Глава 8

Не уследила

Рая не уследила. Точнее – проспала, не услышала, как Миша утром встал и удрал из квартиры. А для него все было привычно и в новинку одновременно: проснулся, ужаснулся, прислушался к себе – никакой головной боли или других признаков похмелья. На трезвую голову согрешил? Идиот!

Ему было невдомек, что отстал от жизни на два года. Молодильное средство набирало силу, и теперь ему было не сорок девять, а только-только исполнилось сорок семь. Он хорошо помнил, как отмечали день рождения неделю назад, а сегодня они с Татьяной собрались ехать в Москву к дочери, провести с ней выходные. И надо же! Связался с девицей, притащил ее к брату. А куда Славка-то делся?

Миша тихо встал. Где его одежда? Не наблюдается. На стуле чужие вещи. Брата? Ладно, потом разберемся, а пока позаимствуем. Великовато, значит, брюки и свитер Славы. Не заглядывая в ванную и туалет (вдруг девица проснется, объясняйся с ней), Миша рванул к выходу.

На улице он мгновенно замерз. Что за чудеса с погодой? Впору куртку надевать. Но резким изменением климата, а также отсутствием листвы на деревьях и кустах, зеленой травы Миша не особо озадачился. Сильно нервничал перед разговором с женой, сочинял легенду.

Татьяна пила на кухне чай, когда услышала, как повернулся ключ в замке, открылась и захлопнулась входная дверь, а через несколько секунд на пороге возник Миша. Дрожащий от холода, взлохмаченный и заметно подтянувшийся, помолодевший. «На пользу ему любовные упражнения с аспиранткой», – с досадой подумала Таня.

– Уй, дубак на улице! – проклацал зубами Миша. – Катаклизм, зима настоящая! Танюша, извини, я сейчас.

Открыл дверь туалета и скрылся за ней.

Таня застыла с чашкой в руке. Ну ничего себе! Ему в туалет приспичило, рядом оказался и прибежал нужду справить? С грохотом чай выплеснулся – поставила чашку на стол. Это он теперь манеру возьмет пользоваться ее квартирой как общественной уборной?

Она увидела, как Миша вышел из туалета и проскользнул в ванную. Оттуда послышался его голос и звук льющейся из крана воды:

– Танюш! А куда ты мой бритвенный станок дела? Пенку и лосьон?

Обнаглел! Думает, брошенная жена для него парфюмерию хранит. А комнатные тапочки в зубах принести не надо? Таня встала и решительно направилась в ванную.

Миша домыл руки, вытер их полотенцем и… как ни в чем не бывало… обнял Таню:

– Извини! Глупая история. У брата в квартире прорвало трубу, короткое замыкание и другие прелести. Мы с ним всю ночь ликвидировали последствия урбанистического бедствия.

– С ним? У какого брата? – только и могла произнести опешившая Таня.

– У моего, у Славки. Ты на меня сильно обижаешься?

– Я обижаюсь? – Таня высвободилась из его объятий, но все еще не могла вникнуть в суть речей.

Ее вопрос Миша воспринял как риторический: мол, с чего ты взял, что обижаюсь. Похоже, прощен. Он протиснулся мимо Тани, зашагал в сторону кухни. Ей ничего не оставалось, как последовать за ним.

– Чем на завтрак богаты? – спросил Миша. – Голоден, как тысяча китайцев. Ничего нет? – кивнул он на пустую плиту. – Давай сделаем грандиозный омлет? – наклонился, открыл духовку и достал большую сковородку, поставил ее на конфорку. – У нас яйца есть? Ты чистишь лук, а я – картошку. Есть такое испанское блюдо – омлет с картошкой, забыл, как называется. Колбаски еще добавим и сыра. Поезд у нас в котором часу? В одиннадцать? – посмотрел на часы. – Успеем…

Он говорил, доставал из холодильника продукты, из ящика – овощи. Таня остолбенело наблюдала за ним. Фартук кухонный повязал! Как у себя дома! Нет, он, конечно, и был дома. Но и отсутствовал! Потрясающе помолодел, даже седины меньше стало. Она каждый день тратит немалые деньги, подвергает себя косметическим пыткам, а Миша за здорово живешь, благодаря ударному сексу помолодел. И давление не помешало, и сердце не подвело, и одышка не замучила! Что он нес про брата и поезд? Мишин брат полтора года назад уехал на заработки в Америку.

– Брось картошку! – потребовала Таня. – Чистит! Просто так!

– А какие варианты? – развел Миша руками, в одной из которых был клубень, а в другой – нож.

– Ты что? Вернулся?

– Естественно.

– И хочешь, чтобы я тебя приняла без… без… – Таня не могла подобрать слово.

– Не «без», а «с» – с любовью и лаской.

– Нахал! Совести у тебя нет!

– Не понял.

– Хоть бы… я не знаю… В ногах, что ли, повалялся! На коленях постоял!

«Она что-то знает, – подумал Миша. – Но в каком объеме? К легенде с водопроводной аварией у Славки лучше не возвращаться. Вопросы наводящие задавай!»

– Таня! В чем конкретно ты меня обвиняешь?

– А тебе не ясно? Бросил меня ради молоденькой пигалицы! Наплевал на всю нашу жизнь!

«Дело плохо, – мысленно чертыхнулся Миша. – Ей известно, что переспал с другой. Дернул меня леший! Спасай свой энергетический хвост! Какой-какой хвост? Что за бред мне в голову лезет? Это от голода. Есть хочется, сил нет. Давно такого аппетита не помню. Сейчас бы омлетику… Нет, сначала надо Танюшу успокоить».

Он положил картофель и нож на стол. Придал лицу старательно повинное выражение. И невольно повысил голос, потому что желудок требовательно забулькал и засвистел, требуя пищи.

– Танюша! Я виноват перед тобой. Леший попутал. Но это было случайно! Оступился, поскользнулся, упал. Очнулся – и понял, что кроме тебя мне никто не нужен. Родная моя, любимая… – Миша запнулся, потому что желудок выдал новую порцию голодных завываний. Изо всех сил втянул живот, гася пошлые звуки. – Танька! Прости!

«Бедняга! – думала она. – Оголодал, как беспризорник. Эта вертихвостка его не кормила! Но, с другой стороны, сбросил вес, животик исчез, – все на пользу. А я, дура, пироги ему пекла! Оказывается, надо было от него, как от быка-производителя, требовать неустанного секса. Неустанного я бы сама не выдержала. Не тот возраст. Количество давно перешло в качество».

Ее неожиданные размышления о сексе отразились на лице – оно расслабилось, потеплело, в глазах появились жалость и печаль. Миша это отлично увидел. И постарался развить успех. Хотя более всего ему хотелось утолить зверский аппетит (мамонта сырым съел бы), Миша, собрав волю в кулак, подавил примитивное желание. Он понимал, что сейчас требуется проявить, развить и победно реализовать другое желание – такое же примитивное, но окрашенное романтической акварелью. Если Татьяна согласится отправиться с ним сейчас в коечку, то неприятный инцидент можно будет считать заглаженным.

– Ненаглядная моя! – Он обнял жену. Поцеловал в нос, щеку, в шею. Зашептал ей на ушко: – Мухобоечка моя!

Ах, как давно она не слышала этого слова! Это из молодости. У Мишиного деда в светелке, голые и потные, жара стояла, они тогда еще неустанно любили друг друга, но мух налетело – туча, жалили немилосердно. Таня не выдержала, встала, скрутила журнал и стала бить мух. Голая носилась по комнате и прихлопывала насекомых.

– Мухобоечка моя! – плавясь от любви, назвал ее Миша.

– А ты кто? – Таня отбросила журнал и подошла к кровати.

– Я мухобоичкин муж.

– Значит, мухобой?

– Ага! – глупо и счастливо улыбался Миша.

Спустя много лет смотрели американский фильм, где человек превращается в муху. Дочь не могла понять, почему родители хохочут в совершенно невеселых местах картины. Называют героя «так себе мухобоем» и говорят про какого-то классного мухобоя. Светланка хмыкнула:

– Мухобой, потому что «бой» по-английски значит «мальчик», да? И неправильно! Но артист давно не мальчик! Плохой у вас перевод.

– Наш перевод, – улыбнулся Миша и хитро подмигнул жене, – самый лучший в мире!

* * *

Они целовались на кухне. Точно подростки или молодожены. Таня почувствовала, вернее – помаленьку начала чувствовать, как она соскучилась без мужской, пусть привычной, но дорогой ласки. Миша втягивал бунтующий живот и старательно просил прощения путем изображения пылкой страсти.

Заставило их очнуться возмущенное покашливание – на пороге кухни стояла Рая. Одета в шубу, в руках Мишина дубленка.

– Извините! Было не заперто, я вошла.

Татьяна возмущенно крякнула и отстранилась от мужа. Миша узнал девушку. Во-первых, он сегодня ночью с ней… спал, скажем мягко. Во-вторых, это была студентка пятого курса с запоминающейся фамилией Козюлькина. Пишет на их кафедре диплом. Как ее зовут, он не помнил. Простое имя, из трех букв. Зоя?

– Михаил Александрович! Мне нужно срочно с вами поговорить!

– Да, знаете ли… Не совсем вовремя… Вы, Зоя, не могли бы…

– Меня зовут Рая.

– Да, конечно! Простите!

– Во любовь! – хлопнула себя по бедрам Таня. – Он даже ее имя путает!

– Михаил Александрович! Миша! Я умоляю выслушать меня.

Ему было настолько неловко (стыдно, неудобно, противно), что даже голод слегка отступил. Желудок перестал урчать, будто с интересом прислушивался – чем кончится водевильная сцена.

– Конечно, я вас выслушаю. Потом, не сейчас.

– Нет! Обязательно сейчас и немедленно!

– Но помилуйте, Зоя, то есть Рая! Ваш требовательный тон не совсем уместен.

– Прежде всего я забочусь о вашем самочувствии! Более того – о вашей жизни!

– Тронут. Но позвольте мне самому распоряжаться собственной судьбой.

Татьяна опаздывала на работу. Еще несколько минут назад, целуясь с мужем, она думала: «Прогуляю сегодня. Гори все синим огнем! У нас с Мишей вроде второй попытки будет. Пирогов напеку, омлет трехэтажный сделаю – чего Миша только ни захочет. Или в ресторане закажу, путь привезут самое вкусное и дорогое. Макияж смою, целый день в халате проведу…»

Но, слушая препирательства мужа с любовницей, Татьяна собственное положение увидела как унизительное и недостойное. Я им мебель, что ли?

– Обязательно выяснять отношения в МОЕМ, – подчеркнула Таня голосом, – доме? Другого места не нашлось?

– Татьяна Евгеньевна! – попросила Рая. – Уговорите Мишу выслушать меня! Наедине.

– Все? – с вызовом спросила Таня. – А портки тебе постирать не уговорить?

– Вы напрасно злитесь. В наших общих интересах…

– Каких это «общих»? В моих с тобой? Ну ты, девочка, заигралась…

«Сейчас две бабы сцепятся! – мысленно испугался Миша. – Только этого не хватало. Надо их разводить. Как? Девушку из дома – прочь!»

– Танюша, извини! Рая… Правильно, Рая? Выйдем, там, на лестничной клетке поговорим, я вас провожу. Таня, я буквально на минутку!

* * *

О чем они разговаривали на лестничной клетке, Татьяна не представляла. Но Миша не возвращался. Таня подошла к окну и увидела Раю и Мишу, выходящих из подъезда. Девушка накинула ему на плечи дубленку, помогла просунуть руки в рукава. Какая заботливая!

Рая что-то настойчиво доказывала Михаилу. Молодость свою выпячивала? Да подавись ты ею!

Миша и аспирантка подошли к газетному киоску. Рая тыкала пальцем на разложенные на прилавке газеты и журналы. Что-то спросили у киоскерши. Рая две ладошки выставила перед Мишей, как бы говоря: ну, что я утверждала! Миша затравленно огляделся и посеменил к палатке, торгующей пончиками и чебуреками. Мужик-то голодный. Купил полный пакет снеди.

Они так и шли по улице: торопливо жующий Миша и захватившая его под локоть, дергающая головой в такт пламенным речам аспирантка.

Татьяна вздохнула и отправилась на работу.

По дороге она размышляла о том, как неожиданно легко простила Мишу. Явился – и через несколько минут она уже с ним целовалась. В этой легкости просматривалась изрядная доля равнодушия, бесстрастности. Точно Миша был неодушевленным предметом обихода, который исчез из дома, а потом снова возник. Без него можно жить, но с ним привычнее. В детстве ее мама чутко улавливала первые признаки недомогания дочери, говорила: «Ты заболела, просто еще не знаешь». И сейчас Таня сказала себе: «Кажется, я его разлюбила, просто еще этого не знаю».