Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Итак, мы постепенно приходим к осознанию того, что природа художника не двойственна, а тройственна. Третий участник союза — сильный или слабый, присутствующий неукоснительно или временами, — это уникальный дар, отмеренный каждому творцу. Вспышки вдохновения, интуитивные находки, воображение, которое превращает вполне заурядный опыт в «иллюзию высшей реальности», — все то, без чего невозможно искусство (как и осмысление жизни вообще), приходит из источника еще более глубокого, чем те, которые мы до сих пор пытались изучить и приручить. Для практических целей вполне достаточно выделить в нашем «я» сознательное и бессознательное начало; не только обыватель, но даже и художник может прожить всю жизнь, ничего не зная о сложном устройстве человеческой психики. Однако, распознав третий элемент собственной природы, уяснив его роль в творчестве, научившись высвобождать его и убирать препятствия с его пути, вы окажете себе как писателю неоценимую услугу.
Теперь вы, наверное, видите зерно истины в пессимистическом утверждении, будто «таланту научить нельзя». В некотором смысле оно, разумеется, верно; однако немногие способны правильно понять этот смысл. Сознательными усилиями к таланту невозможно добавить ни крупицы — но это вам и не нужно. Вам и так за всю жизнь не израсходовать даже малой толики его сокровищ. Ваша истинная цель — не прибавить нечто к своим задаткам, а научиться плодотворно их использовать. Величайшие творцы любых стран и эпох — столь великие, что ради простоты мы зовем их гениями (как будто вся их сущность сводится к одному только дару), — это художники, которые полнее всех прочих раскрывают свой потенциал в жизни и в искусстве. Не бывает людей, начисто лишенных таланта; но не бывает и тех, кто способен задействовать и освоить все его богатства.
Человек заурядный относится к этой части своей натуры с опаской и недоверием или вовсе ее не замечает. И все же каждый из нас улавливает ее проблески в минуты душевных потрясений, радости, страха или когда долгая болезнь приглушает голос тела и разума; она проявляется в смутных, безотчетных видениях, которые мы сохраняем после пробуждения ото сна или наркоза. Самый отчетливый и самый загадочный след она оставляет в жизни великих музыкантов. При всей своей непостижимости она существует; однако ее неверно было бы назвать «бесконечной способностью прилагать усилия», как издавна принято определять гениальность. Любимая американцами формула: «гений — это один процент вдохновения и девяносто девять процентов пота» — тоже заблуждение.
Процесс воплощения интуитивного знания, поиска художественной формы для смутного образа может быть крайне болезненным и трудоемким. Иногда требуются годы, чтобы облечь в слова мимолетное озарение. Однако не следует путать труд с гениальностью, которая к нему побуждает. Когда дар высвобождается сознательным усилием (пусть даже неумелым) или — в редких счастливых случаях — высвобождение происходит само собой, мы обнаруживаем, что мучительный труд уже не нужен; напротив, нас словно по волшебству подхватывает и несет потоком вдохновения.
Бывает, что высвобождение дара происходит случайно. Художник может получить заряд энергии, вполне достаточный, чтобы создать роман, рассказ или картину, и сам не понять, откуда эта энергия приходит. Он может даже искренне полагать, что никакая гениальность здесь ни при чем. Он станет уверять, что нужно просто «поймать свою волну», не представляя, что это за волна; однако, влекомый ею, он находит слова небывалой красоты и ясности, каких ни за что не подобрал бы в обычном, будничном состоянии. Другой писатель в порыве откровенности может сознаться, что обдумывает всякий сюжет до головной боли, пока не зайдет в тупик; измучившись, он не способен даже понять, что привлекло его в этой идее. Много позже, в самый неожиданный момент, история загадочным образом возвращается к нему: сложившаяся, завершенная, готовая воплотиться в слове. И так далее. Большинство успешных авторов учатся высвобождать талант методом проб и ошибок, столь безотчетно, что нельзя даже сформулировать внятный совет новичку. Рассказы о творческих секретах бывают настолько путаны и противоречивы, что у молодых писателей порой возникает чувство, будто старшие коллеги вступили в заговор, не желая раскрывать великое таинство.
В действительности никакого заговора нет; пожалуй, в писательской среде очень слабо выражена профессиональная ревность или личная зависть. Любой автор охотно поделится с вами мыслями и наблюдениями; но чем сильнее развит творческий инстинкт, тем сложнее художнику анализировать собственную работу. После долгих расспросов и анализа ответов получаешь не универсальный рецепт, а простые примеры из личного опыта. Все единогласно утверждают, что идея романа или рассказа является внезапно, в момент озарения. Смутно или явственно вырисовываются многие персонажи, ситуации, развязка истории. Далее следует фаза напряженного размышления, проработки идей и линий. Для некоторых писателей это очень радостный, эмоционально насыщенный этап: их буквально опьяняют возможности, которые подсказывает разум. Затем наступает период затишья; поскольку каждый писатель в это время обращается к специфическому любимому занятию, далеко не все замечают, что между их увлечениями есть нечто общее. Верховая езда, вязанье, пасьянсы, прогулки, резьба по дереву — видите общий знаменатель? Он здесь, можно сказать, трехзначный: все эти занятия ритмичны, однообразны и проходят в безмолвии. В этом и есть ключ к тайне.
Иными словами, каждый писатель погружает себя в легкий гипнотический транс — при помощи метода, на который набрел по чистой случайности или же в результате долгих сознательных поисков. В эти моменты мышление и сознание работают, но едва-едва: в них сейчас нет особой необходимости. Где-то за пределами рациональной сферы, так глубоко, что писатель даже и не осознает протекающего процесса (пока не научится за собой наблюдать), его новая история понемногу зреет, кристаллизуется, обретает завершенную форму.
Возможно, вы сумеете интуитивно подобрать занятие, которое поможет вам творить, или распознаете у себя привычку, которая обещает оказаться полезной. Однако недостаток случайно открытого метода или приема — в том, что со временем он становится костылем, без которого трудно обойтись. Многие писатели цепляются за свои привычки с яростным суеверием. «Все будет хорошо, когда я вымою полы», — говорила одна из моих учениц, жена профессора, у которой была большая семья; она писала в промежутках между домашними делами. Когда-то она подметила, что истории лучше всего складываются у нее в голове за мытьем полов. Окрыленная первыми успехами, она приехала в город, чтобы развить творческие задатки, но в итоге полностью убедила себя, что не сможет сочинять, пока снова не начнет размеренно водить по полу шваброй. Это, конечно, крайний случай; однако я знаю вполне успешных авторов, которые верят в магическую силу подобных ритуалов столь же истово и упрямо, хоть и не столь откровенно, как домохозяйка со Среднего Запада. Зачастую все эти случайно подобранные процедуры ничуть не более плодотворны и осмысленны, чем бесконечное мытье полов.
Существует способ сократить «инкубационный период» и отладить творческий процесс. В этом способе и заключена главная писательская тайна, о которой я обещала вам рассказать.
Войти с помощью соц. сетей: