Книга: Не проблема, а сюжет для книги. Как научиться писать и этим изменить свою жизнь
Назад: Перепиши[1] свою жизнь
Дальше: Часть II. Средства вашей трансформации
Часть I. Сила литературного вымысла в вашей жизни
Глава 1. Наука целительного писательства
Написание художественной книги – это сплетение лжи ради создания великой истины.Халед Хосейни
Все скорби и печали могут исчезнуть, если превратить их в историю.Айзек Динесен
– Ты должна написать книгу!
Возможно, вы, как и я, впервые услышали эти слова, рассказав о воспитательнице детского сада, которая запирала вас с сестрой в шкафу, пока ее страшный взрослый сын устраивал для остальных детей кукольные представления. А может быть, кто-то предлагал вам написать роман после того, как вы рассказали о том, как вас чуть не ограбили, когда вы вместе с вашей милой подругой, страстно любящей животных, остановили свою «Тойоту» на неосвещенной парковке, чтобы всю ночь бдеть над умершей собачкой в Девятом квартале Нового Орлеана. Такие события я называю «пищей для сюжета» – события эти настолько замечательны, что вы не можете удержаться, чтобы не рассказать о них другим людям.
Возможно и другое: вы никогда не делились ни с кем своими сильными переживаниями в силу своей застенчивости. Может быть, вам казалось, что никто в это не поверит. А может быть, вам просто не хотелось вновь переживать эти моменты даже на словах, то есть в полной безопасности. И это совершенно понятно. И все же вас снедает тайное желание выплеснуть эти истории. Если это так, то я скажу вам то, что говорили мне другие.
Вы должны написать книгу!
Конечно, для тех, кто пережил травматичный, удивительный или невероятный опыт, этот совет может показаться поверхностным. Но, поверьте, у него есть научные основания.
И очень веские.
Краткая история творческой терапии
Человек всегда стремился к творческому самовыражению, свидетельством чему могут служить наскальные рисунки, сделанные в индонезийской пещере сорок тысяч лет назад. (Кстати, это многое говорит о человеческих приоритетах – ведь первый плуг был изобретен всего тридцать тысяч лет назад. И это делает меня по-настоящему счастливой!) Визуальное искусство развивалось и расцветало. У человечества появились Микеланджело, Пикассо и Джентилески. Но лишь в 1939 году ученые осознали терапевтическую ценность искусства. В этом году ветеран Первой мировой войны, художник Адриан Хилл, лечился от туберкулеза в британском санатории. Его попросили дать уроки живописи другим пациентам. Многие из них тоже были ветеранами войны, и в санатории они страшно скучали. Хилл своими глазами увидел, какое целительное действие оказало искусство на этих людей. О своем открытии он рассказал обществу. В 1942 году он предложил термин «творческая терапия».
Хилл считал, что символические процессы рисования и живописи занимают руки и освобождают разум, тем самым запуская в действие естественные восстановительные механизмы организма. Так происходит исцеление. Подобная гипотеза, конечно же, является упрощением, но наука вскоре подтвердила ее справедливость.
Писательство стало использоваться в качестве творческой терапии в 60-е годы, когда нью-йоркский психолог док тор Айра Прогофф разработал концепцию рефлексивного писательства ради психического здоровья. Этот процесс он назвал методом интенсивного дневника. Доктор Прогофф был последователем Юнга и придавал большое значение целительной силе доступа к бессознательным или подавляемым воспоминаниям. Как и визуальные терапевты до него, он видел терапевтический эффект экстернализации эмоций или жизненного опыта через образы или очерки. Так его пациенты освобождались от того, что ранее стремились подавить или не осознавали.
Австралийский психотерапевт Майкл Уайт и американский социальный психолог доктор Джеймс У. Пеннебейкер вернулись к работам Прогоффа в 80-е годы. Вместе со своим коллегой Дэвидом Эпстоном Уайт создал движение повествовательной терапии. Центральной идеей движения была мысль о том, что «проблема заключена в проблеме», а не в человеке, ее испытывающем. Экстернализация проблемы через писательство – это самый эффективный способ ее разрешения. Доктор Пеннебейкер стал пионером писательской терапии, то есть выражения эмоций через писательство. Его исследования связи между тайнами, речью и психическим здоровьем имели огромное значение. Пеннебейкер одним из первых клинически доказал тот факт, что писательство может значительно улучшить психическое и физическое здоровье, а также повысить работоспособность. Самая знаменитая его книга «Раскрытие: Целительная сила выражения эмоций» в доступной форме показывает связь между писательством и исцелением.
Как работает повествовательная терапия
С того времени были проведены сотни исследований целительной силы писательства. И это неудивительно – ведь писательство действительно исцеляет и меняет человека. Социологи установили, что экспрессивное писательство снижает чувство тревоги и депрессии, ослабляет боль и сложные предменструальные симптомы, улучшает иммунитет организма и способствует выработке антител, улучшает рабочую память, физическую выносливость и социальные отношения, уменьшает количество визитов к врачам, улучшает физическое и психическое состояние опекунов пациентов с болезнью Альцгеймера, раковых больных и больных ВИЧ, ослабляет симптомы астмы, ревматоидного артрита и пищевых расстройств, позитивно влияет на ряд симптомов посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Недавно проведенное обследование одиннадцати ветеранов, которым был поставлен диагноз ПТСР, показало, что после десятка сеансов повествовательной терапии у половины пациентов было клинически установлено значительное ослабление симптомов ПТСР, а у четверти все симптомы полностью исчезли!
И это только начало.
Писательство улучшает все!
Все дело в том, как устроен наш мозг. Люди – существа привычки, развитые животные, воспринимающие стимулы, пропускающие их через лимбическую систему, определяющие их значение и реагирующие.
Стимул – значение – реакция.
Приведу пример. Предположим, вы застряли в пробке. Пробка на дороге – это стимул. Задача вашей мозжечковой миндалины, миндалевидного пучка нейронов, запрятанного в глубинах вашего мозга, обработать стимулы и превратить событие в эмоциональные воспоминания. Мозжечковая миндалина этот опыт переводит в раздражение – такое значение вы ему придаете. Вы реагируете на эмоцию ругательствами и яркими мечтами о том, как вы откручиваете головы водителям всех других машин. Такая негативная реакция превращается в привычный образ действий в те моменты, когда вы получаете стимулы, которые мозжечковая миндалина классифицирует как раздражающие.
Стимул – значение – реакция.
Пробка на дороге – раздражение – ругательства и злоба.
Но вы не обязаны оставаться рабом такой обратной связи. Благодаря развитой префронтальной коре (больший участок мозга, расположенный непосредственно за лбом и управляющий здравым смыслом) вы можете освободиться от шаблона «стимул – значение – реакция». (Собакам Павлова повезло меньше.) Однако, как это прекрасно известно всем, кто пытался бросить курить, осознание верного пути и выбор этого пути – две разные вещи. Чем интенсивнее эмоция, тем меньше крови поступает в префронтальную кору, что значительно ослабляет нашу способность к рациональному мышлению.
Усугубляет проблему и то, что травматические события буквально «цементируют» пути передачи нервных сигналов. В результате некоторые люди реагируют на напоминания о стимулах. Такое состояние называется посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Такое связанное с травмой перепрограммирование мозга объясняет, почему многие ветераны не могут, к примеру, радоваться фейерверкам в день 4 июля. Их лимбическая система, похожая на сливочную нугу часть человеческого мозга, где хранятся наши воспоминания и эмоции, объединила понятия «взрыв» и «опасность». И когда ветераны слышат взрывы фейерверков, они реагируют на это так же, как любой из нас отреагировал бы на взрыв бомбы.
Кажется, что такое состояние легко скорректировать. Ведь это фейерверки, а не бомбежка. Но неврология доказывает: когда людям даже косвенно напоминают о травмах, кровь устремляется в те участки мозга, которые связаны с экстремальными эмоциями, а зоны, связанные с коммуникацией, притока крови лишаются. Человек оказывается буквально запертым в своем страхе. Он отдан на милость неврологических шаблонов. Однако писательская терапия и другие подобные приемы, включая диалектическую поведенческую терапию, творческую терапию, йогу, цигун, тай-чи, технику Александера и медитацию, позволяют нам перепрограммировать собственный мозг.
То есть вы в буквальном смысле слова можете изменить свой разум.
Опираясь на множество исследований в этой области, можно выделить три самых перспективных объяснения эффекта подобных приемов. Это привыкание, катарсис и запрет-столкновение. Все три я объясню ниже.
Привыкание
Эффективность привыкания (отметьте, что ключевое слово здесь «привычка») для изменения негативных шаблонов основывается на том, что возбуждение центральной нервной системы при повторении единичного стимула снижается. Другими словами, привычное становится скучным.
Приведу пример. Предположим, в понедельник вы отправляетесь в свой офис, думая, что вам предстоит еще один самый обычный день. Но, придя на работу, вы обнаруживаете в своем офисном кресле клоуна с красным носом. Он вам улыбается, а его красные клоунские ботинки настолько велики, что скрываются под вашим столом.
И это чертовски пугает.
Вы зовете коллег. Они говорят, что беспокоиться не о чем, что клоуна пригласили для повышения продуктивности и экономии расходов. Вы верите всему, но клоун все равно вас пугает – особенно его застывшая улыбка, с которой он молча наблюдает за тем, как вы работаете на компьютере.
На следующий день клоун сидит на том же месте и кажется чуть менее страшным, но вы все же продолжаете постоянно следить за ним. На третий день вы понимаете, что клоун все еще вас не убил. Может быть, уже можно перевести взгляд на экран, по крайней мере, проверяя электронную почту? Наступает четвертый день, и вы отправляете приятелю фотографию собственной рубашки (скорее, той ее части, на которой засохшая зубная паста напомнила вам профиль знаменитого певца). И только потом вы вспоминаете, что страшный клоун все еще сидит в пяти футах от вас.
Понимаете, что происходит?
К концу недели вам уже нет дела до этого клоуна. Он сидит в своем кресле, а вы спокойно занимаетесь собственными делами.
Клоун стал для вас привычным.
Подобно хорошему программированию, привыкание является генетическим преимуществом. Если бы мы реагировали на безопасные стимулы чрезмерным напряжением нервной системы, то просто не сумели бы уделить достаточного внимания тому, что по-настоящему опасно. С тех пор как мы стали ходить на двух ногах, мы научились использовать силу привыкания в собственных интересах. Описывая стрессовые и травматичные события прошлого, мы возвращаем себе контроль над ними, перестаем тревожиться из-за них и можем полностью сосредоточиться на реальных угрозах, которые в нашей жизни возникают гораздо реже, чем в жизни, чем пытается убедить нас наша древняя лимбическая система.
Катарсис
По сути своей, катарсис – это эмоциональный выплеск или очищение. Вы наверняка ощущали катарсис после консультации у профессионального психотерапевта или откровенного разговора с другом. Свой первый катарсис я ощутила в семь лет. Наша семья переехала из города средних размеров в маленький городок Пейнсвиль, штат Миннесота. Мне предстояло пойти во второй класс. Земля ушла у меня из-под ног. Новая школа, новые дети, новые правила! А я ходила в джинсах, сшитых мамой, и в кроссовках, купленных на гаражной распродаже. И зубы у меня были серыми из-за антибиотиков, которыми меня кололи в младенчестве. Довершало картину то, что я яростно сопротивлялась любым попыткам расчесать мои волосы там, где я этого не видела. А значит, тем, кто сидел за мной, открывалось потрясающее зрелище.
Было совершенно ясно, что вписаться в новую жизнь мне вряд ли удастся.
В первый день на игровой площадке три девочки, имена которых, к счастью, стерлись из моей памяти, заблокировали меня возле горки. Первой заговорила девочка с разноцветными бантиками в волосах.
– Ты откуда?
Может быть, ей просто было интересно. Возможно, она пыталась со мной подружиться. Но я сразу отрезала себе пути к отступлению.
– Из Сент-Клауда. Мой отец играет в телевизионных фильмах.
И это было БОЛЬШОЙ ЖИРНОЙ ЛОЖЬЮ. Мой отец только что потерял работу картографа и был на пути к осуществлению своей мечты превратиться в алкоголика с полной занятостью. Я так никогда и не узнала, был ли у него хоть какой-то выход из этой ситуации.
– Не может быть!
– Клянусь жизнью мамы!
Горло перехватило сразу же, как я это произнесла. Бамс! Я словно сама ударила себя под дых. Мама была для меня всем. Без нее в моей жизни не было бы ни стабильности, ни безопасности, ни еды, ни крова, ни любви. Она была моим оазисом в урагане семейной жизни. И я только что солгала, поклявшись ее жизнью! Я убить себя была готова.
Полагаю, вам совершенно понятно, что после этих слов все девочки захотели играть со мной. Играть со мной хотели все. Я была в восторге, но мысль о совершенном проступке постоянно грызла меня. Весь день я проплакала в кабинете медсестры. Когда она предложила позвонить маме, чтобы она забрала меня, я категорически отказалась. Я была уверена, что, если мама еще не умерла, она обязательно разобьется по дороге в школу.
В конце дня я с трудом заставила себя выйти из школьного автобуса и войти в дом. К моему изумлению, мама была дома. Мертвая леди ходила и говорила. Она мельком взглянула на меня и сразу же крепко обняла.
– Что случилось, дорогая?
И я все ей выложила, как профессиональный наркоман.
И знаете что? Я сразу почувствовала себя лучше. Словно огромный груз свалился с моих плеч. Я целый день страшилась неизбежного наказания за ложь. Каким счастьем было избавиться от этого чувства!
Катарсис действительно приносит такое мгновенное и эффективное облегчение. Этот процесс можно сравнить с крышкой, снятой с кипящей кастрюли. Пар – это ваши сильные негативные эмоции: чувство вины, страха, гнева. Они кипели в закрытой кастрюле – и вдруг вырвались на волю. Изложение негативного опыта через разговор или описание высвобождает самые интенсивные эмоции, с ним связанные. Катарсис дает нам возможность выпустить пар.
Запрет-столкновение
Третья теория, объясняющая эффективность писательства в деле эмоционального исцеления, – это запрет-столкновение. Очень трудно заставить себя не думать о стрессе или травме. Вам нужно запретить себе это. Но иногда негативные мысли и импульсы все же просачиваются, как бы мы ни старались держать их под замком. И отрицание их ведет к хроническому стрессу, который пагубно сказывается на разуме и теле.
Признание же этих факторов во время письма – столкновение с ними – приносит мгновенное облегчение и улучшение психического и физического состояния. Травма или стресс – другими словами, стимулы – все еще существует в памяти. Но когда вы идете на столкновение с ними, это становится серьезной переменой.
Приведу пример. Представьте, что ваши жизненные проблемы – это зомби, пытающиеся проникнуть в ваш дом. Вы тратите все свои силы, подпирая дверь, чтобы они не проникли к вам – запрещаете им входить. И у вас не остается ни времени, ни сил ни на что другое. Ваше выживание зависит от того, удастся ли вам удержать дверь закрытой. Но ваши силы иссякают. Вы можете сдержать напор зомби на какое-то время, но потом руки ваши опускаются. Зомби проникают в дом. И вдруг… Что?! Вы понимаете, что за дверью находились вовсе не зловещие людоеды. Все это время вы сдерживали воспоминания о зомби.
Искусство (и в особенности писательство) – это надежный и безопасный способ открыть дверь и впустить воспоминания, маскирующиеся под зловещих мертвецов. И когда они окажутся внутри, у вас освободится масса времени и сил, которые вы тратили на подпирание входной двери. На мой взгляд, самое замечательное в этой теории заключается в том, что все запретное и скрытое вовсе не является травматичным и стрессовым. Описывая свой жизненный опыт, мы идем на прямое столкновение с этими воспоминаниями и извлекаем пользу для себя.
Еще лучше то, что вам вовсе не обязательно знать, какое из трех объяснений вы выберете для того, чтобы испробовать на себе поддерживающую и целительную силу писательства. Вам просто нужно писать. Вы не обязаны писать автобиографию или мемуары, хотя и повествовательная терапия, и терапия выразительного писательства основываются на использовании фактического материала, часто в форме эссе, дневников или писем.
Я вернулась с темной стороны, чтобы сказать вам: вымысел может быть не менее полезен.
А для некоторых даже еще полезнее.
Переписывание собственной жизни в художественной форме
В 1996 году, когда нехудожественная писательская терапия стала трендом сезона, доктор Мелани А. Гринберг провела оригинальное исследование. Она сравнивала целительные свойства письменного рассказа о реальном травматическом опыте, о вымышленном травматическом опыте и о реальном нейтральном опыте (контро льная группа). И каковы же были результаты? Те, кто писал о событиях воображаемых, были менее подавлены, чем те, кто писал о реальных травмах. У создателей «художественного вымысла» отмечались значительные улучшения физического здоровья. Я сравниваю целительную силу сознательного вымысла с истинной художественной терапией. Вам не нужно (большинству из нас это и не под силу) точно и подробно описывать проблемы, которые вы хотите разрешить. Достаточно будет написать/вылепить/нарисовать некую абстракцию, и процесс творения запустит процесс исцеления.
Переписывание собственной жизни имеет массу преимуществ, и это стало очевидным из открытия доктора Пеннебейкера. Он установил, что терапевтическую ценность писательства повышают еще два элемента: создание связного повествования и смена угла зрения. Не случайно именно они являются краеугольными камнями процесса написания рассказов и романов. Писатели называют их сюжетом и точкой зрения. Процесс создания художественного произведения идентичен выразительному писательству. Здесь присутствуют привыкание, катарсис и запрет-столкновение, но вымысел эмоционально намного безопаснее создания мемуаров. Мне нравится читать мемуары. Я всем сердцем поддерживаю тех, кто хочет писать в этом жанре. Многие советы в этой книге вполне применимы для написания мемуаров. Однако сама я в подобном жанре писать не могу. Вымысел помогает мне дистанцироваться, стать наблюдателем бурных житейских морей. Вымысел придает форму блуждающим мыслям, вызывает симпатию к собственному взгляду на мир, позволяет развить в себе сочувствие и мудрость через анализ мотивов, движущих другими людьми, а также помогает контролировать внимание, эмоции и результаты. Мы исцеляемся, когда переводим хаос жизни в строгую структуру романа, когда учимся идти по миру как наблюдатели и ученики, а не как раненые солдаты, когда мы сами решаем, какие части истории важны, а от каких можно избавиться.
Я верю в это всем сердцем, но, когда мы с Джеем поженились, я об этом и не подозревала. В те времена я и слыхом не слыхивала о повествовательной терапии или о терапии выразительного писательства. А если бы я об этом знала, то меня сковывала бы направленность этих приемов на эссе и мемуары. Творческое писательство – совершенно другое дело. Я даже свой диплом написала почти что в форме романа. (Правда, роман вышел настолько ужасный, что спустя много лет я попыталась выкрасть единственный экземпляр из университетской библиотеки – я даже вынесла его из библиотеки, но чувство вины пересилило. Кроме того, я зря взяла с собой своего десятилетнего сына. Проблема правильного воспитания детей заключается в том, что, когда дело доходит до реального преступления, они всегда мешают.) А после окончания колледжа я оказалась замужней женщиной, работающей с полной занятостью и беременной вторым ребенком. Времени мне не хватало даже на душ, что уж говорить о каком-то творчестве.
А после самоубийства Джея я вообще утратила способность трезво мыслить – мне было не до книг. И даже когда я свалилась в холодную лужу собачьей мочи, этого события не хватило, чтобы я задумалась над тем, как превратить свое горе в роман.
Чтобы научиться переписывать свою жизнь через вымысел, потребовалось ужасное, постыдное происшествие.
Постараюсь сдержать слезы, рассказывая вам об этом.
Январь на севере Миннесоты выдался страшно холодным. Джей уже четыре месяца находился в командировке. Я чувствовала себя страшно одинокой. Я очень нервничала – ведь в моем теле рос наш сын: сама себе я казалась куском холодной ветчины в сэндвиче жизни и смерти. Я заставляла себя заниматься своими делами – работала с полной занятостью, воспитывала Зою в меру сил. Жизнь стала однообразной и нудной: проснуться, принять душ, выпить кофе, собрать Зою в детский сад, отвезти Зою в детский сад, провести уроки в школе, забрать Зою из детского сада, привезти ее домой, пообедать, поиграть, выкупать Зою перед сном, уложить ее спать, лечь самой.
Проснуться – и все сначала.
В горе меня до сих пор больше всего удивляет то, сколько времени проводишь, не чувствуя ничего. Казалось бы, нужно рыдать, страдать от боли – сильной, как инфаркт. Но полная бесчувственность – ни любопытства, ни радости, ни раздражения – это поразительно, и подготовиться к этому невозможно.
Ничего.
Четыре месяца полной занятости горем я-робот вполне справлялась с жизнью – и это показывает, насколько сильна была моя депрессия. Пробуждение произошло 15 января. Зое было три года. Она была упрямой, самовольной и настырной, как любая достойная трехлетка. Пожалуй, даже слишком, потому что для меня она всегда была принцессой-фурией.
За окном прогремел гром, сверкнула молния. Я поняла, что дорога будет трудной. Кроме того, начался новый семестр, и мне придется вести новые уроки, знакомиться с новыми учениками, отвечать на новые вопросы. Жизнь казалась тяжким ярмом. А еще в моем животе рос маленький человек. Ощущение пустоты не оставляло меня. Оно постоянно присутствовало в моей душе, и тем утром я никак не могла подняться с постели.
Но я все же поднялась. Думаю, все дело в мышечной памяти.
В тот день Зоя категорически отказалась идти в детский сад. Она упрямилась больше, чем обычно. И все же мы проделали всю процедуру. Преодолев нежелание двигаться, я устроилась наверху лестницы, ведущей в подвал, возле двери гаража и стала надевать на Зою брючки. Она мне не помогала, а усердно дрыгала ногами, как заводная кукла. Я стала натягивать на нее кофточку. Зоя завизжала. Я попыталась застегнуть кофточку, но девочка просто улеглась на пол и продолжала визжать.
Настала очередь ботиночек.
Зоя яростно дернула ногой и попала мне по лицу. Шмяк. Боль была оглушающей. Я выругалась. Сила этого удара пробилась сквозь мою пустоту и высвободила волну чистой черной ярости. Это было что-то пугающе первобытное. Я и не подозревала, что во мне живет такой монстр.
Тут я должна прерваться и сказать, что мои родители, несмотря на все их недостатки и слабости, никогда на меня не кричали, не говоря уже о том, чтобы шлепнуть или ударить. Меня воспитывали экологически чистым пацифистом, убежденным в том, что любой конфликт и стресс всегда можно разрешить путем эффективного и открытого общения. Мысль о том, что ребенка можно ударить, была мне столь же чуждой и отвратительной, как желание отрезать собственный палец. Как я могу ударить Зою, мою сладкую девочку, крохотный нежный орешек, которому я включала музыку, когда она жила в моем животе?! Я же мечтала о родах в воде, чтобы свести к минимуму стресс вхождения ребенка в этот мир. Я кормила ее грудью целый год, несмотря на работу с полной занятостью и сорок минут езды в одну сторону, – мне хотелось обеспечить ее всем, чтобы она росла здоровой.
Ударить ребенка – это немыслимо.
Но, черт побери, мне захотелось ответить.
Я была готова ударить ее в ответ.
И мне хотелось не просто ударить ее. Мне хотелось избить ее, заставить ее замолчать, наказать ее, заставить страдать так же, как страдаю я, чтобы это помогло мне наконец хоть что-то почувствовать, потому что я тону в бесчувствии и не могу выбраться, не могу заставить себя ощутить хоть что-то, даже когда я забочусь о собственном ребенке…
Я до сих пор ощущаю ту волну гнева и ярости, которая захлестнула лестницу моего дома.
Я до сих пор вижу покрасневшие щечки Зои и ужас в ее прекрасных зеленых глазках.
Она поняла, возможно, почувствовала, что я собираюсь сделать.
Я уже занесла руку в воздух, но сдержалась и выбежала из дома. Подобно женщине-оборотню, я убежала из собственного дома, пока не превратилась в чудовище, пожирающее собственных детей.
Даже морозный воздух не вернул мне самообладание. Я вскочила в машину.
Завела ее.
Я сорвалась с места и погнала по дороге. Снег летел из-под колес моей машины во все стороны. Глаза мои были сухими. Как можно было нанести себе такой удар и при этом не проронить ни капли крови? Я порезала себя так глубоко, что не могла даже плакать. Я просто неслась вперед, бросив дома свою маленькую кудрявую девочку, малышку, которая была так прелестна в своем черном купальнике, которая хлопала в ладоши, чтобы привлечь внимание, которая тоненьким, чудесным голоском благодарила родителей других маленьких девочек за то, что они нашли время и пришли посмотреть, как она танцует. Я бросила дома любовь всей моей жизни, Зою Рэйн.
Я бежала от нее, потому что боялась того, что могу сделать, если останусь.
Только в конце дороги префронтальная кора мозга смогла справиться со зверем, пробудившимся во мне. Моя трехлетняя дочь осталась одна в доме. Не думаю, что раньше она оставалась одна даже в своей комнате. Она боялась темноты и подвала. Когда посторонние заговаривали с ней, она хватала меня за руку своими пухлыми пальчиками. Она была беззащитна, как маленький олененок.
Меня затошнило от страха. Я попыталась развернуть машину, но сугробы были слишком высокими. К моему дому вела лишь узкая расчищенная дорожка. Мне пришлось проехать еще две ледяные мили, прежде чем я смогла развернуться. К этому времени я уже рыдала по-настоящему. Я помнила выражение на лице Зои, когда выбегала из дома. Она чувствовала себя преданной и брошенной. На лице ее был написан настоящий ужас.
Я подъехала к дому и выскочила из машины, даже не заглушив мотора.
Меня не было шесть минут – трехлетней девочке они показались вечностью.
Я вбежала в дом.
Зоя сидела на том же месте, где я ее оставила. Она сидела на полу. Рядом стояли ботиночки.
Она больше года ловко пользовалась горшком, но в тот момент она обмочилась от страха. Темное пятно расплывалось на голубых джинсах. Под ней образовалась лужица. Она смотрела в потолок и дрожала.
Она увидела чудовище в моих глазах, а потом услышала, как отъезжает машина.
Я схватила ее на руки и держала, пока она не перестала дрожать. Зоя заплакала горькими слезами несчастного ребенка. Если бы мое сердце не было уже разбито, оно разбилось бы, когда она забормотала: «Мамочка, прости, прости меня! Прости, что я не надела эти ботинки!»
Я заплакала вместе с ней. Я твердила, что она не сделала ничего плохого. Я просила прощения, но знала, что не заслуживаю его. Я понесла Зою наверх, чтобы успокоить и переодеть. Мне хотелось остаться дома и весь день держать ее на руках, вдали от всего мира, но иногда суровая Истина берет свое. Я знала, что если сегодня не вступлю в поток жизни, то не смогу этого сделать никогда.
Я повезла Зою в детский сад. Всю дорогу меня терзало раскаяние.
Приехав на работу, я позвонила отцу Зои, Лансу, и рассказала о том, что сделала. Никогда не забуду, как по-доброму он разговаривал со мной в тот день. Я была уверена, что он заберет у меня дочку и немедленно позвонит в органы опеки. И это было бы правильно. Но все поддержали меня. Я чувствовала их странную, саднящую грусть – словно они знали что-то такое, чего не знала я.
В тот день, уложив Зою спать, я начала писать «Майский день».
Одного лишь дневника было мне недостаточно. Я не могла выжить, вновь и вновь переживая собственную боль. Мне нужно было положить ее в конверт, заклеить и отправить по назначению. Все те детективы, которые я читала, давали ощущение потенциального порядка, который я могла воплотить в собственной истории. Это был способ переписать свою жизнь. По тому количеству людей, которые стремились поговорить со мной после моих писательских семинаров, которые писали мне в Интернете, я знала, что не одинока. В мире множество людей, которым нужно разобраться в своей жизни, но для которых невыносима мысль о написании мемуаров. У кого-то воспоминания о травме еще слишком свежи. Кому-то не хочется вновь испытывать боль или причинять ее другим людям, а кто-то просто предпочитает художественный вымысел.
Я писала «Майский день», цепляясь за него, как за вешку, боясь провалиться в ту зияющую черноту, где я была монстром. Я писала о смехе, о неожиданностях, о женщине, у которой неожиданно умер любимый человек. Ей кажется, что она виновата в этой смерти, но ее поддерживают неожиданные союзники. И в конце книги ей удается разгадать тайну его смерти.
«Майский день» – книга неровная. Это мой первый настоящий роман.
Сюжет книги абсолютно вымышленный. Написание этой книги очень помогло мне.
Написав последнее слово, я поняла, что темнота никогда не вернется – по крайней мере, не так, как в тот день, когда я бросила Зою. И темнота утратила власть надо мной.
Психологи объяснят вам, что я экстернализовала историю, свыклась с ней, привилась от глубокого горя, подвергая себя малым, контролируемым его дозам. Тогда я знала одно: мозг мой перестал кружиться, и я снова начала что-то чувствовать – пусть даже всего лишь эмоции вымышленных персонажей. Я постепенно создала новое пространство для мыслей – и мысли эти более не были связаны со смертью и депрессией. Написание романа оказалось делом спокойным, хотя и непростым. И процесс этот научил меня контролировать сюжеты, а ведь наша жизнь – это и есть сюжет!
Я – не первый писатель, открывший для себя целительную силу писательства.
«Дэвид Копперфильд» Чарльза Диккенса – прекрасный пример отражения на бумаге тяжелых воспоминаний детства (в том числе и очень сложных отношений с отцом). Диккенс сам называл этот роман наиболее автобиографическим и самым любимым. Газета The Guardian поставила «Дэвида Копперфильда» на пятнадцатое место в списке ста лучших романов всех времен и народов.
Ветеран вьетнамской войны Тим О’Брайен написал книгу о ветеране вьетнамской войны Тиме О’Брайене «Вещи, которые они несли с собой». Книга художественная, сюжет вымышленный. О’Брайен открыл в процессе переписывания собственной жизни нечто фундаментальное, почти мистическое. В самой знаменитой своей книге он пишет: «Что-то может произойти – и быть абсолютной ложью, а что-то может не случиться – и быть истиннее самой истины». Книга «Вещи, которые они несли с собой» была издана тиражом более двух миллионов экземпляров, переведена на множество языков, удостоена ряда премий и включена в программу литературы на английском языке.
Изабель Альенде – вот первый писатель, который ввел меня в мир предложения, восхитительный и чудесный. Неудивительно, книги ее, оказавшие на меня самое сильное влияние, основаны на болезненном личном опыте. Первая книга Изабель Альенде, «Дом духов», начиналась с письма к умирающему деду, встретиться с которым она не успела. «Ева Луна» стала одной из моих любимых книг. В ней рассказывается о девочке-сироте, которая выживает и справляется с душевными травмами с помощью своего таланта рассказчицы. В интервью Альенде не раз говорила о целительной силе писательства. Книги ее были изданы тиражом более пятидесяти шести миллионов экземпляров. Они переведены на тридцать языков. Многие из них стали основой для театральных спектаклей и фильмов. Такова сила раскопок собственной души.
Джанет Уинтерсон открыто говорит, что роман «Кроме апельсинов, существуют и другие фрукты» – это ее собственная история, история девушки-лесбиянки, выросшей в ортодоксальной христианской семье в 50-е годы ХХ века. Она написала ее, чтобы создать душевное пространство и справиться с травмой. В автобиографии она написала об «Апельсинах» так: «Я написала историю, с которой могла жить. Все остальное было слишком болезненно. Я не пережила бы этого».
Шерман Алекси вырос в индейской резервации в бедной семье. В детстве он и мечтать не мог, что когда-нибудь вырвется из этого мира. Его книга для подростков «Совершенно правдивый дневник индейца на полставки» в 2007 году была включена в список лучших книг, составляемый журналом «Школьная библиотека». По мнению Шермана, художественная книга о собственной жизни очень ему помогла, потому что в ней он смог сделать свою жизнь лучше, чем она была в действительности.
Короткий роман Норы Эфрон «Ревность» – это безумно смешной рассказ о браке писательницы с Карлом Бернстайном. Во время беременности она не могла контролировать его измены, и впоследствии брак их распался. Но описав свою историю в романе и окружив его вымыслом, Нора смогла пересмотреть развязку конкретной истории. Подруга спрашивает героиню «Ревности» Рэчел, почему она все превращает в историю. Ответ Рэчел очень четко говорит о целительной силе переписывания своей жизни: «Рассказывая историю, я контролирую развитие сюжета. Рассказывая историю, я могу заставить тебя смеяться, а мне больше нравится, когда ты смеешься, чем когда начинаешь меня жалеть. Когда рассказываешь историю, не так больно. И когда я рассказываю историю, я могу с ней справиться». «Ревность» – это первый опубликованный роман Норы Эфрон. Книга не просто стала бестселлером. По ней был снят очень успешный фильм, в котором снялись Мерил Стрип и Джек Николсон.
Алхимия превращения боли в золото вовсе не является чем-то чудесным, доступным малой группе избранных, опытных писателей, родившихся с пером в руке. Вы тоже можете овладеть этим искусством. Когда я писала «Майский день», то у меня за плечами был филологический факультет, но писать романы меня никто не учил. Я даже не знала основ написания рассказа и не была знакома ни с одним писателем. Кроме того, я жила в сельскохозяйственном штате Миннесота, у меня не было Интернета и я не могла записаться в какую-нибудь писательскую группу. Я сама училась искусству написания романа.
Не считайте, что целительная сила писательства влияет лишь на тех, кто пережил серьезную травму. Доктор Пеннебейкер установил, что осознанное, выразительное писательство полезно всем. В ходе этого процесса мы познаем самих себя, находим выход из сложных ситуаций, избавляемся от негативных чувств в отношении неприятных коллег, справляемся с разводами, тяжелыми утратами или ПТСР.
Вы вовсе не обязаны стремиться к публикации своей книги. Если вы этого не хотите, значит, так тому и быть. Отправляйтесь в писательский путь так, словно книга ваша пишется только для вас. Вы всегда можете передумать. Но если вы начнете работать, зная, что эта книга – для вас, то сможете писать более свободно, не думая о требованиях издательского мира. Вы будете писать правду. И не важно, если вы сожжете свой роман в ту же минуту, как поставите последнюю точку. Вы можете даже подбросить пылающие страницы в воздух, полить упавшие листы кислотой и закопать пепел. Все равно вы пожнете все физические и психологические плоды процесса написания своей книги. Целительная сила заключена в экстернализации истории и ощущении своего контроля над ней, а вовсе не в оценке вашего труда другими людьми.
Если же вы решите опубликовать свою книгу, то вам придется предложить миру нечто искреннее и сильное. Диккенс, Алекси, О’Брайен, Эфрон, Альенде, Уинтерсон и сотни других успешных писателей написали интересные для людей книги, потому что не побоялись открыть в них истину, показать свою уязвимость и поделиться своим опытом. Превращение мучительных моментов собственной жизни в роман благотворно действует не только на писателя, но и на читателя. Только так можно написать незабываемую историю.
Теперь вы знаете, что привело меня к вам. Моя проблема заключалась не в самоубийстве Джея. Моя проблема была в том, что я позволила горю овладеть мной, позволила этому чувству прокрасться в мою душу и настроить меня против собственной дочери. Вы знаете и то, как я выбралась из этой ситуации. Мне помогла литература. Тогда я ничего не знала о повествовательной терапии, хотя это течение к тому времени уже вполне сформировалось. Я просто чувствовала, что должна писать. И я хотела писать художественную литературу.
Я определила свою территорию.
Я дала процессу название – «переписывание собственной жизни».
И я приглашаю вас в гости. Оставайтесь столько, сколько захотите. Можете даже устроить все по-своему.
Моя книга – это карта, которая поможет вам сориентироваться. Она познакомит вас с милосердной, меняющей и, скорее всего, весьма полезной силой писательства и поможет ею овладеть. В ней элементы повествовательной и выразительной терапии сочетаются с практикой написания романа. Вы ощутите привкус детской игры: «Я покажу тебе свое, и ты сможешь показать мне твое». Я надеюсь, что вы получите рецепт здоровья и возрождения, какова бы ни была ваша ситуация. Вы сможете использовать этот рецепт в любом месте, в любое время, в одиночку или с другими. И для этого вам не потребуется много денег. Кроме того, путешествие ваше будет комфортным и человечным. А в конце его у вас появится роман, который вполне может оказаться по-настоящему великим.
Вам вовсе не обязательно в это верить.
Вам нужно просто сделать это.
Такова сила писательства.
Глава 2. Познай себя
Если ты не говоришь правды о себе, то не сможешь сказать ее о других.Вирджиния Вулф
Мы переносим то, чему научились в своей голове, в свои сердца с помощью рук. Мы рождены созидателями, и творчество – это абсолютный акт интеграции. Так мы превращаем наш опыт в наше бытие.Брене Браун
В книге «Раскрытие: Целительная сила выражения эмоций» пионер выразительной терапии доктор Джеймс У. Пеннебейкер несколько глав посвятил истории и эффективности личной честности. Во многих своих трудах он писал, что у всех людей есть неподобающие мысли, страхи и неприятные воспоминания. И лучший способ оставить их в прошлом – пройти через них.
Другими словами, правда делает человека свободным.
Возможно, вам, как и мне, эта мысль покажется весьма утешительной.
Социальный психолог доктор Дэн Вегнер утверждал, что, чем сильнее мы стараемся скрыть какую-то мысль, тем большую власть над нами она обретает (гипотеза «постарайтесь не думать о белом медведе»). Опираясь на эту идею, доктор Пеннебейкер провел исследования и установил следующее. Когда мы перестаем подавлять негативные мысли и воспоминания, а открыто их признаем – пусть даже всего лишь на бумаге, – возникает повествовательная согласованность, которая позволяет нашему мозгу освободиться от них.
Исследования Пеннебейкера не объясняют, возникает ли чувство облегчения от того, что мы открыли секрет, или от того, что мы перестали держать негативные чувства под запретом. И все же суть ясна: избавление от скелетов в шкафу благотворно влияет на иммунную систему человека, его психическое здоровье, кровяное давление, сердечный ритм и в целом на организм. В элегантном и интересном дополнении к своим трудам Пеннебейкер установил, что «самые больные» пациенты (по частоте посещения врачей), когда их просили десять минут безостановочно писать о чем-либо, писали о самых поверхностных темах. «А сочинения здоровых студентов отличались более широким диапазоном, большей эмоциональностью и более ярким самосозерцанием». [4] Самые «нездоровые» студенты писали о погоде и одежде, самые же «здоровые» – о личных отношениях и смысле жизни. Они были готовы отразить на бумаге свою уязвимость.
Глубокий анализ делает нас здоровыми, а здоровые люди всегда копают вглубь.
Почему хорошие писатели погружены в себя
Глубокое погружение в себя жизненно важно для психического и физического здоровья. И столь же важно оно, когда речь заходит о создании качественной художественной прозы. Как говорится в «Писательском манифесте» Джоанны Харрис, главная задача писателя – быть верным самому себе. В потрясающей книге «Писательство до костей» Натали Голдберг называет такое состояние аутентичности метафорой:
«Это приходит из внутренней смелости, готовности отойти от привычного восприятия мира и открыться настолько, чтобы увидеть единство в муравье и слоне. Ваш разум скачет, ваше писательство будет порывистым и неровным. Но никогда нельзя быть искусственным». [3]
Джефф Дэвис, автор книги «Путешествие из центра к странице: Философия и приемы йоги как муза аутентичного писательства», так говорит о необходимости искренности и верности себе:
«Чтобы писать правду, нужно познать истину самого себя (или самих себя)» [1].
Дэвис говорит не о написании мемуаров – он говорит о том, что нужно писать честно. Он считает, что буквальный пересказ события лишен глубины и сложности, необходимых для увлекательного повествования. Писатели должны показывать связи, анализируя выбор, который привел к тому или иному результату, а также силы, не поддающиеся нашему контролю. И все это ведет к глубокому исследованию смертельной петли.
Углубленный самоанализ естественным образом ведет к более глубокому и увлекательному сюжету нашего романа. Появляются сложные персонажи, которые говорят об универсальном человеческом опыте. Такой универсальный подход позволяет читателям увидеть в вашей истории себя. Но это возможно только в том случае, если вы были честны. Я убеждалась в этом снова и снова, двадцать лет преподавая основы творческого писательства. Я открыла для себя одно: люди, которые не анализируют свою жизнь, пишут скучные истории. Если люди не знают самих себя, они просто не способны затронуть глубокие истины. Когда человек не проявляет в своей книге личной – и, следовательно, универсальной – честности, книга его превращается в обычный список покупок или дел.
Со мной согласны известные писатели. Юдора Велти считает, что роман – это самый честный вид художественного творчества. Стивен Кинг полагает, что настоящая литература – это истина, скрытая во лжи. Теннесси Уильямс называет писателей противоположностью фокусников: фокусники создают иллюзию, похожую на правду, писатель же скрывает истину за видимостью вымысла. Барбара Кингсолвер утверждает, что главная задача писателя – понять, что он может сказать такого, чего не скажет никто другой. Курт Воннегут с присущим ему чувством юмора говорил: «Понимаете ли вы, что вся великая литература говорит о том, как гадко и тяжело быть человеком? Разве не легче становится от того, что кто-то это сказал?»
Чтобы понять, что уникальное вы можете сказать миру, вам нужно понять себя.
Это понимают не только писатели – читателям это тоже прекрасно известно. Вспомните последнюю книгу, которая захватила вас настолько, что вы не могли от нее оторваться. Что вы о ней помните? Что нашло отклик в вашей душе? Уверена, что это вовсе не сюжет: «Главный герой сделал то-то, а потом то-то». Настоящая литература – это не просто перечисление событий. Книга открывает читателю Истину о нем самом и о мире, в котором он живет.
Понимаете, к чему я клоню? Художественная литература, как это ни парадоксально, является самым честным способом самовыражения. Невозможно писать о чем-то, если вы не пережили этого сами. Так, человек, не умеющий плавать, не может быть спасателем. Вы не должны отрываться от своих корней. Здесь вы обретете свой голос, поймете, о чем нужно писать именно вам, что вы можете сказать такого, что увлечет и тронет читателя. Чтобы писать хорошую прозу, способную изменить и исцелить вас, вы должны познать себя.
Развитие глубокого самосознания
Важность познания себя, как и любой другой части процесса переписывания своей жизни, я поняла совершенно случайно. В то время я искала совершенно иную истину. Я хотела понять, почему Джей выбрал самоубийство. Я связывалась с его бывшей невестой, компанией кредитных карт, врачом, риелтором, коллегами, братом. В поисках ответа я перерыла все бумажки в его столе и ящиках. Я занималась этим постоянно – работа стала для меня настоящим наваждением. Спустя три месяца, когда я начала понимать, что истина, которую я так стремлюсь узнать, недостижима, мы завели щенка. Через четыре месяца я была ничуть не ближе к цели, чем в начале пути. Меня стали посещать мечты, в которых моими спасителями становились знаменитые актеры. Обычно это был Мэтт Деймон – он симпатичный и толковый. Но иногда мне грезился Кевин Бэкон, потому что мое детство пришлось на 80-е годы, и слепой я тогда не была. А одно время я ждала даже первого Стива из «Умной собачки Блу» – он приходил и спасал меня.
Полагаю, вам ясно, в каком плачевном положении я находилась. И насколько бессмысленно и тоскливо я проводила свое свободное время.
Окончательно зайдя в тупик, я стала искать истину не снаружи, но внутри. У меня была предрасположенность к такому пути, потому что я вечно копалась в собственной душе. Самоанализ был моим любимым занятием. Самыми страшными фильмами для меня были те, в которых зловещие существа подчиняют героев своей воле. «Вторжение похитителей тел». Первые «Дети-шпионы», потому что в этом фильме тайные агенты превратились в бессмысленных исполнителей чужой воли. Я ночи не спала, копаясь в собственных промахах и недостатках. Как родители Кристофера Маккэндлесса. Вы читали «В диких условиях»? Мужчина и женщина уничтожили собственного сына. И до сегодняшнего дня они предпочитают думать, что он – свободный дух, унесенный ветром. Для меня никогда не было ничего более ужасного, чем случайный вред, причиненный другим людям. Неудивительно, что после самоубийства Джея я изучила себя буквально по миллиметрам, чтобы понять, не прячется ли ответ на трагический вопрос во мне самой.
Мой психотерапевт посоветовал мне вести дневник, чтобы фиксировать в нем процесс самоанализа. Я отказалась по двум причинам: 1) на тот момент я никогда не вела дневников, и этот процесс казался мне бессмысленным переливанием из пустого в порожнее; и 2) я – трусиха. Именно поэтому я и выбрала художественное писательство – так я могла спрятаться от мира. Я и до сих пор так думаю, но, как вы скоро узнаете (и как скоро узнала я), писательство – это не проявление трусости.
Познание себя трусу не по плечу.
Вместо дневника я стала писать «Майский день». В этот роман я вложила все свои страхи, всю неуверенность, всю потребность в справедливости и в ответах. В процессе работы над романом я познавала самое себя – вот почему эта книга получилась такой неровной. Именно поэтому я советую вам выполнить писательское упражнение из этой главы, прежде чем приступать к работе над романом. Правильно настроенный компас поможет вам значительно сэкономить время.
Самоисцеление, исцеление других, сильная литература – все это не единственные причины для исповеди самому себе. Вы очень скоро поймете (если еще не поняли), что написание романов – это одновременно и щит, и микроскоп. Вот почему так важно заранее достичь определенного уровня самосознания. Вы же не хотите случайно выдать тайну, которой вовсе не собирались делиться, или углубиться в воспоминания, к анализу которых вы не готовы. Конечно, со временем вы изучите все. В этом и заключена прелесть литературы. Вы погружаетесь в собственные темные глубины, и это становится игрой. Но вам нужно хорошо представлять свой внутренний мир, чтобы иметь возможность контролировать процесс.
Короче говоря: познайте себя.
Вам нужно понять себя всего, а потом перенести результаты этого познания на бумагу. Сначала запишите все как есть в дневник, а потом уже приступайте к художественному вымыслу – к роману. Почему? Потому что все наши страхи, радости, недостатки и странствия не так уж отличаются друг от друга. В них больше сходства, чем различий. Когда вы честны с собой, вы честны и в своем романе. А честность автора всегда находит отклик. Она соединяет людей. Она помогает людям понять: я не один такой.
Покажу на примере.
Несколько лет назад я возвращалась с детьми с тренировки по тхэквондо. Из сельского дома, где Джей произнес свои последние слова, мы переехали в бунгало 40-х годов в весьма консервативном городе в Миннесоте. Детям моим было шесть и десять лет.
На тхэквондо мы ходили по вторникам и четвергам. По вторникам и четвергам мы возвращались в наш маленький домик в Сент-Клауде в половине девятого вечера. Все шло, как обычно. Но один четверг в конце марта оказался иным. Тем вечером мы вернулись домой и увидели на пороге дома бегонию в горшке. День был довольно холодным, но бегония в коричневом бумажном пакете выглядела вполне живой. Зеленые листья, шелковистые оранжевые лепестки…
Кто-то точно знал, когда мы возвращаемся домой, и оставил растение так, чтобы оно не успело замерзнуть. Еще пять минут, и нас ждала бы жалкая ледышка.
Дети решили, что это очень мило, и я их поддержала. Но я не могла избавиться от тревожных мыслей. Мы только что переехали в этот город. Мы здесь никого не знали. Все мои друзья и родственники жили примерно в получасе езды отсюда. Никто из них не поехал бы так далеко, чтобы оставить у порога моего дома цветы без записки. Совершенно понятно, что за мной и моими детьми несколько недель наблюдал серийный убийца. Он точно знает, когда мы уезжаем и возвращаемся. И он оставил свою визитку – оранжевую бегонию, прежде чем убить нас во сне.
Той ночью я спала на диване поближе к входной двери. Под подушкой я спрятала нож, свой кухонный нож с отломанным кончиком – пару лет назад я пыталась разрезать им замороженную индейку, которая никак не хотела оттаивать. Это был самый острый нож в моем доме, но дело же не в этом, верно?
КТО-ТО ОСТАВИЛ МНЕ ЦВЕТОК, И ЭТО ЗАСТАВИЛО МЕНЯ СПАТЬ С НОЖОМ ПОД ПОДУШКОЙ.
И такое случалось не раз. Когда у тебя появляются дети, ты постоянно готов к худшему, постоянно ждешь катастрофы. В то время мне приходилось ездить на конференции и другие мероприятия раз по десять в год. Детей я всегда оставляла с родителями. И каждый раз, уезжая, я говорила маме одно и то же: «Не забудь, что ты должна присматривать за ними».
И каждый раз мама отвечала мне: «Не волнуйся. Если ты не забыла, тебя я сумела вырастить».
Вряд ли это могло меня успокоить.
Прекрасно помню, как она позволяла мне одной бродить по магазинам, когда мне было всего пять лет. Она позволила мне пропустить две недели занятий, когда я училась в пятом классе, потому что нам не нравилась школьная политика. Но смысл ее слов был мне ясен. Я выжила, значит, и моим детям это по силам.
И все же, когда самолет отрывался от земли или машина пересекала границу штата, я начинала думать о катастрофах. А вдруг моих малышей похитят? Смогу ли я разыскать их? Смогу ли я жить дальше, если детей не найдут? А если они окажутся в больнице, то как скоро я смогу к ним приехать? О чем думают люди, которым приходится ждать самолета, чтобы вернуться к детям, оказавшимся в больнице? Следует ли мне позвонить и убедиться, что с ними все в порядке? Или нужно подождать, пока не пройдет пять минут?
Вот черт!
А тут еще и публичные выступления. Люди часто говорят: «Это такая честь быть номинированным, верно?» Наверное, да. Мне нравится находиться среди публики. Но когда мне приходится выступать перед людьми, которых я уважаю, меня охватывает страх, что сейчас я начну блеять, как овца, прежде чем смогу хоть чуть-чуть успокоиться.
Теперь вы все знаете. Перед вами правдивая исповедь настоящего катастрофиста. Хотелось бы мне, чтобы от этого состояния было лекарство, но я уверена, что та же самая часть моего мозга, которая вызывает эти безумные спирали, и позволяет мне любить чтение и придумывать истории. Нужна лишь искра, а дальше я все сделаю сама. (Вообще-то я очень суеверна, и мне кажется, что, думая о плохом, я защищаю себя от этого самого плохого.)
Это моя собственная безумная смесь. Могу ее запатентовать. Я точно знаю, в какой части мозга она обитает. Именно туда я направляюсь за юмором, необходимым в писательской работе. Связь с собственными слабостями делает мою работу аутентичной. У вас тоже есть собственные уникальные слабости и недостатки. И вы должны их честно осознавать. Вы должны пролить на них свет любви, потому что именно в вашей уязвимости и творческой натуре живут ваш голос и ваш огонь.
Не считайте, что вы достаточно хорошо знаете себя. Все мы носим маски и делаем это так часто, что не снимаем их даже дома. Несмотря на все мое беспокойство и поиски личной аутентичности, я смогла понять, насколько сильно цензурирую себя даже в повседневной жизни, только после своей немыслимо провальной издательской затеи 2014 года, когда я попыталась найти финансирование для издания своего романа в стиле магического реализма. Я не говорю о том, что вы не должны проявлять доброту и чуткость по отношению к другим людям. Я не говорю о том, что вы должны думать только о себе. Просто сама я поняла, что чрезмерно тщательно обдумываю все, что говорю или пишу, чтобы случайно кого-то не обидеть и не задеть. Я старалась быть удобной для всех. И это не шло на пользу ни мне самой, ни тем, кого я любила. И уж конечно, это не шло на пользу моему писательству – а это на тот момент было важнее всего.
Чтобы хорошо писать, вы должны познать себя и быть собой – по крайней мере, на странице.
ИСТИНА ПРЕЖДЕ ИСТОРИИ
Я придумала простое упражнение из трех частей, которое поможет вам повысить свое самосознание и подтолкнет вас к мыслям о том, как применить его в писательстве. Упражнение я назвала «Истина прежде истории». Целиком оно описано в конце главы, а пока я опишу его в общих чертах.
Шаг 1. Откройте блокнот, который вы завели после прочтения вступления к этой книге. С первой страницы начните записывать свои мысли по пяти темам, посвящая каждой теме десять минут. Если вы не знакомы с теорией свободного письма, поясню: вы должны освободиться от предрассудков и страха. Пишите, что приходит вам в голову, не думая о том, как к этому отнесутся другие. Сейчас важно количество, а не качество. Для писательства жизненно важно отключиться, и свободное письмо – лучший и самый быстрый способ сделать это. Что же за пять тем я хочу вам предложить? Пишите о том, чего вы боитесь больше всего, чем больше всего гордитесь, каковы ваши самые сильные стороны, чего вы стыдитесь больше всего. А самое главное – напишите о том, к чему вы стремитесь всей душой.
Шаг 2. Три дня носите блокнот с собой и каждый день по три раза записывайте свой внутренний монолог. Я советую установить таймер, который будет напоминать вам об этом задании. Так вы сможете понять, что происходит в вашем разуме, когда вы не обращаете внимания на собственные мысли.
Шаг 3. Проанализируйте информацию, собранную на шагах 1 и 2. Разберитесь в ней. Оставьте то, что созвучно вашей душе, и откажитесь от остального. Начните думать, как можно использовать этот материал в романе. Пока что вы не представляете себе свой роман – и это совершенно нормально. Продолжайте работать. Важен процесс.
Я хочу вам помочь и для этого покажу свой третий шаг. Но ни первый, ни второй я не покажу никому ни за какие коврижки. Эти записи беспорядочны, несвязны и ужасны. Думаю, ваши будут такими же. Нелегко отразить истину на бумаге. Помните: вы не обязаны никому показывать эти записи. Если моих слов недостаточно, советую сразу же разорвать исписанные странички и сжечь их. Я говорю серьезно. Вам нужно проникнуть в прошлое и открыть истину, но жить с ними вы не обязаны. Это упражнение принесет вам облегчение, а третий шаг можно осуществить по памяти. Третий шаг – единственный необходимый для вашего романа.
Вот мой третий шаг. Это результат свободного письма на пять тем на первом шаге (чего я боюсь, чем горжусь, мои сильные стороны, чего я стыжусь, мои жизненные цели) и фиксации случайных мыслей на втором шаге. Анализируя информацию, собранную на двух этапах, я начала думать о том, как это можно использовать в своем романе. Так все и вышло. Читая мой пример, вы должны думать о собственном третьем шаге.
Чего я больше всего боюсь
Оказалось, что больше всего я боюсь быть самой собой, прекрасной и безобразной Джесси. Я боялась того, что люди будут смеяться надо мной. Я буквально выбрила себя с тем, чтобы стать абсолютно гладкой и с легкостью вписываться в различные социальные ситуации. Я боялась отпугнуть потенциальных читателей.
Я довольно непристойна. Я люблю ругаться. Черт! Видите? Мне даже набирать ругательства нравится. Чертовский черт!
Я часто совершаю промахи. Как-то раз сын спросил, можно ли ему купить дезодорант «Axe». Я ответила: «Нет, потому что от него у тебя сморщатся яички». В то время ему было двенадцать лет. Он был в ужасе, но не стал переспрашивать. Я называю это хорошим воспитанием (дезодорант тот пах смесью запаха мускусного быка с запахом нагревшегося на солнце автобуса, битком набитого средиземноморскими мачо), но другим людям это показалось бы немыслимо грубым. Поэтому я не стала писать об этом в Facebook, но мне страшно хотелось этим с кем-то поделиться. И этим кем-то стали вы.
Я либерал. И феминистка. Я никогда не говорю на политические темы, потому что живу в Миннесоте. Мне не хочется затыкать людей или производить впечатление всезнайки. Я не хочу, чтобы люди были жестоки ко мне или отвергли меня. И все же я либерал, что бы кто ни говорил. Я уважаю права человека – и в том числе право геев на брак. Я люблю чистый воздух и здоровую пищу. Я считаю, что лучше вкладывать деньги в людей, чем в корпорации. Я думаю, что каждый психически здоровый человек хочет быть достойным членом общества, заботиться о себе и своей семье. И поэтому он должен иметь хотя бы столько возможностей, сколько есть у меня. Человек имеет право жить там, где он хочет, получать кредиты. Человек имеет право на то, чтобы на работе его ценили по способностям, а не по половой, расовой или сексуальной принадлежности. И все должны иметь доступ к качественному образованию. Все это правильно и хорошо. Мне нравится обоснованное несогласие (родные и друзья не всегда разделяют мою точку зрения). Я не боюсь сказать «не знаю». А горделивое невежество, спросите вы? Это приводит меня в бешенство.
Мое чувство юмора не всегда можно назвать кошерным. Иногда мне кажутся смешными очень странные вещи. Странные и ужасные – например, фотография двух морских пехотинцев, позирующих у трупа раздавленной белки, словно на сафари.
Иногда мне не хочется двигаться и что-то делать. Я охвачена страхом. Мне страшно, что люди будут смеяться над моими книгами. Мне кажется, что они увидят меня насквозь и отвернутся. Я боюсь, что искра, которая заставляет меня желать рассказывать истории и писать книги, исчезнет, и я останусь ни с чем. Это означает, что я не всегда бываю забавной и интересной. Моя забавность – это суперсила, которую нужно набирать. Я не могу получить ее легко и свободно, через Wi-Fi.
Я не религиозна, но считаю себя духовным человеком. Это качество пришло ко мне не по расчету. Просто я стараюсь относиться к людям так, как мне хотелось бы, чтобы относились ко мне. Иногда я разговариваю о медитации, чувстве благодарности или позитивной визуализации. Я ищу (и нахожу) магию вокруг себя в ослепительной улыбке дочери, в свете, пробивающемся через желтые осенние листья, в том, что сын мой предпочел проявить доброту, не настаивая на собственной правоте. А разве не волшебство – встреча с одноклассником в первый раз за десять лет и сразу после того, как он приснился мне ночью? Все это магия.
Больше всего я боюсь выпустить эту «истинную себя» в мир – я боюсь быть отвергнутой. Как же использовать это в своем писательском труде? Своеобразное чувство юмора и склонность к ругательствам я подарю миссис Бернс, одержимой сексом даме восьмидесяти лет, любимой героине моей первой детективной серии. Страх быть осужденной за левацкие политические взгляды получит другая героиня, девушка из большого города, оказавшаяся в глубинке и чувствующая себя не в своей тарелке. Такая девушка существовала в той же серии. Признав свою духовность и веру в то, что я называю «кухонной магией», я поняла, что хочу, чтобы этого в моей жизни было больше. И тогда я написала книгу в стиле магического реализма – на ее издание я пыталась собрать деньги. Я чувствую, что мне еще есть в чем покопаться, поэтому собираюсь превратить книгу в целую серию.
Чем я больше всего горжусь
Интересно, что из пяти пугающих писательских заданий упражнение «Истина прежде истории» оказалось для меня самым трудным. Искать достижения было очень трудно. Нельзя было ограничиться традиционным заявлением о том, что «мое величайшее достижение – это мои дети». Нужно было копнуть глубже. И кроме детей, я больше всего горжусь своим писательством. Я действительно считаю себя хорошим писателем, а порой даже великим. Первые мои опубликованные книги были неровными, но я продолжаю читать, трудиться и слушать. Каждый следующий роман лучше предыдущего. Я действительно, действительно горжусь своими книгами. И я перестану извиняться за неуклюжий сюжет «Майского дня» («СОС») и за то, что мне нравится писать смешные, полуромантические детективы (среди всего прочего).
Когда речь заходит о том, чтобы поставить самосознание на службу писательству, мне хочется понять, как действует этот невидимый барьер между мной и признанием своих достижений. Чувствуют ли то же самое и другие люди? Можно ли использовать это качество, чтобы описать персонажа, переживающего аналогичный внутренний конфликт? Я хочу создать героиню, которая кажется окружающим сильной и уверенной, но втайне отказывается признавать собственные достижения. Почему она себя так ведет? Я сделала пометку в своем блокноте, чтобы вернуться к этой мысли позже, потому что мне кажется, что подобная черта сделает частного детектива, над которым я сейчас работаю, более интересной и сложной личностью.
Мои сильные стороны
Любознательность, вера в постоянное саморазвитие, которое более напоминает процесс бега с крутого склона в попытке удержать равновесие, чем продуманный план. Кроме того, я не злопамятна. Это мои сильные стороны. Отсутствие злопамятности всегда меня удивляет, потому что, если бы вы со мной познакомились, то сочли бы меня человеком, способным таить злобу. Мне нравится контролировать ситуацию. Я агрессивна. Мое чувство юмора бывает слишком резким. Но я никогда не могу отчетливо вспомнить что-то плохое. Я бываю вспыльчива и раздражительна, но быстро остываю. Мне нравится это качество – и два других тоже. И хотя бы одно это качество присутствует в каждом моем персонаже, в героях моих книг. Именно это позволяет мне делать моих героев живыми и настоящими. Мне приятно иметь эти качества. Они у меня есть – и я могу хорошо их описывать. А это важно, потому что герои должны иметь недостатки – и достоинства, которые эти недостатки уравновешивают.
Самый постыдный мой поступок
Больше всего мне стыдно за то, что я ударила Зою. Но чтобы показать вам истинный смысл этого упражнения, я расскажу вам о втором самом постыдном моем поступке. И после этого вам останется только удивляться, как этому ребенку удалось пережить детство.
Когда я впервые взяла Зою на руки, я в первый раз в жизни ощутила истинную любовь. Чтобы вы не думали, что все было так просто, скажу, что произошло это после двадцативосьмичасовых родов. К концу этого времени я уже кричала: «Мне все равно! Хоть санитара зовите, лишь бы кто-нибудь вытащил из меня этого ребенка!» И все же моя любовь к Зое была самой честной и чистой эмоцией, какую я когда-либо испытывала. Этот изумительный, восхитительный ребенок полностью перевернул мой мир в самом лучшем смысле слова. Вот почему мне так стыдно за то, что в течение первого года ее жизни я не могла взяться за нож, когда она находилась в одной со мной комнате. Меня охватывал сильнейший иррациональный страх, что каким-то образом нож может выскользнуть из моей руки, пролететь через всю комнату и вонзиться в ее нежное тельце.
ХЛОП.
Я говорю совершенно серьезно. В тот момент такое событие казалось мне столь же реальным, как и мои собственные руки.
Я делала все, чтобы избавиться от этой картины, которая постоянно присутствовала в моем разуме. Но мне это не удавалось. (Не думать о белом медведе… Не думать о белом медведе…) Это было ужасно и постыдно. Как в моей голове могут крутиться такие жестокие и темные мысли, связанные с невинным ребенком?
Я считала себя худшей в мире матерью. Я никому об этом не говорила. Но, приступая к готовке, я усаживала Зою в качалку в другой комнате. Она должна была находиться за стеной, вне поля моего зрения, чтобы я была уверена в том, что нож никаким образом не сможет вонзиться в нее. Борьба с мыслями о ноже, вырывающемся из моих рук, была настолько болезненной, что во время готовки я часто плакала.
После первого дня рождения Зои, когда я перестала кормить ее грудью, странная одержимость ножом исчезла. Ууууф. Вот она была, мучила и терзала меня, и вдруг ее не стало. Я никогда прежде не испытывала ничего подобного. Слава богу, после рождения сына эта мысль не вернулась. Я совершенно забыла об этом. А потом, спустя два года моя тетя случайно обмолвилась, что ее подруга после рождения первого ребенка была одержима страхом, что она может засунуть ребенка в морозилку и забыть об этом. Эта молодая мать была педиатром, психически здоровой женщиной. Никогда прежде подобные мысли ее не посещали. Конечно же, она никогда не засовывала ребенка в морозилку, но мысли о том, что это может произойти, ее не оставляли.
Очевидно, подобные навязчивые мысли после родов – «Я так страстно желаю не причинить вреда своему ребенку, что не могу думать ни о чем, кроме этого самого вреда» – довольно распространены. Если бы я рассказала об этом кому-то или хотя бы записала в дневник, я смогла бы избавиться от них и от мучений, с ними связанных. Я на целый год была бы избавлена от страданий. Все это проявилось во время свободного письма на первом шаге. Я твердо решила включить эту черту характера в описание будущей героини моего романа. Это реальное, истинное чувство. Моя героиня найдет отклик в сердцах миллионов женщин, у которых тоже были навязчивые послеродовые мысли. И борьба с такими мыслями могла бы стать мощным побочным сюжетом любой книги.
К чему я стремлюсь в жизни
О! Это главный вопрос. Именно здесь вы найдете сюжет для своего романа, потому что хотя бы один из ваших героев будет стремиться к тому же, к чему стремитесь и вы. Знаменитая аксиома «пиши о том, что знаешь» говорит не о том, что если вы учитель, то и ваш герой должен быть учителем. И не о том, что сюжет должен разворачиваться в Чикаго, потому что вы хорошо знаете дороги этого города. Вы должны исследовать собственные эмоции, рассказывая о вымышленном персонаже. Мои цели в жизни – это истинная любовь, здоровые дети, высокая самооценка, справедливость, деньги. И любой персонаж, о котором я буду писать в этом году, захочет того же.
Все, что вы только что прочитали, – это мой список, составленный на третьем шаге. Это мой сад. Я сажаю, поливаю, пропалываю, чтобы собрать урожай. И урожаем этим станут достоверные, живые персонажи нового романа.
Как выглядит ваш список?
Это очень важно. Это основа вашего писательства.
Закончив упражнение «Истина прежде истории», вспомните, что истины ваши не являются постоянной величиной.
Это не эпитафия.
Но это именно то, что будет происходить с вами в следующем году. Автор безумно смешных бестселлеров Анн Ламотт называет аутентичные воспоминания сырой глиной, тем, из чего вы сможете вылепить свою историю и ее героев. Я называю такие воспоминания вашими чернилами и вашим сердцебиением на следующий год. Вам понадобится и то и другое, поэтому всегда держите их под рукой, чтобы видеть, когда будете писать свою книгу.
Поверьте, это необходимо.
А что с той оранжевой бегонией? Оказалось, что ее оставила у моего порога старая университетская подруга, которая узнала, что я переехала в этот город. Она поставила цветок, но не оставила записки, потому что под рукой не оказалось ручки. Представляете? А я-то вообразила себе серийного убийцу!
ИСТИНА ПРЕЖДЕ ИСТОРИИ
Шаг первый, день первый
Свободное письмо.
1. Выкроите в своем расписании 50 минут.
2. Раскройте свой блокнот.
3. Выделите на каждое задание отдельную страницу, разделяя их чистой.
a. Больше всего я боюсь…
b. Больше всего я горжусь…
c. Мои самые сильные стороны…
d. Больше всего я стыжусь…
e. В жизни я стремлюсь к…
4. Установите таймер на десять минут. Свободно пишите на первую тему. Когда таймер звякнет, поставьте его еще на десять минут и переходите ко второй теме. Продолжайте так, пока не уделите по десять минут всем пяти темам. В свободном письме есть только одно правило: важно количество, а не качество. Главное – писать все, что придет вам в голову. Не критикуйте себя, не думайте о грамматике, не останавливайтесь, пока не звякнет таймер. Свободное письмо – это кратчайший путь к собственной мудрости. Ныряйте в этот процесс, не сдерживайте себя. Помните, что все написанное вы можете сжечь сразу же, как закончите. Этот мильный маркер все равно пойдет вам на пользу.
Шаг второй, второй-четвертый дни
НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ В СОБСТВЕННЫЙ МОЗГ
Носите блокнот с собой в течение трех дней. Напоминайте себе по три раза в день вести записи. Выделите для этого периоды, когда вы сможете пять минут, не прерываясь, писать на заданную тему. Когда таймер звякнет, пишите о том, что вы сейчас думаете. Чем более честны вы будете с собой, тем лучше. Будьте готовы к тому, что ваши мысли могут либо привести вас в ужас, либо повергнуть в смертельную скуку. А может, вы почувствуете и то и другое. Одновременно. Ужаскука.
Третий шаг, пятый день
ОРГАНИЗАЦИЯ
Перечитайте свои записи (или мысленно вернитесь к ним, если вы все сожгли). Изучите девять случайных записей. Подчеркните то, что кажется вам важным, и используйте это для создания личного скетча, как это сделала я. Все это предназначается только для вас. Будьте честны и откро венны.
В конце каждого скетча запишите хотя бы два предложения о том, как можно использовать ваши открытия либо для описания персонажа, либо для развития сюжета вашего романа. Поступите так же, как поступила на третьем шаге я. Не волнуйтесь, если пока задача вам не совсем ясна. Каждое упражнение этой книги основывается на предыдущем. И с каждым последующим шагом вы будете все больше приближаться к созданию своего романа.
Назад: Перепиши[1] свою жизнь
Дальше: Часть II. Средства вашей трансформации
