«Не только ноги нужны в футболе – нужна в футболе, между прочим, голова!..»

Когда в 1957 г. Г.Д. Качалин отозвался о Стрельцове как о неопытном игроке, он имел в виду отсутствие у молодого футболиста самообладания и сложившегося, уверенного стиля игры. Многие тогда критиковали Стрельцова за лень, за простои на одном месте, за пассивную манеру. Но к 1958 г., как написал сам он впоследствии, у Стрельцова стал складываться собственный стиль игры. Появлялись уверенность и привычка находить собственные решения на поле, появлялось то самое видение поля, когда для оценки ситуации не нужно вертеть головой – каким-то интуитивным образом расстановка сил, положение игроков верно распознавались им без оглядки. Он стал осознавать, что прежде неосознанное нежелание постоянно находиться в движении, та самая «лень», за которую упрекали тренеры и журналисты, это вовсе не лень, а свой личный режим игры с учетом плоскостопия и необходимости беречь силы. И уже осознанно он не бегал за мячом, с которым, по его оценкам, ничего не мог сделать. Зато к мячу, обещавшему гол, он мчался, не жалея сил. Он стал действовать более самостоятельно, оценивая ход игры и решениями своими порой приводя опекавших его защитников в недоумение. Просчитать его действия становилось все сложнее. В арсенале приемов появлялись новые, не усвоенные на тренировках, а изобретенные тут же, по ходу игры. Сама игра, развитие событий подсказывали, как лучше действовать, как использовать знакомые приемы в новом качестве, в новом варианте. И тогда разученные, доведенные до автоматизма на тренировках движения и приемы менялись до неузнаваемости, становились чем-то новым. Когда-то даже знаменитый пас пяткой стал экспромтом, логическим следствием ситуации на поле. И только потом прием этот был доведен до совершенства, став его фирменным трюком. К 1958 г. вместе с обретением своего стиля он уже относился к футболу не по-мальчишески, не только как к удовольствию гонять мяч и забивать голы. Он ясно осознавал, что футбол – это творчество, что тренировка и советы наставников – еще не все, игра требует непрерывной мысли, решимости, хитрости, воображения, раскрепощенности. Сила, уверенность, опыт формировали футбольного творца – раскованного в движении, свободного в фантазии, уверенного в избранной тактике. Но… Все это вдруг оборвалось. Как мы убедились, вина его была полностью доказана, и ни Фурцева, ни Хрущев, ни КГБ не имели к его деянию никакого отношения. Когда в наши дни случается что-то похожее, когда известный человек нарушает закон, начинаются прения: нужно ли наказывать или с учетом его настоящих и потенциальных достижений лучше закрыть на преступление глаза. Но закон имеет смысл только в том случае, когда он написан для всех. В 1958 г. страна проявила волю и наказала одного из лучших футболистов. В 1963 г. та же страна проявила великодушие, простив преступление, за которое он понес наказание. И напрасно говорят, что Стрельцова сразу отвергли как прокаженного, что никто не хотел брать его в игру. Но ведь спортивная команда – это не богоугодное заведение. Конечно, ему сочувствовали. Но этого явно было недостаточно, все понимали: после такого перерыва играть вряд ли он вообще сможет. Сам Эдуард Анатольевич писал, что в разлуке с игрой физически окреп и раздался в плечах, от тяжелой работы стали сильнее руки, но специальная подготовка оставляла желать лучшего – какой футбол после пятилетнего простоя? Ведь играть-то придется не с третьим лагпунктом, и освещать игру приедут не корреспонденты «Леса – стране». И когда в мае 1963 г. тренер «Торпедо» Н.П. Морозов дал Стрельцову возможность сыграть матч с московским «Динамо» за дублеров, Стрельцов признал, что выносливости ему не хватает – чувствовал он себя после игры не лучшим образом. Выходить просто так на поле он не хотел, понимая, что болельщики ждут его и что разочаровать их не может. Игрок такого уровня не имеет права выступать, не будучи по-настоящему подготовленным. Впервые за команду мастеров он сыграл 25 июля 1963 г. в Одессе против «Черноморца», забив два мяча. Это именно после того матча в раздевалку принесли ящик шампанского, букет иван-чая и записку от Коли Загорского.

ОН СТАЛ ДЕЙСТВОВАТЬ БОЛЕЕ САМОСТОЯТЕЛЬНО, ОЦЕНИВАЯ ХОД ИГРЫ И РЕШЕНИЯМИ СВОИМИ ПОРОЙ ПРИВОДЯ ОПЕКАВШИХ ЕГО ЗАЩИТНИКОВ В НЕДОУМЕНИЕ. ПРОСЧИТАТЬ ЕГО ДЕЙСТВИЯ СТАНОВИЛОСЬ ВСЕ СЛОЖНЕЕ.

Этому матчу журналист А.Р. Галинский посвятил статью «Самый красивый гол Стрельцова». А газета «Черноморская коммуна» написала: «На двенадцатой минуте счет был 2:0 в пользу гостей. Центрфорвард «Торпедо» Стрельцов дважды заставил голкипера «Черноморца» Б. Разинского вынуть мяч из сетки. Первый гол Стрельцов забил со штрафного, а второй мяч направил в ворота ударом с хода – столь же сильным, сколь и неотразимым». Тот самый первый штрафной Галинский и назвал самым красивым голом. В книге «Центральный круг» В.К. Иванов описывает знаменитый угловой удар Валерия Лобановского: Лобановский сам изобрел этот прием, он разбегался и ударял по мячу так, что мяч летел сначала по прямой, но потом делал крутую дугу. Прием требовал филигранной техники и получался не у всех. Стрельцов, лишь однажды увидев этот прием в исполнении Лобановского, на следующей же тренировке повторил его с точностью. К этому же приему пришлось прибегнуть в игре против «Черноморца». Стрельцов рассказал, что импровизировал, подстраивался под ситуацию: когда уже он разбегался, чтобы послать штрафной в плохо прикрытый угол ворот, «стенка» «Черноморца» сдвинулась, и новое решение пришлось принимать в момент занесения над мячом ноги. На ходу он понял, что ситуацию спасет угловой удар, и отправил мяч в ворота. Мяч, поразивший и зрителей, и футболистов, заставивший А.Р. Галинского посвятить этому голу статью. Дело в том, что после удара мяч, словно заколдованный, вдруг исчез из виду и появился лишь с приближением к воротам судьи. Мяч лежал слева от вратаря в боковой сетке. Как он попал туда, никто не видел.

На Галинского произвела впечатление не только игра вернувшегося Стрельцова, но и перемена во внешности центрфорварда. Галинский знал Стрельцова и раньше, он ожидал объявления приговора в 1958 г. в кулуарах здания суда – на слушании, закрытом, как все слушания об изнасиловании, присутствовать он не мог, – и был уверен в невиновности обвиняемого. Почему – неизвестно, просто верил. Он ждал возвращения Стрельцова в футбол. А потому, «когда увидел Стрельцова, с которым был хорошо знаком, у меня кольнуло в сердце <…> В раздевалке «Торпедо» сидел, зашнуровывая бутсы, уже не юноша с открытым светлым нежным лицом и симпатичным русым коком над высоким лбом, а грузноватый, сильно лысеющий молодой мужчина. У юноши были красивые длинные сильные ноги, теперь же они напоминали колонны. Стрельцов поднял голову, внимательно посмотрел на меня и несколько напряженно поздоровался…».

Да, Стрельцов изменился, это многие замечали. Изменился не только внешне, он стал как будто спокойнее, сдержаннее, а игра его выглядела более вдумчивой и расчетливой. Именно поэтому его игру после возвращения в футбол часто сравнивают с шахматами. В 1963 г. он только пробовал силы в футболе, он начинал новую жизнь. Официально играть ему было пока запрещено. Но времени свободного у него почти не было. Едва вернувшись в Москву, он уже 12 февраля познакомился с девушкой Раисой, жившей по соседству на Автозаводской и работавшей в ЦУМе, а в сентябре женился на ней. С Аллой он так и не сошелся. Она в то время тоже работала на ЗИЛе – секретарем главного конструктора. И вероятно, новое положение бывшей жены заставляло его тушеваться и комплексовать. Ведь он-то теперь был никем!

Сначала он работал в инструментальном цехе ЗИЛа, окончил 10-й класс в вечерней школе. Потом стал учиться на факультете двигателей во ВТУЗе, перешел работать в отдел технического контроля. Работа его заключалась в испытании грузовиков. С напарником они брали с конвейера машины – «ЗИЛ-130», «ЗИЛ-157» – и отправлялись кататься. Нужно было проверить машину на булыжнике, на асфальте, на бездорожье. Работа ему даже нравилась, как понравилась и учеба во ВТУЗе.

ВТУЗы, или высшие технические учебные заведения, существовали в те годы на базе промышленных гигантов. К началу 1970-х в стране было три ВТУЗа – при Ленинградском металлическом заводе им. XXII съезда КПСС, при Карагандинском металлургическом заводе и при Московском автомобильном заводе им. И.А. Лихачева.

Московский ВТУЗ появился 1 февраля 1931 г. Но уже через год прекратил свое существование, а возродился в 1960 г. Учеба у Стрельцова шла хорошо, да и вообще в то время успехи на работе и в учебе утешали и радовали его. Но заменить футбол нельзя было ничем. Каждый день на заводе Стрельцов слышал один и тот же вопрос от рабочих: «Когда будешь играть за мастеров?» Если бы он знал! Зависело это не от него. Пока же приходилось играть за команду ОТК.

А.И. Вольский, бывший тогда секретарем парткома ЗИЛа, вспоминал, что завод отстаивал Стрельцова и его право продолжить футбольную карьеру. Писались письма на имя секретаря ЦК, председателя Идеологической комиссии ЦК КПСС Л.Ф. Ильичева. Полтора года велась активная борьба за его возвращение в команду мастеров. Был случай, когда в 1963 г. «Торпедо» проводило товарищеский матч в Горьком. Стрельцов в игре не участвовал, хотя приехал вместе с командой и был объявлен. Когда же болельщики поняли, что в игре Стрельцова не будет, началась настоящая смута. Вольский рассказывал, что болельщики стали поджигать газеты, казалось, еще немного, и стадион загорится. От греха подальше согласились выпустить Стрельцова на поле. Тот вышел и был встречен рукоплесканиями поднявшихся с мест болельщиков. Конечно, об этом тут же узнали в Москве и страшно возмутились. Сегодня это возмущение оценивается как нечто презренное и недопустимое в приличном обществе, как постыдное воспоминание о прошлом. Но были другие времена и другие нравы, да и статья у Стрельцова, надо напомнить, была весьма пикантного свойства. Статья-то больше всего и смущала тогдашних чиновников, так что Л.Ф. Ильичев пенял Вольскому, что-де бандита, развратника и насильника выпустили на поле.

За историей в Горьком последовала служебная записка Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, который, как мы установили, курировал в те годы спорт. В ней сообщалось, что руководство завода им. Лихачева пытается приуменьшить вину Стрельцова, рекламируя его как дисциплинированного рабочего и квалифицированного футболиста. А между тем осужден Стрельцов был за тяжкое уголовное преступление, и не прошло еще и полугода со дня его освобождения. Возмутило сотрудников Агитпропа и недопустимое своеволие руководителей «Торпедо», выпускавших Стрельцова на поле вопреки ранее принятому решению о дисквалификации. А уж случай в Горьком и подавно не остался без внимания:

«…Многие зрители, присутствующие на стадионах, встречают выход Стрельцова на футбольное поле аплодисментами и одобрительными выкриками. В городе Горьком накануне товарищеской игры по футболу на центральном стадионе было объявлено, что в составе московской команды выступит Стрельцов. Когда по настоянию руководителей центрального совета Союза спортивных обществ и организаций СССР Стрельцов не был допущен к той игре, большая часть зрителей скандировала «Стрельцова на поле» до тех пор, пока во избежание беспорядков на стадионе не было принято решение допустить Стрельцова к игре.

Все организуется для того, чтобы разрекламировать Стрельцова и добиться его включения в команду мастеров класса «А».

Считаем, что включение Стрельцова в состав футбольной команды «Торпедо» сделает необходимым его выезды за границу, что создало бы за рубежом нездоровую сенсацию вокруг Стрельцова, поскольку его история в свое время нашла широкое освещение в зарубежной прессе. Вместе с тем включение в состав сильнейших команд морально нечистоплотных людей нанесло бы серьезный ущерб работе по воспитанию молодежи и спортсменов, авторитету советского спорта как в нашей стране, так и за рубежом.

В связи с изложенным вносим предложения:

– просьбу о включении Стрельцова Э.А. в состав футбольной команды мастеров класса «А» считать неправильной;

– поручить Московскому горкому КПСС дать соответствующие разъяснения по данному вопросу партийному комитету и руководству Автомобильного завода им. Лихачева, обязав дирекцию и партком завода обеспечить правильное отношение коллектива завода к вопросам воспитания спортсменов и развития физической культуры и спорта на заводе.

Просим согласия».

Резолюцию подписали Л.Ф. Ильичев и председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев.

Итак, что же смущало чиновников и мешало им согласиться на игру Стрельцова в команде мастеров? Да пресловутое международное положение! Боязнь угодить в международный скандал, самим выдать оружие идеологическим врагам, позволить в разгар холодной войны нанести очередной удар по имиджу или, как говорили тогда, по престижу и авторитету страны. Приезд Стрельцова за границу мог бы дать либо отличный повод к разговорам, что в советской сборной играют уголовники, либо, напротив, к приглашению остаться обиженному советской властью гению футбола. И останься он – новый повод к нападкам на СССР, к разговорам о преимуществах капиталистической системы перед социалистической, к чему, собственно, и сводились взаимные упреки двух миров. К тому же, повторимся, отношение к спорту в те времена отличалось от сегодняшнего, слова о дурном примере – не пустая болтовня. Но, с другой стороны, нельзя же подчинять жизнь международному положению. И не такой человек Стрельцов, чтобы подвести и обмануть тех, кто поверил ему. И на заводе решили действовать иначе.

А пока – в 1964 г. – Стрельцов играл за цеховую команду, за первую мужскую «Торпедо» и налаживал быт. В феврале родился сын, в том же году молодой семье завод дал новую квартиру – в старую на Автозаводской к Софье Фроловне, пока Эдуард «отбывал», подселили гражданина, и квартира стала коммунальной. В книге «Вижу поле» Эдуард Анатольевич не только вспоминает, здесь собраны его размышления, много «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Иногда он не пишет о чем-то прямо, но пускается в рассуждения, и становится понятно, что это плоды его жизненного опыта, его долгих и не всегда веселых раздумий. Едва ли не первое, что он сделал, вернувшись из заключения, познакомился с девушкой, вскоре ставшей его женой. В книге он пишет: «Футбол, как я уже здесь столько раз говорил, забирает себе человека целиком, если подходишь к нему серьезно. Поэтому далеко не все футболисты счастливы в семейной жизни. Молодость проходит на сборах, в тренировках, в волнениях перед очередной важной игрой. Потом футбол заканчивается – почти всегда это происходит внезапно, как себя к этому ни готовишь. Ощущаешь пустоту и одиночество. И в семье – то же. Поскольку все как-то было не до семьи, на домашние дела времени не хватало. И нередко – и футбола больше нет, и семья распадается. А винить вроде бы некого, кроме себя самого». То есть мысли о потерянной семье не давали ему покоя, что подтверждается и письмом из лагеря к Алле, предложением снова пожениться. Он понимал, что футбольные перспективы его туманны, и боялся остаться наедине с пустотой и одиночеством. В другом месте он пишет: «В жизни своей я многого (и очень причем важного) не замечал, проходил мимо, не понимал, усваивал с опозданием (иногда непоправимым) то, что другие знали с самого начала». Вернувшись домой, он первым делом озаботился созданием семьи, стал учиться – как говорится, наверстывал упущенное, старался вновь не упустить «очень важное».

Тем временем на ЗИЛе написали письмо на имя Л.И. Брежнева на сорока страницах. Собрали подписи десяти тысяч человек – от простых рабочих до Героев Социалистического Труда, орденоносцев и даже депутатов Верховного Совета СССР. И вскоре представителей ЗИЛа пригласили в Верховный Совет. Тогда же Брежнев и произнес ставшую знаменитой фразу: «…Не понимаю: если слесарь отбыл срок, то почему ему нельзя работать слесарем?» Тут же дело сдвинулось, вышло постановление Федерации футбола СССР (так с 1959 г. называлась Секция футбола), и Стрельцов был заявлен в команду. За два месяца до начала сезона 1965 г., то есть в феврале, судьба его решилась – боги смилостивились над своим любимцем.

Тогда же, в феврале, «Торпедо» уехало в Австралию – там на 25 февраля был намечен товарищеский матч с местной командой на стадионе города Перт. А Стрельцов, как в далеком уже 1954 г., с юношами отправился в Сочи – готовиться к первому после большого перерыва чемпионату. С одной стороны, он был счастлив, все складывалось лучше, чем можно было представить. Но в то же время его мучили сомнения. В сезоне 1964 г. «Торпедо» выступило очень неплохо, заняв 2-е место – после 10-го места в 1963 г. и 7-го в 1962-м. До этого, правда, выступали прекрасно, занимая два раза подряд в 1960 г. и в 1961 г. первые места чемпионата. Но к возвращению Стрельцова состав команды несколько изменился. В официальных играх Стрельцов в новом составе не играл и терзался сомнениями, а подойдет ли он, впишется ли в новую команду? Но главное, как он почувствовал, изменился дух команды, общее настроение. Когда он вынужденно ушел из футбола, «Торпедо» не была командой-победительницей, не знала победительного духа и не чувствовала себя настолько уверенно, чтобы на любого противника смотреть без робости. Теперь же все изменилось, и Стрельцову предстояло вписаться в новую для него команду или, как он сам это назвал, «прийтись ко двору». Но сначала необходимо было восстановить физическую форму. В книге он рассказывает, что привык соотносить свою физическую форму со своей техникой, то есть всегда представлял, сколько и для чего понадобится сил. Теперь же было сложно представить, как именно придется употреблять силы, какая тактика будет задействована в игре новой команды и какая именно роль будет уготована ему. Стиль игры «Торпедо» образца 1965 г. был завязан на атлетических качествах игроков – техника, помноженная на скорость. И Стрельцов понимал, что в таком коллективе без должной физической подготовки просто нечего делать, а необходимой выносливости у него пока не было, он признавал, что «заметно отставал тогда физически». Но все это были общие мысли – команды он все-таки не знал. Предстояло увидеть в игре, кто и как играет, что умеет и на что способен в разных ситуациях. Такой проверкой стал матч, состоявшийся 15 апреля в Баку. Несмотря на то что «Торпедо» проиграло «Нефтянику» 0:3, Стрельцов не раскис и не впал в уныние. В этой первой игре он осматривался, пробовал, примеривался. А еще наслаждался и волновался от радости, что снова может играть. Только увидев поле, он ощутил, что все будет хорошо; может быть, не сразу, но он вернется в футбол не только формально, останется самим собой. «Вижу поле!» – так называется книга воспоминаний Эдуарда Анатольевича. Видеть поле – для него это не просто слова. Это понимание, что он занимается своим делом, уверенность в собственных силах, ощущение, что он дома.

После проигрыша «Нефтянику» Стрельцов немного расстроился, но зато теперь он знал, что надо делать и какое место он занимает в этой новой команде. Ведь он опасался, что ни один игрок, кроме Валентина Иванова, не знаком ему как партнер. Да и сам Иванов мог измениться за прошедшие годы. Однако ничего такого не случилось. С Ивановым они начали сразу играть так, словно и не расставались. Остальные нападающие охотно и доверчиво приняли его как лидера и вели игру, исходя из его лидерства.

После матча журнал «Футбол» написал: «В команду вернулся Э. Стрельцов. Торпедовские сторонники возлагают на него большие надежды. Но ведь наивно полагать, что после длительного перерыва он сразу же начнет играть в полную силу, да еще в составе, который, судя по первому матчу, уступал своим соперникам в скорости действий, то есть в том, что всегда было коньком команды». Стрельцов и сам признавал, что разочаровал кого-то в своих возможностях. Но важнее, что сам он в себе не разуверился. Тот первый матч стал для него новым стартом, проверкой и разведкой. Теперь он знал, что вписался в команду – его сразу же приняли как своего, и никто не выразил недовольства, что с возвращением Стрельцова стиль игры неизбежно изменится.

Отныне он уже знал и расстановку сил в команде, и возможности каждого игрока, он обрел нужную физическую форму и был готов к дальнейшей борьбе. Следующая игра прошла в «Лужниках» с куйбышевскими «Крыльями Советов». «Торпедо» одержало победу 2:0, мячи были забиты подряд. Как написал «Советский спорт», «первый тайм был интересным и богатым событиями. На 15-й минуте Сергеев слева подал нацеленный угловой на Иванова, тот откинул мяч Стрельцову и получил в ответ отличный пас на свободное место. Косой удар в дальний нижний угол Иванов исполнил мастерски. Спустя две минуты Сергеев от углового фланга навесил мяч прямо на перекладину. Вратарь волжан не угадал траекторию, промахнулся, и подскочивший Михайлов добил мяч в сетку». Стрельцов показал свой знаменитый пас пяткой, хотя, по его признанию, это еще было не то, что они умели в паре с Ивановым. Стрельцов пока не забивал сам – первые два гола после возвращения он забьет 10 июля в матче с минским «Динамо». А пока он чувствовал, что, вернувшись в футбол, меняется, что играть по-прежнему не получится. Поначалу он и сам не понимал, хорошо это или плохо, лучше он играет или хуже. С ним происходили изменения, к которым он словно и не был причастен. Приходилось полагаться на интуицию, подсказывавшую, что все это временно, нужно полностью войти в форму, и тогда пойдет настоящая игра – обновленная и усиленная.

У Стрельцова появилась и новая задача: увидев, что к нему стали относиться как к лидеру атаки, он хотел продемонстрировать каждому из партнеров свою полезность, завоевать полное доверие, выказать надежность. В этом заключалось принципиально другое понимание игры и лидерской роли. Если в 1953 г. он обижался, что старшие игроки обходили его с мячом, не пасовали ему, то теперь он сам хотел быть полезным партнерам пасами. Если поначалу он не задумывался над игрой, то теперь его интересовала организация игры, построение нападения, продуманность атаки. Высшей радостью в футболе для него стала игра с умным игроком.

И здесь действительно напрашивается сходство с шахматами. Когда-то великий Александр Алехин говорил, что «был бы счастлив творить один, без необходимости, как это случается в партии, сообразовывать свой план с планом противника, чтобы достичь чего-нибудь, представляющего ценность». Порой, сталкиваясь с отличным от своего подхода к шахматам или оказываясь один на один с противником, не заботившимся о красоте партии, ставившим перед собой задачу – выиграть, а не творить, Алехин испытывал настоящие страдания. Поздний Стрельцов смотрел на игру в чем-то похоже. Правда, он не страдал, если расходился с партнером в отношении к игре. Но все большую ценность в его глазах приобретала «умная игра», игра с идеальным партнером, понимающим тактический замысел без слов. Идеальным партнером оставался для него Иванов, но было интересно вовлекать в «умную игру» и остальных нападающих, добиваясь понимания предлагаемой им тактики. Видение поля Стрельцовым стало немного иным. Расстановка сил подсказывала ходы, которые раньше, как правило, он старался реализовать один или в паре с Ивановым. Теперь же варианты игры он просчитывал при участии любого игрока, имевшего шанс поразить ворота противника.

Тренер М.И. Якушин подтверждает, что стиль игры Стрельцова в разные годы менялся. В юности Эдуард был быстрей, активней, но с годами, когда появился опыт, возросла техника, он «стал более рассудительным и грамотным игроком».

И все-таки от него ждали не только рассудительности, но и голов – ведь никто тогда и не знал об этих душевных тонкостях, о происходившей в нем борьбе и о переменах. Разве болельщик станет равнодушно или спокойно смотреть, что центральный нападающий сам не забивает голов? Газета «Труд» о матче с минским «Динамо» написала: «Уж так случилось, что авторами всех трех голов в этом матче стали тезки. Гол в ворота москвичей провел Эдуард Малафеев, а два ответных гола забил Эдуард Стрельцов». С этого матча Стрельцов словно бы окончательно вернулся в большой футбол, вернулся тот центрфорвард автозаводцев, которого ждал болельщик.

От игры к игре он набирал силу и сплачивал вокруг себя команду. К концу сезона удалось достичь сыгранности и взаимопонимания. Так, игра с ташкентским «Пахтакором» в Москве на стадионе «Динамо», закончившаяся победой москвичей 4:0, запомнилась не разгромным счетом. Пожалуй, впервые идеальными партнерами были не только Стрельцов и Иванов, но и все, кто действовал в линии нападения. Игралось легко и раскованно. Все понимали друг друга мгновенно, Стрельцов ощущал, что команда играет как единый механизм. «А мне ведь больше ничего и не надо, – писал он потом. – Когда я понят – и мне на душе легче, я могу показать, на что способен».

НО ВСЕ БОЛЬШУЮ ЦЕННОСТЬ В ЕГО ГЛАЗАХ ПРИОБРЕТАЛА «УМНАЯ ИГРА», ИГРА С ИДЕАЛЬНЫМ ПАРТНЕРОМ, ПОНИМАЮЩИМ ТАКТИЧЕСКИЙ ЗАМЫСЕЛ БЕЗ СЛОВ.

Стиль игры, сложившийся к тому времени у Стрельцова и во многом благодаря ему у «Торпедо» вообще, называли тогда «замаскированностью намерений». Именно автозаводцы чаще других клубов демонстрировали умение скрывать каждый следующий прием, замаскировывать новый ход. Им вполне удавалось делать не то, что ожидал соперник. Говорили, что Иванов, Воронин и особенно Стрельцов поступают порой вопреки логике, привнося тем самым неожиданность и внезапность в игру. Театровед А.П. Демидов называл Стрельцова «остроумнейшим футболистом», имея в виду его манеру игры.

Конечно, такой прием применяли не только они. Но комментаторы, журналисты, болельщики отмечали его как фирменный торпедовский прием. «Замаскированность намерений» связывали с превосходством в технике и классе игры. Подготовительный маневр в таких случаях указывал направление паса или удара. Но мгновение спустя выяснялось, что мяч улетал совсем в другую сторону. Эдуард Анатольевич отмечал распространенную ошибку защитников – наблюдение за мячом: «Нередко и опытные защитники «гипнотизировали» мяч возле моей ноги и не улавливали, как он оказывался у Кузьмы, который, бывало, успевал уже и гол забить…»

СТИЛЬ ИГРЫ, СЛОЖИВШИЙСЯ К ТОМУ ВРЕМЕНИ У СТРЕЛЬЦОВА И ВО МНОГОМ БЛАГОДАРЯ ЕМУ У «ТОРПЕДО» ВООБЩЕ, НАЗЫВАЛИ ТОГДА «ЗАМАСКИРОВАННОСТЬЮ НАМЕРЕНИЙ».

Тактика «замаскированности намерений» активно применялась в финальном поединке чемпионата с одесским «Черноморцем» 15 ноября и, подчеркнув преимущества «Торпедо», привела московскую команду к победе – 2:1. А после окончания матча, как сообщил «Советский спорт», Эдуарду Стрельцову был вручен приз газеты «Комсомольское знамя» как лучшему игроку матча второго круга «Динамо» (Киев) – «Торпедо» (Москва). К слову, первый матч с киевским «Динамо» автозаводцы играли еще в июне. В сентябре команды встретились повторно, и Стрельцов при счете 0:3 сумел отыграть два мяча и спасти «Торпедо» от сухого проигрыша. «Мог быть и третий гол, – сокрушался Эдуард Анатольевич. – Я обязан был поставить точку в этой игре, но не сумел: вышел один на один с вратарем, кинул в дальний угол – и попал в штангу…»

И все равно: с пятьюдесятью одним очком автозаводцы вышли на первое место чемпионата СССР. А это значит, что возвращение Стрельцова прошло триумфально. Правда, он был еще не совсем прощен, потому что уже 28 ноября, а затем 1 декабря «Торпедо» играло товарищеские матчи в Японии, в то время как Стрельцов с Раисой отдыхали в пансионате на Валдае. Но он был спокоен и уверен в себе. На командной фотографии 1965 г. Стрельцов стоит в верхнем ряду – полысевший, погрузневший, выглядящий лет на десять старше своего возраста, но счастливо улыбающийся.

1965 г. выдался трудным, поскольку нужно было доказать свою пригодность и полезность футболу, нужно было вернуть форму, понять, удастся ли прижиться в команде среди новых и незнакомых игроков. К тому же, как сообщает А.П. Нилин, «своим возвращением Стрельцов застал заинтересованных лиц врасплох». Другими словами, не все были одинаково рады его возвращению в команду и не всем понравилось, что Стрельцов немедленно перетянул на себя внимание болельщиков. Конечно, Стрельцов видел и понимал это недовольство, подчас никак не проявляющееся, наверняка опасался возможной трещины в команде. Но пока радость возвращения перевешивала все неприятное и неудобное. Началась вторая жизнь в футболе, и хотелось думать уже о следующем сезоне. Тем более что в № 2 журнала «Футбол» от 9 января 1966 г. на последней странице была помещена заметка «Новые мастера». Среди прочего в заметке говорилось: «В связи с выполнением нормативов и требований Единой Всесоюзной спортивной классификации президиум Федерации футбола СССР присвоил звание мастера спорта по футболу группе игроков: московскому торпедовцу Э. Стрельцову (за 1-е место в чемпионате) и столичному динамовцу Вад. Иванову (за 5-е место)…» Возвращение было подтверждено официально.

Но после эйфории всегда наступает если не депрессия, то хотя бы эмоциональный спад. Праздник обязательно сменяется буднями. В начале весны сборная СССР, капитаном которой был в то время Валентин Иванов, уехала в Югославию готовиться к чемпионату мира 1966 г. Все шло прекрасно, Иванов участвовал во всех матчах. Как вдруг появившийся откуда ни возьмись недоброжелатель смутил тренера Н.П. Морозова вопросами: «И Иванов играет? А что, помоложе вы никого найти не могли?» После первого тайма ближайшей затем игры Иванова заменили, и больше в сборной Валентин Козьмич, которому в 1966 г. исполнялось 32 года, не появлялся. Он вернулся в «Торпедо», где тоже был капитаном, и старался ничем не выдавать своего состояния. Но футболисты в голос подтверждают: никому еще не удавалось безболезненно пережить окончание спортивной карьеры, особенно когда ты чувствуешь, что мог бы еще играть и приносить пользу, но твои услуги, увы, не нужны. Отлучение от национальной сборной отражается и на клубной игре – такой футболист не только подавлен, но и лишен мотивации. А в команде апатия одного, особенно капитана, неизбежно передается остальным.

К тому же, как рассказал об этом сам Валентин Козьмич, «цепная реакция идет с поразительной быстротой». И вот уже торпедовский тренер В.П. Марьенко стал осторожно намекать Иванову на целесообразность перехода в тренеры, на то, что о лучшем помощнике Марьенко и мечтать бы не мог. Конечно, это не могло не отразиться на игре Иванова и на его настроении. В начале чемпионата 1966 г. 2 мая в игре с куйбышевскими «Крыльями Советов» он стал автором двух голов. Больше мячей он уже не забивал. Из тридцати шести игр он участвовал только в одиннадцати. Все это время «мучился, колебался, раздваивался, терзался сомнениями». Ему казалось, что тренеры смотрят на него враждебно. Под этими взглядами необходимая уверенность исчезала, он начинал играть со срывами; все, что раньше давалось легко, перестало получаться вообще. И вдруг, как следствие, против него восстали болельщики. Можно только представить, что он чувствовал, когда слышал с трибун свист и крики: «Иванова с поля!», «Пора на пенсию!». И тогда он окончательно решил уйти. Ему устроили грандиозные проводы: команда несла своего капитана на плечах, болельщики после всех нападок рукоплескали, сыпались подарки. Но несмотря на утешение, он не мог не сознавать, что прощание могло бы состояться много позднее.

НА КОМАНДНОЙ ФОТОГРАФИИ 1965 Г. СТРЕЛЬЦОВ СТОИТ В ВЕРХНЕМ РЯДУ – ПОЛЫСЕВШИЙ, ПОГРУЗНЕВШИЙ, ВЫГЛЯДЯЩИЙ ЛЕТ НА ДЕСЯТЬ СТАРШЕ СВОЕГО ВОЗРАСТА, НО СЧАСТЛИВО УЛЫБАЮЩИЙСЯ.

По итогам года «Торпедо» оказалось на 6-м месте. Стоит отметить, что в сезоне 1966 г. Эдуард Анатольевич окончательно стал самим собой в футболе. Если, присматриваясь и наслаждаясь возвращением в 1965 г., он вел себя смирно и законопослушно, то в 1966-м получил несколько предупреждений и даже удаление с последующей дисквалификацией. 4 июля во время игры с московским «Локомотивом» в «Лужниках» он сподобился красной карточки за умышленный удар игрока противника по ногам. В журнале «Футбол» О.С. Кучеренко написал тогда: «…Был удален Стрельцов, который в последнее время часто допускает «вольности». Одно складывается с другим. Неудачи коллектива, ошибки партнеров и даже «мелочи» сначала вызывают просто раздражение, потом раздражение переносится на соперников и судей, и, наконец, футболист совершает неэтичный поступок. Большой спортсмен так никогда не сделает». Следующую игру – с ленинградским «Зенитом» – Стрельцов пропустил.

Но самое яркое событие того сезона ждало команду в конце сентября. Поскольку «Торпедо» стало чемпионом СССР в 1965 г., в 1966-м команде предстояло участие в Кубке европейских чемпионов (Лига чемпионов УЕФА с 1992 г.). Играть предстояло с итальянским «Интернационале» – одной из сильнейших европейских команд. Но на Стрельцова пока что власти страны посматривали с подозрением, вернее – выпускать его за границу побаивались. Когда сегодняшние поклонники Стрельцова возмущаются этой несправедливостью, они либо не знают, либо делают вид, что не знают, по какой причине осторожничали советские чиновники. Мы уже выяснили, что в те годы любой повод мог быть использован в холодной войне. На всякий случай напомним, что, например, в Директиве Совета национальной безопасности США № 20/1 от 18 августа 1948 г. говорилось, что «наша конечная цель в отношении Советского Союза – война и свержение силой Советской власти <…> Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях по сравнению с внешними силами, находящимися вне его пределов». А в Директиве № 4/А от 14 декабря 1947 г., возложившей ведение психологической войны на ЦРУ, отмечалось, что психологическая война – это «ведение пропаганды, в том числе с использованием анонимных, фальсифицированных или негласно субсидируемых публикаций; политические действия с привлечением лиц без гражданства, изменников и поддержка политических партий; квазивоенные методы, включая помощь повстанцам и саботаж; экономические действия, связанные с валютными операциями…».

Это сегодня можно отмахнуться от всех директив, а для тех лет это была реальность, в соответствии с которой и выстраивалась политика государства. Никто не станет утверждать, что политика эта, как равно и политика любого другого государства, была безупречной. Но нам сейчас важно не судить, а понять: почему что-то происходило так, а не иначе. В тех условиях появление Стрельцова за границей могло вызвать, что называется, нездоровый ажиотаж. Во-первых, могла бы отреагировать пропагандистская машина, начав распространять информацию, что в Союзе некому играть, кроме уголовников. Во-вторых, что более вероятно, Стрельцову могли очень настойчиво предложить остаться на Западе, чтобы затем та же пропагандистская машина подхватила лозунг «Он выбрал свободу», представив обиженного Советами спортсмена как очередного пострадавшего от произвола тоталитаризма. Конечно, был бы скандал, и, конечно, отвечать бы пришлось тем, кто выпустил его за границу.

А.И. Вольский вспоминал, что вопрос о поездке Стрельцова решался на заседании бюро Московского горкома партии. Мнения разделились, а страсти накалились. Дошло до крика, но все-таки решение было найдено. Сошлись на том, что Вольский возглавит команду в поездке, а Стрельцов поступает под его ответственность. И если Стрельцов сбежит или что-то натворит, отвечать будет Вольский. Но самому Аркадию Ивановичу эта идея не очень понравилась. Он отказался. Когда же обо всем узнал завод, то Вольского дружно осудили. Директор ЗИЛа П.Д. Бородин заявил, что не узнает Вольского. «Ты всегда такой решительный, – сказал директор, – а тут сдрейфил». Аркадий Иванович вспоминал, что слово «сдрейфил» все и решило. Почему-то не захотел Вольский быть «сдрейфившим» и дал свое согласие опекать Стрельцова. Через два дня они улетели в Милан. Вторая жена Стрельцова Раиса рассказывала впоследствии с чьих-то слов, что, «когда самолет оторвался от шереметьевской бетонки и начал набирать высоту, Эдик заплакал…».

Повторимся, «Интернационале», или «Интер», и тогда, и сейчас – один из самых сильных и титулованных клубов Европы. Итальянские журналисты писали в ту пору, что такого международного опыта, каким обладают игроки «Интера», нет ни у одного другого клуба в мире. Стоит ли говорить, как волновались автозаводцы, предвкушая встречу с таким соперником, в состав которого входили именитейшие Факетти, Жаир, Суарес. Тренировал команду не менее знаменитый Эленио Эррера, которого многие считают творцом эшелонированной обороны «катеначчо». Следует сказать, что это не совсем так. «Катеначчо» буквально переводится как «дверь на засове», в футболе обозначает стиль игры, где обороне отводится особая роль. Еще в 30-е гг. австрийский тренер Карл Раппан использовал аналогичный стиль игры, впоследствии усовершенствованный итальянцем Нерео Рокко и отточенный уроженцем Марокко с аргентинским гражданством Эленио Эррерой. Стиль подразумевает непробиваемую стену защитников на своей половине поля и резкую смену обороны на нападение, как только соперник упускает мяч. Быстрая контратака и мгновенное превращение обороны в нападение и были коньком этой системы. Вспомним, как в Мельбурне 1956-го действовали индонезийцы против советской сборной – измотали обороной, а потом едва не забили.

Стрельцов вспоминал, что торпедовцы перед игрой с «Интером» переживали по поводу отсутствия в их составе игроков с именем. Себя Эдуард Анатольевич в расчет не брал, единственной знаменитостью считал Валерия Воронина, от ноги которого, по какому-то мистическому совпадению, в ворота советской команды влетел тогда единственный мяч. Гол, забитый миланцам Владимиром Бредневым, судья не засчитал, хотя мяч, попав в перекладину, ударился о землю за линией ворот и только после этого вылетел на поле.

Но Стрельцов не был бы Стрельцовым, если бы не преподнес команде, а главное, А.И. Вольскому сюрприз напоследок. Мы же помним, как Аркадий Иванович поручился в Москве за центрфорварда. И вдруг вечером после игры Стрельцов не вернулся в гостиницу. Думали, объявится к утру – нет. Приехали в аэропорт – нет. Как вдруг объявляется. Оказалось, после игры итальянские коллеги из «Интернационале» пригласили его прогуляться, и он не посмел отклонить их приглашение. Словно в воду глядели московские чиновники, опасавшиеся выпускать Стрельцова за границу, – итальянские журналисты, узнав о его совместной вечеринке с игроками «Интера», набросились с вопросами: «Не хотели бы вы остаться в свободном мире?» Но Стрельцов со своей обезоруживающей простотой ответил: «Что мне тут делать? У вас президентов убивают» (23 ноября 1963 г. в Далласе был убит 35-й президент США Джон Фицджеральд Кеннеди). И как-то этот поступок, обнаживший стрельцовскую простоту и бесхитростность, словно бы снял с него всякие подозрения – и впрямь не сбежит, не предаст и не изменит.

Ответный матч с «Интером» играли в Москве 12 октября. «Интеру» достаточно было сыграть вничью. Так и сыграли. «Торпедо» выбыло из соревнований за кубок. Результат был закономерным, в Москве у «Торпедо», как бы странно это ни казалось, шансов было меньше. Ведь команды уже неплохо друг друга поняли, а с точки зрения техники итальянцы были заметно более опытными. Среди автозаводцев только Стрельцов и Воронин не уступали в технике игры итальянским футболистам.

1966 и 1967 гг. оказались переходными для «Торпедо»: состав команды все время менялся. Но молодые почему-то не задерживались надолго. Игра в чемпионате 1967 г. не складывалась – даже на счету Стрельцова за весь сезон насчитывалось всего шесть голов, а знаменитость Воронин стал автором всего лишь одного мяча. С тренерским составом тоже происходила какая-то чехарда. Сначала вновь тренировать «Торпедо» стал Н.П. Морозов. В августе, то есть уже к концу сезона, тренером был назначен В.К. Иванов. Возможно, из-за нестабильности по итогам 1967 г. недавний чемпион СССР оказался на 12-м месте. Так низко автозаводцы не падали с 1951 г.

Но для Стрельцова 1966 г. стал важным потому, что впервые после возвращения в футбол он смог сыграть за сборную. 16 октября в «Лужниках» прошел матч с турецкой сборной, названный тогда же «отрезвляющим душем». В начале 60-х турецкая команда считалась одной из слабых в Европе. Перед матчем в Москве турки словно призвали всю восточную хитрость, дабы усыпить бдительность советской стороны. Президент Федерации футбола Турции Шереф Апак заявил: «Мы не рассчитываем на победу. Нам важно сыграть с вашими прославленными футболистами и поучиться у них». Ему вторил и старший тренер: «Я убежден, что полтора часа игры моих питомцев против четвертого призера мирового чемпионата окупятся для нашей команды сторицей». Действительно, с 11 по 30 июля в Англии проходил чемпионат мира. Впервые хозяйка соревнований – Англия – стала чемпионом мира. Второе и третье места разделили ФРГ и Португалия соответственно. СССР оказался на четвертом месте, уступив Португалии 1:2. Стрельцов не играл в ту пору в сборной и участия в чемпионате не принимал. Это был уже третий чемпионат мира, в котором он не смог выступить. Забегая вперед, отметим, что ни один мировой чемпионат так и не увидит игры Эдуарда Стрельцова.

А пока началась подготовка к чемпионату Европы 1968 г., и турки прибыли в Москву с визитом дружбы – поучиться и познакомиться. Однако учиться пришлось кое-кому другому. Сборная СССР проиграла сборной Турции со счетом 0:2. Турки показали хорошую технику, продуманный стиль и желание побеждать. В то время как советская команда выглядела несобранной и несыгранной. И если Стрельцов пытался организовывать атаки, то все его попытки натыкались то ли на непонимание, то ли на нежелание играть в командную игру. В тогдашней прессе после матча с турками появилось множество возмущенных отзывов. Так, в журнале «Футбол» от тренера Б.А. Аркадьева досталось всем: «В одиночестве пытался что-то делать Поркуян. Проба Матвеева в составе сборной не вдохновила его на активную игру. Банишевский, слабо игравший за сборную в Англии, не стал лучше…» Отдельно тренер прошелся и по Стрельцову. По его наблюдениям, «Стрельцов – пока проблема, которую он должен решить собственными усилиями. В первом тайме игры «Торпедо» – «Интернационале» он выглядел одним из лучших игроков матча. Тогда он сочетал остроту индивидуальной игры с тонким дирижерством. В этом же духе, не слабее Стрельцов провел первый тайм и в рецензируемой игре. Вторые таймы Стрельцов «не вытянул» и заметно сдал как в энергии, так и в качестве». Что отметил Эленио Эррера в игре «Торпедо» с «Интером», подчеркнул и Аркадьев применительно к матчу с Турцией: остроумные ходы с мячом Стрельцова неожиданны не только для противника, но застают врасплох и его партнеров, слаженной атаки не получается. Стрельцов, мечтавший в ту пору об «умной игре», никак не мог найти для этого достойных компаньонов. Игроки его окружали неплохие, но той связки, как была у них когда-то с Ивановым, не получалось – ни в обновленном «Торпедо», ни в сборной, где он также остался едва ли не один из «ветеранов». Стрельцов понимал, что он самый опытный и самый сильный игрок, и считал себя еще на многое способным. Его не смущали ни командные неудачи, ни непонимание со стороны молодых игроков. Вкус к игре и азарт оставались с ним. А равно и новое, утвердившееся в нем понимание игры. Главным в футболе теперь считал он коллективную игру. Но понять это каждому игроку нужно было сердцем, а не только умом. Только в этом случае от игры можно испытать настоящую радость. Его молодые партнеры пока не понимали этой футбольной философии, поэтому он остался в одиночестве или даже в изоляции, но нисколько не смущался этим, как человек, познавший истину и сторонящийся суеты.

Следующие два товарищеских матча – с ГДР в Москве и с Италией в Милане – Стрельцов тоже сыграл в составе сборной. А в № 2 журнала «Футбол» от 8 января 1967 г. был опубликован «Список тридцати трех». Тридцати трех участников сборной СССР по футболу. Там же говорилось: «Президиум Федерации футбола СССР утвердил этот традиционный почетный список после того, как совет тренеров придирчиво обсудил каждую кандидатуру». Из московского «Торпедо» в сборную вошли А. Кавазашвили, В. Андреюк, А. Ленев, Э. Стрельцов.

1967 г. был очень насыщен для Стрельцова. Он вернулся в сборную, и с февраля начались товарищеские матчи и поездки: Югославия, Италия, Шотландия, Франция… К ноябрю стало ясно, что сборная вышла в четвертьфинал первенства Европы. В апреле стартовал чемпионат страны. В мае «Торпедо» включилось в битву за Кубок СССР 1966/67. Как мы помним, в 1966 г. команда заняла шестое место в чемпионате страны. На первое место вышло киевское «Динамо», выигравшее тогда же Кубок СССР. Вроде бы «Динамо» предстояло участвовать и в Кубке европейских чемпионов, и в Кубке обладателей кубков. Но, по правилам Кубка кубков, клуб, выигравший и национальный чемпионат, и национальный Кубок, участвует только в розыгрыше Кубка чемпионов. В Кубке обладателей кубков принимает участие в таком случае финалист национального Кубка. 8 ноября 1966 г. в «Лужниках» за национальный Кубок боролись московское «Торпедо» и киевское «Динамо», поэтому «Торпедо», как финалист игры за Кубок СССР, стало участником Кубка кубков 1967/68.

ГЛАВНЫМ В ФУТБОЛЕ ТЕПЕРЬ СЧИТАЛ ОН КОЛЛЕКТИВНУЮ ИГРУ. НО ПОНЯТЬ ЭТО КАЖДОМУ ИГРОКУ НУЖНО БЫЛО СЕРДЦЕМ, А НЕ ТОЛЬКО УМОМ. ТОЛЬКО В ЭТОМ СЛУЧАЕ ОТ ИГРЫ МОЖНО ИСПЫТАТЬ НАСТОЯЩУЮ РАДОСТЬ.

В сентябре состоялась первая игра с командой «Мотор» из ГДР. Обыграв в итоге немцев, московские автозаводцы в ноябре дважды играли с чехословацким «Спартаком» из Трнавы. В первом матче, проходившем в Ташкенте, чехи проиграли 0:3, хоть и казалось, что преимущество было на стороне чехов, атакующих чаще и настойчивее. Игра торпедовцев строилась вокруг Стрельцова, находившего единственно верные решения, так что, имея минимум голевых моментов, «Торпедо» сумело использовать едва ли не каждый из них.

Теперь у «Спартака» появилась задача отыграть три мяча. Но сумев отыграть только один, чехословацкие футболисты сорвались. На поле началась настоящая потасовка, вратаря Анзора Кавазашвили затолкнули в ворота и стали бить, так что синяки еще долго украшали его лицо. Даже чехословацкая пресса не удержалась от упреков арбитру. И «Ческословенски спорт», и «Руде право» пеняли голландскому судье Адрианусу Альбрехту, не сумевшему унять бузотеров. А в № 49 от 3 декабря 1967 г. в советском журнале «Футбол – Хоккей», переименованном так из журнала «Футбол» именно с № 49, сообщалось о победе торпедовцев, как о победе «современного рационального футбола над бесшабашным навалом, продуманной стратегии над нехитрой схемой “быстрее беги, сильнее бей”».

«Торпедо» вышло в четвертьфинал Кубка кубков. Следующая встреча с уэльским клубом «Кардифу» предстояла в 1968 г.

Но для Стрельцова приятное на этом не заканчивалось. Ведь еще в июне, в № 25 «Футбола» появилась большая статья А.П. Старостина об отборочном матче чемпионата Европы-68 между сборными СССР и Австрии, окончившемся поражением Австрии 3:4. В статье среди прочего говорилось: «Четвертый гол, забитый Стрельцовым с подачи Бышовца, кстати говоря, как и второй, забитый Бышовцем с подачи Воронина, может удовлетворить по искусству исполнения самого взыскательного зрителя». А на обложке номера помещалась фотография того самого четвертого гола, забитого Стрельцовым головой. В сорок шестом номере того же издания от 12 ноября 1967 г. на втором развороте (с. 4–5) рядом с фотографиями А. Кавазашвили, Э. Стрельцова и Э. Малафеева размещалось такое сообщение: «Постановлением президиума Центрального совета Союза спортивных обществ и организаций СССР футболистам сборной команды СССР А. Кавазашвили, Э. Стрельцову (оба – московское «Торпедо») и Э. Малафееву (минское «Динамо») присвоены звания Заслуженных мастеров спорта». О Стрельцове говорилось: «Матч сборной страны, в котором впервые участвовал Эдуард Стрельцов, – со сборной Швеции в Стокгольме – тоже закончился с убедительным счетом 6:0 в пользу наших футболистов. Только было это ровно за десять лет до дебюта Кавазашвили – 26 июня 1955 года. В том же году он возглавил список бомбардиров чемпионата страны (15 мячей), а в следующем – в составе сборной стал олимпийским чемпионом.

В зрелые годы игра Стрельцова обогатилась новыми красками. Из футболиста, славившегося умением забивать голы, он превратился в дирижера атаки, умело руководящего действиями молодых партнеров».

Наконец, в самом последнем, в пятьдесят третьем номере журнала «Футбол – Хоккей» от 31 декабря 1967 г. на третьей странице большими буквами значилось: «Эдуард Стрельцов – лучший футболист года». Уже в четвертый раз еженедельник проводил опрос среди журналистов. В 1967 г. в опросе приняли участие шестьдесят пять журналистов из двадцати восьми печатных изданий, а также из ТАСС, с телевидения и радио. Каждый опрашиваемый должен был назвать трех лучших футболистов. За первое место спортсмен получал три очка, за второе – два, за третье – одно. По результатам этого опроса Стрельцов получил 45 первых мест, 4 вторых и 12 третьих. Набрав 155 очков, он опередил всех конкурентов. В предыдущих опросах Стрельцов также лидировал – в 1965 г. он вышел на 2-е место, в 1966-м – на четвертое. Прокомментировать мнение журналистов, освещающих спорт, редакция попросила В.К. Иванова, заявившего о бесспорной поддержке голосования. Иванов рассказал об особенностях стиля игры бывшего партнера, о его «умной игре», о том, как трудно играть со Стрельцовым, не научившись понимать его манеры, его «футбольной мысли». По мнению Иванова, Стрельцов стал не просто прекрасным игроком, но играющим тренером, рядом с которым молодые игроки оттачивают мастерство. «Мне очень приятно, – заключил Иванов, – что в год своего 30-летия Стрельцов признан лучшим футболистом. Честно говоря, я всегда был уверен, что он – лучший игрок страны. И я рад, что наконец это оформлено, так сказать, официально».

СТРЕЛЬЦОВ СТАЛ НЕ ПРОСТО ПРЕКРАСНЫМ ИГРОКОМ, НО ИГРАЮЩИМ ТРЕНЕРОМ, РЯДОМ С КОТОРЫМ МОЛОДЫЕ ИГРОКИ ОТТАЧИВАЮТ МАСТЕРСТВО.

В том же номере был опубликован список «Золотого мяча». Это приз, учрежденный редакцией еженедельника «France Football» в 1956 г. Можно сказать, что редакция советского «Футбола» позаимствовала идею у французских коллег. «France Football» тоже проводил опрос среди руководителей крупнейших спортивных изданий Европы. Каждый опрашиваемый составлял свой список из пяти имен, и точно так же названным игрокам начисляли баллы. Только французы награждали победителя еще и памятным знаком – золотистым мячом на постаменте. Кстати, в 1963 г. «Золотой мяч» получил советский вратарь Лев Яшин. Лауреатом 1967 г. стал венгерский нападающий Флориан Альберт. Но в списке «Золотого мяча» оказался и Эдуард Стрельцов, занявший 13-е место. Кроме него, среди пятнадцати лучших игроков оказались Игорь Численко на 9-м месте и Анатолий Бышовец на пятнадцатом. К слову, «France Football» отметил советскую сборную как лучшую команду в Европе 1967 г.

Казалось бы, все идет хорошо: Стрельцов снова в сборной и снова Заслуженный мастер спорта. Наконец он признан лучшим в СССР. Но и здесь нас пытаются убедить, что этого мало, что страна должна была извиниться, покаяться за то, что унижали, травили, предали. В.И. Галедин уверяет, будто бы «неглупые люди уже тогда понимали: не был Эдуард никаким насильником, приговор несправедлив». Но это неверно. Не зная всех обстоятельств, руководствуясь только личными симпатиями, ни один даже самый умный человек не сможет понять, справедлив приговор суда или нет. Неглупые люди понимают сегодня, что каким-то убежденным насильником Стрельцов, разумеется, не был. Но тогда, в мае 1958 г., он, пьяный, совершил то, что в юриспруденции обозначается словом «изнасилование» – то есть половой акт вкупе с насилием, выразившимся в конкретном случае через сломанный нос и изрядно помятое лицо девушки. А такое деяние предполагает наказание. А.П. Нилин также неоднократно повторяет, что не верит в изнасилование Стрельцовым Марины Лебедевой. Да и многие тогда не верили, а те, кто верил, по убеждению Нилина, были попросту зомбированы тогдашней пропагандой. Таких людей А.П. Нилин называет «запропагандированными обывателями». Но дело в том, что вина в нарушении закона – это не предмет веры. Вы можете верить или не верить, но, во-первых, это никому не интересно, а во-вторых, ни на что не влияет. Вина человека в совершении преступления определяется фактами. Если есть бесспорные и неопровержимые факты, свидетельствующие о нарушении закона, значит, есть и вина. И следовательно, должна быть ответственность. Независимо от чьей бы то ни было веры. Факты по делу Эдуарда Стрельцова, вокруг которого образовалась настоящая «секта свидетелей невиновности», давно установлены. Материалы дела опубликованы. Поэтому для того, чтобы во всем разобраться и судить о происшедшем шестьдесят лет назад, основываясь не на вере, а на знании, придется поинтересоваться протоколами допросов, данными медицинского освидетельствования и действующим на ту пору законодательством.

Но зачем постоянно возвращаться к этой теме – непонятно. Стрельцов прожил короткую, насыщенную и очень непростую жизнь. Во многом, что происходило с ним, он бывал виноват сам. Но делать из него обиженного – значит принижать его, значит не видеть личности, пытаться превратить сложного человека, постоянно менявшегося, испытывавшего влияние и самого влиявшего на окружающих, переходившего из одного состояния в другое, боровшегося с собой и обстоятельствами, проигрывавшего и, наоборот, одерживавшего верх, в какой-то манекен, статичный и равнодушный. За свои ошибки он заплатил высокую цену. Но тот, кто сурово, но справедливо заставил его платить, позволил впоследствии начать все сначала, подняться и получить уже заслуженные награды. Нельзя нехитрыми схемами объяснять сложнейшие общественные процессы или движения жизни. Такой путь ведет к упрощению человека как такового и не позволяет видеть все многообразие, всю запутанность человеческих взаимоотношений. Поиск правды в обход лицеприятия и пристрастности – вот что можно противопоставить зауженному, сектантскому взгляду на мир.

А пока вернемся в 1968 год, обещавший быть не менее насыщенным, чем год ушедший. «Торпедо» надлежало завершить сезон и определиться с Кубком кубков, продолжалась борьба за национальный Кубок, с марта стартовал внутренний чемпионат. Что касается сборной, предстоял финальный турнир чемпионата Европы.

В марте, с началом сезона, Стрельцов не участвовал в товарищеских матчах сборной, поскольку вместе с «Торпедо» играл в четвертьфинале Кубка кубков. Правда, встреча с уэльским клубом «Кардифф Сити» закончилась поражением для москвичей – со счетом 0:1 они выбыли из соревнований. Но стоит отметить, что только в сезоне 1986/87 г. «Торпедо» вновь оказалось в восьмерке сильнейших европейских клубов, сражающихся за Кубок кубков. За двадцать лет автозаводцы ни разу не смогли преодолеть рубеж 1/16 финала.

Все-таки в любой игре немалую роль играет везение. Стрельцов считал «Кардифф Сити» командой посредственной, но выиграть у нее «Торпедо» не удалось. Стрельцов, описывая встречи двух клубов поочередно в Кардиффе, Ташкенте и Аугсбурге, использует такие эпитеты применительно к игре своей команды: «слабо», «глупо», «бездарно». Игра не шла: моменты не использовались, один гол торпедовцев не засчитали, в третьей игре Стрельцов упорно не мог попасть в ворота – бил выше. Мастерства-то не стало меньше, да и клуб попался не самый сильный. Словом, отвернулась удача!

Выиграть Кубок кубков не удалось. Но для «Торпедо» начался новый сезон чемпионата, а сборная уже вовсю играла товарищеские матчи. 24 апреля Стрельцов присоединился к сборной в матче с Бельгией в «Лужниках». Встреча не была зрелищной, и несмотря на то, что бельгийцев называли «красными дьяволами», почти до конца сохранялся ничейный счет. Уже на последней минуте Стрельцов, получивший мяч в центре, продвинулся к воротам бельгийцев, обыграв двух защитников. Все решилось в считаные мгновения – у ворот образовалась сутолока, замешательство, и с передачи Стрельцова мяч оказался в воротах. Советская команда выиграла 1:0.

И следующий матч – первый в 1/4 финала чемпионата Европы, проходивший в Будапеште, не отличался красотой игры, отточенной техникой или яркими, надолго запоминающимися моментами. Да и завершился матч в пользу Венгрии – 2:0. В игре советской сборной были допущены ошибки, многие отмечали вялость и малоподвижность игроков. Ругали и Стрельцова. «Известия» поведали, что Стрельцову не хватило «трудолюбия, бесстрашия, маневренности, ударной мощи и взаимопонимания с партнерами». Даже А.Т. Вартанян, влюбленный в Стрельцова с детских лет, напишет, что «такой слабой игры в составе сборной видеть мне не доводилось».

Старший тренер сборной М.И. Якушин в интервью «Футболу – Хоккею» отметил низкую маневренность Стрельцова. А на вопрос журналиста, не отвернулась ли от сборной фортуна, ответил так: «Фортуна, невезенье, счастье, несчастье – все это не годится, чтобы объяснить причины поражения. Есть более точное определение – нами был допущен промах в самый ответственный момент <…> Беда состояла в том, что Стрельцов и Численко вместо того, чтобы усилить давление, вдруг снизили активность, стали проявлять инертность, короче говоря, вопреки ожиданиям не проявили свойственной им ранее боевитости».

В книге «Вечная тайна футбола» Михаил Иосифович выразился еще более определенно: «Все пошло как в дурном сне. Разладилась игра у команды совсем. Больше всего меня расстроили Стрельцов и Численко. Стоят оба как вкопанные, ничего не делают. Выпали совсем из игры».

Якушин неспроста в интервью сказал о неоправданных Стрельцовым ожиданиях. А ведь Стрельцову в 1968 г. исполнялся 31 год. В том же возрасте Валентина Иванова отправили на покой, на тренерскую работу. К тому же, по заверениям А.П. Нилина, Якушин не слишком высоко ставил Стрельцова. Он не спорил с теми, кто превозносил нападающего, но и не присоединялся к восторженным о нем разговорам. Такое впечатление остается даже по прочтении книги Якушина, но дело вовсе не в том, что Михаил Иосифович не ценил дарование Стрельцова. Напротив, тренер отзывался о нападающем, как об «игроке от бога», но при этом он же отмечал распущенность Стрельцова, его безответственность и недобросовестность в отношении к своим обязанностям. Другими словами, Якушина отталкивали именно те качества Стрельцова, благодаря которым в наши дни центрфорварда записывают в диссиденты. Вот только с каких это пор пьянство и дебоширство стали признаками инакомыслия, никто так и не объяснил.

Кроме того, Якушин так и не мог принять манеру игры Стрельцова – с простоями и выжиданием. Стрельцов, как мы помним, объяснял это по-своему – плоскостопием, желанием поберечь силы. Но Якушин видел игру нападающего иначе и смириться с щадящим стрельцовским режимом не хотел. «К сожалению, – сетовал он, – Стрельцов часто ограничивал свое участие в игре, вступал в нее периодически, выборочно, в основном в те моменты, когда чувствовал, что ему наверняка удастся сделать что-то стоящее. И поэтому он до конца так и не раскрыл весь свой огромный потенциал как в клубе, так и в сборной». Но заставить Стрельцова играть иначе он тоже не смог.

Якушин стал главным тренером сборной в 1967 г. В книге «Вечная тайна футбола» он рассказывает, как обратился к Стрельцову, прежде чем позвать того в сборную Союза: «Я его прямо спросил перед тем, как пригласить в команду: «Хочешь играть в сборной?» Он ответил: «Хочу!» Тогда я продолжил: «Ты нужен сборной, но только в том случае, если будешь добросовестно относиться к режиму и тренировкам. Согласен?» – «Согласен», – последовал ответ». Между Якушиным и Стрельцовым был заключен негласный договор: участие в сборной взамен на соблюдение режима. Но вдруг после матча в Будапеште Якушин распрощался со Стрельцовым. Почему? Каких-то документальных объяснений этому нет. Да, игра, как мы видели, прошла неудачно. Но ведь других игроков не попросили уйти. Возможно, у тренера сложилось впечатление, что недостаток в нескольких матчах подряд маневренности, активности, задора связан с возрастом игрока, и почти 31-летний Стрельцов не справляется с задачами центрфорварда. Что промахи перестали быть случайностью, и нападающий входит в ту пору своей жизни, когда носиться по полю, проявляя спортивную агрессию, становится просто тяжеловато. Якушин вспоминал в книге: «Месяца за два до этого он как-то ко мне подошел в несколько свободной обстановке и то ли в шутку, то ли всерьез заявил: «Ты меня, Михаил Иосифович, уж лучше не бери в сборную, подведу я тебя…» Вот ведь тоже был игрок от бога, и парень грамотный и начитанный, а за собой не следил, к режиму относился спустя рукава. С людьми такого склада разговаривать тяжело. Да и возраст, конечно, каждому футболисту дает о себе знать. Но проблема не в том, сколько тебе лет, а в отношении к делу». Якушин приводит в пример Олега Блохина, и в 34 года продолжавшего играть за сборную страны. Значит, дело не в возрасте, а в очередных нарушениях режима, в несоблюдении негласного договора? Что ж, очень возможно.

В одном из интервью вдова Стрельцова Раиса Михайловна вспомнила такой, например, случай. Как-то Эдуард Анатольевич уехал на тренировку сборной. Через пару часов позвонил Михаил Иосифович с вопросом: «Где Эдик?» – «Как – где? – заволновалась Раиса Михайловна. – Он же к вам уехал». Уехал, да не доехал. Пришлось идти искать. Сначала Раиса Михайловна не знала, куда и податься. Потом обратилась к мужниному дружку-таксисту, но и тот не знает. Поехали вместе искать. Уж и неизвестно, каким чудом, но нашли его на Рязанском проспекте в каком-то дворе – кто-то сманил в картишки перекинуться. «Забираем, везем к Якушину, чтобы сдать из рук в руки. Я – как мама, приведшая за руку непутевого сына, который стоит с опущенной головой и канючит: «Михаил Иосифович, простите, пожалуйста, больше не буду». Другой бы, может, и не простил, но Якушин оставляет на сборе. А меня злость гложет и смех разбирает одновременно: то ли лучший футболист страны он, то ли детсадовец – этот мой Стрельцов». Наверное, Михаил Иосифович тоже долго задавался этим вопросом и наконец нашел ответ.

После 4 мая 1968 г. Стрельцов больше не выступал за страну. Но оставалась родная команда, полным ходом шел чемпионат. В июне «Торпедо» подключилось к розыгрышу Кубка СССР 1967/68. Уже в августе определились финалисты Кубка – «Торпедо» выиграло у бакинского «Нефтчи», а «Пахтакор» – у донецкого «Шахтера». А это значило, что 8 ноября предстояло сразиться за Кубок СССР. Игра проходила в Москве, несмотря на приличный мороз – почти 8°. Первый тайм прошел в неторопливой, осторожной игре. Встреча шла на равных, хотя автозаводцы выглядели все же активнее и ошибались меньше. И тем не менее игра не завязывалась. Совсем другое дело – второй тайм. Торпедовцы как будто поняли, что соперник приспосабливается, не навязывает условия, потому что найти свою игру никак не может. Наконец на пятьдесят второй минуте был забит первый и, предвосхитим, единственный гол в ворота «Пахтакора». Михаил Гершкович сделал длинную передачу на Стрельцова, тот передал свой фирменный пас пяткой Юрию Савченко, и Савченко препроводил мяч в ворота. Как написал по этому поводу Л.И. Филатов, «все великолепные футбольные приемы застают соперника врасплох, это обязательно, на то они и великолепные». С этого момента игра пошла веселей, обе команды активизировались, и хотя голов больше не было, но второй тайм получился интересным, живым. Матч окончился победой «Торпедо» 1:0. 8 ноября 1968 г. команда четвертый раз в своей истории (после победы в 1949 г., 1952 г. и 1959/60 г.) стала победителем розыгрыша Кубка СССР. На фотографии в № 45 «Футбола – Хоккея» от 13 ноября 1968 г. широко улыбающийся Стрельцов держит Кубок. Тут же помещено интервью с капитаном команды Виктором Шустиковым. По традиции журнала, Шустикова попросили представить каждого игрока. «Должен ли я говорить о мастерстве Эдуарда Стрельцова? – сказал Шустиков. – Он демонстрирует нечто такое в футболе, что надо видеть и очень нелегко описывать. Эдик приносит большую пользу всем молодым игрокам, учит их всех и собственной игрой, и подсказом. Хочу только подчеркнуть, что уроки футбола он преподает не только на поле, молодые тянутся к нему, и он порой как-то исподволь преподносит им футбольные знания».

Как видим, Стрельцов не потерял форму. Он мог играть и выигрывать. Кстати, в 1968 г. «Торпедо» вышло на 3-е место национального чемпионата, поднявшись, как мы помним, с двенадцатого. В «Футболе – Хоккее» Стрельцов вместе с Берадором Абдураимовым из «Пахтакора» был назван лучшим бомбардиром года – на счету каждого оказалось по 19 мячей. Наконец, последний номер все того же «Футбола – Хоккея» был снова посвящен Стрельцову – по опросу 1968 г. Эдуард Анатольевич вновь был признан лучшим футболистом года, в этом качестве ему было предоставлено слово на страницах журнала. Год завершался неплохо: Стрельцов стал обладателем Кубка СССР, бронзовой медали чемпионата СССР, был признан лучшим бомбардиром и лучшим футболистом года. Все это доказывает, что расставание со сборной произошло не по причине возраста или неспособности играть. Но в то же время возраст уже не давал Стрельцову надежд на возвращение в сборную. И несмотря на то что в 1969 г. главным тренером сборной снова стал Г.Д. Качалин, сменив М.И. Якушина, Стрельцова к игре уже не привлекали.

Как и большинство игроков, он не хотел с этим мириться или соглашаться. Но и сделать ничего уже не мог. Понимая, что едва ли позовут обратно, продолжал надеяться на чудо и жалеть, что после тюрьмы так мало пришлось поиграть.

Когда пытаешься свести воедино разрозненные материалы о Стрельцове, отмечаешь, что человек он, пожалуй, был несчастный. Не потому что побывал в тюрьме. Что-то все время глодало его, не давало покоя. Какой-то внутренний овод жалил его душу и не позволял быть счастливым. Он никому толком не говорил, почему расстался с первой женой, почему так некрасиво поступил с ней. Пожалуй, только торпедовский врач С.Ф. Егоров более или менее четко сформулировал причину разрыва. На вопрос доктора, почему он выгнал жену, Стрельцов ответил, что «она невкусно готовит и лазит по чемоданам». Видимо, поняв со временем, что повод был пустячный, он всю жизнь жалел о том разрыве и продолжал любить «свою Алку». Уже к концу 60-х, когда подрастал сын во втором браке, когда семейная жизнь вроде бы наконец наладилась, он стал искать встреч с Аллой. А это значит, что все время ему не хватало чего-то, все время он пытался поймать за хвост птицу счастья, но эта птица неизменно ускользала из его рук. Они стали встречаться с Аллой, он звал ее посидеть в кафе, и она, сознавая, что не следует этого делать, приходила. Ей было важно почувствовать, что она до сих пор ему нравится, потому что и он ей нравился по-прежнему. Он говорил, что прокормит Аллу своими ногами, бормотал что-то еще. Но ей было неинтересно, что он там бормочет, важно другое: она понимала, что он все еще любит ее. Однажды Алла даже позвонила Софье Фроловне и, чтобы подразнить свою давнишнюю обидчицу, сказала: «Может, вам это не очень нравится, а вот Эдик-то мне делает предложение». Но порядком потрепанная жизнью Софья Фроловна только вздохнула: «Теперь уж все равно». Вмешалась мама Аллы, стала ругать дочь, какая-де разница, чей ребенок без отца. Но Алла сама не могла понять, что ей нужно. Так они и остались – каждый при своем…

А с 1969 г. начался спад. В своей книге Эдуард Анатольевич признает, что нередко с языка у него срывались слова, о которых приходилось жалеть. Что ж, бывает. Еще зимой произошел какой-то неприятный разговор между Стрельцовым и Ивановым, бывшим в то время старшим тренером «Торпедо». На вечеринке по случаю окончания сезона и Нового года Иванов пригрозил, что в наступившем году будет нещадно гонять своих подопечных. Стрельцова эти слова почему-то задели. Возможно, потому что он был старшим в команде, а может быть, потому что и сам понимал: физическую форму он вряд ли вернет, так стоит ли сосредотачиваться в 32 года на физической подготовке, не напрасный ли это труд. Иванов же не раз упрекал бывшего партнера, что тот погрузнел и вообще выглядит неважно. Но Стрельцов ничего не хотел менять и был уверен, что его сильные стороны в другом – у него был опыт, была техника, был свой стиль. Поэтому, когда Иванов пригрозил в новом сезоне гонять всех и вся, Стрельцов вспылил и в ответ заявил, что без игроков тренер вообще ничего собой не представляет. Вот игроки возьмут, да и встанут в игре, а спрос будет с тренера, и что тогда?..

Но дело было не только в том, что отношения с Ивановым стали совсем другими, нежели в годы совместных атак. То, из-за чего Якушин отчислил Стрельцова из команды, стало раздражать и В.К. Иванова. Если раньше так называемые «нарушения режима» не особенно сказывались на игре Стрельцова, то с годами все стало иначе. Понятно, что почти пять лет, проведенные в лагерях, не могли не сказаться на здоровье. И просто так прийти и заиграть с перепоя уже не получалось. М.И. Якушин считал, что само по себе умение играть не пропадает, но качество игры зависит от физического состояния игрока. А это значит, что поддерживать форму нужно постоянно, «серьезно тренируясь и строго соблюдая режим».

А.П. Нилин, проводивший в те годы много времени с футболистами, отмечает, что к 1969 г. нарушать режим Стрельцов стал откровенно, даже на сборы к положенному сроку он порой не являлся. Тогда помощники В.К. Иванова отправлялись за ним домой и привозили в любом состоянии на базу «Торпедо» в Мячково. Там его выхаживали и выталкивали на поле. Никто уже не удивлялся такому положению вещей. Вот только играть после всех этих «нарушений режима» становилось все тяжелее. Да и сам Стрельцов отяжелел, плоскостопие заявляло о себе все настойчивее, нарушенный обмен веществ, геморрой и прочие благоприобретения сковывали активность. Нападающий становился все менее пригоден к нападениям. В сезоне 1969 г. он участвовал в одиннадцати играх из тридцати шести и не забил ни одного гола. Биографы связывают окончание его карьеры с тяжелой травмой – разрыв ахиллесова сухожилия в таком возрасте едва ли можно вылечить бесследно, да и лечение занимает не один день – после травмы Стрельцов вышел на поле только 18 апреля 1970 г. После такой травмы многие в футбол уже не возвращаются.

Эдуард Анатольевич пишет, что неудачи начались не с травмы, да и «ахилл» в августе 1969 г. он порвал, выступая уже за дубль. Значит, из основного состава «Торпедо» тренер предпочел вывести центрального нападающего до травмы. В одном интервью 1995 г. газете «Спорт-Экспресс» вдова Стрельцова рассказала, что покинуть команду в 33 года его вынудили, что он хотел и мог бы еще играть. Но, пожалуй, в этом вопросе стоит довериться тренерам. Неспроста Якушин считал, что первая помеха большой игре – не возраст, но отношение к своим обязанностям, к дисциплине и режиму. Лев Яшин доиграл и до 40 лет. Стрельцов же, как мы знаем, был человеком крайне недисциплинированным, да и запас хорошего здоровья, позволяющего спортсмену выступать после 30 лет, у него был значительно меньше, чем у коллег. И то, что забивать он перестал, говорило как раз об истощении этого ресурса, о том, что какая-то невидимая нить, связывавшая его с игрой, оборвалась. Он ощущал себя нелепо – его то ставили в игру, то оставляли в запасе. Из-за этой нелепости, неловкости хотелось уйти, но уйти он не мог. Былая уверенность в себе исчезла, игра не шла, его не гнали, но и радости, заинтересованности не выказывали. Он старался не показывать отчаяния, изображая равнодушие и страдая от собственной неестественности. Отношения с Валентином Ивановым испортились, оба начали раздражать друг друга. Стрельцов считал, что не доиграл, что еще может быть полезным, но Иванов, возможно, вспоминал себя, когда ему – совершенно здоровому – ни с того ни с сего вдруг настоятельно предложили уйти. Было тяжело, горько, но уйти пришлось. А что Стрельцов? Играет хуже – за сезон ни одного гола, стал болеть, спивается, но уходить из футбола не намерен. Прямо Иванов не говорил, но и на сборы не позвал. Когда Стрельцов спросил, приезжать ли ему, предоставил самому решать: «Как хочешь…»

Вот и все. Еще недавно он держал в руках Кубок страны, а сегодня… Стрельцов писал о бывших игроках как о жалком зрелище, когда они, не умея найти другого занятия, никак не расстанутся с командой, со стадионом, появляясь незваными, словно просители или бедные родственники. Стрельцов сразу решил, что в такой роли он не покажется на поле. Жил он теперь в центре Москвы, рядом с Курским вокзалом – на Верхней Сыромятнической улице. Так что с бывшими партнерами мог и не пересекаться. Чтобы занять себя, отвлечься от неизбежно навалившейся тоски, решил учиться. Начал ездить в Малаховку, где находился филиал Смоленского института физкультуры. Учиться ему не нравилось, так что учиться пришлось Раисе Михайловне. Зато появилась возможность бывать на людях, а это помогало рассеяться, не думать о грустном.

В команде он появился только в 1973 г. За это время успел привыкнуть к новому положению, много передумал и воспринимал все гораздо спокойнее. После его ухода старшим тренером команды был В.А. Маслов, но в августе 1973 г. решено было тренера заменить. Пригласили и Стрельцова, чтобы посоветоваться. Конечно, решение приняли бы и без него, но потом выяснилось, в чем дело, почему о нем вспомнили. Стрельцов предложил кандидатуру В.К. Иванова и тут же получил предложение стать вторым тренером. Стрельцов надеялся, что они сработаются, как в прежние времена. И действительно, все начиналось не так уж плохо. Но очень скоро Стрельцов понял, что в тренерский состав родной команды в отличие от игрового он не вписывается. Быть в полной зависимости от кого бы то ни было он не мог, соглашаясь на работу второго тренера, он имел в виду пользу, которую мог бы принести игре команды. Но его привлекали как администратора, как дядьку, надзирающего за несмышлеными мальцами. Он не распространялся на эту тему, но впоследствии, уже после смерти Стрельцова, его вдова рассказала, в чем было дело. Сейчас создается впечатление, что Раиса Михайловна недолюбливала Иванова. Возможно, сказалась обида – отношения между Стрельцовыми и Ивановыми складывались непросто. Сначала, когда только Валентин познакомился в Мельбурне с гимнасткой Лидией Калининой, Стрельцов его выбор не одобрил. Когда Иванов и Калинина решили пожениться, Стрельцов не считал нужным скрывать свою антипатию к избраннице друга, заверяя того, что он достоин лучшей партии.

Зато когда он женился на Раисе, пришла очередь Ивановых выражать свои взгляды. Дело в том, что Раиса Михайловна работала в ЦУМе, а в советское время отношение к торговым работникам было не самым уважительным. «Торгаши», как их тогда называли, воспринимались почти как мафиозная организация. Собирательный образ торгового работника тех лет – дама плотного телосложения, обильно накрашенная и увешанная золотыми украшениями, невозмутимая и наглая, некультурная и горластая, способная довести до обморока любого покупателя. Само собой разумеется, что не все служители прилавка выглядели и вели себя именно так. Но кто же будет вникать? Потому на стрельцовскую избранницу Ивановы смотрели с плохо скрываемым предубеждением. А Раиса Михайловна сразу это почувствовала. К тому же уловила, что между мужем и Валентином Ивановым той прежней дружбы давно нет.

Когда же они оба стали тренерами, Стрельцов, недолюбливавший Лидию Гавриловну Калинину-Иванову, счел, что она испугалась его назначения. Ведь в случае неудачи Иванова старшим тренером могли назначить Стрельцова. Кто знает, быть может, ее опасения – если они были – передались и мужу. Во всяком случае, с некоторых пор Иванов, как расценивала это уже Раиса Михайловна, стремился избавиться от Стрельцова. Как-то Стрельцову было дано поручение зарезервировать в Сочи номера для «Торпедо». И непременно на первом этаже. Но на первом этаже не нашлось необходимого количества комнат. Когда же прибыла и расселилась команда, Иванов поручил своему помощнику бегать по этажам, следить за каждым игроком и докладывать, кто и во сколько возвращается в номер. Именно это поручение Стрельцов счел для себя унизительным. Когда он соглашался на тренерскую работу, не подразумевал, что сведется она к слежке за молодыми игроками. Во всяком случае, он считал, что пользу мог принести на поле, а не в коридорах гостиниц.

На этом их соработничество закончилось. Раиса Михайловна считала, что Иванов только этого и ждал. Больше они не встречались и даже по праздникам не звонили друг другу. Иванов остался в команде, а Стрельцов стал тренером футбольной школы «Торпедо». Сложно сказать, нравилась ли ему эта работа. Судя по отдельным высказываниям – не очень. Не все рождаются великими футболистами, но и не у каждого получается стать хорошим педагогом. Есть люди, с удовольствием имеющие дело с детьми. Стрельцов явно был не из их числа. Когда у него была возможность играть, он просто играл, мысли его были направлены на игру. Теперь же он хандрил и, не чувствуя удовлетворения от работы, растравливал себя воспоминаниями и поисками своего места в футбольном мире. Глядя на детей, он порой раздражался, хоть и не подавал вида. Ему приходилось думать, как заинтересовать их, что бы такое рассказать, чтобы они слушали его со вниманием. И ломая голову над педагогическими приемами, начинал злиться: да почему он вообще что-то им должен? Разве недостаточно самого футбола? Если хочешь играть, хочешь чему-то научиться, то сам должен находить интерес в общении с человеком, в чьей воле и власти преподать урок.

С мальчишками, приходившими учиться, он вроде бы нашел общий язык – знал, чему их научить, что показать. К тем, кто вошел в юношескую команду, он уже относился как к коллегам, то есть как к равным. «Все они для него Сереги, Мишки, со всеми он по-свойски», – рассказывала Раиса Михайловна. В свою очередь он для них стал Анатоличем. А когда начинался прием, набирал в школу всех подряд – просто не мог отказать, не мог «лишить человека футбола». А потом сам сетовал: никто из учеников его не боялся, а бояться-то надо для пользы дела. Бояться не из страха наказания, а из уважения к футболу, к тем требованиям, что предъявляет футбол. Так по крайней мере рассуждал Стрельцов в те годы.

Вспоминают, пожалуй, единственный случай, когда он проявил строгость или даже жесткость. В школе занимались и дети известных футболистов – сын Стрельцова Игорь, сын Иванова Валя, сын Воронина Миша. С Мишей-то и вышла история. Как-то в спортивном лагере Миша сказался больным и пропустил тренировку. А сам пригласил девчонок, прихватил вина и отправился на пикник. Стоило Стрельцову узнать об этой прогулке, как Миша уже ехал в Москву с наказом не портить остальных ребят.

А ведь и сам, бывало, в молодые годы… Да и в качестве тренера иногда отменял занятия по причине все того же «нарушения режима». Судя по отдельным воспоминаниям, в ту пору Стрельцов уже был капитально зависим от алкоголя. Например, Алла Деменко вспоминала: «Я Эдика и видела иногда, но видела в таком виде, что, думаю, он не захотел бы, чтобы я его видела таким. И я проходила мимо…» А по рассказам А.П. Нилина выходит, что Стрельцов без водки просто не мог существовать.

С января 1982 г. он стал слушателем Высшей школы тренеров. К его решению учиться знакомые отнеслись с иронией. Но кто-то даже и позавидовал – все-таки и стипендия выплачивается, а возможность поездить на сборы, тряхнуть стариной тоже лишней не будет. Учиться Стрельцову давно разонравилось, последний раз он с интересом учился во ВТУЗе. Потом фактическим студентом была жена. А.П. Нилин рассказывает, что поездки на сборы вместе с «Торпедо» в качестве практиканта превращались в сплошные «нарушения режима», хоть, разумеется, никакого обязательного режима в ту пору у него уже не было. Но просыпаясь среди ночи, Стрельцов будил соседа и молил найти и принести ему выпить, если в комнате на ту пору не случалось ни глотка. Когда нужно было ехать на защиту диплома, Стрельцова не могли добудиться. Комиссия уже собралась, а Стрельцова нет. Только и нужно было, что прийти и ответить на заранее известный вопрос, ответ на который тоже был передан нерадивому студенту заранее. Директор Школы тренеров стал нервничать, отправил Юрия Севидова – сокурсника Стрельцова – домой к пропавшему дипломнику, которого домашние уже «отливали» холодной водой. Но дипломник посылал всех подальше и никуда ехать не желал. Наконец Севидов прибег к крайней мере, начав стыдить непроспавшегося студента: «Эдик, людей подводишь!» Говорят, только это и подействовало – стыдно стало, вспомнился, видно, тот случай, когда подвел всю команду перед выступлением на чемпионате мира; дал себя одеть и поехал отвечать на единственный, заранее известный вопрос. Все обошлось, диплом был получен.

Другой эпизод, приведенный А.П. Нилиным, – о поездке на ветеранский матч в Туле, посвященный Л.И. Яшину. Не успели выехать из Москвы, как Стрельцову уже понадобилось «нарушить режим». Не успели отыграть матч, как Эдуард Анатольевич занервничал: успеть бы в Москву до закрытия магазинов.

Еще будучи студентом Школы тренеров, он рассуждал, что же предстоит ему после получения диплома. И пришел к интересному выводу: чтобы стать тренером, нужно забывать все обиды, нужно быть готовым начать с чистого листа, словно и не было долгих лет общения с самыми разными людьми и неизбежного взаимного недовольства. Тренер не может быть обиженным, иначе его ждет участь футбольного пенсионера, которого жалеют, выслушивают сочувственно, но всерьез уже не воспринимают. Но когда школа была окончена, о тренерстве он уже как будто и не помышлял. Вернее, жена не пустила. С таким дипломом можно было поехать старшим тренером куда-нибудь в провинцию, но Раиса Михайловна правильно рассудила: и заработка семья не увидит, и кормильца может лишиться – сгинет кормилец-то на воле.

И Стрельцов остался в Москве футбольным пенсионером. А может быть, ветераном, поскольку теперь он регулярно играл ветеранские матчи. Это был и заработок, это было общение, это была поддержка ощущения своей нужности и полезности. О ветеранах не просто помнили, но считали за честь пригласить их или вместе сыграть. Те из футболистов, кто занимал должности, не могли выступать за ветеранов. Но те, кто подобно Стрельцову располагал временем, участвовали в таких матчах не без удовольствия, надо думать.

Случались и разные неожиданные истории во время ветеранских соревнований. Среди тех, кто обступал Стрельцова после игры, частенько попадались бывшие заключенные, утверждавшие через раз, что отбывали наказание вместе с ветераном футбола. И независимо от того, узнавал ли Стрельцов в этих людях сокамерников, нет ли, он старался не показывать, что не знает или не помнит их – не хотел огорчать. Однажды в Узбекистане такие же неизвестные Стрельцову соузники пригласили его после ветеранского матча отметить встречу. Уехали в какое-то затерянное в песках, никому не ведомое селение, долго вспоминали лагерную жизнь, отмечали свидание, после чего мирно разошлись.

В 1987-м после аварии на ЧАЭС для тех, кто оставался в Чернобыле, был устроен футбольный матч с участием ветеранов. Акция, надо признать, довольно странная. С одной стороны, оставшихся людей хотели хоть как-то поддержать. Но с другой – не лучше ли было вместо матча организовать всеобщую эвакуацию?.. Стрельцов потом говорил, что поехал туда не из-за денег. Он прекрасно понимал, чем это чревато. Но опять же никого не хотел обижать. Точно так же, как не хотел обижать незнакомых ему уголовников или обычных людей, приглашавших знаменитого нападающего то выпить, то перекинуться в картишки, то посидеть на свадьбе или проводах в армию. Только в одном случае это выглядело как слабость, а в другом – как мужество.

Возможно, поездка в Чернобыль сократила ему жизнь. Но вряд ли намного. Сегодня, когда столько говорят и пишут об онкологических заболеваниях, хорошо известно, что эти болезни могут развиваться долгие годы. В середине 80-х уже были подозрения, что легкие не в порядке: случались частые воспаления, были плохие анализы. В конце 80-х он уже плохо выглядел, сильно похудел и быстро уставал. Сказывалось все: и кварцевая пыль, и лагерная махорка, и алкоголизм, а может быть, и предопределение. Осенью 89-го было уже точно известно: болезнь запущена, и жить больному осталось недолго. Это «недолго» продолжалось где-то полгода. Ближе к лету его положили в больницу. 21 июля 1990 г. Эдуарду Анатольевичу Стрельцову исполнилось 53 года. А 22 июля он умер.

Здесь, наверное, стоило бы и закончить главу. Но нельзя пройти мимо одного эпизода, который фигурирует в каждой книге о Стрельцове как мнимое доказательство его невиновности в 1958 г. Так, А.В. Сухомлинов пишет: «Писатель Александр Нилин, друживший с Эдуардом, вспоминает, что незадолго до кончины Стрельцов снова с горечью произнес: «Одного не пойму – за что меня посадили?»

Однако А.П. Нилин пишет совсем другое: однажды, придя к Стрельцову, о диагнозе которого все уже знали, он услышал от обреченного очень важные, как ему показалось, слова. Стрельцов «много выпил, ничем не закусывая, – и барахтался в полудреме – полубреду, из которых вдруг вынырнул, спросив безотносительно к предыдущему бормотанию: «Одного не пойму… за что меня посадили?» Согласитесь, разница опять же колоссальная. Сухомлинов вводит своего читателя в заблуждение, выдавая сказанное в пьяном бреду за плод долгих и горьких размышлений.

И на этом основании сегодняшние поклонники Стрельцова строят доказательную базу его невиновности! Да вот только этично ли это? Этично ли призывать в свидетели смертельно больного и вдрызг пьяного человека? Мало ли что ему померещилось в пьяном бреду, о котором сообщает его летописец! Мало ли что Нилину послышалось – надо думать, что он, сидя рядом с набравшимся, «барахтавшимся в полудреме» Стрельцовым, не был настолько трезв, чтобы отслеживать происходящее с ясностью профессора логики. Неужели непонятно, что пьяный, бредивший Стрельцов – это худший свидетель против самого Стрельцова!

И не пора ли оставить в покое прах человека, в чьей жизни неизвестно чего было больше – радости победы или боли поражения…