II

Я оказался настолько же плохим солдатом (хотя и полным энтузиазма), насколько Раффлс оказался хорошим, хоть мне и тяжело в этом признаваться. Моё невежество в военных вопросах было безмерно, да и сейчас немногим лучше. Я совершенно не умел обращаться с лошадьми, хотя в своё время думал иначе, а с оружием у меня всегда были нелады. Среднестатистический солдат, может быть, не столь умён, как я, но это не мешало ему справляться со всем намного лучше. Я даже не смог научиться умереть на поле боя. Я не имею в виду, что я убежал бы в какой-то момент. Возможно, впрочем, что наша армия стала бы только сильнее, если бы я так сделал.

Сказанное выше совсем не похоже на полные чувства превосходства обычные речи героя-воителя, а ведь не было человека, более увлечённого этой войной, чем я – пока сам не вступил в полк. Но с удовольствием можно писать только о таких событиях (вроде того дельца в Сурбитоне), в которых вы проявили себя с положительной стороны, ничем не опорочив, а я не могу сказать того же о своей роли в войне, сама мысль о которой мне теперь отвратительна, хотя и по иным причинам. Поле битвы было совсем не местом для меня, как и наш лагерь. Моя неумелость сделала меня объектом насмешек, проклятий и издевательств со стороны сумасбродов, составляющих нерегулярные войска. Мне пришлось бы туго, не будь со мной Раффлса, который благодаря дьявольской отваге быстро сделался всеобщим любимцем и кумиром, но остался моим преданным другом. Диванные вояки, греющиеся у камина, не думают о таких вещах. Они воображают, что все бои происходят лишь с врагом. И, вероятно, придут в ужас, узнав, что люди в одинаковой военной форме могут столь же люто ненавидеть друг друга, как и людей в любой другой одежде, а их злоба редко вызвана метким выстрелом бородача из противоположных окопов. Посему именно этим домашним бойцам у камина (каким был когда-то и я) посвящаю историю о капрале Коннале, капитане Беллингеме, генерале, Раффлсе и обо мне.

По известным причинам я вынужден избегать подробностей. Когда я пишу эти строки, наш отряд продолжает сражаться, и вы скоро узнаете, почему в его составе нет меня, Раффлса и капрала Коннала. Они, как и во все времена, бьются с другими тяжко живущими и тяжко умирающими сыновьями всех краёв. Я не напишу название места, где мы сражались. Уверен, что никто в тех условиях не совершил бы и половины их героической работы. Но вот вне поля боя эти ребята заслужили дурную репутацию и я не стану усугублять её связью со мной, Раффлсом и этим мерзавцем Конналом.

Коннал был ублюдком ирландского происхождения, рождённым и воспитанным в Глазго, но он много лет прожил в Южной Африке и, конечно, прекрасно знал страну. Это обстоятельство в сочетании с тем, что он очень умело обращался с лошадьми, как и все колонисты, помогло ему подняться по службе на ступеньку выше рядовых, что позволяет издеваться над ними, особенно если человек имеет такую предрасположенность. Коннал был громадным головорезом и в моем лице он усмотрел идеальную мишень. Этот негодяй начал задирать меня с момента моего появления в полку. Если опустить ненужные подробности, то начав со словесной перепалки, мы перешли к рукопашной, и я сумел удержаться на ногах несколько секунд. Затем я рухнул как бык на бойне, а из своей палатки вышел Раффлс. Их драка длилась двадцать минут и Раффлса отметили как достойного соперника, но главный результат был в том, что задира перестал быть задирой.

Но постепенно я начал подозревать его в чем-то гораздо худшем. Вспоминая о тех днях, я могу сказать, что мы воевали каждый божий день. Серьёзных сражений не было и всё же не проходило и суток без пальбы. Таким образом, у меня было несколько возможностей наблюдать за своим недругом в перестрелках, и я почти убедился в том, что его выстрелы не причиняют противнику вреда, когда произошёл более яркий инцидент.

Однажды ночью три взвода из нашего эскадрона были направлены в некое место, которое они патрулировали на прошлой неделе. Наш отдельный взвод должен был остаться позади и командование было возложено на этого мерзавца капрала, поскольку наши офицер и сержант попали в госпиталь с брюшным тифом. Однако наше бездействие не продлилось долго, и Коннал, похоже, получил обычные неясные приказы, что мы должны выдвигаться рано утром к месту, где остальные три отряда уже разбили лагерь. Оказалось, что мы должны были сопроводить два фургона со снаряжением, провиантом и боеприпасами.

Ещё затемно Коннал доложил о нашем отбытии командиру части и, едва забрезжил рассвет, мы прошли заставу. Хотя я был, возможно, наименее наблюдательным человеком в отряде, в отношении капрала Коннала я проявлял повышенную бдительность, и меня сразу поразило, что мы движемся в неправильном направлении. Может, мои рассуждения и не основательны, однако на прошлой неделе наши патрули прощупали как западное, так и восточное направление и на востоке они встретили столь ожесточённое сопротивление, что им пришлось отступить, а мы сейчас двигались именно на восток. Я сразу же пришпорил коня и поравнялся с Раффлсом. К тому времени он уже отпустил густую бороду, загорел, его ястребиные глаза были широко открыты, в зубах он держал короткую трубку. Я как сейчас вижу его – измождённого, непреклонного и беззаботного, хотя от былого сумасбродства не осталось и следа. Когда я поделился с ним своими опасениями, он только улыбнулся.

– Банни, кто из нас должен получать инструкции, он или мы? Дай этому дьяволу шанс.

Больше мне добавить было нечего, но он не убедил меня, я лишь почувствовал уныние. Мы шли лёгкой рысью, пока совсем не рассвело, и тут Раффлс присвистнул от удивления.

– Клянусь богами, Банни, это же белый флаг!

Я не мог видеть так далеко, у него было самые лучшие глаза во всём нашем эскадроне, но вскоре развевающаяся эмблема, которая приобрела такое зловещее значение для большинства наших солдат, стала видна даже мне. Немного погодя среди нас вдруг оказался косматый бур на мохнатом пони, в его глубоко посаженных глазах читалось недоверие и испуг. Он направлялся к нашему лагерю с официальным посланием и ничего не хотел говорить нам, хотя мы и осыпали его легкомысленными и быстрыми вопросами.

– Там есть буры? – спросил один из нас, указывая в сторону, куда мы направлялись.

– Замолкни! – резко оборвал его Раффлс.

Бур выглядел тупым, но злобным.

– А кто-нибудь из наших? – задал вопрос другой солдат.

Нагло ухмыляясь, бур проехал мимо.

И невероятное завершение нашего рейда состояло в том, что ещё через час мы оказались прямо посреди расположения их войск. На полторы мили вокруг мы могли наблюдать их во всей красе и нас легко могли бы взять в плен, если бы весь отряд, кроме Коннала, не отказался двигаться дальше хоть на дюйм, и если бы сами буры не заподозрили какую-то хитрую уловку, как единственное возможное объяснение столь безумного манёвра. Они позволили нам отступить без единого выстрела. И будьте уверены, мы не упустили такой возможности и помчались, яростно нахлёстывая лошадей от страха, как и наш драгоценный капрал – угрюмый, но с вызывающим видом.

Я сказал, что это было завершением нашего похода, и мне стыдно признаться, что так и было. Коннал действительно был вызван на ковёр к полковнику, но поскольку инструкции не были письменными, он выкрутился при помощи наглой лжи, произносимой твёрдо, но тактично.

– Вы сказали «туда», сэр, – он упорно повторял одно и то же и неопределённость, с которой подобные приказы обычно и отдаются, на время спасла его.

Надо ли говорить, что я был как минимум возмущён.

– Этот мерзавец – вражеский шпион! – объявил я Раффлсу, когда мы гуляли по лагерю тем вечером. И добавил пару словечек покрепче.

Он лишь улыбнулся на это.

– Ты только сейчас это понял, Банни? Я знал об этом с первых дней здесь, но нынче утром я подумал, что мы сможем взять его с поличным.

– Это просто возмутительно, что он избежал наказания, – взревел я. – Его нужно было застрелить, как паршивую собаку.

– Не так громко, Банни, хотя я и согласен с тобой, но я не столь расстроен произошедшим. Однако в данном случае я даже более кровожаден, чем ты! Банни, я безумно жажду разорвать его голыми руками – а тебя попрошу постоять на стрёме. Но пока не показывай так явно свою ненависть к нему. У этого подонка есть друзья, которые всё ещё верят ему, поэтому не стоит проявлять враждебность более открыто, чем раньше.

Я могу сказать только, что делал всё, чтобы следовать его разумному совету, но кто, кроме Раффлса, может контролировать каждый свой взгляд? Как вам известно, это никогда не было моей сильной стороной, но до сих пор я не могу представить, какие мои действия вызвали подозрения коварного капрала. Однако он был достаточно умён, чтобы не показать этого, и достаточно удачлив, чтобы переиграть нас, но об этом – далее.