Книга: Неживой
Назад: Пятьсот лет тьмы
Дальше: В Петербург!

Жизнь среди живых. Начало

 

Солнечный луч проскользил по дощатой лестнице, перепрыгнул на покосившиеся перила и, словно раздумывая, заметался по стенке.
— Илюха-а!.. Э-э-й!.. Выходи-и!.. Илюха-а!.. — заливались во дворе.
— Ты надолго? — видя прыгающего на одной ноге сына, решившего совместить одевание штанов с походом к двери, улыбнулась мать.
— Не, Ма. Только сети кинем и сразу домой, холодно ведь…
«Ну да», — подумала женщина, глядя, как наконец-то осиливший одевание сынок, всё же не устояв, врезается в косяк.
— Илья! — всплеснула руками она, пытаясь подхватить потерявшего равновесие олуха, но не успела, и тщедушный парнишка со всего маху рухнул вниз.
— Я не пострадал! — тут же возвестил он. — Мне не больно!
— Кто бы сомневался, — поджав губы, ответила женщина. — Дал же Бог балбеса…
— Ага, — отмахнулся, поднимаясь на ноги, парень.
Мать покачала головой и, буркнув что-то, пошла закрывать дверь за ушмыгнувшим во двор чадом.
«Если сети ставить пошёл, значит, к завтрему рыбу принесёт» — подумала она, вспоминая, куда убирала большой таз, в котором обычно солила добычу сына. Рыбу, а ничего другого он добыть не мог, она круто засаливала в тазу, а потом перекладывала в деревянную бочку в подвале — пусть и не мясо, но в деле поддержания штанов вещь совершенно незаменимая. Тем более теперь, когда муж её, Филипп, почти год не выходил из дома.
Что тогда случилось, никто так и не узнал, но только уезжал он на вахту здоровым сорокалетним мужиком, а вернулся с неё семидесятилетним стариком, да ещё и совершенно без памяти.
Уж кого она только не водила к нему, и знахарок местных, и ворожей всяких. Даже целителя уездного вызывала, чтоб ему пусто было! Тьфу!
Тридцать рублей гадёныш взял, травку какую-то выписал и уехал! И ладно бы помогло — так ведь нет! Как был у неё вместо мужа дед, так и остался.
Она поначалу грешным делом подумывала — а может это и не Филипп вовсе? Перепутали может? Тут ведь как теперь разобрать-то? Разве что по родинкам, ну так она им счёту не вела, не до этого было.
Но в больнице — куда, в конце концов, всё же пришлось ехать, сказали однозначно — Филипп! Разве что очень старый. А вот дать ответ, почему он так враз постарел, не смогли, долго совещались, но в концовке только развели руками.
«Вам, говорят, теперь одна дорога, в столицу! Если где и смогут помочь, то только там!»
«И вправду», — подумала тогда она, — «раз медицина бессильна, значит, не что иное это, как сглаз чей-то — мало ли завистников?»
«Но если так», — опять же возражала она сама себе, — «то наложивший проклятье должен быть очень сильным магом, да при этом ещё и тёмным, а таких во всей Руси отродясь не бывало. Да и какие могут быть дела у крестьянина сиволапого с магами?»
Про сиволапого она, конечно, загнула — хорошо они жили, богато даже.
И хотя их обычная деревенская изба о двух этажах, — каких в Российской глубинке двадцать второго века видимо не видимо, — давно уже справила столетие и жила своей жизнью, — совершенно не считаясь с обитателями, — то там чего отвалится, то здесь, только и успевай ремонтировать, женщина всё же верила что семья её относится никак не ниже, чем к среднему классу, разве что со скидкой на местные реалии.
Но это всё было в прошлом. А сейчас муж — старик, сын — дурак, а сама она никому не нужная баба.
***
Может, конечно, дураком в прямом смысле сынок-то её и не был, но уж очень медленно развивался. Ровесники его давно уж переженились да по городам разъехались, а у него всё на уме рыбалка да грибы, грибы да рыбалка…
Пробовала в школу его отдать, да куда там… Посидел в уголке тихонько в первый день да домой убёг, и после — ни ногой!
Поначалу переживала, конечно, сильно, все в роду у них грамотные, Филипп-то вообще семь классов закончил, а тут такое… Но потом как-то улеглось, даже привыкла.
Вон у Машки, соседки, через три дома, сын в школу пошёл, а там оказалось, что искра в нём есть, причём силы немалой… Вот и забрали парня в академию.
И вроде бы радоваться надо, раз такое дело — сынок присмотрен, одет, обут, глядишь, человеком большим станет. Но нет. Не вышло, искра гнилая оказалась, мертвячья… А с такими у государя разговор короткий, голова с плеч, и весь разговор. Да потом ещё и саму Машку с мужем забрали куда-то…
И хотя у Илюши никакой искры не было и быть не могло, кое-какая странность всё же имелась — был он художник.
Разве это странность? — спросите вы. — Подумаешь, великое дело, художник… Мало ли кто рисовать умеет, вон в столицах, говорят, на каждом углу галереи. Всяк по-своему малюет и по стенкам развешивает…
Но у Ильи свой стиль был, особенный. Он мог будущее рисовать. Со всеми подробностями.
Причём делал это редко, по наитию и только ночью, а наутро никогда ничего и не помнил — даже объяснить, что изображено, не мог.
Последний же свой шедевр написал незадолго до отцова отъезда, — мать глянула — старик какой-то, и забыла. Это потом уже, когда всё случилось, стала на себе волосы рвать, ведь знала, что у сына дар, а присмотреться не пожелала.
Хотя даже если бы и обратила внимание, подумаешь, постаревшего батю написал. Будущее же… Кто ж знал, что оно так скоро наступит…
В общем, искала она плюсы отказа Ильи от школы и нашла их. Мать ведь. Сына всяко оправдает.
***
Так, то горюя, то радуясь, она и провозилась до позднего вечера, и только солнце коснулось верхушек деревьев, как её словно что-то ужалило.
Взмахнув руками и отбрасывая в стороны приготовленные под зерно пустые ведра, она, не разбирая дороги, со всех ног побежала к реке.
— Тёть Тань! Тёть Тань! — выскочили навстречу мальчишки. — Илюха потонул! Илюха!
Но она уже и так всё видела.
Худенькое тело её сына лежало на траве, а рядом стояли оба его напарника, тринадцатилетние близнецы Кузьма с Тарасом.
— Мы его достали, — бубнил, схватясь за голову, Тарас, — а он того… Того уже… Не дышит…
— Илья… Илюша… — упала на колени мать. — Как же это… Сыночек… Сыночек мой… Как же…
Приложив руки к лицу сына, она вздрогнула, ей показалось, что под ладонями куски льда, настолько холодными были его щеки.
— Сыно-ок! — истошно закричала она и, упав на бездыханную грудь, бессильно замолотила руками.
***
— Тёть Тань! Тёть Тань! — приводя в чувство впавшую в ступор женщину, заголосили со всех сторон мальчишки. — Илюха ожил! Илюха!
— Как это? — пробормотала она, растирая залитое слезами лицо. — Этого не может быть. Он ведь… Нет?!
Когда в глазах наконец развиделось, женщина ошарашено заморгала и, огласив округу громким воем, бросилась к сыну.
— Сыночек! Илюшенька! — причитала мать, лихорадочно ощупывая своего ребенка, ещё не веря в то, что он жив-живёхонек и сейчас сидит на том же месте, удивлённо хлопая глазами.
***
«Что за…?» — думал тем временем Алекс, с удивлением рассматривая свои руки.
Осознание ситуации пришло к нему мгновенно, тот факт, что при смертельной опасности амулет всё-таки сработал, и его выкинуло в чужое тело, он воспринял спокойно, поэтому сейчас молча осматривался, стараясь ничем себя не выдать.
Речка, лес, вокруг люди. Живые люди. Говорят по-русски, одеты все странно, значит, как минимум кинуло его далеко, возможно, на какую-нибудь окраину бывшей великой империи. Он и раньше догадывался, что в России где-то оставались живые люди, и похоже, его теория подтвердилась.
Но это даже хорошо, что так далеко, ведь если за ним отправили таких монстров, — особенно его напрягал некромант, — значит, его будут искать, и искать плотно, тщательно просеивая всё и вся.
С трудом заставляя себя не делать резких движений, а желание встать и убежать куда-нибудь, где потемнее, невыносимо давило, он прислушался к голосящей женщине.
— Сыночек, Илюшенька! Как ты себя чувствуешь? — не прекращая ощупывать его, не умолкала та. — Чего ты молчишь? А? Сыночек!?
Алекс собрался было ответить, но вместо этого забулькал и, согнувшись в рвотном позыве, буквально залил водой всё вокруг.
«Утопленник», — с содроганием осознал он и с утроенным рвением принялся извергать из себя ненавистную влагу.
Ненавистную даже не потому, что он не любил воду — отнюдь. Просто когда-то, ещё до катакомб, Алекс едва не утонул и с тех пор панически боялся всего, связанного с водой, заразившись, если по научному, аквафобией.
И чтобы передать тот ужас, который он испытал, понимая, что находится в теле только что утонувшего человека, мне придётся перейти к непечатным выражениям, но я этого не хочу, поэтому просто поверьте на слово — ему, прожившему не одну сотню лет личу, было очень страшно.
Когда он наконец выплюнул из себя всё, что можно, стало гораздо легче — накативший было туман отступил, и Алекс смог спокойно вздохнуть.
«Воздух…» — обалдело приходил в себя он. — «Как же это может быть хорошо — просто дышать…»
За время, проведённое в обличии Лича, он и забыл уже, как это делается, но предложи ему минуту назад обменять все богатства мира на глоток кислорода, и он бы непременно согласился, ну а как иначе?
«К чему мёртвому весь этот тлен?» — мелькнула мысль, предупреждая следующую. — «Хотя это ещё вопрос, на самом деле…»
— Сынок, Илюшенька… — робко тронула за плечо мать. — Ты меня слышишь?
«Так», — тут же решил Алекс, — «надо кончать с паникой и начинать вживаться в образ, а то кто знает, сколько времени придётся провести в этом теле? И первое, что нужно сделать — ограничить общение, благо ситуация сама подсказывает выход».
— М-м-м-м… — замычал, имитируя сильное заикание, он. — М-м-м-м… А-а-м-м-м-а-а….
Говорить-то он, конечно же, умел, но без долгой практики боялся как-то проколоться, а так как былой силы пока в себе не ощущал, справедливо опасался разоблачения, поэтому решил пока помолчать.
— Успокойся, успокойся, тебе сейчас нельзя волноваться, — испуганно заквохтала женщина, едва не затыкая ему рот. — Пойдём, пойдём домой, вставай… Вставай…
Алекс-Илья поднялся и, удивлённо глядя на окружающих, подумал: «А донор-то мелковат, метр семьдесят, а то и меньше… Руки тоненькие, ноги вообще жуть. Словно не человек, а скелет…» Причём ему показалось, что силы у него не хватит даже на то, чтобы просто передвигаться.
Конечно, может он и ошибался, но ощущение слабости — а в оригинале Алекс, будучи достаточно изящного аристократического сложения, выглядел как минимум раза в два крупнее донора, — сильно нервировало некроманта.
Ступая босыми ногами по зелёной траве, он внезапно осознал, что никогда за всю свою жизнь даже не мечтал пройти вот так, без обязательных высоких сапог, защищавших от вездесущих крыс, охранных обкастов и сопровождающего повсюду эха. И сейчас, прислушиваясь к каждой нотке ощущений, он пытался запомнить эти чувства, словно боясь, что они могут исчезнуть так же внезапно, как и появились.
«Ладно, пока посмотрим», — стараясь не сильно вертеть головой, подумал он, — «может дальше что-то прояснится…» — и, не обращая внимания на кружащих вокруг мальчишек, покорно поплёлся вперёд за быстро семенящей женщиной.
***
Дойдя до деревни, а именно туда они и направлялись, Алекс с интересом посмотрел на крайнюю хату — большущую двухэтажную бревенчатую избу с широкими окнами и вертушкой в виде петуха на коньке крыши.
— Пойдём, сынок, пойдём, — торопила мать, глядя, как на крики пацанов выходят соседи. — Вроде бы только что никого не было, и тут будто из-под земли повылазили.
Пара древних стариков, хотя Алекс вживую стариков не видел, — среди приходивших к нему в катакомбы их попросту не было, но он много читал, и поэтому знал, как должен выглядеть старый человек, — и эти, в его представлении, несомненно заслуживали эпитета «древний», несколько такого же возраста старух и одна круглолицая тётка, подпирающая толстыми руками грозящие развалиться бока.
Он вообще раньше не видел такого количества людей одновременно, именно живых людей, поэтому сильно удивился.
— Что, Татьяна, — закричала тётка, не дожидаясь, когда процессия подойдёт ближе, — дурак-то твой живучий оказался?
«Странное приветствие», — подумал Алекс, — «злобное какое-то… Вот что значит, живая… Бесит… Так и хочется сделать ей чего-нибудь гадкого…»
И хотя он действительно не знал причину такого отношения этой женщины к донору и его матушке, в одном был прав, скандальную бабу вообще не любили в деревне, отношения она умудрилась испортить практически со всеми, постоянно влезая не в своё дело и буквально нарываясь на ссоры.
— Иди-иди! — продолжала надрываться та. — Жаль, что не потоп! Дуракам на дне самое место!
Идущая впереди «мать» напряглась, как-то вытянулась, но, тут же опустив голову, отвернула в сторону, так, чтобы обойти скандальную бабищу.
«Хех», — мрачно улыбнулся некромант, снова повторив про себя. — «Бесит!» Собрался с силами, по памяти сформулировал лёгкое проклинающее заклятье, поначалу вызывающее сильное расстройство желудка и головные боли, а в итоге приводящее к летальному исходу, и одним щелчком отправил его адресату.
— Куда т… — на полуслове заткнулась противная баба и, громко ойкнув, рысью ломанулась вверх по улице.
Люди удивлённо заозирались, пытаясь понять, что произошло, но Алекс даже и бровью не повёл, никто из присутствующих к магии не имел абсолютно никакого отношения, поэтому шанса, что они найдут причину, не существовало даже в теории.
— Пойдём, пойдём, сынок. Тебе полежать нужно, отдохнуть… — утягивала его за рукав женщина. — Пойдём, куда же ты…
Алекс поддался, понимая, что делает что-то не то, — он решил, что эта нарядная изба и есть его дом, — и уже через минуту стоял на пороге нужного жилища.
Пусть и не столь весело выглядящий, этот домина тоже производил впечатление. Те же два этажа, стены из почерневших от времени бревен, флюгер в виде кораблика с парусом и столь же высокие окна.
Поднявшись на крыльцо, мать пропустила сына вперёд и, шикнув на так и не отставших пацанов, захлопнула за собой дверь.
— Пойдём, пойдём, сынок. — тут же схватила своего ребенка она. — Сейчас покушаешь, отдохнёшь… Ты только молчи, не говори ничего… Глядишь и пройдёт…
Алекс кивал, с любопытством разглядывая место, где ему, вероятно, придётся прожить некоторое время.
«А что», — дал он оценку увиденному, — «очень неплохо. Для живых. Я бы даже сказал, уютно, но, конечно, не сравнить с мавзолеем или склепом».
Стены, оказавшиеся изнутри такими же бревенчатыми, были аккуратно побелены, на окнах висели красивые занавески, а подпирающая потолок балка украшена необычными узорами, очень напоминающими руны.
«Ну да, точно», — определил Алекс, — «почти правильно нарисовано».
Руна благоденствия, руна спокойствия и руна тишины — с этими порядок, а вот руна тревоги, следящая, чтобы в дом не проник человек, обладающий тёмной искрой, не работала, кто-то намеренно подтёр рисунок.
«Вот и славно, будто специально позаботились», — спокойно воспринял он этот факт.
***
— Иди покушай! — крикнула мать, гремя посудой.
«Действительно», — прислушался к своим ощущениям Алекс — в животе урчало так сильно, словно его донор месяца три ничего не ел.
Круглый стол, возле него три стула, вдоль стены лавка, пара шкафов на стенах и большая каменная печь.
«Негусто…» — мелькнуло в голове. — «А где же водопровод? Или тут какое-то другое устройство? Хотя если нет электричества, значит, и насосы нечем запитать, так что понятно».
В книгах, которых он прочёл огромное количество, в каждом доме полагалось быть водопроводу, электричеству и газу. Но он понимал, что так было до войны, и не факт, что сейчас всё будет точно так же.
Вообще, если смотреть правде в глаза, все его знания относились к прошлому, к тому миру, пожить в котором ему не довелось, где ещё существовала Российская империя и красовались под ярким солнцем две её столицы. А про этот мир — мир выжженной земли и оплавленных скал, Алекс, проведший несколько столетий под землёй, не знал абсолютно ничего.
Кое-где, конечно, радиация уже отступала, но в центральной части страны всё было по-прежнему: зараза, оплавленные руины да редкие остатки когда-то грандиозных сооружений.
Ну а как вы хотели? Когда в войне на уничтожение сошлись два исполина, Россия и Китай, шансов на выживание, — в прежнем своём виде, — ни у одной из сторон практически не было.
Ядерное оружие. Бич всех цивилизаций, от Атлантиды и до Гипербореи. Хотя о том, что в действительности произошло у них, мы, конечно же, можем только догадываться, но в случае этого времени и реальности — всё случилось именно так.
Россия и Китай. Две сверхдержавы попросту сожгли друг друга, в одночасье лишившись всего, что созидалось ими самими и их предками в течение тысячелетий, оставив после себя лишь жалкие ошмётки величия.
Конечно, кое-где люди выжили, особенно это касалось Китая. Что, в принципе, неудивительно, учитывая тот факт, что его население к моменту начала войны насчитывало уже под десять миллиардов против одного у русских.
Вот только самое страшное открылось много позже, — Алексу поведал об этом Борька, — как оказалось, войну между великими домами спровоцировали лорды Туманного Альбиона. Они, каким-то образом получив доступ к управлению системой "Периметр" — к той самой, что в Европе зовут "Мёртвой рукой", запустили по Китаю все ракеты, какие только были в наличии, и, что естественно, от Поднебесной тут же пришёл аналогичный ответ.
***
— Кушай, набирайся сил, — снова чем-то брякнула матушка.
Алекс-Илья обернулся и удивлённо уставился на малюсенькую мисочку, едва до половины заполненною какой-то красной субстанцией.
«Ну ладно», — подумал он, усаживаясь на крепкий деревянный табурет. — «Если они это едят, значит, как минимум съедобно», — и, зажав в ладони миниатюрную ложку, приступил к трапезе, и не прогадал.
Борщ, — а именно так назвала блюдо хозяйка, — оказался невероятно вкусным, и если бы не скромных размеров желудок донора, Алекс попросил бы добавки.
— Поел? — ставя на стол глиняную кружку, поинтересовалась мать.
Алекс кивнул.
— Попей кисельку тогда и иди отдыхать. Тебе поспать нужно…
Что такое кисель, он не знал, но безропотно взял кружку, тремя глотками вливая в себя её содержимое.
«Вкусно», — машинально вытирая рукавом рот и не успев перехватить рефлекс хозяина тела, аж крякнул он. Почему он не знал о существовании такой вкуснятины?
Хотя, даже если в его книгах и упоминалось о неких кулинарных шедеврах, приготовить подобное он всё равно не смог бы, попросту не хватило бы ингредиентов.
«Ну и ладно», — с шумом поднимаясь из-за стола, — на пол рухнула табуретка. — «Пойду отдохну, утро вечера мудренее…»
Дойдя в сопровождении матери до своей комнаты, он прошёл внутрь и, упав на длинную и широкую кровать, довольно потянулся. «Вот ведь жизнь», — подумал он. — «Тепло, светло, красиво…»
«Интересно, а это что такое?» — с недоумением уставился он на аккуратно стоящий в углу мольберт. — «Да ладно… Живопись? Не может быть», — образ деревенского дурачка совершенно не ассоциировался не то что с кистью и красками, Алексу даже сама мысль, что он мог предположить такое, показалась мега абсурдной. Но оставить догадку без подтверждения или опровержения он уже не мог, поэтому споро поднялся и, остановившись возле мольберта, нерешительно замер.
Тут явно кто-то работал, и причём не так давно. Об этом говорили не только влажные кисти и не убранные следы краски — сама атмосфера ещё хранила след художника. И, прислушавшись к своим ощущениям, он отчётливо понял, этим художником всё-таки был он, точнее, тот, кто раньше находился в этом теле.
«Жестоко…» — подумал Алекс, и ему вдруг стало жаль деревенского неумёху. Он взял в руку кисть и, попытавшись вызвать мышечную память, нерешительно провёл по холсту.
— Так, вот так, и ещё разик туда же, теперь сюда и сюда… — увлечённо малевал он, но, как ни старался, выходила лишь какая-то мазня.
Ну и неудивительно — он сам никогда не рисовал. Так что всё правильно.
Положив кисть на место, Алекс решительно подошёл к шкафу и, неловко ухватившись за маленькие ручки, потянул на себя.
— Ух как… — вырвалось у него, когда из шкафа буквально вывалилась целая гора изрисованной бумаги.
В основном это были наброски портретов, но встречались и другие рисунки, изображающие детские игры и различные события, происходящие в этой деревне.
Вот под деревом лежит мальчик, а вокруг него толпа других ребятишек, судя по всему, он упал, а они ему оказывают первую помощь.
А здесь кого-то хоронят, и это явно кто-то богатый — уж больно характерные детали прорисованы.
То, что деревенский дурачок оказался талантливым художником, само по себе неудивительно, мало ли вокруг самородков? Алекса больше заботили сами изображения, они буквально сочились магией, причём не какой-нибудь, а самой что ни на есть тёмной.
Отложив листы, Алекс сел на кровать и задумался.
В чудеса он не верил, в совпадения тоже… Тут другое…
Парень, в чьё тело он попал, оказался одарённым, и не просто одарённым, а очень сильным заклинателем, накладывая через свои рисунки не что иное, как проклятия.
«Ладно», — хмыкнул Алекс, — «всё может быть…» — где-то он про такое читал, но так, походя. Тема-то его не касалась…
«Надо бы мамашу расспросить, она наверняка знает, что её сын тёмный, ведь не зря руна в прихожей подтёрта…»
И он, решив не откладывать в долгий ящик и мельком глянув на себя в зеркало, вышел из комнаты.
— Мда… — по инерции считая ступеньки, бормотал Алекс, — видок ещё тот… Непонятно, как в этом теле ещё жизнь держится…
***
— Чего тебе нужно, Степан? — не дойдя до коридора, услышал он приглушённый шёпот «матери».
— Да так, поговорить зашёл… — донёсся мужской голос, принадлежавший, по всей видимости, незнакомому Степану. — Говорят, Илюха чуть не утонул сегодня?
— Утонул не утонул, твоё какое дело? — угрожающе зашипела в ответ мать.
— Да мне-то никакого, только говорят ещё, что он с полчаса мёртвый был, а потом раз, и очухался. Правду бают?
— Иди отсюда! — уже не сдерживаясь, сорвалась женщина.
Степан хмыкнул и, явно не собираясь отступать, так же угрожающе зашептал.
— А как ты думаешь, если я на заставу донесу, что у нас тут мертвяк объявился, поверят мне?
Повисла долгая пауза, и снова шёпот матери.
— Чего ты хочешь?
— А ты не догадываешься? — плотоядно хихикнул Степан, понимая, что женщина сделает что угодно ради сына.
— Как тебе не стыдно! Филипп ведь друг твой!
«Интересно…» — усмехнулся Алекс. — «Значит, клеиться вздумал, ухажёр вшивый. Ну а чего, он попытался взглянуть на женщину с другой стороны — изящная, миловидная блондиночка, лет, наверное, тридцати — тридцати трёх. Убрать зарёванность, и вполне себе барышня…Чем не добыча для местного донжуана?»
«Но только не в этот раз», — решительно открывая дверь, он молча запустил в хозяйку и гостя лёгким заклятьем, заставляющим их забыть о ссоре, и спустя секунду ещё одним, вызывающим повышенную говорливость и добродушие.
Выждав несколько секунд и убедившись, что всё попало куда нужно, он, чтобы не смущать собеседников, удалился туда, откуда пришёл.
Секундная пауза, и вот уже хозяйка радушно приглашает гостя в дом, причём оба ведут себя так, будто сто лет не виделись.
Пропустив их на кухню, Алекс двинулся следом и, чуть приоткрыв дверь, прислушался.
Первые минуты разговора прошли в общем ключе, со стороны так и казалось, что болтают давно не видевшиеся хорошие друзья. Они обсуждали каких-то общих знакомых, прошлогодний урожай, охоту и ещё множество бытовых мелочей. Причём говорили обо всём в подробностях, да ещё так нудно, что, слушая их, Алекс чуть не уснул, но когда речь наконец зашла о случае с утоплением, облегчённо выдохнул.
— Я и не помню ничего… — вздохнула «мать». — Гляжу, лежит, не дышит. Холодный весь… А потом смотрю, а он уже сидит и по сторонам таращится.
Она замолчала, Степан что-то спросил, и пошли объяснения с пояснениями — о чём она думала, о чём не думала, что знала, чего не знала, и когда Татьяна наконец перешла к непосредственно личности своего сына, ему показалось, что он успел состариться.
Но услышанное несомненно стоило потраченного времени.
Будучи с самого детства очень наивным и доверчивым парнем, Илья прослыл этаким деревенским дурачком, простофилей, хотя, по словам матери, на самом деле дураком не был.
Более того, в двенадцать лет у него проявился дар, — он стал рисовать, — и хотя никогда не обучался этому, картины получались необыкновенно красивыми, и, что самое главное, всё изображённое на них непременно сбывалось.
То есть поначалу женщина думала, что происходит наоборот — сначала что-то случается, а потом сын рисует, но потом поняла, что это не так, и сделала для себя логичный вывод, её Илья — пророк.
Естественно, о необычной способности сына мать никому говорить не стала — заранее предсказывая реакцию соседей. Ведь даже её муж Филипп, когда узнал про художества, только хмыкнул и бросил презрительно — лучше б лекарем стал…
Ну а потом, когда беда с ним случилась, и самой Татьяне стало не до сыновней живописи. Нужно было думать, где денег взять, чем прокормиться, а остальное казалось уже и не столь важным.
Когда она рассказывала про это Степану, выливая всё, что накопилось на душе, Алекс сидел и тихо обалдевал. Сравнить дар предсказателя, да ещё такого, который показывает всё наглядно, с лекарем?.. Мда… Куда катится мир…
Но возмущался он недолго.
Вдоволь выплакавшись друг дружке, они стали обсуждать текущее положение в государстве. И на этом месте Алекс подвис.
Ну а как иначе? Он-то думал, что защитный амулет закинул его куда-то на окраину бывшей Российской империи, а теперь, послушав, о чём говорят Татьяна со Степаном, выходило, что попал он в прошлое. Где-то лет за пятнадцать до войны.
Он, конечно, читал, что возможность перемещаться во времени существует, но до сих пор, по крайней мере насколько ему было известно, добиться в этом деле стабильности никому не удавалось, поэтому такие путешествия особой популярности не приобрели.
Хочешь попасть на год назад, а попадёшь к динозаврам. Настолько всё непредсказуемо.
А теперь выходит, что ему не только не нужно скрываться от преследователей, а можно вообще попытаться в корне изменить ситуацию.
Вот только мыслей, как он будет это делать, пока что не было совершенно никаких.
Послушав, о чём ещё говорят «информаторы», он понял, что больше ничего интересного не узнает и, выпроводив Степана, вернулся к Татьяне.
— Ты проснулся? — подскочила женщина, опрометью кидаясь к нему. — Как себя чувствуешь?
«Сын» наморщился, делая вид, что ему не по себе, и максимально измученным тоном произнёс:
— Нормально, ма… Голова только побаливает.
— Подожди, сейчас я тебе чайку с травкой налью, присядь пока.
Но ни рассиживаться, ни вообще задерживаться никакого желания не было, ведь если всё на самом деле так, как он понял, то дорога каждая минута.
Петербург — там ответы на все вопросы и ключи ко всем дверям.
От мысли, что сможет вживую увидеть столицу своей империи, он даже вспотел и, что-то пробормотав, отвечая «матери», всё-таки сел за стол.
«Первое, что мне сейчас необходимо», — рассуждал Алекс, — «информация. Двигаться дальше без знаний о мире по меньшей мере самонадеянно, а права на ошибку у меня нет. Тем более в этом теле… Это хорошо, когда ты аристократ, голубая кровь, наследник пусть и павшей, но всё же великой империи. А что делать, если ты полудохлый деревенский дурачок?»
И только он открыл рот, чтобы спросить у матери про ближайший город, как в дверях появился какой-то старикан.
— Проходи, Филиппушка, проходи, — снова засуетилась Татьяна, резво подскакивая, но старик, как будто не замечая её, подошёл к стоящей в углу бочке, взял ковш и, зачерпнув немного воды, жадно присосался к нему.
«Это тот самый Филипп?» — удивился Алекс. — «Отец Ильи?»
Он слышал, как в разговоре мать несколько раз упоминала про какую-то беду, случившуюся с её мужем, но, честно говоря, как-то не придал особого значения.
А тут вот оно как…
Ещё месяц, от силы два, и отец Ильи окажется в могиле. И хотя Алекс видел причину — на мужчину наложили очень серьезное проклятье, поделать с этим ничего не мог. Повторить такое же — пожалуйста, а вот вылечить — это уже не к нему. Разве что энергии ему дать, хоть отсрочить немного.
И он, мысленно потянувшись к телу старика, несколькими порциями влил в него большую порцию жизненной силы.
Тот замер, оторвался от ковша и, сфокусировав мутный взгляд на жене, хрипло произнёс,
— Пожрать есть чё?
Услышав такое заявление, Алекс усмехнулся, вспоминая книги по этикету и бесконечные описания разных ситуаций. От того, как вести себя за столом и до правил поведения на дуэли.
А тут всё просто, захотел жрать, попросил жрать. Ничего лишнего. Коротко и ясно.
Ладно, будет оказия, пришлю им кого-нибудь, всё ж родители…
Ни разу не сентиментальный и донельзя практичный, сейчас Алекс вёл себя непривычно даже для себя, впрочем, нисколько этому не удивляясь — зная что это влияет донор, точнее то, что от него осталось. Так сказать — «души прекрасные порывы».
Да и чисто с практической точки зрения: кто знает, что будет дальше? А тут, какой-никакой, тыл обеспечен. Еда, крыша над головой…
— Да-да, Филипушка! Конечно есть! — забрякала кастрюлями мать, тут же забывая обо всём на свете. Тот встал и, сосредоточившись, кастанул ещё одно легонькое заклятье, заставляющее Татьяну не думать о сыне. Не совсем, конечно, она будет знать, что он есть, но ей будет казаться, что Илья или только что ушёл, или вот-вот должен прийти.
Убедившись, что всё сработало, он для верности покашлял, привлекая внимание, и, дождавшись, когда мать мазнёт по нему взглядом, словно по пустому месту, тихонько покинул родителей. Заскочив в комнату, собрал кое-какую одежду и, запихав её в валявшийся тут же рюкзак, быстро выскочил из дома через заднее крыльцо.
«Мало ли», — подумал он, — «ещё встречу кого-нибудь, зачем лишние вопросы? А так для всех Илья заболел и лежит в своей спальне. Так вернее».
Из разговора Татьяны со Степаном он узнал лишь о том, что неподалеку находится небольшой городок, — именно туда хотел идти жаловаться неудавшийся донжуан, — но большего ему и не нужно было, ходить пешком Алекс любил и умел, естественно, не просто шагом, а поступью. Поступь — особый вид передвижения, доступный лишь одарённым, пользуясь этим умением, человек легко покрывал полсотни километров за час, а некоторые индивиды и все сто. И хотя Алекс к ним не принадлежал, через сорок минут он уже разглядывал блестящие на солнце золотые купола и еле виднеющиеся неподалеку кресты погоста.
«Интересно…» — подумал он, заметив в небе над городом какой-то летательный аппарат. — «Глухомань, а летает кто-то… Ладно, если так стоять, всё равно ничего не узнаю, а часики-то тикают…»
Алекс, конечно, понимал, что нужно начинать всё с нуля, и даже как-то радовался этому, но тот факт, что здесь он никто и звать его никак, очень сильно действовал на нервы. Как там говорят? Из грязи в князи? Только вот в данном случае с точностью до наоборот.
Но, само собой, сдаваться он не собирался, а рассчитывал вновь стать «элитой» общества. Выглядя как смерд, внутренне он оставался тем, кем был на протяжении последних сотен лет: некромантом, князем тьмы и одним из сильнейших тёмных магов своей реальности.
***
Городок такого типа, как ему показалось, мог претендовать лишь на звание посёлка — да и то в лучшем случае. Невысокие дома, в основном из дерева, узкие улочки, грязь на тротуарах и разбитые мостовые вновь вызвали у него желание сию секунду покинуть это место. Чего-чего, а подобного бардака он на дух не переносил.
С трудом подавив невесть откуда взявшееся желание немедленно разобраться с администрацией, Алекс взял себя в руки и, увидев неподалеку кричащую трактирную вывеску, бодро двинулся туда.
— Чего тебе, вьюнош? — преградил дорогу местный вышибала.
— Ничего, — ответил тот и, надавив на ауру охранника, заставил отступить, а затем и вовсе согнуться в почтительном поклоне. Народа внутри было немного, свободными оставались больше половины столов, поэтому Алекс задержался в дверях на секунду, выбирая, куда присесть, и, определившись, занял столик в самом тёмном и далёком от стойки углу.
— Чего тебе? — грубо спросила тут же подошедшая некрасивая официантка.
Князь чуть усмехнулся — история повторялась, на лице женщины висело то же самое выражение, что и у охранника на входе.
«Ладно, раз такое однообразие, тогда и я оригинальничать не буду», — решил он и, провернув тот же самый трюк, немного перестарался, чем заставил барышню упасть в обморок.
— Тут девушке плохо! — громко крикнул, не желая помогать нахалке, Алекс.
Но завсегдатаи и так всё видели и, пока он вставал, уже столпились вокруг дамочки.
— Сердце! Сердце послушать надо! — заорал один с виду полный алкаш и, схватившись за ворот платья, резко и сильно дёрнул.
Треск разрываемой материи, прозвучавший под одобрительные возгласы окруживших даму мужиков, прервал звонкий удар пощёчины, заставивший незадачливого спасателя резво отпрянуть от испуганной женщины. А она, придерживая рукой разодранное платье, вскочила и вместо спасибо, — всё же человек помочь пытался, пусть и так неуклюже, — треснула и по второй щеке.
Глядя на этот бардак, князь сморщился от неудовольствия — надо же так попасть, только зашёл в трактир, так сразу драка. Поесть даже спокойно не дали. Причём, что интересно, людей вроде мало было, а сейчас толпа. Откуда?
— Что тут происходит? — словно ледокол расталкивая народ, протиснулся круглый, как шар, мужчина.
«Наверное, это сам трактирщик», — подумал Алекс, вот только когда он оказался рядом со столиком князя, — а обиженная женщина так и стояла на месте, — на миг засомневался в своём предположении.
Весь какой-то взъерошенный, с противной бородавкой на левой щеке и подбитым глазом, мужик меньше всего походил на хозяина питейного заведения, но тем не менее всё-таки это был он — шёпот за спиной и уважительные взгляды явно говорили об этом.
— Что тут произошло? Чего ты ревёшь? — с ходу накинулся он на официантку.
Та же, увидев грозного хозяина, совсем скисла и, дав волю чувствам, заревела ещё громче.
— Девушке плохо стало, — решил вмешаться князь, — а эти господа привели её в чувство. Только и всего.
Толстяк недовольно смерил его взглядом и, схватив официантку за плечи, резко тряхнул её.
— Чего ты ревёшь? Замолчи уже!
Та резко сбавила звук, перейдя на противное попискивание, но совсем успокаиваться не спешила — или не могла по своей бабьей природе, или что-то задумала.
— Это всё он! Это он меня сглазил! — подтвердила она догадку князя. — Хватайте его!
И тут же, она ещё рта не закрыла, откуда ни возьмись появились два дюжих молодца и, легко подхватив Алекса под руки, потащили в подсобку.
— Э-э-э! — заголосил князь, он решил пока не сопротивляться и посмотреть, чего же эти смерды хотят. Да и народу в трактире прибавилось, если дойдёт до рукопашной, со всеми он явно не справится, придётся прибегать к магии, а это как бы нежелательно. Но с парочкой бугаев, что играючи тащили его, попрактиковаться можно — чисто из интереса, всё-таки пропорции Ильи сильно отличались от тех, к которым привык Алекс.
Скосив голову набок, он заметил, что позади идут ещё двое, причём один из них смотрится очень серьезно: невысокий, с невероятно широкими плечами, что особенно контрастировало с его ростом, и по-змеиному плавной походкой, парень явно был очень опасен, во всяком случае начать князь решил именно с него.
— Дяденьки! Куда вы меня тащите, дяденьки! — он вдруг вспомнил, что его донор ещё подросток, и решил добавить достоверности. — Не надо! Ну пожалуйста! Дяденьки!
— Заткнись, щенок! — бросил через губу один из пленителей, одновременно отвешивая чувствительный подзатыльник.
«Наверное, если бы он так стукнул меня в моём родном теле, я бы и не почуял, а тут как бы сотрясение не заработать», — подумал тот, представляя, с каким удовольствием сломает бугаю руку.
— Подвесьте его куда-нибудь, — подошёл хозяин, когда Алекса затащили в похожее на конюшню место. — Только не убейте раньше времени.
«Наверное, пора», — подумал князь, с удовольствием сжимая кулаки. — «Только очерёдность, боюсь, соблюсти не получится…»
Описывать дальнейшее особого смысла нет — что такое четвёрка перекачанных увальней для мага смерти? Даже парень с широкими плечами не смог ничего сделать и сейчас, зацепившись за какой-то хомут, пускал слюни на лошадиное седло.
Назад: Пятьсот лет тьмы
Дальше: В Петербург!