Глава 19

Ситуация с чтивом достигла критической отметки. Я прочел все книги, которые мы с собой взяли. А также все книги Майка. И все, оставленные бывшими директорами Фонда народов. Я прочел биографию, посвященную последним дням семьи Романовых. Прочел «Дюну». Потом перечитал ее. Люблю книги не слишком серьезные, но и не слишком тупые – вроде «Дюны».

Но даже я не готов перечитывать книги энное количество раз. Готов поспорить, что являюсь единственным человеком, живущим на территории Тихо-океанского региона, кто перечитал «Кони, кони» трижды – возможно, именно поэтому в моей собственной прозе появились предложения на четыре страницы, описывающие печальное, но неизбежное падение осеннего листа. Но куда больше книжного дефицита меня волновало полное отсутствие журналов и газет. В Вашингтоне новости были для меня наркотиком. По воскресеньям я начинал чувствовать себя человеком, лишь пролистав примерно двадцать килограммов газет. Я читал даже «Парад». Каждый мой будний день начинался с «Вашингтон пост», за ним следовали «Нью-Йорк таймс» и «Файнэншл таймс» – мне нравилось, как они освещают ситуацию в Словении. В результате я знал обо всем, от дебатов по поводу здравоохранения до губернаторских выборов в Западной Виргинии и последних событиях в Мали.

Увы, на Тараве я жил в блаженном неведении, которого западная цивилизация не знала со времен изобретения папируса. Нередко я подходил к другим ай-матангам с таким разговором:

– Меняю свой «Научный вестник американца» от декабря 1978 года – там написано про компьютеры – на твой мартовский «Ньюсвик» 1986-го! Хочется освежить в памяти Иран-контрас.

Каждый день ровно в двенадцать я прилежно настраивал свой приемник на волну «Радио Кирибати», где передавали сводку англоязычных новостей. Я очень полюбил мелодию заставки – тему из «Хорошего, плохого, злого», – однако сами новости представляли собой убедительный аргумент в защиту необходимости свободных, независимых СМИ. Цензурируемая правительством программа неизбежно начиналась с заявления наподобие этого: «Недавние проблемы с электричеством вызвали небывалый рост продаж керосиновых ламп». Дальше шли новости «Радио Австралия»: «Сегодня в Вагга-Вагга…»

Мало толку было и от газеты, выходившей дважды в месяц. В газете был раздел международных новостей, где правительство печатало то, что, по его мнению, являлось главными международными новостями на сегодняшний день. Типичный заголовок: «Драгоценный камень хранит память о принцессе Диане». Ай-кирибати могли даже не подозревать о том, что «холодная война» закончилась, не знать о том, что такое холод, зато были прекрасно осведомлены обо всем, связанном с принцессой Дианой. Мне же было плевать на принцессу Диану. Она умерла. До свидания. Но правительству никак не хотелось с ней распрощаться, и каждую неделю мы продолжали узнавать очередные никому не нужные подробности о ее жизни и деяниях.

Наконец я принялся охотиться за новостями при помощи коротковолнового приемника, который отец предусмотрительно подарил нам на прощание перед отъездом на Кирибати. К сожалению, об отдаленности Кирибати ясно свидетельствует тот факт, что мне удалось поймать лишь «Радио Бутан». Крайне редко, минут на пять, появлялось Би-би-си, которое потом неизменно растворялось в эфире. Я всегда заставал его в ночную смену, потому что неизменно попадал на передачи вроде «Сады Уэльса» и «Фольклорные песни Боливии». Я уже почти смирился с тем, что живу в мире без новостей, когда услышал обрывок одного комментария, внезапно внушивший мне адскую тоску по новостям и сплетням. После этого я до поздней ночи, забыв о сне, крутил колесико коротковолнового приемника и мечтал о том, чтобы в моей жизни снова появились Си-эн-эн, «Таймс», воскресные газеты, а главное, таблоиды.

Мне нужна была любая информация о женщине по имени Моника.

У меня давно была слабость к скандалам. Ради хорошего скандала я готов пойти на что угодно. Вы не представляете, какое отчаяние я испытывал, понимая, что пропускаю самый разудалый сексуальный скандал, когда-либо разыгрывавшийся в Белом доме, особенно если учесть обстоятельства этого скандала. Его пикантность. Его сенсационность. Его невероятную тупость. Иногда, как правило ранним утром, мне удавалось поймать «Голос Америки». Но по «Голосу Америки» всегда передавали «Сорок лучших американских хитов», подтверждая мою идею о том, что американские лидеры считают лучшей пропагандойбанальное бесталанное «ля-ля», призванное завоевать зарубежные сердца и умы. Если уж примитив так ценится, подумал я, то сексуальный скандал с президентом Клинтоном – как раз то, что нужно. Но, увы, «Голос Америки» был со мной не согласен, предпочитая знакомить мир с Америкой посредством «Бэкстрит Бойз» и Мэрайи Кэри.

Наконец я обнаружил, что есть одна частота, где ровно в шесть утра примерно пять минут тридцать секунд ловится «Час новостей Би-би-си». Диктор зачитывал сводку дневных новостей: революция в Индонезии, мировой экономический кризис, беспорядки в Аргентине… Ну давайте же уже, подгонял их я. Однако за сводкой новостей следовал их анализ. К счастью, даже по меркам Би-би-си клинтоновский скандал был достаточно крупной новостью, чтобы выйти на передовицы. И вот в течение одной минуты тридцати секунд, остававшихся до того, как прием будет потерян, я слушал, как корреспондентка Би-би-си по имени Джуди Своллоу излагает историю дня (на фамилии корреспондентки не станем акцентировать внимание, как взрослые, воспитанные, ничуть не легкомысленные люди): «Вся Америка сегодня только и обсуждает, что сигару и пятно на голубом платье.» Голос растворился в треске помех. Какая сигара? При чем тут сигара? И что за голубое платье? Какое пятно?

Я чуть с ума не сошел.

В попытке получить доступ к информации я решил подписаться на журнал «Нью-Йоркер». Я, конечно, подозревал, что получу первый номер лишь через несколько месяцев, но решил, что, раз кто-то станет его отправлять, рано или поздно хотя бы несколько номеров все-таки окажутся на Тараве. Я был готов ждать. Разумеется, когда журналы все же попадут мне в руки, они уже безнадежно устареют, но не для меня. Я же ничего не знал. На Тараве было всего около десятка домов с телефонами, и, к счастью для нас, мы жили как раз в таком доме. Я позвонил в «Нью-Йоркер», в отдел международной подписки:

– Здравствуйте. Я хотел бы подписаться на «Нью-Йоркер».

– Имя? – проговорил голос сквозь помехи. Я продиктовал имя.

– Телефон?

– 28657, – ответил я. Пауза.

– Слишком мало цифр, сэр, – ответил голос.

– Эээ. но это все. Я звоню из маленькой страны. очень маленькой.

– Компьютер не разрешит продолжить, прежде чем я не введу все цифры.

– А сколько еще осталось?

– Пять.

– Тогда напишите: 28657-00000.

– Адрес?

– Абонентский ящик 652, Тарава, Кирибати.

– Мне нужно название улицы.

– Тут нет улиц. У нас только одна улица. Пауза.

– Компьютер не разрешит продолжать, пока я не введу название улицы.

– Эээ… ладно. Пусть будет Главная улица.

– Хорошо. Как вы сказали – Тара. Это город?

– Остров.

– Но мне нужно название города.

– На острове нет городов.

– Но компьютер не разрешит…

– Пишите: Бикенибеу.

– Бикени. можно еще раз?

– Б-И-К-Е-Н-И-Б-Е-У.

– Отлично. Штат?

– Мэм, тут нет штатов. И городов нет. И улиц. У нас только острова.

– Но нужно название штата, сэр. Компьютер…

– Т-А-Р-А-В-А.

– Страна?

– Кирибати.

– Кири. можно еще раз?

– К-И-Р-И-Б-А-Т-И.

– Сэр, в базе данных такой страны нет.

– Это независимое государство. Существует уже более двадцати лет. Не может быть, чтобы база данных «Нью-Йоркера» не обновлялась двадцать лет?

– Страны нет в базе данных. Может, есть другое название?

– Попробуйте «Гилбертовы острова».

– Остров Оушен, Гилбертовы острова, острова Эллис.

– Остров Оушен уже семьдесят лет как переименован в Банаба.

– Бана… можно еще раз?

– А Гилбертовы острова и острова Эллис – это два отдельных государства. Гилбертовы острова теперь называются Кирибати, а острова Эллис – Тувалу.

– Тува?..

– Ладно. Пишите топоним колониальной эпохи.

– Отлично, сэр. Давайте повторим. Адрес: абонентский ящик 652, Главная улица, Бикенибеу, Тарава, остров Оушен, Гилбертовы острова и острова Эллис. Телефон: 28657-00000. Все верно?

– Да. То есть нет. А сколько будет стоить подписка на «Нью-Йоркер», который вы, видимо, будете высылать по неправильному адресу и не в ту страну?

– Посмотрим. Это же не Европа?

– Нет.

– И не Азия?

– Нет.

– И не Латинская Америка?

– Нет.

– Понятно. Значит, «другое».

Она назвала цифру, и у меня глаза на лоб полезли. Один этот звонок обходился мне, как ВНП Кирибати. Можно было бы, конечно, подписаться, будь я британским колониальным офицером, расквартированным на Банабе в 1910 году, но я им не был и поэтому решил, что неразумно тратить кучу денег на журнал, в котором даже не знают о существовании Кирибати.

Оставшись без подписки, я обратился за помощью к другим ай-матангам на острове. Большинство из них были австралийцами.

– И что вы слышали? – спросил я. – Что за голубое платье?

Австралийцы неизменно начинали ответ со слов:

– Вы, американцы, такие пуритане.

– Да, да, – отвечал я. – Какая разница. Так что вам известно?

Они не знали ничего.

– Посмотрим, может, что-нибудь и выясню, – сказала Сильвия. – Завтра у меня встреча с британским консультантом.

В отличие от меня, жена интересовалась недавними вашингтонскими событиями без фанатизма, но ей тоже было любопытно. Это же был и ее президент.

– Про сигару я спросила, – доложила она на следующий день.

– И?.. – У меня чуть слюнки не текли в предвкушении раскрытия тайны.

– Она ничего не ответила. Но очень покраснела.

– Покраснела? То есть новость такая, что люди даже краснеют? Черт, да что же такое Билл Клинтон сделал с этой сигарой? Я сейчас умру.

Я представил, что сейчас происходит в Америке. Сексуальный скандал двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю транслируют по телевидению. Все газеты пестрят заголовками. В Интернете курсируют слухи. Журналы печатают статьи о том, что ждет Америку. Республиканцы брызгают слюной. Как мне хотелось оказаться там! Но я сидел на рифе под белым светом миллиона звезд и, глядя, как ночные рыбаки выискивают под водой осьминогов, крутил ручку коротковолнового приемника, мечтая услышать хотя бы монолог Джея Лено.