Часть третья

…наступил уже час пробудиться нам от сна.

…Ночь прошла, а день приблизился: итак, отвергнем дела тьмы и облечемся в оружия света.

Послание к римлянам апостола Павла, 13: 11–12

21

Старая деревянная дверь, обитая кожей, заскрипела и закрылась с тяжелым вздохом кузнечного меха. Войдя в церковь, Алиса ощутила знакомый запах сырого камня и ладана. В нефе звучал голос Жереми, который заканчивал мессу. Она остановилась в боковом нефе, чтобы его подождать. В полумраке она впервые разглядела памятную доску у подножия статуи Девы Марии, которую несколько лет назад отреставрировали: «Торжественно открыта в присутствии монсеньора Франсуа д’Обинье, епископа Отёна». Имя епископа было заботливо выбито в бронзе в назидание потомкам…

В тишине Алиса вошла в неф. Количество прихожан стало весьма солидным, и она порадовалась за Жереми. Она узнала мадам де Сирдего, как всегда прямо сидящую на стуле в первом ряду у прохода. На шее у нее висел все тот же крест с рубином. За ней находился полуглухой винодел Виктор с другом-заикой Этьеном. С другой стороны прохода разместились Жермена и Корнелия, каждая в очках в полукруглой оправе, с молитвенником в одной руке и четками в другой.

Алтарь освещался естественным светом; Жереми, в черной сутане с белоснежным воротничком, четко выделялся на блеклом фоне каменной стены.

Он произнес последние слова мессы, грянули звуки двух органов, и прихожане начали расходиться под горестную музыку Иоганна Себастьяна Баха. Алиса почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, как всегда, когда она слышала хорал «Иисусе, моя радость». Есть мастера, чьи произведения трогают нас до глубины души.

Глухонемая монашка, которую она про себя называла «сестра ИКЕА», подошла к ней, сунула в руку сложенный листочек бумаги и исчезла. Алиса развернула листочек: там оказались очередные извлечения из Евангелий, нацарапанные от руки.

Она стала терпеливо ждать, пока церковь опустеет. Орган умолк, только последний аккорд еще колебался под высокими сводами. Он замер, и снова воцарилась тишина. Алиса двинулась к Жереми. Он поднял глаза и встретил ее широкой улыбкой.

– Я вернулась, – сказала она, улыбаясь в ответ.

– Ты вернулась…

– Я пришла, чтобы еще поработать с тобой.

Алиса спокойно, не торопясь прошлась возле алтаря, ее шаги звонко раздались в пустой церкви.

– Я думаю, – сказала она, – тут надо еще кое-что поменять.

Жереми смотрел на нее со страхом и любопытством, и она это заметила.

– Пора перейти к серьезным вещам, – сказала она. – Теперь будем раскрывать людям истинное содержание заповедей Иисуса.

Он поднял бровь.

– Коротко говоря, хватит заниматься глупостями.

Он еле заметно отклонился назад и поинтересовался:

– Неужели тебе так нравится провоцировать?

В ответ Алиса послала ему самую очаровательную улыбку. Шаги ее по-прежнему звенели в пустоте. Святые со всех витражей, казалось, следили за ней с неослабным вниманием. А с высоты колонны на нее таращились каменные глаза всех трех голов трехликого Пиду Берлю.

– Как ты считаешь, в каком возрасте знакомятся с греческой мифологией? Ну так, в общем… – спросила Алиса.

– Лет в десять-двенадцать?

– А знаешь ли ты, что в ней содержатся философские размышления невиданной глубины? От их метафизического смысла кружится голова. И все же взрослые редко читают древнегреческие мифы. Как думаешь отчего? Почему их отдали на откуп десятилетним подросткам, не понимающим глубокого смысла, между тем как пятидесятилетний интеллектуал всегда найдет в них пищу для размышлений? Да потому, что мифологию вообще рассматривают как собрание исторических небылиц, годных, чтобы разбудить детскую фантазию. Но ведь это неверно!

Последние слова эхом отозвались в нефе.

– Вижу, куда ты клонишь.

– Я заинтересовалась символами и метафорами восточных духовных учений, только что прочла Кэмпбелла, сотни страниц, где сравниваются мифы народов мира. И я… поняла в Библии множество вещей, о которых ни разу не слышала на мессе.

– Может, ты не очень внимательно слушала…

Алиса рассмеялась:

– И еще я осознала: многие события в Библии описывают… внутреннюю реальность каждого из нас. Если об этом не предупредить, эти истории заставят нас смеяться – в лучшем случае покажутся безосновательными, а в худшем – гротескными.

Жереми весь подобрался. Алиса продолжала:

– Если вы, священники, не объясните, что Ноев потоп символически изображает поток неосознанных стремлений и эмоций, выводящих нас из равновесия, а ограничитесь рассказом о ковчеге и всех добрых животных, что его населяли, люди станут смеяться. Ведь даже пятилетний малыш понимает: лев не станет держать газель за копытце, чтобы ее не укачивало…

А если вы, как прежде, будете говорить об Исходе как о реальном факте, когда Моисей на самом деле вывел свой народ из земли рабства в Землю обетованную, снова раздадутся насмешки. Ведь известно, что археологи прочесали Синай вдоль и поперек, но не нашли ни одного черепка, который говорил бы о том, что здесь сорок лет жили шестьсот тысяч семей… Но вас поймут гораздо лучше, если вы растолкуете, что этот текст – миф, иллюстрирующий внутренний путь, который может каждого привести от духовного рабства к свободе… Когда вы твердите, что Иисус вознесся на небо, и не объясняете значения слова «небо», то люди, хоть сколько-то проучившиеся в школе, поднимают вас на смех. Когда вы принимаетесь бичевать грехи, не поясняя, что привычка чрезмерно предаваться наслаждениям лишает нас шанса познать что-то лучшее, к вам относятся как к брюзгливым занудам, что мешают радоваться жизни. Это абсолютно справедливо для всех притч Иисуса: если вы не дадите ключа, чтобы расшифровать и усвоить послания, призванные помочь нам на жизненном пути, то мы все – и я, кстати, первая – станем над вами потешаться, а церкви опустеют.

Жереми вздохнул:

– Ты рассуждаешь слишком жестко, мне кажется…

– На данный момент надо научиться оценивать результаты.

– В любом случае ты слишком уверенно рассуждаешь о том, что у нас получается…

Она улыбнулась:

– Ну так вот: тридцать четыре процента французов верят в существование дьявола в человеческом облике. Вот результат ваших стараний! Прибавь к этому достижению пятьдесят девять процентов американцев. Там вы еще больше преуспели.

В церкви повисла тишина.

– Может, ты представляешь наши действия в карикатурном свете? – робко начал Жереми.

Алиса усмехнулась:

– Да ты взгляни на своих ханжей…

– На кого?

– Да на Жермену с Корнелией! Они знают молитвенник наизусть. Как по-твоему, они похожи на пробужденных?

Алиса заметила, как он спрятал улыбку, а потом с осуждением покачал головой:

– Иисус сказал: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?»

– О’кей, принимаю комплимент. Но я не посещаю культовое место с усердием шестьдесят лет подряд.

Вместо ответа он снова вздохнул, вид у него был обескураженный.

– Мы живем в двадцать первом веке, Жереми! Проснитесь уже, наконец! Проснитесь, чтобы разбудить нас…

Он долго молчал, потом спросил:

– То есть ты бы хотела, чтобы я растолковывал метафоры, так?

– Так.

– Но трудность в том, что люди не созрели для восприятия этих посланий. Потому Иисус выражался иносказательно, обращаясь к толпе, а вот с апостолами, которые были ближе, рассуждал без обиняков.

Жереми выглядел растерянно. Алиса чувствовала, что пошатнула его убежденность, но он еще сопротивлялся.

– Ты обращаешься, – сказал он, – к восточным духовным учениям. У азиатских духовных наставников принято, чтобы ученик приходил к ним и задавал вопросы. И они рекомендуют никогда не говорить с людьми о том, чего те не в состоянии воспринять.

– Я убеждена, что очень многие в состоянии…

Он задумчиво покачал головой:

– Иисус советовал быть очень осмотрительным в этом вопросе.

– Чрезмерная осторожность ни к чему не ведет.

– Он также говорил: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас».

– Твои прихожане оценят сравнение.

Жереми расхохотался:

– Не приписывай мне то, чего я не говорил и даже в мыслях не имел!

Потом покачал головой и прибавил:

– Ты воистину неисправима! И не видишь, где мы в результате рискуем оказаться…

– Это не моя вина, у меня ведь бревно в глазу.

Он перевел дух.

– Хорошо… Значит, ты хочешь разъяснять притчи. А что еще? Я ведь чувствую, этим дело не кончится…

Она улыбнулась:

– От тебя ничего не утаишь.

– Ну, так что еще?

– По-моему, у церкви есть и другая проблема: от нас требуют слепой веры, без проверки опытным путем. Вот индуизм призывает к опыту.

– А что ты предлагаешь?

– Духовные упражнения по развитию личности, которые позволят участникам освободиться от власти «эго», от беспокойства ума и хотя бы немного ощутить иную реальность, другой берег, как говорил Иисус.

– Алиса, при всем желании, речь все-таки идет о церкви, о культовом месте! Это не место для упражнений, не студия Тоби Коллинза! Надо уважать церковные традиции…

– Традиции? Да Иисус первым их нарушал! Он исцелял по субботам, хотя это было строжайше запрещено. Он ел что хотел, хотя закон строго ограничивал его в еде.

– Алиса, но я обязан следовать литургическим кодексам, это ты понимаешь?

– Напомнить тебе слова Исайи, которые Иисус сам повторял? «Люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня, но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим». Что же до культовых мест, не надо делать из них святыню. Впрочем, Иисус редко их посещал, если не считать стычки с торговцами, которых Он выгнал.

Жереми с улыбкой качал головой. Но Алиса ясно чувствовала, что смутила его.

– И давай не будем путать цель и средства, – сказала она. – Ваши традиции – это система понятий и ритуалов, придуманных в давно минувшую эпоху, чтобы лучше донести учение до народа. Но времена сменились, люди стали другими, а ваши устои должны остаться прежними? Две тысячи лет назад наука была в зачаточном состоянии, никто не понимал, что такое Вселенная, всех сковывали страх, предрассудки и глупые верования. И было достаточно добавить новую веру, чтобы люди пошли за вами, ведь человеку всегда нужен смысл. Сегодня другое дело: мы стали умными, образованными, никто не захочет верить во всякую ерунду. У людей есть желание понять, им надо все объяснить, дать возможность самим испытать и попробовать.

Жереми не ответил.

– Возьмем, к примеру, индуизм, – продолжала Алиса. – Две тысячи восемьсот лет тому назад авторы Упанишад отказались от строгого соблюдения ведических ритуалов, чтобы приблизиться к сути Вед. Пора то же самое проделать в христианстве, это лучше, чем цепляться за традиции и рассуждения, которые утратили смысл для огромного числа людей.

Жереми поморщился.

– Ну вот какой метод вы предложите верующим, чтобы избавиться от эго? Бичевание? Власяницу? – спросила она.

– Вот что в тебе хорошо, так это то, что ты никогда не утрируешь!

Алиса прыснула со смеху:

– Будете внушать им чувство вины, это уж точно. Сколько веков оно портит жизнь христианам, ничего не принося взамен. А если попробовать по-другому?

Жереми молчал, вид у него был задумчивый.

– В мире больше двух миллиардов христиан, – снова заговорила Алиса. – Как им увидеть свет? Как достичь иной реальности, которая откроется, когда мы освободимся от эго? Вот уже две тысячи лет вы за работой! Иисус давно должен был в гробу перевернуться!

Жереми медленно поднял на нее глаза:

– Его там нет, Алиса.