Глава 27

Я надеялась, что ванна поможет мне чувствовать себя чище. Но когда мокрые пряди волос падают на мои руки, которые я держу перед собой, я вижу только кровь, которую мне уже никогда не отмыть.

Я начала учиться магии души еще в детстве: одни из моих ранних воспоминаний сформировались во время долгих ночей, проведенных в тюремных коридорах вместе с отцом. Тогда я верила каждому его слову: то, что мы делаем, необходимо для защиты королевства. Благополучие всей Визидии гораздо важнее, чем уничтожение одной испорченной души.

Я снова думаю о той ночи, когда я впервые помогла казнить человека. Много лет я не возвращалась к этим мыслям, но с тех пор, как я потерпела неудачу во время своего выступления, это воспоминание словно преследует меня. Закрыв глаза, я вижу пятилетнюю девочку, которая стоит в тюремной камере рядом со своим отцом. Я вспоминаю, как кровь женщины текла по моим пальцам, когда я прижимала лезвие к ее руке, и как в тот самый момент магия вцепилась в меня, словно призрачный зверь, немедленно укоренившийся в моей душе. После этого я мучалась несколько недель, борясь с магией и заставляя зверя сосуществовать с моей душой, а не поглощать ее.

Я думала, что все делаю правильно. Я терпела боль, стиснув зубы, чтобы моему королевству не пришлось страдать.

Но это была ложь. Все, что отец когда-либо говорил о магии и наших обязанностях, было ложью. И я верила каждому слову, потому что доверяла ему больше всех на свете. Он был не просто моим отцом. Он был моим вдохновением. Я хотела стать таким же правителем, как он: любимым и уважаемым среди народа.

Мой искаженный и ограниченный взгляд на мир только помогал ему кормить меня ложью.

Моя грудь вздымается от рваных вздохов, а по моим щекам катятся слезы. Я даже не пытаюсь их сдерживать.

Прямо за этой стеной кипит жизнь, наполненная множественной магией, и души этих людей совершенно целы. Их тела не истощены. С ними все в порядке.

Я вытираю слезу, и она скатывается с моих пальцев, но вместо прозрачной капли я вижу кровь первой женщины, которую я казнила, ползущую по моему пальцу, как змея.

Если ее смерть была нужна не для безопасности Визидии, то для чего?

Услышав, как скрипит моя дверь, я быстро вытираю глаза и тру ладони о штаны. Я ожидаю увидеть свежую и чистую Ватею, но вместо нее в комнату без стука вваливается Бастиан. Он смотрит на меня, и его лицо мрачнеет.

– Ты плачешь? – спрашивает он слегка невнятным голосом.

Я отворачиваюсь, чтобы он не видел мои раскрасневшиеся глаза, и прижимаю дрожащие руки к своей койке.

– Боги, что ты делаешь? Убирайся! У нас нет времени на всякую ерунду.

– Это не ерунда, – когда я указываю на флягу в руках Бастиана, его лицо искажается от того, как сильно он нахмурил брови. – Это – жидкая храбрость. Вот, я принес тебе немного.

Я хочу снова закричать на него, но слова застревают у меня в горле, когда я вижу его налитые кровью глаза, так похожие на мои собственные. Я знаю, что это вовсе не из-за алкоголя.

Я медленно беру флягу у него из рук и откидываю крышку, вдыхая резкий и сладкий запах рома.

– Где ты это взял? – спрашиваю я, чувствуя, как мой рот горит даже от одного глотка, и возвращаю флягу Бастиану.

– Я пират, – с горечью отвечает он, практически выплевывая последнее слово. – У каждого пирата есть фляга.

Он делает глоток, и снова наступает моя очередь. В этот раз я пью гораздо смелее.

– Если ты пришел за тем, чтобы продолжить то, что мы начали в твоей каюте на корабле, – ты выбрал неподходящее время.

Бастиан морщит нос.

– Я здесь не для того, чтобы дурачиться. Просто есть кое-что… – его слова прерываются резким выдохом. Зажмурив глаза, Бастиан прижимает руку ко лбу. По его щекам стекают капли пота, и он морщится, стараясь набрать в легкие побольше воздуха.

Я бросаю флягу на койку, чтобы схватить его за плечи и помочь ему удержаться на ногах.

– Бастиан? Дыши! Что происходит?

Он замирает в моих руках и остается неподвижен еще какое-то время, пока его дыхание не приходит в норму, а мышцы не начинают расслабляться. Когда Бастиан снова поднимает голову, в его глазах блестят слезы, а голос дрожит.

– Меня не должно быть здесь. Я не должен был возвращаться.

Я помогаю ему выпрямиться и молча протягиваю флягу. Он осушает ее до дна, а затем достает из кармана еще одну.

– Храбрость, – говорит он. – И лекарство. Я слишком далеко от своего проклятья.

Мне жаль, что он испытывает такую боль, но я не позволяю ему пить из второй фляги, настойчиво опуская ее вниз.

– Завтра ты должен быть в трезвом уме, – я стараюсь говорить строго. – Я понимаю, что тебе больно, но ты должен с этим бороться. Осталась всего одна ночь.

Бастиан не спорит со мной. Его лицо искажается, и он роняет флягу мне в руки с отрывистым вдохом. Какое-то время он молчит, уставившись на дверь, словно хочет прожечь ее взглядом. Но затем его плечи понуро опускаются.

– Ты видела, как Зейл смотрела на меня? – он практически давится словами, закрывая лицо руками и тяжело выдыхая в свои ладони. – Звезды, она смотрела на меня так, будто я – это он! Как будто я сделал это с ними. Вот кем они меня видят, Амора. И я этого заслуживаю. Я заслуживаю боли. Я заслуживаю это чертово проклятье. Посмотри на меня! Я видел, как ты плачешь, и даже не спросил, в чем дело, – Бастиан смотрит на свои руки. – Мне невыносимо видеть, что тебе плохо.

Мне отчаянно хочется открыть вторую флягу и сделать глоток. Я хочу почувствовать, как ром обжигает горло, притупляя мою боль с каждым глотком. Но я сама сказала Бастиану: осталось потерпеть еще совсем немного.

– Я плачу, потому что осознала правду, – каждое мое слово пропитано горьким чувством вины. – Я ничем не лучше Кавена. Я забрала столько же жизней, если не больше.

– Не говори так, – усмешка Бастиана выглядит такой жестокой, что я вздрагиваю. – Кавен забирает жизни просто так. Он запер Зейл и ее людей на крошечном отрезке земли и заставил их искать пути к выживанию. Он заставил их принять магию, которую они не хотели, чтобы самому стать сильнее. Ты забирала жизни, Амора, но совсем не так, как он.

Я опускаю взгляд на свои руки, лежащие у меня на коленях, и сжимаю ладони в кулаки.

– Какая разница? Я убила их. Это был мой выбор.

– Ты думала, что защищаешь Визидию, – Бастиан берет мою руку и медленно кладет к себе на колено. – Ты не виновата, что тебе лгали.

Но я не хочу верить его словам. Как сказала Зейл: я – принцесса Визидии. Разве я могла не знать правды?

– А ты не виноват, что тебя прокляли, – говорю я, но, в отличие от меня, Бастиан не желает принимать доброту.

Он снова проводит рукой по лицу. Запускает пальцы в свои темные волосы, ерзает и вздыхает, пока оттягивать неизбежное становится просто невозможно.

– Я кое-что должен тебе сказать.

Я замираю. Его грудь больше не вздымается, и он смотрит на меня решительным взглядом. Я совершенно не готова к тому, что он собирается сказать.

– Я не был честен с тобой. Мне жаль, что я не рассказал об этом раньше, но я просто не знал, как это сделать, – Бастиан замолкает и облизывает губы, а затем прижимает свободную руку к своему бедру, словно никак не может заставить себя произнести нужные слова. – Ты должна знать, что Кавен – не просто какой-то малознакомый человек, который жил со мной на одном острове. Ты всегда хотела узнать как можно больше, но я просто не мог о нем говорить. Потому что он – мой брат, Амора, – его голос дрожит. – Потому что я знаю, что должен противостоять ему, но мне страшно. Он – моя ответственность. Моя кровь. Я должен был остановить его много лет назад, но вместо этого я убежал.

Напряжение в моей груди становится почти удушающим. Моя рука соскальзывает с его плеча.

– Ты знал правду о множественной магии? Ты знал, что все это ложь?

Он яростно трясет головой.

– Я не знал, клянусь. Кавен старше меня почти на десять лет. Я был еще ребенком, когда он начал учить всех магии души. Он утверждал, что множественная магия не опасна, но я отказался от обучения. Я… думал, что он лжет. Погибло слишком много людей. Теперь я понимаю, что они умирали только в том случае, если пытались овладеть магией Ариды.

Я закрываю лицо ладонями.

– И почему ты молчал? У тебя был шанс выложить всю правду, когда ты рассказал мне о твоей связи со «Смертной Казнью».

Он сжимается всем телом, пытаясь втянуть голову в плечи.

– Я – пират, – он говорит так тихо, словно его слова – опасное проклятье. – Всю свою жизнь я играл эту роль, чтобы выжить. И чем дольше это продолжалось – тем более размытыми становились границы между вымыслом и реальностью. Я перестал понимать, кто же я на самом деле. В моей жизни никогда не было человека, о котором я бы заботился так же, как о тебе, и, наверное… я все еще привыкаю к этому чувству. Если бы я сказал тебе правду – ты могла бы меня возненавидеть. Из-за того что сделал Кавен, – Бастиан обводит рукой мое временное пристанище, словно это может послужить ответом.

– Эти люди боятся даже разговаривать в полный голос, – продолжает он. – Дети не могут кричать и играть в свои игры. Они боятся, что мой брат убьет их. Я не хотел, чтобы ты об этом узнала, потому что…

– Потому что ты нуждался во мне, – заканчиваю я, вырывая свою ладонь из его пальцев. – Ты меня использовал.

Он отводит взгляд, но не отрицает этого.

– Только поначалу. Да, мне нужна была твоя магия, но тогда на корабле я сказал тебе правду. Я хотел, чтобы ты осталась. Меня никогда не заботили другие люди, но в какой-то момент я понял, что жизнь без тебя уже не будет прежней. Я боялся рассказать правду, потому что не хотел потерять тебя. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было эгоистично с моей стороны, и я прошу прощения, – он запускает пальцы в свои темные волосы. – Я решил рассказать тебе обо всем сейчас, чтобы у тебя осталось время сделать выбор.

– Какой выбор? – эхом повторяю я, не в силах скрыть обиду, звучащую в моем голосе.

– Если ты захочешь уйти – я пойму, – он сжимает пальцы. – Я могу сразиться с Кавеном в одиночку, как мне и следовало сделать еще много лет назад.

Я ощетиниваюсь в ответ. Что он о себе возомнил? Независимо от того, во что я верила всю свою жизнь, одна истина осталась неизменной: я был рождена для того, чтобы защищать Визидию.

Я вспоминаю взгляд Зейл, когда я поклялась помочь ей. Я помню тепло, разлившееся в моей груди, когда местные жители склонили головы, чтобы выразить свою благодарность.

И теперь я понимаю, что даже если моя магия была ложью – с ее помощью я все еще могу исполнить свое предназначение. Я сделаю все возможное, чтобы защитить и восстановить Визидию.

– Я никогда не откажусь от этой борьбы – говорю я, вкладывая в эти слова всю свою решимость. – Но он твой брат. Ты готов его убить? Если он откажется отступить – у нас не останется выбора.

– Человек, с которым нам предстоит встретиться, больше не мой брат, – в глазах Бастиана застыла печаль. – Он разрушил жизни огромного количества людей. Я смогу встретиться с ним лицом к лицу, но я боюсь смотреть в глаза своим людям.

Эти слова достигают моего сердца, потому что сейчас, когда я смотрю на обмякшего и сломленного Бастиана, едва держащегося на ногах, я понимаю его лучше, чем когда-либо. Я осторожно беру его за подбородок, наклоняя голову так, чтобы наши глаза встретились.

– Поверь, я прекрасно тебя понимаю, и мне тоже страшно. Посмотри, как Визидия зачахла под властью моего отца. Я понимаю, что тебе стыдно за свою семью, но ты – не твой брат, а я – не мой отец. Ты ведь это понимаешь? – когда я произношу эти слова вслух, с моих плеч падает невидимая тяжесть.

Еще не поздно все изменить. Мы не виноваты в ошибках, совершенных нашими родными, но у нас все еще есть возможность изменить Визидию к лучшему.

– Но ведь от тебя скрывали правду, – шепчет Бастиан. – Король держал тебя взаперти на Ариде. А я знал о планах Кавена все эти годы и ничего с этим не сделал.

– Но теперь мы здесь. Ты здесь. Люди за этими стенами, – я указываю на дверь, но ни на секунду не отвожу взгляда от Бастиана. – Рассчитывают на нас. Не смей говорить, что ты или я не должны быть здесь. Мы оба находимся там, где обязаны быть.

– Я должен был сразу рассказать тебе правду, – он закрывает глаза, и я отпускаю его подбородок.

– Должен был, – эхом повторяю я.

Я пытаюсь обдумать услышанное, чувствуя, как внутри меня разливается жар. Бастиан должен был сказать мне правду, ведь мы обещали друг другу, что больше не будем ничего скрывать. Но я понимаю, почему он не мог этого сделать. Увидев, в каком состоянии находится Зудо, я понимаю его отчаяние и страх. Разве на его месте я поступила бы иначе? Даже сейчас, смотря правде в глаза, я все еще хочу верить, что отец никогда не стал бы сидеть сложа руки, пока его королевство медленно умирает. Что он запер меня на Ариде для моей же безопасности, а не для того, чтобы скрыть свои ошибки. Я хочу верить, что в любую минуту он бросится спасать Визидию и докажет, что все это было одним большим недоразумением.

Скорее всего, Бастиан хотел того же. Люди, которым нам нужно противостоять и которые способны причинить нам наибольшую боль, – наша собственная кровь. Убегая с Зудо, Бастиан верил, что его брат остановится. Что в конце концов они придут к взаимопониманию.

Но даже наши кумиры, которых мы любим и которым безоговорочно доверяем, могут нас подвести. Пришло время смириться с этим и принять реальность такой, какая она есть.

– Я прощаю тебя – говорю я, позволяя словам на мгновение задержатся у меня на языке, чтобы убедиться в собственной искренности. – Но только если завтра ты будешь сражаться на моей стороне. Я буду рядом, когда ты встретишься с Кавеном, и поддержишь меня, когда я встречусь с королем. Страх – это часть жизни. Важно лишь то, решимся ли мы его побороть. Так что подумай о людях, которые рассчитывают на нас. У нас есть шанс все исправить.

Я вижу, что он обдумывает серьезность моих слов: его губы сжимаются в тонкую линию, а голова опускается вниз.

– Я буду рядом с тобой, – тихо говорит он.

– Тогда завтра утром мы пройдем через лес и найдем Кавена. Наша кровь не определяет того, кто мы есть. Единственное, что имеет значение, – наше желание помочь другим, – эти слова вселяют в меня мужество, и я цепляюсь за него изо всех сил, чтобы выбраться из состояния глубокого отчаяния, в котором я тонула всего несколько мгновений назад.

– Я не заслуживаю твоего прощения, – говорит он. – Как и прощения моих людей.

– Нет, заслуживаешь, – боль в его глазах отражает мою собственную. – Если я не могу простить тебя за одну единственную ошибку, то как же я могу ожидать, что Визидия простит род Монтара за целые столетия лжи? Прими мое прощение и знай, что с этого момента мы действительно одна команда. Я понимаю тебя, Бастиан. Я понимаю тебя лучше, чем кто-либо другой.

Я прижимаюсь к нему губами, и поначалу поцелуй кажется нежным. Но когда по его щекам начинают катиться слезы, эта нежность уступает место чему-то грубому, страстному и почти отчаянному.

Когда Бастиан запускает пальцы в мои волосы, его прикосновение отдается электричеством во всем моем теле. Я вздрагиваю каждый раз, когда его большой палец гладит мою шею.

Упав на койку, я сжимаю рубашку Бастиана и притягиваю его к себе. На вкус его губы сладкие, как ром, и я наслаждаюсь этим ощущением, кивая в знак согласия, когда его пальцы замирают на краю моей туники. Когда его карие глаза встречаются с моими, все тело словно воспламеняется изнутри.

Теплые и грубые руки Бастиана скользят под моей одеждой, блуждая по коже моего живота, исследуя изгибы моих бедер.

Мои ресницы трепещут, и я закрываю глаза, когда его губы касаются моей шеи. Он чередует нежные поцелуи и легкие укусы. Прижав Бастиана к себе, одной рукой я обнимаю его за спину, а другой крепко сжимаю его каштановые волосы.

Я хочу этого.

Я хочу его.

В моем животе разгорается жар, который подталкивает меня вперед, направляя мои пальцы к пуговицам его рубашки. Он не жалуется, пока я неуклюже расстегиваю их дрожащими руками. Как только рубашка оказывается на полу, Бастиан скользит вниз, и его губы оказываются на моем животе. Мне приходится ухватиться за койку, чтобы не упасть, пока он спускается все ниже и ниже, пока его зубы не начинают покусывать кожу моих бедер.

Его пальцы скользят под пояс моих штанов, и я напрягаюсь, даже не осознавая, что все это время я почти не дышала.

Бастиан сразу же замирает, переводя на меня теплый взгляд, и снова наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в губы. Привкус рома заставляет меня вернуться в реальность. Тяжело дыша, я быстро отстраняюсь от него. Мое тело слишком остро ощущает его присутствие: каждый дюйм моей кожи, к которому он прикасается, горит желанием.

– Ты в порядке? – настойчиво спрашивает Бастиан, заправляя выбившийся локон мне за ухо. – Мы не обязаны этого делать, Амора. Мы можем остановиться.

– Я не хочу останавливаться, – я ловлю его руку и подношу ее к своим губам, целуя его ладонь. Его пальцы. Его костяшки. – Но придется. Ты пьян, Бастиан.

– Всего несколько глотков, – возражает он, отводя руку, чтобы снова поцеловать мою шею. – Я в порядке.

Несмотря на то, как сильно мне этого хочется, я останавливаю его, положив ладонь ему на грудь.

– У нас еще будет шанс сделать это, – спокойно говорю я. – Надеюсь, даже не один. Но сейчас не лучшее время.

Бастиан открывает рот, словно хочет что-то сказать, но тут же закрывает его с тихим вздохом. Он отстраняется от меня, опускаясь на колени возле койки. Я сразу же начинаю скучать по его приятной тяжести на моем теле. Мне становится слишком легко. Слишком холодно.

Я медленно опускаю ладонь ему на бедро, и он с улыбкой сжимает ее в своих пальцах.

– Мне бы не удалось зайти так далеко без тебя, – он нежно сжимает мою руку. – Я хочу, чтобы ты знала, как сильно я благодарен судьбе за то, что она подарила мне тебя. Увидимся утром.

– Ты – пират, Бастиан Баргас, – когда он слышит это имя, уголки его губ ползут вверх, и я улыбаюсь в ответ. – Ты бы обязательно нашел какой-нибудь способ.

Он высвобождает пальцы и нежно обнимает меня. Это длится всего лишь мгновение, прежде чем он отстраняется. Бастиан не оборачивается, пока его рука не оказывается на дверной ручке.

– Моя настоящая фамилия – Альтаир. Бастиан Альтаир, – он смеется тихо и нежно. – Звезды, я уже сто лет не произносил этого имени. Какое… приятное ощущение.

Когда за ним закрывается дверь, я улыбаюсь и растягиваюсь на своей койке.