не сыскать газовых фонарей, а университетский район Глэнвиля выглядит как иллюстрация к роману Жюля Верна. Мы же плетемся в хвосте. Люди уже готовы к переменам. Благодаря всем этим разговорам о Всемирной выставке в Чикаго, которая должна состояться в следующем году, публика требует внедрения новых изобретений. Городской совет был единогласен. Мы установили электрические фонари на площади Сили и перестроили район Кавендиш, все прошло гладко. Но как будто невидимая сила не хочет, чтобы Нью-Фидлем двигался вперед. Я боюсь, что все снова повторяется.

– Погодите-ка, – вмешалась я. – Профессор Хул и Корделия проживали в Глэнвиле. Это, конечно, трагедия, и дело требует немедленного расследования, но ведь это произошло не в Нью-Фидлеме.

– Да, только вот Лоуренс Хул был моим главным архитектором, – Слейд поник головой. – Я заручился его поддержкой в деле модернизации Нью-Фидлема. Он был ядром моей команды. Вместе мы собирались воплотить в жизнь то, о чем не смел и мечтать Поплин. Но теперь…

– Вашей команды?

Спейд кивнул. Он выглядел понурым и уставшим, глаза его смотрели куда-то вдаль. Вместо него заговорил Марлоу:

– Профессор Хул был не единственным членом ученого сообщества, на которое рассчитывал мэр, и не единственным, кто пропал.

Спейд кивнул в подтверждение его слов и указал на фотографию на полке позади себя. На ней был запечатлен момент, когда мэр Спейд, улыбаясь прямо в объектив, пожимал руку мужчине, который, как я уже знала из газет, был профессором Хулом. Рядом с ними с гордым видом стоял третий мужчина.

– Джулиан Маккэфери исчез, – грустно пояснил Спейд. – Лоуренс Хул мертв. Я обоих втянул в это дело, и теперь я единственный с этой фотографии, кого не разыскивает полиция и чей труп она не изучает. Лоуренс был хорошим человеком. В прошлом месяце он сказал, что у него какие-то опасения по поводу проекта. Мне следовало выслушать его. А бедная Корделия и вовсе не имела никакого отношения ко всему этому.

Я внимательно рассматривала фотографию. Лоуренс Хул улыбался совсем как мой отец перед экспедицией. Это была нетерпеливая улыбка человека, охваченного неуемным оптимизмом. Я отвела глаза и скользнула взглядом по другим фотографиям на полке. На нескольких из них рядом со Спейдом стояла миловидная брюнетка.

Он, должно быть, проследил за моим взглядом.

– Ее зовут Мэри, – произнес он тихо. – Моя жена. Мне кажется, вы неплохо поладите, мисс Рук… вы обе такие любознательные, готовые прийти на помощь… – Он сделал глубокий вдох. – Прошу вас, джентльмены, мисс Рук. Кто бы ни стоял за этим, он не остановился на Карсоне или на Маккэфери. Этот негодяй пришел за их близкими. Он убил Дженнифер Кавано и Элис Маккэфери. Бог знает, что случилось с вдовой Хул. Я могу принести в жертву себя ради этого города, но не Мэри. Я готов на все, чтобы оградить ее от зла.

Челюсти Спейда сжались, лицо стало жестким, но глаза продолжали отражать теплый свет кабинета.

– Не тревожьтесь, мэр… – начала было я, но Джекаби меня прервал.

– Еще как тревожьтесь. Происходящее действительно очень тревожно, а вы находитесь в самом центре. Все это началось именно тогда, когда вы решили продолжить дело своего предшественника. А вдруг наш преступник – некий не в меру бдительный горожанин, решивший во что бы то ни стало преградить доступ очередному мэру к общественной казне?

– Вполне возможно, – промолвил Спейд. – Но мы старались избегать финансовых ошибок Поплина: выделили отдельный канал финансирования, никак не связанный с другими общественными работами, провели званые обеды по сбору средств и объявили в прессе о том, что ищем частных инвесторов. Кампания прошла очень удачно. И нашлись постоянные покровители, заинтересованные в поддержке наших работ уже на самой ранней стадии.

– Мне очень жаль, – искренне сказал Джекаби. – Все это так уныло. Ну, то есть я хочу сказать, что ваш род занятий чрезвычайно скучен. Политиканство, пожалуй, самый неинтересный вид деятельности. Неудивительно, что Поплин не выдержал и все взорвал.

– Постойте-ка, – сказала я. – Покровители?

Перед моим мысленным взором всплыл белокурый мужчина из воспоминаний Дженни, произнесший фразу: «Наши покровители поставили нам очень четкие задачи».

– Что за покровители?

Марлоу одобрительно улыбнулся.

– А вы и в самом деле умнее своего начальника. Я тоже первым делом задался этим вопросом. И уже поручил своим сотрудникам поподробнее узнать об этих «покровителях». Может, кое-что и выяснится. Если на том конце финансового потока есть что-то подозрительное, мы это обнаружим. Сдается мне, пока что это единственный след, который у нас имеется. Я уже устал от того, что все мои поиски пропавших ведут разве что к тупикам и трупам.

– Ну что ж. Возможно, будет лучше, если вы все-таки примете нашу помощь, комиссар, – сказала я. – По крайней мере мы можем заняться поиском особы, которая еще была жива на момент исчезновения.

– Корделия Хул… – задумчиво произнес Марлоу.

Его глаз непроизвольно дернулся, когда он посмотрел на Джекаби, но даже комиссар не мог отрицать, что детектив умеет делать неожиданные выводы и вытаскивать на свет божий то, что и представить себе невозможно.

Джекаби блеснул своей самой ободряющей улыбкой, которая на самом деле была не столь оптимистичной, как ему казалось. Комиссар тяжело вздохнул, но кивнул.

– Можете присылать мне список своих расходов, мисс Рук. Считайте, что вы оба официально заняты.