Глава 60. Энзарио

Когда возвращаюсь, Ария, плотно закутавшись в плед, крепко спит. Оставляю еду на столе и ухожу в мастерскую. Нужно там порядок навести.

– Пап, можно к тебе? – сын замирает на пороге. Он знает, что я не люблю впускать на свою территорию. Но не сегодня, не сейчас.

– Конечно, – улыбаюсь и зову его жестом. – Поможешь? – смотрю на перекошенный рабочий стол и оставленный раскардаш. Вот это мы с Арией увлеклись, морским каракатицам на зависть.

Федерико понимающе ухмыляется, но ничего не говорит. Помогает собрать ткани и инструменты и, всего на мгновение, становится прежним. Смешливым Федерико, каким я его встретил в порту. Полным идей и надежд. Готовым к подвигам и приключениям.

Но только на миг.

Густые брови сходятся к переносице, губы вытягивается в тонкую нить. Он непривычно собран, будто готовится к бою. Вертит в руках вязальную спицу и прикрывает глаза.

Так и есть, думаю я, это и правда будет бой за его жизнь…

И я не знаю, что Ишис может потребовать от нас.

– Я хочу тебя попросить, – начинаю, а у самого душа в горле застряет. Становится жарко и тесно в груди. – Не бросай Арию. Не сможешь полюбить, просто будь рядом, но не оставляй ее, что бы со мной не случилось.

– Не смей себя заранее хоронить! – Федерико вспыхивает, как промасленная тряпка. Отшвыривает спицу в угол и смотрит исподлобья. Зло и устало. – Ты ей об этом говорил? Уверен, что нет! Знаешь почему? Потому что Ария тебе за такие мысли врезала бы хорошенько, вот что! И была бы права.

– Не нужно ей говорить, – отвечаю спокойно. Пусть ершится, главное, чтобы мое последнее желание исполнил. – Время пройдет, она сможет снова полюбить. Почему не ты? Станешь отцом моему сыну.

– Потому что я не слепой, – вдруг говорит Федерико и вытягивает в полный рост, скрещивает руки на груди. – Для тебя все просто, да? Умрешь, и Ария полюбит снова? Ты – дурак и слепец, если думаешь, что ее сердце подпустит кого-то после тебя. В лучшем случае она одарит любовью ребенка. Ты ее совершенно не знаешь, раз вообще предлагаешь мне подобные вещи.

Он устало качает головой, будто говорит с упрямым ребенком.

– Я могу присматривать за ней. И верить, что Ария сможет жить дальше.

Пожимаю плечами и смотрю в пол.

– Зря я так привязывал ее… Нужно было дать вам шанс.

Федерико нервно прыскает и остервенело складывает инструменты в коробку.

– Вам все равно придется идти дальше. Без меня. Ты же знаешь, что Ишис даст мне выбор. И он очевиден.

– Ты ничего еще не знаешь, а уже все решил. Знаешь, что я думаю? – Федерико криво ухмыляется. – Ты просто хочешь уйти. Потому что тебе больно. Потому что ты боишься жить. И Арию боишься. Открытую, сильную, готовую ради тебя на все. Тебе страшно и ты сбегаешь. И молишься втихаря, что подохнешь в финале, потому что просто не умеешь иначе.

Он грохает коробкой по столу, и тот жалобно скрипит.

– На твоем месте, я бы перед ней от стыда под землю провалился. Такая молодая, а готова жить на полную катушку и умирать с победным кличем на устах. А ее возлюбленный трусливо готовит завещание!

– Ты несешь ересь! – начинаю закипать. – Я не хочу, чтобы мои дети умирали! – мой голос вылетает залпом и разбивается о перекошенное лицо сына.

– Твои дети проживали полные жизни! – он уже кричит, не сдерживаясь, дрожит, как от холодного ветра. – Они любили, смеялись, заводили детей. Они уходили с осознанием, что все не зря. Даже я! Ты хоть у одного из них спросил, что бы они выбрали?! Твою смерть или тридцать лет, полных открытий? Ты спросил у Савьи? У меня? Ты – эгоист, вот что! Ты хочешь пожертвовать собой. Герой и спаситель! А ты понимаешь, как все МЫ будем жить с этим бременем? Просыпаться и засыпать с мыслью, что ты мертв из-за нас! Что наша жизнь – купленный за твой счет приз!

В карих глазах стынут слезы, а у меня горло сжимает невидимой когтистой лапой.

– Пожертвовать собой – много ума не надо. Жить ради кого-то, через боль, через мрак и проблемы, побеждать их, принимать прошлое – вот в чем вся сложность.

– Тридцать лет полной жизни, – фыркаю и оседаю на пол. – Не смеши! Ты хоть женщину познал? Любовь?

Федерико тяжело сглатывает и поджимает губы. Прячет глаза.

– И ты мне говоришь, что тяжело жить ради кого-то? – качаю головой. – А жить, зная, что мое бессмертие забирает у вас прекрасные счастливые годы, просто?! Я устал, мое сердце похоже на истерзанный акулами кусок мяса. Прости меня, Федерико, прости… Когда-то ты сможешь меня понять. Когда у тебя свои дети появятся, ты возьмешь на руки сына или дочь и поймешь меня. Обязательно поймешь.

– Вот только ты не возьмешь на руки своего сына, – бросает отчаянно он. – Ты превратишь сердце Арии в уголь, который однажды угаснет. Прекрасно, правда? Зато в спасителя сыграешь один долбаный раз. Познал ли я женщину? Нет! Ясно тебе? И это был мой сознательный выбор, потому что я не хотел делать больно другому человеку. А ты делаешь больно всем, кроме себя.

Стискиваю зубы до хруста и поднимаю на сына горячий взгляд.

– Твоя мать тоже не взяла тебя на руки! Я – причина всех бед, мне и отвечать.

– Она приняла решение быть с тобой, – холодно говорит Федерико, и его глаза полны грозовых облаков. – Как и все мы. Мы принимаем решение быть с тобой. Открываем сердца тебе, потому что хотим этого. Ария рядом не потому, что ты заставил ее! А потому что хочет. И не думай, что она не осознает риск. Осознает сильнее любого из нас, я уверен. Тебе просто нравится винить себя в бедах, хотя пора принять одну простую вещь, – он чуть наклоняется вперед, и мне кажется, что в его зрачках вспыхивают молнии, – люди сами за себя отвечают, ясно? И я уверен, что моя мать не пожалела ни об одном мгновении проведенном на этом корабле рядом с тобой. Просто ты хочешь выставить себя мучеником. Так проще.

– Предлагаешь жить на полную катушку и жертвовать любимыми и детьми? Ты понимаешь, о чем говоришь?!

Деру волосы и рычу.

– Нужно было зачерстветь. Стать конченным, злым и подлым пиратом, чтобы никому не повадно было идти за мной…

– Я предлагаю тебе перестать все брать на себя. И перестать мыслить так, будто ты в мире один такой несчастный, – Федерико садится на корточки и касается моей руки. Совсем как Ария когда-то. – Свое нутро не спрячешь, у тебя в глазах написано, что ты не конченая тварь, – сын хмыкает под нос и внезапно мрачнеет. – И с чего ты взял, что выбор вообще коснется тебя, отец?

Мотаю головой. О другом я даже думать не хочу. Сдавливаю лицо ладонями. Задушить бы себя и не просыпаться. Каждый вариант хуже прежнего, и я отсекаю их, как сабля колючки.

– Я не смогу выбрать кого-то еще, даже не проси… – в голове туман и мрак. Да, им будет больно, я знаю, но они будут жить. Для меня это самое главное.

– Ты не понял, отец, – говорит Федерико. – Ишис может вообще не дать тебе возможности умереть. И что ты будешь с этим делать?

– Она не сможет разорвать договор. Слово богини все-таки что-то значит. Когда карта сгорит до тла, я… смогу умереть. Не думаю, что она расщедриться на долгую жизнь до старости, а вами рисковать я не стану. Выкуплю своей жизнью, – Федерико открывает рот, чтобы возразить, я выставляю указательный палец и заставляю его молчать. – Просто знай, что я, не раздумывая, шагну в пропасть, если эта сучка поднебесная пообещает вам жизнь.