Глава 9. Встреча

– Что они делают?! Они с ума сошли? – Платонов сорвал наушники и записал на листке два слова и несколько цифр.

– Что случилось? – встревожился Степанов.

– Передают открытым текстом…

– Что передают-то? Война окончилась? Гитлер повесился?..

– Самолет сегодня! С 23 до часу ночи! С людьми…

– Фу ты, напугал! Ну, Платонов, если раньше я от вас пули в спину ждал, то теперь – разрыва сердца, – Степанов картинно схватился за грудь и присел на отполированный задами пенек, служивший «бандуристам» мебелью. – У нас, кажется, все готово?

– Да, костры, шалаш, закуска, – отчитался Волков.

– Закуска? – словно не понял Степанов.

– А как же, долгожданная встреча.

– Молодец, Волков! Вот за что ты мне нравишься, так это за то, что тебе команду давать не надо – ты все сам сообразишь. Ладно, ребята, все хорошо. Есть один маленький просчет!

Волков с Платоновым удивленно посмотрели на командира.

– Побрились мы сегодня зря. Шлем радио: помогите, голодаем, преодолеваем невзгоды, а вы на себя в зеркало гляньте – с такими мордами не стыдно на танцы в гарнизонный Дом офицеров!..

– Да кто там ночью увидит?

– Разведка! – презрительно скривился Степанов. – Чему вас учил в этой туфтовой школе… как его… Елкин-Палкин? Хороший агент по запаху одеколона определит, свой ты или перевербованный. И если не дурак, всадит тебе пулю в лоб, прежде чем ты ему скажешь «здравствуйте!». А нам с ними поговорить надо будет до того, как они попадут в руки правосудия… Сдобняков! Сдобняков!

– Я! – к рации подбежал молодой лейтенант.

– Мы с Алексеевым и ребятами едем в деревню, оденемся погрязнее – и к месту встречи. У рации оставляешь троих, остальных – на машину и к кострам. Проверить маскировку, места засады. Гостей встречать будем, Сдобняков, с подарками!

Степанов ловко запрыгнул на переднее сиденье «Виллиса», остальные расселись сзади – и машина попылила по извилистой лесной дороге.

– Ну что, дождались? – пытаясь перекрыть голос мотора, почти крикнул Степанов. – А долго мы их звали на подмогу! Как думаешь, Волков, знакомые могут прилететь?

– Могут. Хотя тех, с которыми учился, уже наверняка раскидали с парашютами.

– Не беда, подружимся с новыми… Возьмете оружие…

– Что, что? – переспросил Волков, не поверив услышанному.

– Оружие, говорю, возьмете: по «нагану», по гранате, а то мы с Алексеевым, глядишь, не справимся…

Сержант 5-го отдельного стрелкового батальона Алексеев был назначен на роль «дезертира Мартисова». Сам Степанов играл «Сомова», о котором немцам сообщили чуть ли не в первой радиограмме, который фигурировал во всех радиоотчетах как непримиримый враг Советов, геройский боец и надежный парень. Конечно, агентов можно было взять прямо с парашютов, не устраивая театра; отвезти в Управление и продолжать «войну по радио», но Степанов решил поиграть в «отряд Волкова». Он был уверен, что в первые минуты встречи со «своими» диверсанты расскажут то, чего потом не добьются от них никакие следователи. Правда, затея была рискованной. Хорошо вооруженные «гости» могли что-то заподозрить, а то и просто сдуру открыть огонь: кто знает, кого прислал абвер. Пока подоспели бы свои, кого-то из «Бандуры» и недосчитались. Опередить присланных агентов могли лишь те, кто рядом, – сам Степанов, Алексеев и… Волков с Платоновым. «Конечно, взгреют, коли узнают, что я дал ребятам по «нагану»… А если получится, значит, им можно доверять на все сто? Пусть взгреют», – принял решение Степанов.

«Ну, вот ты и летишь домой… домой?.. а где он, дом? В Сасово, под Рязанью, где живет мать, где родился, учился, начал работать? Или на станции Сковородино, у Амура, откуда ушел воевать? Сковородино… Среди местных ходила шутка: “Бог создал Сочи, а черт – Сковородино и Могочи”. Домой… А кто тебя ждет? Для родных ты “пропал без вести”, для Светки… ей ты просто перестал писать… Из плена писем не приходит. Почти год о тебе ни слуха, Леша Мулин, бывший комсомольский секретарь паровозного депо, бывший командир взвода морской пехоты 83-й отдельной Краснознаменной Новороссийской бригады… Последнюю весточку удалось отправить осенью 43-го, с Крымского полуострова… Тогда немцы с румынами здорово нас отлупили… А потом – Симферопольская тюрьма… пароход до Констанцы… промерзший деревянный вагон… лагерь военнопленных номер 175 на окраине австрийского городка Креме… Ламсдорф, еще один лагерь… Крейсбург… Помотало… Чего только не видел – и смерть, и слезы, и подлость, и предательство, и верность, и честь, все рядом, под одной крышей… если была крыша, а чаще – под одним небом, чужим и холодным даже в летний зной. И этот чернявый, с писклявым голосом Елкин, похожий на еврея Рудника, чинившего часы в маленькой будке на привокзальной площади в Сасово. “Ну что, лейтенант, хочешь спать на чистых простынях и есть курицу? Послужи великому рейху!” Вот, служу… Кто я, сволочь и изменник? Да, там на первом же допросе под Керчью я выдал все, что знал о батальоне, бригаде. Но что изменилось, если бы я смолчал, соврал? Не я, так кто-то другой… нас было много… Наверное, так рассуждал не я один, все ловчили, прятали свою трусость, спасали шкуру. Ну, что теперь об этом?.. Вот сидит рядом капитан Николаев, комбат, награды зарабатывал кровью… Уж я-то знаю, как он дрался, как себя не щадил, а солдата жалел… Кто ему поверит там, куда мы спустимся на парашютах через час? Кто?! Кому он нужен, фашистский прихвостень? Он враг, как и я, как Гришка Гиренко, кубанский казак, сдавшийся в плен, когда расстрелял все до последнего патрона… Вон он, прикорнул, уткнувшись в парашют. Если Николаев не передумает, надо будет вырываться от Волкова с его бандой и искать контрразведку… И чем раньше, тем лучше. У Волкова почти два десятка головорезов, немцы на него не нарадуются… И Постников! Этот продаст, как только что-то заметит… Скольких он в школе продал! Спасибо Борисову и Прохорову – предупредили, что эта скотина поставлена Елкиным присматривать за мной. Не случайно его послали на подмену волковского радиста… Здоровый, гад… Любимец Елкина…»

Самолет слегка тряхнуло. Мулин посмотрел в иллюминатор: внизу время от времени вспыхивали яркие огоньки, то и дело разматывались искрящиеся нити. «Трассирующими палят… Фронт…» – догадался Мулин.

– Фронт, – высунулся из кабины бортмеханик, знавший немного по-русски, – скоро будем на месте.

Пассажиры дружно заерзали: Николаев поправил парашют, ободряюще кивнул Мулину; Гиренко потянулся и зевнул, Постников покрутил головой, разминая шею.

– Не спать, – крикнул механик, – проверить снаряжение, быть готовыми!

Степанов взглянул на светящийся циферблат трофейных часов – половина двенадцатого.

– Пора зажигать елку, скоро будет Дед Мороз! – почти пропел он, на ходу придумав нехитрый мотив, и крикнул в сторону костров. – Давай, ребята, запаляй!

– Вроде гул какой-то… похоже, летят, – прислушался Платонов.

– Ты, Платонов, наверное, по ночам слышишь, из каких орудий на 2-м Прибалтийском стреляют… Рановато еще, покурить успеем.

Степанов еще раз крутанул в памяти расстановку сил перед операцией: четверо в засаде у шалаша. Четверо во главе с Кулыгиным стерегут тропинку к «базе отряда Волкова». Остальные – вокруг поляны на опушке. 22 человека, хватит! Он скосил глаз в сторону «бандуристов» – Платонов и Волков сидели на траве возле ярко горевшего костра и потягивали самокрутки.

«Хорошо держатся, сукины дети. Я бы, наверно, из угла в угол ходил. Одно дело возле рации штаны тереть, и совсем другое – “гостей” принимать. А вдруг им наше радушие не глянется? Ведь и стрельнуть могут… Еще и попадут невзначай…»

– Летит! – уверенно крикнул Алексеев, накидывая затрапезную, «дезертирскую» шинель.

– Летит, – согласился Степанов. – По местам!

Последняя команда была лишней – у костров остались четверо: «дезертир Сомов», Волков с Платоновым и «беглый солдат Мартисов». Самолет появился над поляной ровно в полночь. С первого захода сбросил две грузовые бомбы и тюк, со второго – людей.

– Эх, как неудачно сбросил, – покачал головой Волков, – смотри, почти все на лес садятся.

Четыре парашюта опускались в сотне метров от разложенных огней.

– Сейчас с веток снимать пойдем, – буркнул Степанов, – как белый налив в колхозном саду…

И в самом деле, через минуту раздался треск ломающихся сучьев, звук падающего на землю тела, пронзительный стон.

– «Мартисов», оставайся здесь, а мы пойдем за урожаем, – приказал Степанов и быстрыми шагами пошел на шум. Следом за ним – Платонов и Волков.

Послышался стон.

– Это там, – махнул Степанов и через несколько шагов почти наткнулся на беспомощно лежащего человека.

– Ноги… ноги… и вот здесь, в боку больно… – стиснув зубы, шептал парашютист в форме капитана Красной Армии. – Я Николаев… Капитан Николаев, старший группы.

– Как же так, капитан? – Степанов посветил фонарем на ноги лежащего. – Ух ты, мать твою, да вы, капитан, неходячий больной. Сейчас отнесем вас к огню. Угораздило же вас.

– Зацепился за сук, попытался освободиться, а он подо мной обломился. О-о, – простонал Николаев, – спина!..

– Кто еще с вами?

– Нас четверо… Где-то рядом лейтенант Мулин… А там Григорий и Вася… М-м… – стонал капитан, и было видно, что силы его покидают, вот-вот он потеряет сознание.

– Несите его к свету, – скомандовал Степанов и шепнул Волкову. – Оружие у него возьми, только тихо.

Волков наклонился над Николаевым, приподнял его за плечи, уложил на скинутую с плеч шинель. Поправляя ноги, незаметно вынул из кобуры пистолет и сунул себе за пояс под гимнастерку. Вдвоем с Платоновым они понесли капитана к огню.

Степанов нырнул между деревьями на мигающий огонек фонарика. Запутавшись в стропах, на ветках висел еще один парашютист.

– Сам спустишься? – крикнул Степанов.

– Попробую, только посвети мне, а то фонарь в руке мешает, – ответил парашютист.

Степанов направил луч на дерево. «Гость» раскачался на лямках, ногами поймал березовый ствол, отстегнул парашют и сполз на землю.

– Ну, с приездом, я Сомов, – Степанов обнял парашютиста, нащупав на его бедре пистолет.

– А я лейтенант Мулин, – ответил гость и ткнулся в щеку Степанову.

– А где остальные?

– Сейчас найдем.

– Там с вашим капитаном несчастье, поломался весь: ноги, ребро и, кажется, позвоночник, – сообщил «Сомов». – Мы его к огню перетащили. Пошли!

Они двинулись в сторону поляны. Почти одновременно с ними к кострам вышли еще двое диверсантов.

– Это Лисицын и Кушнир, наши, – познакомил «Сомова» Мулин. – А где Волков?

– Я Волков, – откликнулся человек, укладывавший на парашюты Николаева.

– А я Постников!

– Васька, – радостно крикнул Волков. – Вот так подарок! Вместе в разведшколе учились, жили в одной комнате!

Они кинулись друг к другу, расцеловались. Мулин закусил нижнюю губу почти до крови: «Оказывается, друзья. Значит, и этот Волков такая же сволочь, как и Постников… И Николаев разбился! Николаев! Твою мать… Гиренко может струсить, а одному мне отсюда не выбраться! Да что же, сдохнуть мне на этой поганой службе? Не хочу! Сейчас соберется у костра вся эта свора, рвану гранату – и будь что будет! Выживу – доберусь к утру до какой-нибудь деревни, а там…»

– Эй, лейтенант, к столу! – позвал Мулина «Сомов».

На растянутой возле костра плащ-палатке Платонов и «Мартисов» раскладывали продукты, резали хлеб, открывали консервы. Постников откупорил немецкую флягу с водкой.

– С прибытием! – выдохнул Волков. – Не повезло капитану, а так все благополучно.

Глухо звякнули кружки, все выпили, потянулись к закуске.

– Картошечку попробуйте, печенная по-лесному, – угощал «Сомов».

– Капуста деревенская, объеденье, – нахваливал «Мартисов».

– Какие новости из «Центра»? – прожевывая горбушку, спросил Волков.

– Вы просили помощи, нас прислали, – начал Мулин. – Командование отрядом должно было перейти к Николаеву, но, видимо, придется впрягаться мне. Как быть с капитаном?

– В деревне есть один знахарь, иногда подлечивает нас, но если что-то серьезное, не обойтись без врача, – заметил «Сомов».

– Завтра запросим «Центр», может, пришлют кого.

– Не помешало бы. Отряд растет, уже были раненые, – подхватил Волков.

– А вам, Волков, скоро в путь. «Центр» передал необходимые документы, наметил точку перехода линии фронта. Вас ждут «дома». С отчетом, а потом, видимо, поедете отдыхать. Я слышал, вас представили к званию лейтенанта германской армии, ваш отряд числится в лучших.

– Это надо отметить, – оживился «Сомов». Постников разлил по кружкам водку. – За лейтенанта вермахта, за нашего командира!

После второй беседа пошла живее.

– А как пойду, под каким прикрытием? – вернулся к начатому разговору Волков.

– В этом пакете бумаги на имя офицера отдела контрразведки «Смерш» 3-й ударной армии и легенда. Срок ухода не определен, окончательное решение останется за вами, хотя рекомендовали поторопиться. Видимо, вы нужны для более важных дел… А Николаев так и будет лежать здесь, под деревьями? – с оттенком недовольства спросил Мулин.

– Нет, нет, сейчас мы его устроим в лучшем виде, – засуетился «Сомов», – да пойдемте, посмотрите, как мы здесь живем, где вам место приготовили. А ребята пока еще по глотку выпьют.

– Пошли, – с готовностью поднялся Мулин.

– Вот сюда, за мной по этой тропинке, – позвал его «Сомов», и они скрылись между деревьями.

Метров через пятьдесят «Сомов» остановился и посторонился, пропуская гостя вперед. Когда Мулин поравнялся с «партизаном», тот неожиданно направил фонарь лейтенанту в глаза и слегка толкнул его в грудь. Мулин сделал шаг назад, но, наткнувшись на что-то большое и мягкое, опрокинулся на спину. В этот миг «Сомов» навалился на него, ловко заткнул рот скомканной пилоткой и строго прошептал в ухо:

– Тихо, Мулин, контрразведка «Смерш»… Малейший звук – и нож у тебя в горле.

Лейтенант почувствовал под кадыком острие финки; запрокинув голову, увидел силуэт еще одного человека, прижавшего к земле его руки. «Сомов» быстро вытащил пистолет Мулина, пробежал руками по карманам, достал гранату. Мулин не сопротивлялся.

– Хорошо себя ведешь, лейтенант, – шепнул ему в ухо контрразведчик, – есть шанс выжить… Я сейчас выну у тебя изо рта пилотку – ты ее всю обслюнявил, а мне еще к людям идти, – а ты не нарушишь тишины леса, договорились?

«Сомов» вытащил кляп, не отнимая ножа от горла Мулина.

– Я не враг… я не враг… – прохрипел лейтенант.

– А кто ж ты?.. Посол Николая Угодника?

– Я собирался завтра искать вас, чтобы сдать всю эту банду… Хотел даже рвануть гранату, когда все уселись у костра.

– Э-э, вовремя мы тебя в шалаш повели… Отпусти его, Паша, а то совсем придушим шпиона, сорвем операцию: два инвалида со стороны противника в течение одной ночи – много даже для «Смерш» 2-го Прибалтийского.

– Мы с капитаном Николаевым договорились еще в разведшколе сразу после выброски явиться с повинной. Капитан честный человек, мы с ним вместе в Крыму воевали.

– Ну, биографию ты потом следователю расскажешь. Хорошо, капитан честный, ты еще честнее, а эти двое, которые с вами, честными, прилетели, они кто?.. Ангелы-хранители?

– Постников предатель, он и в школе перед немцами выслуживался. Гиренко – ни то ни се, куда ветер подует, но не злобный…

– Залежались мы здесь с тобой, друг любезный… Значит, так, сейчас мы возвращаемся к костру, и ты рассказываешь, какие хоромы отстроил вам Волков… И не вздумай шутить: этой ночью здесь шутят только двое – я и ваша смерть, понял? Сейчас мы пригласим на променад твоих компаньонов, а ты выпьешь сто граммов за свое чудесное спасение от немецкого фашизма. Молча и с улыбкой. Будто тебе подмигнул сам товарищ Сталин. Пошли… Нет, стой, отряхнись!.. И шагай впереди, ты же командир. Нет, стой!.. Возьми пистолет, а то заметно, что кобура пустая. Обойму я вынул.

Они вышли на поляну, где вовсю кипел разговор. «Мартисов» подливал в кружки, а недавние однокашники вспоминали какого-то Елкина.

– «Мартисов», плесни и нам немного, – влился в компанию «Сомов», – лейтенанту наша берлога понравилась.

– Да, надежно и хорошо замаскировано, – согласился Мулин.

– Не хотите взглянуть? – кивнул «Сомов» в сторону Постникова и Гиренко.

– Пойдем, прогуляемся, а потом допьем, – диверсанты с трудом поднялись на ноги.

– Конечно, допить-то надо, – засмеялся «Сомов».

– Я тоже с вами, – неожиданно влез Мулин.

Степанов строго взглянул на лейтенанта, тот даже не опустил глаз. Степанову показалось, что Мулин бросал вызов… Кому? Не может быть, не сошел же он с ума?.. Но времени на раздумья не было.

– Конечно, пошли, коли не шутите, – последнее слово Степанов произнес отчетливо и весомо.

Когда вся группа вошла в лес, Степанов чиркнул спичкой, как бы собираясь прикурить. В тот же миг на агентов навалились по два бойца, Мулин подскочил к Постникову, помог сбить его с ног, приставил ко лбу пистолет, закричал: «Лежать, гад!» Разоружить и связать шпионов было уже делом пустяковым.

– А ты молодец, лейтенант, если не врешь, – Степанов хлопнул Мулина по плечу и протянул руку, – Степанов, «Смерш» 2-го Прибалтийского…

Начальнику ГУКР «Смерш»,

комиссару госбезопасности 2-го ранга,

товарищу Абакумову

По делу «Бандуры»

В результате мероприятий, проведенных по агентурной радиостанции «Бандура», в ночь на 17 июня 1944 года разведкой противника на данные нами координаты был выброшен груз в 3 тюках и 4 агента разведывательных органов Германии.

В связи с тем, что центр в порядке проверки может поставить перед «Бандурой» ряд вопросов, касающихся вновь выброшенной группы, считаем необходимым включить в игру Мулина. На предварительных допросах он дал развернутые, не вызывающие сомнений показания. Имел намерения выяснить расположение и численность группы и явиться с повинной. Данные подтверждаются показаниями Николаева и Гиренко, имевших на этот счет договоренность. Так как центром дано указание о переходе на сторону противника для явки в разведцентр агента «Балтиец» и высланы соответствующие документы для продвижения к линии фронта, из игры его необходимо вывести под предлогом ухода к немцам. Продолжительное отсутствие последнего использовать для перевода «Бандуры» в другой район, как меру предосторожности от провала.

По существу изложенного прошу Ваших указаний.

Начальник Управления «Смерш» 2-го Прибалтийского фронта генерал Железников.

Железников вызвал Кулинковича на третий день после задержания группы Мулина – Николаева. Генерал был в хорошем расположении духа, крепко пожал майору руку, намекнул на возможную награду за разработку операции «Бандура» и сразу перешел к делу.

– Немцы отзывают Волкова в «Центр». Формально для отчета и отдыха, на деле, скорее всего, хотят проверить «чистоту рядов». Я буду говорить с Москвой, что там они решат, только богу известно, но мы должны быть готовы. Если «главный» даст добро на возвращение Волкова, он должен уйти к «своим» подготовленным на все случаи жизни. Ему нельзя провалиться, тогда наша игра – насмарку, всей прибыли-то – четыре агента, два мешка жратвы и ведро водки. А нам еще с немцем воевать. Может, и после победы… Если Волкова не завалят люди из третьего управления абвера, то мы имеем шанс получить крепкого агента, обласканного фашистами, проверенного в деле… Заманчиво?

– Парень он сообразительный, смелый, сейчас можно сказать – честный. Почему не попробовать? Мне кажется, риск минимальный.

– Ну, попробовать или нет, решат наверху, а ты, Кулинкович, садись, пиши ему легенду. Не откладывай, два дня тебе на все про все.

Через час майор уже макал перо в школьную чернильницу-непроливайку и писал на листе грубой серой бумаги наброски будущих рассказов Волкова о подвигах и тяготах его отряда в тылу Красной Армии.

«…Ребята просили меня, чтобы прислали денег и что-нибудь из вещей – сукно или мануфактуру, – чтобы при случае можно было купить бензин для нашего мотоцикла или продукты. Того, что вы присылаете, хватает не надолго. А населению надевать нечего, оно готово менять харчи на товар, при этом мы заводим новые знакомства.

…Мулин очень просит, чтобы вы оказали помощь доктором, а то он очень жалеет Николаева… Платонов просил передать привет своим и просил выслать ему новый ключ, а то у старого сломалась головка.

…Платонов обиделся, что прислали плохое обмундирование и что радиста прислали без рации, а то его можно было бы послать в группу Партыки и с ним можно было бы держать связь. А так он не дает ему работать на рации, говорит, что он у Волкова радист и он ему доверяет.

…К зиме просили теплое белье и лыжи.

…Просили, если можно, охотничье ружье, чтобы в случае подозрения сказать, что вышел на охоту.

…Мулин просил прислать фуражку. А то все офицеры у большевиков ходят в фуражках. Мне кажется, он поэтому остерегается появляться в деревне и в городе.

…Нам с Сименцовым перед дорогой ребята пожелали счастливо перейти линию фронта и возвратиться к нашим друзьям, передать всем привет, большое спасибо за награды и заботу, просили и дальше проявлять заботу, да просили передать, чтобы аккуратнее бросали людей и груз, а то в последний раз все сели на лес. Просили сбрасывать всех на костры.

…Благоустройство лагеря у нас хорошее: мы подрыли ямы в густом лесу у вывороченных корней, сверху сделали покрытие из веток, застеленных брезентовыми и бумажными полотнами. Сверху все обложили ветками от елок, внутри устроили нары. Недавно сделали из глины печку с трубой. Труба железная. Топили ночью, чтобы не было видно дыма. Запас продуктов храним часть в лесу, часть – в шалаше. В палатке храним необходимое вооружение в случае боя. Пулемет установили в 200 метрах и замаскировали. Остальное вооружение находится в двух местах: ближе к деревне и сзади, к востоку на расстоянии километра. Лошадь пока устроили в лесу, куда они ее денут потом – не знаю. Рацию расположили в большом валежнике на расстоянии километра от лагеря. Шалаш оборудовали хорошо. Платонов никому не дает вмешиваться в рацию.

…Подобрали еще одно место для базы около деревни Тараканиха, но я не успел ничего для этой базы сделать.

…Для лошади купили стог сена у старика из Белой Липы. Сказали, что за сеном придет машина и увезет в воинскую часть, в Великие Луки.

…Многое мешало в работе, но меня выручали Гриша Сомов и Кузин. При их помощи я развернул свою деятельность. Но после всех наших диверсий пошли слухи о появлении военных НКВД, что меня очень встревожило, и мы с Мулиным решили сменить базы. Может, потому появилось НКВД, что два раза прилетал самолет, а может, и не нас вовсе искали, но базы мы сменили.

…Сейчас у нас на вооружении: 5 «наганов», 2 пулемета, 4 винтовки, 12 автоматов, тола около 10 килограммов, 6 запалов замедленного действия, 45 гранат, много патронов разного калибра, 2 карты».

Кулинкович отложил исписанный лист в сторону, взял новый, посмотрел на часы – время было к полуночи. Майор с грустью посмотрел на остывший чайник, одиноко маячивший на давно прогоревшей печке, и решительно обмакнул перо в чернила.