Глава 51. Ария

Обрыв и бушующее море. Белая арка врат за спиной. Мир залит золотой глазурью. Он застыл, как комар в янтаре. Замерли барашки белой пены, пригнулась к земле пожелтевшая трава. Ойс, как воспаленный красный глаз, рассматривает мир внизу и слабо пульсирует, превращая все вокруг в стекло.

Оборачиваюсь. Мне страшно до тошноты, потому что под ребрами ворочается моя смерть. Я чувствую, как она рассекает мускулы острыми когтями, как ломает кости, поднимает уродливую голову и рвется, рвется прочь. К белоснежным вратам, наглухо закрытым.

– Сделай выбор…

Треск, на рубашке расплывается кровавое пятно. Мир мутнеет, и под ногами распускаются алые маки. Их так много, что все пространство впереди кажется залитым кровью.

– Выбор…

Врата трескаются посередине, медленно открываются, и я падаю на колени, а через секунду заваливаюсь набок. Не могу даже кричать, потому что боль душит меня, раздирает горло.

– …сделан.

Просыпаюсь рывком, зажимаю рот рукой. Меня колотит, в горле булькает удушливая тошнота, но я стискиваю зубы до хруста.

Смотрю на спящего Энзо и наклоняюсь к нему, обнимаю, втягиваю носом знакомый родной запах. Мне нужно вернуть душевное равновесие, потому что, видит Ишис, я на грани.

Выскальзываю из постели и иду в душ. Холодная вода бьет в лицо, а я остервенело мою голову и отскребаю остатки грязи и крови.

Когда возвращаюсь в каюту, Энзо уже нет. Ушел. Может, что-то срочное?

На столе лежит злосчастный медальон. Я подхожу и тянусь, чтобы взять, но отступаю.

Пальцем не трону эту дрянь. Нет. Нет-нет-нет!

Только не сегодня. Мне нужен глоток свободы, капля свежего ветра, без запаха тлена, крови и близкого распада.

Всего капля покоя. Одна капелька.

Выхожу из каюты и вдыхаю полной грудью. Алый восход скользит по палубе, обмазывая доски маковым цветом. Искра движется к четвертой точке, но это лишь начало. Впереди неведомая пелена, что скрывает последний осколок. Я еще не проведала Риччи. Скадэ говорил, что он лучший из навигаторов. И только он сможет провести корабль через завесу.

Одергиваю себя.

Не сегодня. Риччи проверю, но никаких разговоров о карте. Ни слова!

Минуя лестницу, спускаюсь по ступенькам, и взгляд цепляется за темную дверь на нижнем ярусе. Из грубого дерева, плотно закрытая, с железными заклепками.

Энзо часто туда бегал, мне даже странным казалось. Он говорил там склад и мусор, и меня не подпускал, чтобы ноги не переломала и крыс не испугалась. Да какие крысы на Искре?!

Один раз я все-таки отважилась и подошла поближе, но меня Скадэ увел разговором о спаринге: как неправильно я ноги ставлю, а Федерико со своим ростом мачты сбивает. Отвлекал помощник от неприметной дверки, вот хитрец. Не иначе наш капитан что-то прячет!

Касаюсь шероховатой поверхности. Теплая, почти мягкая. Точно живая. Толкаю, а в спине взрывается сноп болезненных искр, будто раны все еще там. Как ни странно, дверь поддается.

Энзо стоит ко мне спиной, а когда я делаю шаг, резко оборачивается и роняет ножницы.

– Как ты вошла? – испуганно говорит и неловко прикрывает бедром стол.

– Было не заперто, – отвечаю и пытаюсь обойти его по дуге.

– Ария, я… – он неловко пытается меня остановить. Отодвигает и смотрит в глаза: – Как ты себя чувствуешь?

Я усмехаюсь и снова пытаюсь заглянуть ему за спину. Энзо так волнуется, что даже руки дрожат! Что он может от меня прятать такого страшного?

– Как пожеванная медуза, – говорю, склоняя голову набок. – Что ты прячешь, пират? Ты что, младенцев в жертву приносишь, а мне не говоришь?

– Нет, – отвечает он хрипло и отступает. Голову втягивает в шею и сутулится. – Платье для тебя… – заламывает руки, – шью.

Смотрю на стол и не верю глазам своим. Там лежит раскроенная черная ткань. Осторожно тяну руку, касаюсь ее и чувствую, как мягкость скользит под ладонью.

Всматриваюсь и замечаю целые мотки разных тканей. От обилия цветов и текстур рябит в глазах. На столе лежат наборы спиц и крючков, мотки пряжи, нитки, иголки всех размеров, разных форм.

Вон и знакомое кружево в стороне.

Значит, все это время…

Он шил для меня.

Прижимаю руку ко рту, пытаясь сдержать судорожный вздох. Меня переполняет странный, незнакомый мне восторг.

– Почему ты раньше не говорил? Это же…невероятно.

Он кусает губу и смотрит исподлобья. Хмурится.

– Мирида осуждала меня за это…

Снова касаюсь ткани на столе. Не могу оторваться.

– Но ведь это красиво! Значит, и тот плед в комнате ты вязал? – улыбаюсь. – Выходит, что ты столько всего умеешь, а я… саблей только размахиваю. И то не очень умело.

Хмурюсь, вся веселость как-то улетучивается.

– Какое мне платье? Посмотри на меня, Энзо, – невольно касаюсь плеча. Знаю, что вниз от самой шеи тянутся свежие шрамы. – Мое тело не для платьев.

– Самое красивое платье, потому что… – он подходит ближе и, целуя в затылок, обвивает руками талию. – Я люблю тебя, Ария… И нет ничего желанней, чем твои плечи, губы, руки… – скользит поцелуями по коже, приподнимает волосы. – А эти локоны. Ты думаешь, что шрамы что-то поменяют? Выжгут из сердца чувства? Глупости. Как только все закончится, я повезу тебя в столицу, и мы обвенчаемся по-настоящему. Если ты захочешь, конечно, – замолкает и утыкается носом в плечо.

Прижимаюсь к нему спиной. Тепло, даже жарко. До боли хорошо чувствовать его объятья.

– Звучит заманчиво, – чувствую, как его поцелуи рисуют на плече невидимые узоры. – Ты же понимаешь, что обрекаешь себя на жизнь со мной? До самой смерти.

– Какой кошмар, – шепчет он и прикусывает ухо. – Но ты же будешь хорошей девочкой, фурия? Не разнесешь наш дом на щепочки?

Закидываю руки за голову, чтобы обвить его шею, зарыться в мягкие волосы, пройтись ногтями по коже.

– А ты оптимист, пират. Все еще веришь, что я могу быть хорошей девочкой.

– Нет, – охрипшим голосом шепчет Энзо. – Я как раз надеюсь, что будешь о-о-о-очень плохой.

Его руки все еще у меня на талии, а я медленно разгораюсь, кровь в венах закипает от каждого касания.

Кладу ладони на его запястья, пытаюсь сдвинуть их, и Энзо подчиняется. Веду так, как мне нравится, а его пальцы повинуются, сдавливают сильнее, когда я нажимаю и едва касаются, стоит только ослабить хватку.

Широкие ладони скользят по груди. Сжимают, посылая по телу искры острого мучительного удовольствия.

Вжимаюсь в Энзо с такой силой, будто боюсь, что он и правда меня отпустит.

– Тогда я буду худшей из худших, – пересохшие губы растягиваются в слабой улыбке, когда из горла Энзо вырывается тихий рык.

– Не боишься, что накажу? – он улыбается и сталкивает со стола инструменты и ткани.

– Сильно-сильно? – тихо смеюсь и подаюсь вперед, упираясь руками в сто. – Смотри, если будешь плохо наказывать, то я могу и хорошей стать.

Энзо разворачивает меня и резко поднимает вверх.

– Накажу так, что будешь умолять еще, – толкает меня и запускает руку под рубашку. Облизывается, а в глазах бурлит настоящий шторм.

– Я могу начать прямо сейчас, – расстегиваю пуговицы у него на груди. Нарочито медленно, мучаю нас обоих. Тяну на себя, пока Энзо не нависает надо мной, становится между моих разведенных ног. – Еще, Энзо. Касайся меня еще.

И он слушается. Я вижу, как тяжело ему сдерживаться. Как он дышит, как прикрывает веки и прячет горячие глаза под густыми ресницами.

– Ария, ты невероятная. Моя жена, – смеется. – А татушки не сошли, словно настоящие ритуальные знаки, – хмыкает и распахивает мою, вернее его, рубашку. Ну, в них удобно. Мягкие и просторные. И пахнут особенно вкусно.

Энзо шалит языком по обнаженной коже живота, стаскивает с треском мои штаны. Он настойчив и раскрепощен. Разводит бедра и, стянув немного белье, прижимается ко мне губами. Проталкивается глубоко и остро, выжимая из меня крики и заставляя хвататься за стол пальцами.

– Тебе правда нравится? – он чуть отстраняется и поднимается выше. – Нравится то, чем я увлекаюсь?

Задыхаюсь от бурлящего в венах огня. Каждое касание губ, как ожог. Откидываю голову назад, едва держусь за край.

– Нравится, – выдыхаю хрипло. – Разве я тебе когда-нибудь врала?

– Я тебе верю. Верю, как самому себе.

Потолок надо мной вращается и разлетается разноцветными лентами. Давлюсь криком, когда Энзо касается губами груди, ставшей слишком чувствительной.

Пробираюсь под его рубашку, жадно собираю ладонями тепло и аромат пихтового масла. Не впиваюсь ногтями, а глажу. Широко, до умопомрачения, тяну к себе. Хочу чувствовать его вес, силу и власть над собой.

Цепляюсь за застежку штанов и ловлю его дикий прожигающий взгляд.

– Как-то слабо ты вредничаешь, – он отстраняется и пропускает холод между нами. – Даже наказывать не за что, – и хитро усмехается. Гладит между ног, мучая и затягивая мою агонию.

– Это ты зря, – ловко справляюсь с крючками и через мгновение прикасаюсь к нему через ткань.

Как только держится? Он же возбужден до предела.

От одной мысли, что это я довожу его до такого состояния, голову ведет, а мир вокруг заволакивает горячечный туман.

Он такой из-за меня. Для меня одной.

Собираю его жар в кулаке. Несколько плавных движений, чтобы выжать из него стон.

– Ты не вредничаешь, – почти шипит Энзо, – ты откровенно издеваешься, – и немного откидывается назад. Цепляется за меня, будто боится, что рухнет, и гладит, неистово гладит грудь и прижимает ладонь к паху. Она кажется раскаленной, горячей, как Ойс. Пальцы скользят по коже и проталкиваются в меня резко, почти взрывая.

Двигаю рукой увереннее и во рту пересыхает от желания ласкать его так же, как он ласкал меня только что. Предательски краснею, хотя казалось, что уже не способна смущаться.

В затуманенном сознании яркой вспышкой всплывает сожаления, что у меня нет гвоздика в языке. Ласка чувствовалась бы… совсем иначе.

Думаю, что стоит исправить эту оплошность чуть позже.

Протягиваю руку к его лицу, очерчиваю пальцами губы, а он скользит по ним языком и я чувствую подушечками кончики острых клыков.

Дурею окончательно, сжимаюсь от накатившего жара и давлю крик, рвущийся из легких.