Тянусь, преодолевая слабость в мышцах. Меня словно вывернули наизнанку или пришили новую кожу. Оторвали руки и ноги и приклеили чужие.
Ария стоит в двух шагах и не решается. Я ее понимаю. Отталкивал, гнал, не признавал очевидное. Все правильно.
Встаю, шиплю от боли и кажется, что сейчас упаду. Она подается резко вперед и ныряет в объятия, а я прижимаю Арию к себе и шепчу в шелковые волосы:
– Я люблю тебя… Люблю…
У нее будто броня трескается.
Треснула она, правда, еще тогда, на острове, но сейчас последние обломки падают окончательно, крошатся и оседают под ногами невидимой пылью.
Фурия рыдает, как ребенок, к груди прижимается, обхватывает ручками, цепляется за меня. Такая маленькая, хрупкая. Как только держалась до сих пор?
– Тише, ты меня завалишь, – насколько хватает сил обнимаю ее. Мне так важно, что она не отвергла. – Прости старого дурня, прости… Это как цветку пробиваться сквозь гранит, но ты смогла. Моя маленькая рыжая бестия вытащила меня на белый свет и открыла глаза, – меня ведет немного, отчего приходится сесть и потащить Арию за собой. И прежде чем провалиться в сон, я успеваю пробормотать: – Не уходи… Никогда не уходи.
Я бы шептал это постоянно. Может, так и было во сне, но я не могу знать наверняка.
Когда открываю глаза снова, в каюте царит уютный полумрак. Стул убран, чистые вещи аккуратно висят на спинке. На столе стоит поднос с едой и кувшин. Ария скрутилась под боком тугим клубочком, огонь волос рассыпался по кровати и в свете одного люнна казался почти бордовым. Я же остался в одном белье и был плотно укутан в плед.
Сколько же времени прошло?
Ай, Ишис с тем временем! Лежу неподвижно, и мне так тепло от близости Арии. За прошедшие дни я так соскучился. Изголодался, превратился в дикого зверя, что никак не может надышаться ароматом белоснежного тела.
Глажу ее скулы, считаю родинки, ловлю пальцами коричневые веснушки. Мне так легко сейчас, что хочется смеяться. Будто я сбросил сто пудов тяжести.
Она потягивается во сне, сонно что-то бормочет и ловит мою руку, прижимает к себе, утыкается носом в ладонь.
– Соня, – шепчу, стараясь не нарушить ее негу.
Приоткрывает один глаз и смотрит на меня.
– Я только на минутку прилегла, – ворчит и прижимается теснее. – Меня Бруно готовить учил, чтобы тебя на ноги поставить. Как это сложно, оказывается, – последнее слово тонет в тихом шепоте.
– И что ты мне приготовила?
– Сказали, что ты рыбу любишь. Мы окуня пожарили, – ее губы растягиваются в привычной хитрой усмешке. – Если что, у меня от отравления тоже лекарства есть.
– Они не помогут, – говорю серьезно и слежу за ее реакцией. Мне нравится, как меняются эмоции в кристальных глазах.
– Как так-то?! – она приподнимается на локте и смотрит пристально, и мне становится невыносимо смешно. – Может, тогда…попросить, чтобы кок сам приготовил? А то помрешь еще снова.
– И оживу, – стараюсь держать на лице холодное выражение, но Ария так смешно прищуривается, что я утыкаюсь с хохотом в ее ключицу. – Моя отравительница! И почему я в тебя такой влюбленный?
Она вдруг мрачнеет, закусывает губу и прячет взгляд за волосами.
– Энзо… – голос Арии садится и ломается. – Ты все это серьезно говорил? Я просто не смогу если… ну, если через пару дней ты внезапно решишь, что «Мое сердце – камень, я не могу любить, Ария. Такое бревнышко, как я, не создано для чувств». Мне кажется, что я просто… переломлюсь.
– Хочешь, я скажу это еще раз? – обнимаю ладонями ее лицо и приподнимаю, заставляя смотреть в мои глаза.
Бездонная синева блестит от влаги, но Ария сдерживает слезы из последних сил и часто моргает.
– Хочу, – говорит одними губами. – Скажи еще раз.
– Я. Тебя, – задыхаюсь от эмоций. Мне кажется, что сказанные слова разорвут меня на части, потому последнее говорю шепотом: – Люблю.
Она тянется ко мне. Доверчиво. Трется щекой о мою щеку, зарывается в волосы, пропускает пряди через тонкие пальцы. Целует. Совсем легко, почти неощутимо. Будто боится навредить и от этого в груди давит еще сильнее.
– Не веришь? – спрашиваю осторожно. Так страшно, что разочаровал ее своими метаниями. Ведь уже тогда, когда она призналась, я знал, что иначе быть не может, что люблю безгранично. Но она ведь все это время думала обратное. Накручивала себя: мол, я пользуюсь ее телом, держу на корабле только ради карты и утех.
Скрашиваю последние дни, как она сказала.
– Верю, – отвечает тихо. – Глаза не умеют врать, Энзо. Но знай на будущее, – синева темнеет, в ней вспыхивает та дикая сила и вызов, что я не видел уже давно, – если обманул, то я буду мстить.
Она смешно хмурится, а в синей глубине пляшут тени и золотые блики.
– Я готов понести любое наказание, – получается сказать очень серьезно, хотя губы немеют от желания засмеяться.
Она подтягивает колени к груди и снова ложится на подушку.
– Поспишь еще? Тебе сильно досталось в последний раз.
– Нетушки, – все-таки взрываюсь хохотом. Трескучим и громким. Тащу Арию на себя, заставляя оседлать. – Решила, что раз мне за сто пятьдесят, я слабак? Я докажу тебе обратное, милая фурия. Только в душ схожу, а то на мне до сих пор частички того людоедского дерева.
– Давай, – она поводит плечами, а в глубине зрачков бушует огненный шторм. – Только не задерживайся, а то мне придется идти избивать твоего сына саблей, чтобы отвлечься.
– Я люблю тебя…
Кажется, в этот момент мои мысли просто взорвались. Разлетелись подчистую, оставив в голове только бесконечную пустоту.
Как же я раскисла за последние несколько дней. Я готова плакать по любому поводу, но сейчас это меня совершенно не волнует. Мне легко.
Я и правда ему верю.
Может, не должна? Может, стоит притормозить и обдумать все, но вижу, что он волнуется, сильнее, чем обычно. Так люди не врут.
Что-то изменило его там, у второго осколка.
Скорее всего, я никогда не узнаю, что именно, но вижу, что проникло это в Энзо глубоко. До самого основания пошатнуло, перекроило.
Очистило его.
Он уходит в душ, а я сжимаю руки, чтобы не броситься следом.
Немного личного пространства. Повторяю, как заклинание.
В самом деле, я же не могу влипнуть в него. Хочется очень, но он только пришел в себя. Я за эти дни приобрела несколько седых волос наблюдая, как Энзо выныривает и проваливается в сон снова.
Смотрю на карту и беру со стола нож. Достаточно острый, чтобы оставить росчерк на пальце. Золото разворачивается, и я замечаю, что первые две точки пропали, а край карты будто обуглился, сожрав уже пройденный путь. Крышка медальона мягко поблескивает и переливается алым и синим, будто сохранила в себе частички силы, что вырвались из осколков.
Они дергаются под рубашкой, как живые, и я сжимаю ткань на груди.
Что если сокровище и правда убьет его?
Зажмуриваюсь. Не хочу об этом думать, только не сейчас.
Упрямо топаю ногой. Я все выясню, Ишис свидетель! Я вырву это знание, если придется, мир обшарю, если нужно будет искать.
Становлюсь на стул, чтобы рассмотреть карту лучше. До новой точки четыре дня. И я так и не научила Энзо плавать…
– О чем думаешь? – он встает позади и упирается лбом в спину, приподнимает ладонями волосы. От него веет свежестью и терпким пихтовым маслом.
– Что так и не научила тебя плавать, – отвечаю тихо, а пальцы саднят от желания прикоснуться к чистой смуглой коже. – Ты прости меня за это.
– Глупая, научишь еще, – он целует меня сквозь одежду, заводит руки на талию и притягивает к себе. – У нас еще много времени.
Энзо обжигает меня. Даже таким простым прикосновением, прожигает ткань, оставляет следы. Поворачиваюсь к нему лицом и скольжу ладонями по коже. Осторожно очерчиваю острые перья нарисованной птицы, тугие мышцы, широкие плечи, резкий изгиб ключицы. Мы почти одного роста сейчас, так что нет нужды тянуться, чтобы поцеловать скулы, подбородок, пульсирующую жилку под горлом.
Сладко. Как же сладко он пахнет, дышала бы не останавливаясь.
Я скучала по тебе, пират, веришь? Невыносимо скучала. Было так страшно наталкиваться на твой холодный взгляд. Так страшно, что язык немел, и я не спала ночами чувствуя, что и ты не находишь себе места. Будто мы – два хищных зверя, запертых в одной клетке, а ключ нечаянно выбросили в море.
Я чувствовала, что ты тянешься ко мне и отдергиваешь руку в последний момент. Переворачиваешься на другой бок, отдаляешься, сбегаешь, отгораживаешься прослойкой воздуха, и не смела начать разговор первой. Да и что бы он решил? Только разбросал бы нас сильнее. Развел по разным углам.
Всему свое время, как ни крути.
– Ты решила меня съесть за непослушание? У тебя такой взгляд… – он касается губ. Невесомо. Болезненно жарко.
– Я думаю над этим, – вплетаю пальцы в волосы, царапаю кожу и прижимаюсь к теплым губам. Жадно. Я умираю от жажды и мне нужен всего один глоток его дыхания, чтобы не погибнуть здесь и сейчас.
Где-то в дальнем уголке сознание трепыхается другая я, смущенная и зажатая, полная сомнений. Она тихо шепчет, что я слишком напираю, что нужно быть осторожной, иначе мое сердце и правда разовется, но я надеюсь, что Энзо все сделает правильно. Что он поймет.
Энзо приподнимает меня, не переставая целовать, и садится на стул. Он даже не одевался!
Стаскивает мои брюки дрожащими пальцами. Ткань трещит, и мне приходится ему помочь. Пламя раскатывается по всему телу, топит меня в его поцелуях. Зажимает в его прикосновениях. Пират избавляется от одежды остервенело. Покусывает губы и толкается языком так неистово, что я задыхаюсь.
Тянет на себя и наполняет одним движением, не давая привыкнуть. Над ухом пролетает его хриплый стон:
– Моя…
Цепляюсь ногтями за плечи, впиваюсь в кожу, оставляю на груди красные росчерки. Наклоняюсь вперед, чтобы поймать его рваные выдохи, впитать их, выбивать резкими движениями новые стоны.
– Сильнее… – стискиваю зубы, обхватываю его лицо ладонями. – Тебе не нужно сдерживаться.
– Я боюсь сделать тебе больно… – хрипит он в ответ. На лбу выступают капли пота, волосы дрожат от его качания. Вверх-вниз… Вверх-вниз…
– Пожалуйста, – шепчу ему в губы, касаюсь его языка своим, чувствую, как гвоздик скользит по коже.
Резко подаюсь вниз, вырывая из его горла тяжелый рык.
Пират напряженно стискивает зубы и плавит своим горячим взглядом. Срывается, стоит повторить движение вниз, обнимая и лаская его своим телом. Энзо стонет и нанизывает меня на себя резко, по-звериному, словно сошел с ума. И я вместе с ним.
– Я не могу… Ария… Быстрее, – хрипит, откидывая голову назад. Руки сдавливают ягодицы, отчего Энзо погружается невыносимо глубоко. До рваных криков и сладкой судороги.
Рывок, еще один и еще.
Мягкий полумрак стелится перед глазами, окутывает разгоряченное тело, горло сжимает спазм, обрывая крик на середине. Изгибаюсь с задушенным стоном, принимаю Энзо полностью и чувствую, как он царапает кожу, обнимает меня, сминает тело сильными руками.
Энзо толкается последний раз и, выдавив крик, пульсирует внутри меня и кусает плечо, прямо в место шрама, как отметину нашего с ним знакомства.
А когда пожар затихает, он ласково целует покрасневшую кожу и шепчет:
– Я не могу тобой насытиться. Это будто хроническая болезнь.
Кладу голову на его плечо и пытаюсь восстановить дыхание.
– Я бы ответила что-нибудь, – хмыкаю и поглаживаю пальцами подбородок, перебираю упавшие на лицо черные пряди, – но в голове ни одной приличной мысли, веришь?
– Делись неприличными, – кусает и ласкает меня, будто не было ничего минуту назад. Будто не разорвались мы в экстазе на мелкие кусочки. Сложились за секунды и снова горим вдвоем. Чувствую, как Энзо наливается у меня внутри и заставляет ерзать, принимая его жар.
Наклонив немного назад, гладит грудь, щекочет соски ладонями, бежит пальцами по татуировке, будто рисует ее заново.
– Почему папоротник?
– Цветы папоротника – занятный миф, – сдавливаю его бедрами, хватаю воздух пересохшими губами, а Энзо мягко покачивает меня в руках. – Ирония, на самом деле. Цветы папоротника дарят своему владельцу клады и тайны. Ясновидение и власть над темными душами.
Чувствую его ладонь на животе. Горячие пальцы прожигают меня до самого позвоночника, а внутри наливается сладкая тяжесть.
– Кто же знал, что простой рисунок окажется пророчеством…
Он двигается плавно, мягко, не так резко, как прежде. Просовывает ладонь между нами и заставляет еще отклониться. Его прикосновения точные, они вытягивают из меня новые ощущения. Острее. Ярче. Шире.
– Ты мне скажи, если я прошу слишком много, – хитро ухмыляется Энзо и приподнимает меня над собой. Сталкивает карту, будто ненужную вещь, и кладет меня на стол.
– Так и сделаю, – отвечаю хрипло и обхватываю его бедра ногами, чувствую приятное напряжение во всем теле. – Может, чуть позже, пират.