Не тот дом

Мой брат Ральф, который теперь жил со мной на окраине Хэма, вернулся из Австралии с необычайной чувствительностью глаз из-за длительного воздействия яркого света, поэтому вне дома ему необходимы были дымчатые очки. Он не был загорелым, как типичный колонист, кожа его была необычайно бледна, но оказалось, что большую часть путешествия он был прикован к постели, а его преждевременная седина служила достаточным доказательством того, что суровая жизнь в буше подорвала его изначально крепкое здоровье. Наша хозяйка, которая баловала моего брата с первого же дня, была очень обеспокоена его здоровьем и хотела позвать местного доктора, но Ральф наговорил о врачах гадостей и изрядно напугал добрую женщину, строго запретив ей пускать доктора даже на порог. Мне пришлось извиниться перед ней за болезненные предрассудки и суровые речи «этих колонистов», но её не понадобилось долго утешать, она быстро смягчилась. Она с первого взгляда влюбилась в моего брата и была готова сделать для него, что угодно. Именно благодаря нашей хозяйке я впервые в жизни назвал его Ральфом, поскольку она начала, подражая мне, обращаться к нему как к господину Раффлсу.

– Нет, так не пойдёт, – сказал он мне тогда. – Это проблемное имя.

– Это всё моя вина! Должно быть, она услышала это от меня, – укоряя себя, сообщил я.

– Ты должен сказать ей, что Раффлс – это сокращение от Ральфа.

– Но оно же длиннее.

– Это сокращение, – настоял он, – и ты должен сказать ей об этом.

С тех пор я так много слышал о господине Ральфе – о том, что он любит и чего не выносит, о его предпочтениях и пожеланиях, о том, что он милый джентльмен – что частенько и сам называл его «стариной Ральфом».

Как я уже писал, это был идеальный коттедж и в нём наш усталый путешественник быстро окреп. Здешний воздух был не столь уж идеален – когда не шёл дождь, у нас был всё тот же знакомый лондонцам туман с ноября по март. Но здесь Ральф мог выйти подышать свежим воздухом не только по ночам, а велосипедные прогулки придали ему сил. Мы овладели ездой самостоятельно, и я никогда не забуду наши первые поездки через Ричмонд-Парк после полудня, по несравненной Рипли-роуд, когда мы уделяли этому целый день. Раффлс предпочёл велосипед Бистон Хамбер, меня вполне устраивал и Роял Санбим, но он настоял на том, чтобы шины у обоих были Данлоп.

– Похоже, это самый популярный выбор здесь. Я изучил всю дорогу от Рипли до Кобэма и самые частые следы были оставлены шинами Данлоп. Надо учесть, что у каждой марки свой особый рисунок и наши следы не должны выделяться среди прочих. Шины Данлоп оставляют отпечаток, похожий на гремучую змею, а Палмер оставляет тонкий след, как от телеграфного провода, но, несомненно, змея нам больше подходит.

Этот разговор состоялся зимой, когда в долине Темзы от Ричмонда и выше прокатилась волна краж со взломом. Писали, что воры всегда приезжали на велосипедах, но так ли это? Насколько мне известно, они иногда предпочитали ходить пешком, и мы с Раффлсом очень интересовались этой серией, а точнее, последовательностью успешных преступлений. Раффлс часто просил преданную ему домовладелицу читать ему свежие местные газеты, пока я был занят литературным трудом (а писал я много) в своей комнате. Мы даже сами выезжали ночью, пытаясь напасть на след воров, а по возвращении нас всегда ждал на боковой полке камина горячий кофе. Мы буквально сбились с ног, но густой ночной туман был как будто заодно с преступниками. Однако их успех был не столь частым, как говорили некоторые – особенно жертвы грабежей, которые потеряли больше ценностей, чем у них было. Часто уделом этих негодяев была неудача, а однажды – даже катастрофа, причём, по иронии судьбы, именно благодаря туману, который должен был им помогать. Я расскажу эту историю довольно подробно и, возможно, с некоторым удовольствием, в дальнейшем вы поймёте почему.

Нужный нам дом стоял на возвышенности у реки, мимо его крыльца проходила довольно длинная дорожка, входящая в одни ворота участка и выходящая через другие. Между воротами полумесяцем рос кустарник, слева от входа располагалась оранжерея, а справа – тропинка к чёрному входу и служебным помещениям. Там же находилось и окно кладовой, о котором я расскажу подробнее позже. Дом был резиденцией богатого биржевого маклера, который носил часы на толстой цепочке и казался подходящей добычей. На месте биржевого маклера я бы нашёл здесь пару недостатков. Дом был вполне заурядный, хоть и неплохой, а по соседству обосновалось военно-тренировочное заведение. Похожие учреждения часто открывают за городом. Юноши ходят в бриджах, курят трубки, за исключением субботних вечеров, когда они провожают друг друга домой с последними поездами. Мы не собирались шпионить за этими юнцами, но их повседневная жизнь и обычаи попали в поле нашего зрения. Собрав всю информацию, мы выбрали ночь, когда юнцы с наибольшей вероятностью будут спать.

Ночь, которую мы выбрали, была на редкость туманной даже для долины Темзы. Раффлс перед выходом смазывал вазелином свой Бистон Хамбер, а наша дорогая хозяйка сдувала с нас обоих пылинки и молилась, чтобы мы не встретились с этими ужасными грабителями, не отрицая, впрочем, что вознаграждение за их поимку пригодилось бы любому, не говоря уже о чести и славе, которая ждёт героев. Мы обещали ей, что поделимся гонораром в случае нашего успеха, но только если она не выдаст никому нашу идею отследить их по велосипедам. Было около полуночи, когда мы проехали через Кингстон до Сурбитона, погнав на велосипедах по полям Хэма, утопая в мрачном тумане, словно души на берегу Ахерона, пока не проехали по Теддингтонскому Мосту.

Я часто задаюсь вопросом, почему окно кладовой является самой уязвимой точкой девяти домов из десяти. Выбранный нами дом был почти десятым, потому что на нужном нам окне оказались решётки, но не совсем правильные. Единственные решётки, которые могли остановить Раффлса – те, которые вделаны в камень снаружи. Те, что закреплены внутри, просто привинчиваются к дереву, и вы сможете отвинтить столько прутьев, сколько необходимо, если этим озаботитесь, и у вас есть на это время. На зарешёченных окнах обычно нет серьёзных запоров. И это окно не стало исключением из этого глупого правила, и лёгкий толчок ножом сделал своё дело. Я надеюсь на хорошую оценку от критиков за все те ценные советы, которыми я делюсь с домовладельцами. Во всяком случае, я бы непременно обратил на них внимание, будь я богатым биржевым маклером, живущим в пригороде у реки. Стоит упомянуть, что мы спрятали наши велосипеды в полукруге кустарника перед домом, и что Раффлс очень изобретательно оснастил наши фонари тёмными задвижками, что позволило нам не выключать их.

Было достаточно отвинтить прутья решётки только снизу, а затем отогнуть их в стороны. Ни один из нас не прибавил веса с годами и через несколько минут мы уже протиснулись в проделанную брешь и спрыгнули на пол. Это был не совсем бесшумный процесс, но оказавшись в кладовой, мы стали тихи как мышки, совсем не слепые мышки. Там был газовый рожок, но не стоило его зажигать. В эти ночи Раффлс был обеспечен гораздо лучшим освещением, чем газовое, и если бы не его аморальное назначение, я бы порекомендовал всем и каждому его изобретение – потайной фонарь. Чрезвычайно удобно – электрический фонарь, который Раффлс оснастил скользящей задвижкой. Я держал фонарь для него, пока он откручивал шурупы, а теперь он поднёс его к замочной скважине, в которой ключ был с другой стороны.

Мы остановились на минуту, чтобы подумать над дальнейшими действиями, и надели наши маски. Никто не писал о том, что все ограбления в долине Темзы были совершены замаскированными злодеями, но лишь потому, что до этой ночи нас в них никто не видел. С момента своего тайного возвращения в этот мир Раффлс настаивал на маскировке при любом возможном случае. Этой ночью маски чуть было не стоили нам свободы, как вы ещё узнаете.

Существует специальные щипцы для поворота ключа с другой стороны двери, но этот инструмент не так прост в использовании. Раффлс чаще предпочитал острый нож и филёнку двери. Филёнку проще прорезать, поскольку это самое тонкое место – выбирать нужно угол, который ближе всего к ключу, а острый нож практически не создаёт шума. Но это требует времени, и я даже помню, как несколько раз менял руку, держащую фонарь, прежде чем отверстие стало достаточно большим, чтобы Раффлс смог просунуть в него кисть.

У него в то время был девиз, который я, возможно, упоминал раньше, но дело в том, что я лишь один раз описал кражу со взломом, в которой принял участие, сам того не ведая. Даже самый внимательный читатель сих летописей не может утверждать, что помнит описания взлома многих дверей, поскольку я не считал нужным говорить о них прежде. Я, однако, взломал огромное количество дверей вместе с Раффлсом, и в решающий момент он всегда шептал «Победа или Уормвуд-Скрабс, Банни!», или вместо Уормвуд-Скрабс он мог назвать другую тюрьму – Портленд Билл. На этот раз не прозвучало ни то, ни другое, поскольку слово «победа» замерло на его побелевших губах, вкусивших горечь первого поражения.

– Мою руку держат! – выдохнул Раффлс, и белки его расширенных от удивления глаз стали хорошо видны, что случалось редко.

В тот же самый момент я услышал шарканье ног и низкие возбуждённые молодые голоса по ту сторону двери, затем вокруг запястья Раффлса пробился слабый свет.

– Молодчина, Бифи!

– Держи его крепче!

– Это наш Бифи!

– Бифи схватил его!

– Схватил… я… схватил!

Свободной рукой Раффлс поймал моё плечо.

– Они не отпустят меня, – прошептал он еле слышно. – Мне конец.

– Стреляй через дверь, – настаивал я и, возможно, выстрелил бы сам, если бы был вооружён. Но револьвера у меня никогда не было. Раффлс предпочитал монополизировать этот риск.

– Я не могу… это те юнцы… мы вошли не в тот дом! – зашептал он. – Чёртов туман… он сгубил меня. Уходи отсюда, Банни, пока ещё есть шанс. Не думай обо мне. Пришёл мой черед, старина.

Он крепко сжал моё плечо, прощаясь со мной. Я передал ему электрический фонарик, прежде чем покинул его, дрожа с головы до пят, но без единого слова.

Уйти? Его черёд?! Да, я выйду, но только, чтобы войти снова, потому что это был мой черед… мой… не его. Разве Раффлс оставил бы меня, схваченного за руку через отверстие в двери? Я должен был сделать то, что он сделал бы на моём месте. Первым делом я нырнул головой вперёд в окно кладовой и приземлился снаружи на четвереньки. Но даже когда я встал и стряхнул щебень с ладоней и колен, у меня не было ни малейшего понятия, как поступить дальше. И всё же я был уже на полпути к входной двери, когда вспомнил о жуткой чёрной маске на своём лице и мгновенно сорвал её, прежде чем дверь распахнулась, и я взбежал по ступеням.

– Он побежал в соседний сад, – набрав полную грудь воздуха, закричал я кучке пижам, из которых торчали снизу босые ноги, а сверху – молодые лица.

– Кто? Кто? – загомонили они, расступаясь передо мной.

– Какой-то парень, который выпрыгнул из вашего окна головой вперёд.

– Ещё один ворюга, другой ворюга, – хором завыли ангелочки.

– Я ехал мимо на велосипеде… увидел свет… почему… что это там у вас?

Разумеется, это была рука Раффлса, но теперь я был по другую сторону, среди них. Красномордый тучный мальчишка одной рукой обхватил запястье, а другой – ладонь, коленями он упирался в дверь. Другой мальчишка всем своим видом демонстрировал желание содействовать, но у него это никак не получалось, трое или четверо других приплясывали вокруг в пижамах. В конце концов, их было не больше четверых на одного. Я кричал громче, чем следовало, чтобы Раффлс услышал меня и приободрился. Но до сих пор я не могу объяснить охватившее меня вдохновение, которое не нуждается в доказательствах.

– Не кричите так громко, – взмолились мальчишки вполголоса, – а то ещё разбудите тех, что наверху, это наша операция.

– Вы, я смотрю, уже одного поймали, – начал я. – Отлично, если хотите, вы можете схватить и другого. Я видел, что он поранился.

– За ним, за ним! – возбуждённо закричали они.

– По-моему, он перелез через стену.

– Быстрее, ребята, быстрее!

За этим последовала небольшая давка в дверях.

– Не оставляйте меня одного! – выдохнул краснолицый герой, который держал Раффлса.

– Нам нужно схватить обоих, Бифи!

– Это так, но…

– Слушай, – вмешался я. – Я останусь с тобой. Мой друг ждёт снаружи, я и его приведу.

– Спасибо, – пропыхтел доблестный Бифи.

Мы остались наедине. Моё сердце отбивало барабанную дробь.

– Как ты услышал их? – спросил я, изучая его взглядом.

– Мы спустились сюда выпить… поиграть в Нап… вон там.

Бифи кивнул в сторону открытой двери, и краем глаза я уловил блеск стаканов в свете камина, но это всё, что можно было разглядеть отсюда.

– Передохни немного, я подержу его, – сказал я, весь дрожа.

– Нет, я сам.

– Тогда мне придётся настоять на этом.

И прежде чем он успел ответить, я схватил его шею так сильно, что он даже пикнуть не мог, мои пальцы глубоко впились в его горячую плоть. Нет, я совсем не горжусь тем, что сделал. Мои действия были предельно подлыми. Но я не собирался смотреть, как Раффлса арестуют, моим единственным желанием было спасти его, и даже сейчас, стоит мне подумать, как далеко я мог бы зайти, чтобы оно исполнилось, меня бросает в дрожь. Как бы то ни было, я давил и дёргал, пока сначала одна рука юноши не потянулась ко мне, а затем и другая, но очень слабо. И как вы думаете, что произошло в этот момент? Измученная белая рука Раффлса с глубокой ссадиной на запястье, розовея от возвращающейся крови, уже протянулась вверх и повернула ключ в замке, не упустив ни секунды.

– Банни, успокойся!

И только сейчас я увидел, что уши Бифи посинели. Раффлс уже искал что-то в своём кармане. «А теперь дай ему сделать вдох», – сказал он, накрыв рот несчастного юноши носовым платком. Пустой флакон был в другой его руке и первые же несколько хриплых вдохов, которые совершил бедняга, мгновенно усыпили его. Это было настоящим злодейством, особенно с моей стороны, потому что он потерял сознание слишком быстро, и я был тому причиной. Я начал с того, что не горжусь этим поступком, но в полной мере я осознал его подлый характер именно потому, что написал об этом. В тот день я увидел в себе то, чего раньше не замечал. Но вы можете быть уверены, что я никогда не сделаю что-либо подобное впредь. У меня не было ни малейшего желания задушить этого невинного парня (я не зашёл слишком далеко тогда), я хотел лишь вытащить Раффлса из самого безнадёжного положения, в которое он когда-либо попадал. И, в конце концов, это лучше, чем удар сзади. В общем, я не изменю здесь ни слова и не буду больше скулить о содеянном.

Мы положили отважного паренька в кладовую, заперли его и сквозь дыру в филёнке бросили туда же ключ. Пора было подумать о себе, и снова эта адская маска, которую так любил Раффлс, чуть не погубила нас. Мы достигли лестницы, когда нас окликнул голос не снаружи, а изнутри, и у меня была секунда на то, чтобы сорвать проклятую маску с лица Раффлса, прежде чем он обернулся.

На лестнице стоял тучный мужчина со светлыми усами, одетый в такую же пижаму, как и мальчики.

– Что вы здесь делаете? – спросил он.

– На ваш дом было совершено покушение, – взял я на себя роль переговорщика, всё ещё окрылённый вдохновением.

– Ваши сыновья…

– Мои ученики.

– Верно. Ну, они услышали звуки взлома, прогнали воров и помчались в погоню.

– А когда вы вошли? – спросил он, спускаясь к нам.

– Мы проезжали на велосипедах мимо вашего дома, и я увидел, как один из них выскочил из окна вашей кладовой. Я думаю, что он перелез через стену.

В это время вернулся запыхавшийся мальчик.

– Его нигде не видно, – выдохнул он.

– Значит, это правда, – заметил их учитель.

– Взгляните на дверь, – сказал я.

Но, к сожалению, мальчик тоже посмотрел на дверь, а теперь к нему присоединились и другие запыхавшиеся юнцы.

– Где Бифи? – закричал он. – Что с ним случилось?

– Ребята, – обратился к ним наставник, – Кто-нибудь из вас может объяснить, что вы делали всё это время, и какую помощь вам оказали эти джентльмены? Все внутрь, пока не попали в большие неприятности. Я вижу, вы расположились в классной комнате. У вас там была пирушка?

– Абсолютно невинная, сэр, – сказал поджарый молодой человек, у которого усы были гуще, чем у меня.

– Ну-ну, Ольферт, мальчишки есть мальчишки. Давайте вы расскажете обо всём, что произошло, прежде чем мы перейдём к обвинениям.

Старая пословица была для меня первым предупреждением. Я заметил, как двое молодых людей, обмениваются взглядами, многозначительно подняв брови. Но их тучный, спокойный наставник кинул в мою сторону столь обнадёживающий взгляд, полный мягкого юмора, каким смотрят друг на друга люди, умудрённые жизнью, что усомниться в отсутствии подозрений на наш счёт было трудно. Но я всё равно с нетерпением ждал возможности уйти.

Ольферт подробно поведал обо всём с юношеской прямотой. Это правда, что они спустились сюда поиграть в карты и покурить. Невозможно было отрицать и то, что в стаканах виски. Теперь уже все мальчики собрались в классной комнате, я думаю, чтобы согреться, а поскольку мы с Раффлсом были в бриджах и норфолкских куртках, то, вполне естественно, остались снаружи, а их военный наставник (обутый в шлёпанцы) стоял на пороге, поглядывая в обе стороны. Чем больше я смотрел на этого человека, тем больше я испытывал к нему смесь уважения и страха. До сих пор он больше всего досадовал на то, что они не позвали его, когда услышали шум и тем самым желали лишить его развлечения. Но он казался больше обиженным, чем сердитым.

– И вот так, сэр, – закончил Ольферт, – мы оставили старину Бифи Смита, ухватившегося за руку грабителя, а с ним – вот этого джентльмена, так что, возможно, он может рассказать нам, что произошло дальше?

– Я и сам хотел бы это знать, – взревел я, когда все взгляды обратились ко мне, ведь у меня было время подготовиться к вопросам. – Вы, наверное, слышали, как я сказал, что приведу моего друга с дороги?

– Да, я слышал, – пропищал один из них.

– Когда я вернулся с ним, всё было так, как вы можете видеть сейчас. Очевидно, тот мужчина был гораздо сильнее мальчика, но убежал ли он наверх или наружу, я знаю не больше вашего.

– Это не похоже на него – вот так убежать, – проговорил наставник, внимательно глядя на меня ясными голубыми глазами.

– Но он мог погнаться за ним!

– Мне с трудом верится, что он бы отпустил руку вора.

– Я тоже не верю, что Бифи мог отпустить его, – согласился с ним Ольферт. – Иначе, мы бы не оставили его.

– Он мог последовать за ним в окно кладовой, – выдвинул я дикое предположение.

– Но дверь заперта, – возразил кто-то.

– Надо посмотреть поближе, – сказал наставник.

Ключа в замке больше нет, а внутри спрятан бесчувственный юноша! Можно обойтись и без ключа – дверь просто выбьют. Проклятье, под пристальным взглядом наставника мне почудилось, что пахнет хлороформом.

Мне показалось, я слышу стон, теперь в любой момент могло произойти что угодно. И как же он сверлил меня взглядом! С тех пор я ненавижу голубые глаза, светлые усы и вообще всех этих тучных добряков, которые совсем не так глупы, как кажется. Я легко могу водить за нос мальчишек, но вот взрослого человека обхитрить совсем непросто, и кровь отхлынула от моего сердца, я совсем забыл, что мой тыл прикрывает Раффлс. Да, от ужаса я напрочь забыл о нём. Я так хотел справиться сам! Даже будучи на грани провала, я почти огорчился, когда его родной спокойный голос целительным бальзамом пролился в мои уши. Но гораздо интереснее отметить, как его голос подействовал на других. До сих пор наставник оставался в центре внимания, но Раффлс моментально узурпировал это место, как и всегда, когда он этого хотел. Вот и теперь все ждали, что он скажет, как будто не было для них сейчас ничего более важного и естественного.

– Секунду! – начал Раффлс.

– Да? – спросил наставник, отводя, наконец, от меня свой взгляд.

– Я не хочу пропустить веселье…

– Вы и не должны, – ответил ему учитель с нажимом.

– Но мы оставили наши велосипеды снаружи без присмотра, а у меня дорогой Бистон Хамбер, – продолжил Раффлс. – Если вы не против, мы бы хотели вкатить их сюда, пока те воры не скрылись на них.

И он вышел, даже не взглянув, какой эффект произвели его слова, я последовал за ним, стараясь подражать его невозмутимому виду. Но дорого бы я дал, чтобы обернуться. Полагаю, что на мгновение проницательный инструктор оторопел, но, уже выходя, я расслышал, как он спрашивал своих учеников, видел ли кто-нибудь из них возле дома велосипеды.

Его минутное замешательство и решило исход дела. Добежав до кустарника, Раффлс включил фонарь на полную яркость и тут мы услышали грохот вышибаемой ногами двери кладовой, но мы уже вскочили на велосипеды и промчались мимо дома прежде, чем вся эта полувоенная компания высыпала на крыльцо.

Мы направили наши велосипеды к ближайшим воротам и проехали через них, затем закрыли их за собой в самый последний момент. Я успел вновь оседлать велосипед, прежде чем они смогли открыть ворота, которые Раффлс держал, чтобы дать мне время, проявляя излишнюю любезность. Он настоял, чтобы я ехал впереди и, таким образом, выбор пути был за мной.

Я уже писал, что в ту ночь был невероятный туман (отсюда и вся неразбериха), а также, что все эти дома располагались на холме. Но они были довольно далеко от его вершины и я сделал то, что на моём месте, как я твёрдо уверен, сделали бы почти все. Раффлс позже подтвердил, что сделал бы это и сам, но думаю, что он просто проявил великодушие – он единственный человек, который бы так не поступил. Я направил свой велосипед в противоположную сторону – к другим воротам, где нас легко могли бы перехватить, и стал усиленно крутить педали… в гору!

– О Боже! – крикнул я, когда понял, что натворил.

– Ты сможешь резко развернуться? – спросил Раффлс, преданно следуя за мной.

– Не уверен.

– Тогда оставь всё как есть. Тут ничего не поделаешь. Но холм чертовски крут!

– Они догоняют!

– Пускай, – сказал Раффлс и потряс электрическим фонарём, нашим единственным источником света.

В кромешной темноте подъём казался бесконечным, поскольку не видно было его конца, и, вслушиваясь в топот босых ног позади, я подумал, что у этого холма, должно быть, и вовсе нет вершины. Конечно, парни могли бежать быстрее, чем мы крутили педали, а голос их тучного инструктора с каждой секундой слышался сквозь туман всё громче.

– Только подумать, что я втянул тебя в это! – простонал я, наклонившись к рулю, а каждую унцию своего веса перенося с одной ноги на другую. Я взглянул на Раффлса и в белом свете его фонаря увидел, что он крутит педали легко, одними лодыжками, как на тренировке.

– Это самая спортивная погоня из всех, в которых я участвовал, – сказал он.

– Всё из-за меня!

– Мой дорогой Банни, я не пропустил бы такое ни за какие богатства этого мира!

Он не обогнал меня, хотя мог бы сделать это за секунду, ведь он с самого детства делал лучше других всё, за что брался. Он держался чуть позади меня, а за нашими спинами слышался уже не только топот, но и дыхание. И внезапно я увидел, как справа от меня Раффлс резко взмахнул фонарём. Возникшее на миг из тьмы лицо встретилось с толстой стеклянной колбой, заключавшей раскалённую проволоку. Это было лицо Ольферта с его завидными усами, но оно исчезло под звон стекла, а оголившаяся проволока, похожая на камертон, ударила по глазам яркой вспышкой.

Больше я ничего не видел, мне было не до того, потому что один за них уже подбирался ко мне с другой стороны. Тяжело дыша, он пытался схватить левую ручку велосипеда. Я резко вильнул вправо и тем самым чуть не отправил Раффлса в живую изгородь. Его спасла дистанция, которой он придерживался. Но мой преследователь оказался искусным бегуном и снова догонял меня, уже уверенный в успехе, но вдруг мой Санбим покатился удивительно легко. Ещё один оборот педалей и я уже на гребне холма. Серая дорога сама теперь стелилась под колёса, и, слегка притормозив, я оглянулся на Раффлса. Он приподнял ноги с педалей. Я сильнее повернул шею и в свете одинокого уличного фонаря увидел парней в пижамах, они стояли, опершись руками в колени, как часто стоят вратари, а их наставник грозил нам кулаком. Это последнее, что я видел.

Мы добрались до реки, затем направились через Темз-Диттон до станции Эшер, оттуда повернули направо, проехали в темноте мимо Имбер-Корт, а оказавшись вскоре в Молси, мы уже неспешно покатили по аллеям Буши Парка, как джентльмены, выехавшие прогуляться на досуге, мы включили фары, а разбитый фонарь убрали с глаз долой. Главные ворота давно были закрыты, но через другие вполне можно было проскочить на велосипеде. Домой мы добрались без приключений, а наш кофе на плите ещё не совсем остыл.

– Думается мне, есть повод покурить Салливанз, – сказал Раффлс, который приберегал их для подобных случаев. – Клянусь всеми богами, Банни, эта ночь была самой поразительной из всех! И знаешь, что было самым потрясающим?

– Гонка в гору?

– Нет, даже не подумал об этом.

– Превращение фонаря в дубинку?

– Мой дорогой Банни! Прискорбно, что пришлось ударить храброго юношу.

– Знаю, – проговорил я. – То, как тебе удалось вывести нас из того дома!

– Нет, Банни, – ответил Раффлс, пуская дым кольцами. – Самая восхитительная часть была до того и ты это знаешь!

– Ты же не имеешь в виду что-то из моих действий? – смутился я, начиная понимать, что именно это он и имел в виду. И теперь, наконец, вы понимаете, почему эта история была рассказана мной с чрезвычайным и непростительным удовольствием, ведь больше мне похвалиться нечем – это единственное наше приключение, в котором мне удалось блеснуть. Раффлс выразился более сильно.

– Это был Апофеоз Банни, – произнёс он, и тон его голоса я никогда не забуду.

– Я почти не соображал, что делаю и говорю, – признался я. – Счастливый случай.

– Но сегодня, – сказал Раффлс, – это был такой счастливый случай, который создал ты сам, чтобы спасти друга. Я всегда верил, что ты на это способен.

И он протянул мне свою верную руку.